Не трудно заметить, что советы писателя китайскому народу основаны на все той же излюбленной им идее непротивления злу насилием, — отсюда и его возвеличивание китайского «духа терпения» в борьбе с врагом. Однако главное в письме Толстого не эти ошибочные воззрения. Оно было манифестом дружбы, провозглашенным великим русским писателем через голову царизма и в противовес политике реакционных кругов Китая. Писатель выразил мнение своего народа. И голос его дошел до сознания и сердца китайцев. Отклики на письмо Толстого мы находим в передовой китайской публицистике этих лет и позднее — в статьях Лу Синя, Мао Дуня и других выдающихся деятелей китайской культуры.
Переписка с Чжан Чин-туном была первой нитью, которая связала Толстого с передовыми деятелями Китая. Вскоре после этого свою любовь и уважение к русскому писателю выразили многие ученые, писатели, журналисты, крупнейшие китайские актеры и художники.
В марте 1906 г. Толстой получил из Шанхая от русского генерального консула Л. Бродянского письмо следующего содержания:
«Глубокоуважаемый граф Лев Николаевич! Один из современных китайских писателей г-н Ку Хун-мин обратился ко мне с просьбой переслать Вам его книгу «Papers from a viceroy's Yamen» 42 и брошюру о японской войне43. С особенным удовольствием исполняя его просьбу, остаюсь с глубоким почтением
Покорный слуга Л. Бродянский».
О том, какое впечатление произвели на Толстого книги китайского ученого, сведений не сохранилось. Однако можно сказать с уверенностью, что Толстой читал их очень внимательно. Об этом свидетельствуют прежде всего пометы на полях этих книг. Писатель отмечал заинтересовавшие его или показавшиеся ему спорными места. Кроме того, под впечатлением этих книг было начато ответное полемическое письмо, разросшееся вскоре в большую статью — «Письмо к китайцу», ставшую впоследствии всемирно известной. Так осуществился давний замысел Толстого публично обратиться к китайскому народу и изложить свои воззрения на его настоящее, прошлое и будущее.
Кто такой был Ку Хун-мин? Русский консул Л. Бродянский в своем письме назвал его писателем — это не совсем точно. Ку Хун-мин был ученым и политическим деятелем, автором ряда книг по истории Китая, философии и по современным ему политическим проблемам.
Книги, которые он прислал Толстому, демонстрируют остроту мысли китайского ученого. В брошюре о русско-японской войне сделана попытка осмыслить причины войны с точки зрения китайской классической морали и этики, с позиций либеральной китайской интеллигенции. Военные действия против китайского народа, утверждает автор брошюры, — это не только схватка больших держав из-за добычи, но и столкновение двух жизненных укладов, двух культур: порочной культуры буржуазного Запада и самобытной, основанной на нравственных началах культуры Востока. Конечно, носитель гуманистической культуры Востока — не императорская Япония, перенявшая методы грабежа и колониального разбоя у европейских стран, а китайский народ, из-за богатств которого шла борьба на Дальнем Востоке. Япония лишь географически — страна Востока; ее правители усвоили дух насилия и грабежа, свойственный европейским милитаристам, поэтому она, по мысли автора, находится в одном лагере с европейскими державами.
Осуждение политики европейских держав на Востоке составляет содержание и второй книги Ку Хун-мина. В обеих он излагает свой взгляд на пути дальнейшего развития Китая, и отсюда начинаются несогласия Толстого с ним. Китайский публицист, отмечая крайнюю отсталость своей страны в промышленном и политическом отношении, требует коренных реформ всей экономической и общественной жизни. Он стоит за ускоренное промышленное развитие Китая, создание самостоятельной отечественной индустрии, модернизацию отсталого земледелия, использование новейших достижений науки и техники. Ку Хун-мин считал необходимой также буржуазную реформу государственного управления, которую мыслил, однако, в рамках существующей монархии.
Ознакомившись с книгами Ку Хун-мина, Толстой, как всегда, захотел еще что-нибудь почитать на эту тему и взял статью о Китае в энпиклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона44. Однако она не удовлетворила его. «Очень плохая статья, — сказал он, — фабричная ученость: выписано очень много источников, династии, география, а общего понятия не дает»45.
Неизвестно, что еще читал Толстой в этот период о Китае, по 15 сентября 1906 г. он отметил в дневнике: «Кончил статью, и о земле, и начал письмо китайцу, все о том же» (55,244).
«Письмо к китайцу», как и статья «О значении русской революции», содержит обзор истории человечества с позиции религиозно-нравственного учения Толстого. Писатель отмечает, что с самых древних времен среди людей мирных и трудолюбивых выделялись хищные и праздные, которые нападали на них и заставляли на себя работать. Толстой не раскрывает причин появления таких людей, не говорит он и о том, что мирные трудолюбивые люди веками боролись против угнетателей. Но он указывает, что насилие одних над другими становилось все более жестоким, пока не стало совершенно невыносимым. «Так это было во всем мире, так это до последнего времени продолжается и среди восточных народов и в особенности в огромном Китае» (36,292).
Однако такое положение не может продолжаться вечно. С одной стороны, «насильническая власть по самому свойству своему все более и более развращается», а с другой — подвластные люди все более и более просвещаются и начинают осознавать невыносимость своего положения. И вот наступило время, когда все человечество ищет пути уничтожения или ограничения насильнической власти.
Западные народы, утверждает он, ограничивают власть «посредством представителей», т. е. вводят буржуазно-демократические порядки. Русский народ ищет других путей решения этой проблемы. «В настоящее время, — пишет Толстой, — я думаю, что наступил черед и восточных народов, и для Китая, точно так же почувствовать весь вред деспотической власти и отыскивать средства освобождения от деспотической власти, при теперешних условиях жизни, ставшей непереносимой» (36, 293).
В Китае, говорит Толстой, тысячелетиями поддерживался культ властителя — богдыхана, якобы умнейшего и добродетельнейшего из всех людей. Народ верил в божественное происхождение и неземные добродетели богдыхана, и это делало императора могущественным и часто превращало в жестокого необузданного деспота, повелевавшего жизнями миллионов людей. Но этот культ, утверждает писатель, уже давно отжил и не может не рухнуть окончательно. Он мог существовать в давние времена, когда огромные пространства отделяли властителя от народных масс, а первобытные средства связи и пути сообщения не давали ему возможности реализовать свою власть на практике. Другое дело сейчас, в эпоху телеграфов, телефонов и электрических двигателей, когда каждый акт государственного насилия немедленно распространяется на всех подданных.
Толстой напоминает в этой связи известные слова Герцена о том, что Чингисхан с телеграфом и электрическими двигателями невозможен. Если и существуют еще на Востоке чингисханы или им подобные, то ясно, что час их пробил и что они — последние.
По какому же пути должны пойти восточные народы, в частности Китай?
Ответ на этот вопрос Толстой дает, опять же исходя из идеи непротивления злу насилием.
«Только бы, — заклинает он, — продолжали китайские люди жить так, как они жили прежде, мирной, трудолюбивой, земледельческой жизнью, следуя в поведении основам своих трех религий: конфуцианству, таосизму, буддизму, сходящимся всем трем в своих основах к освобождению от всякой человеческой власти (конфуцианству), неделания другому того, чего не хочешь, чтобы делали тебе (таосизму), самоотречения и смирения и любви ко всем людям и ко всем существам (буддизму), и сами собой исчезнут все те бедствия, от которых они страдают теперь, и никакие силы не одолеют их» (36, 299).
Вряд ли нужно сейчас, в свете поучительного многовекового опыта национально-освободительной борьбы всех восточных народов, полемизировать с Толстым, оспаривать его утверждение, будто все бедствия исчезнут от одного лишь следования древним религиям. Утопичность и наивность общественно-политической концепции писателя выступают здесь со всей очевидностью.
Однако явные слабости позитивной части «Письма к китайцу» не должны заслонить его сильных, прогрессивных сторон. Выше уже говорилось, с какой силой и страстью Толстой обличал в «Письме» империалистов и колонизаторов, отстаивал свободу и независимость китайского народа. Следует добавить, что Толстой высказал здесь свое глубочайшее уважение к китайскому народу и его культуре.
Толстой придавал большое значение этой статье. Предназначая ее прежде всего для Китая, он вместе с тем желал и скорейшего опубликования ее в европейской печати. Поэтому, посылая рукопись в Лондон, Толстой просил В. Г. Черткова без промедления перевести ее на иностранные языки. К концу октября статья была переведена и стала появляться в европейской прессе.
Иной оказалась судьба статьи Толстого в Китае. Несмотря на то что «Письмо» было отправлено прежде всего в Шанхай к Ку Хун-мину, оно в этот период в Китае не увидело света. Статья была напечатана на китайском языке (не в полном виде) лишь в 1907 г., и то за границей — в газете «Новый век», выходившей в Париже. В самом Китае она была впервые напечатана лишь в 1911 г. в первом номере журнала «Дунфан» («Восток»).
В заключение следует сказать, что после опубликования «Письма к китайцу» связь Толстого с Ку Хун-мином не прекратилась. Китайский ученый продолжал посылать в Ясную Поляну свои труды. 26 октября 1908 г. Толстой записал в дневнике: «Получил вчера книгу от китайца. Заставляет думать» (56, 152). Речь идет здесь о книге Ку Хун-мина «Всеобщий порядок, или Поведение жизни. Конфуцианский катехизис», изданной в Шанхае в 1906 г. Вместе с ней Ку Хун-мин прислал и другую свою книгу — «Великое учение высшего воспитания».
Толстой с интересом прочитал эти книги, но не мог ответить Ку Хун-мину, который и на этот раз не сообщил своего адреса. Так и получилось, что, обмениваясь книгами в течение почти трех лет, Толстой и Ку Хун-мин не переписывались.
Последним знаком внимания и уважения Ку Хун-мина к Толстому была его поздравительная телеграмма, присланная в августе 1908 г. к восьмидесятилетию писателя, а также приветственный адрес, который он подписал вместе со многими другими деятелями китайской культуры40.
В последние годы жизни Толстого интерес к его произведениям во всех странах Востока, в том числе и в Китае, необычайно возрос. К этому времени относится появление первых переводов сочинений русского писателя на китайском языке.
В августе 1906 г. Толстой получил из Китая от немецкого миссионера И. Генера, принявшего китайскую фамилию Е Дао-шэн, письмо с сообщением, что он перевел на китайский язык ряд его народных рассказов47.
Толстой ничего не знал об И. Генере и вряд ли сочувствовал его деятельности миссионера, но к его намерению перевести на китайский язык народные рассказы отнесся положительно. К сожалению, ответ Льва Николаевича Генеру не сохранился, но о содержании его можно судить по следующей записи в неопубликованном дневнике Д, П. Маковицкого:
«Сегодня я по поручению Льва Николаевича написал I. Gener'y {Hongkong's Konigliche Mission), что Лев Николаевич радуется тому, что он перевел на китайский язык его народные рассказы, и спрашивал его, не будет ли иметь успех на китайском языке "Круг чтения" и не взялся ли бы он перевести его»48.
Таким образом, Толстой не только одобрил инициативу переводчика, но и побуждал его продолжить эту работу.
Народные рассказы в переводе И. Генера (Е Дао-шэпа) действительно вскоре увидели свет. Это самый ранний из известных переводов Толстого на китайский язык43. Сборник вышел в Гонконге в 1907 г. под заголовком «Религиозные рассказы». В него вошли двенадцать народных рассказов Толстого, в том числе «Хозяин и работник», «Много ли человеку земли нужно?», «Где любовь, там и бог», «Бог правду видит, да не скоро скажет» и др.50.
Годом позже, в марте 1908 г., Толстой снова получил письмо, касающееся издания его произведений в Китае, на этот раз от русского инженера Якова Ивановича Панфилова, который в 1907 г. посетил Ясную Поляну. Панфилов писал:
«Я вам пишу, глубокоуважаемый учитель Лев Николаевич, по поручению одного из моих китайских друзей. Я имел уже случай говорить с Вами осенью прошлого года (если Вы припомните того горного инженера, который ехал из Восточной Сибири и направился к Вам с целью услышать от Вас мнение по очень волнующему поводу, но, к сожалению, выбрал мало удачный путь) и тогда еще узнал от Вас о том внимании, которое уделяете Вы этому глубоко интересному народу. Я жил среди китайцев немного, но и за небольшой период времени не мог не полюбить и не привязаться к этим трудолюбивым и добрым людям».
Автор письма рассказывает, как много места занимают в жизни простых китайцев духовные интересы, проблемы нравственности.
Далее Панфилов излагает цель своего обращения к Толстому. Один из его китайских друзей, «добрый и умный Чинь Ю-са, огородник по профессии», прислал ему письмо с просьбой запросить Толстого, какие свои произведения он рекомендует для перевода на китайский язык. «Охотно, — сообщает Я. И. Панфилов, — исполняю его просьбу и пишу Вам о ней. Тем с большей готовностью делаю это, что понимаю желание моего китайского друга обратиться именно за Вашим указанием и к Вашему мнению. В недалеком будущем китайский народ, видимо, ждут очень тяжелые испытания, могущие произойти из принятия тех европейских форм жизни, на великое зло которых Вы всегда указываете».
Письмо заканчивается словами: «Пока послал Чинь Ю-са столько экземпляров Вашего "Письма к китайцу", сколько мог приобрести. Уведомил его, что с радостью исполняю его просьбу, пишу Вам и буду с нетерпением ждать Вашего ответа, чтобы немедленно его передать подробно. Глубоко вас любящий Яков Панфилов».
Прочитав это письмо, Толстой пометил на конверте: «Ответить. Очень важно». Вскоре был написан ответ:
«Получил ваше письмо, Яков Иванович, очень интересное и мне очень приятное. Посылаю вам несколько книг и предоставляю вашему другу Чинь Ю-са выбрать то, что он хочет; впрочем, я обозначу те, которые, думаю, могут быть более интересны китайцам».
Нам неизвестно, воспользовался ли Чинь Ю-са разрешением Толстого и перевел ли на китайский язык присланные ему книги, но уже само его обращение к Я. И. Панфилову говорит о том, сколь велик был интерес к произведениям Толстого в Китае.
Жизнь китайского народа, о которой Толстой много читал5l и которая не переставала интересовать его и в последние годы его жизни, часто была темой бесед в яснополянском доме. В середине мая 1908 г. Толстого навестил его знакомый Г. Н. Фохт, который несколько лет жил в Дунбэе (Маньчжурия) и участвовал в русско-японской войне. Лев Николаевич долго расспрашивал его о жизни китайских крестьян, о том, как они обрабатывают землю, о нравах простых людей. Потом он с гордостью за китайских крестьян рассказал своим близким, со слов Фохта, как русские солдаты, которые сначала пренебрежительно отнеслись к китайцам, потом, приглядевшись к их быту, прониклись к ним уважением52.
Порой в беседах с близкими Толстой сетовал на то, что в России мало хороших книг о Китае. Д. П. Маковицкий записал в своем дневнике:
«...Лев Николаевич говорил о Китае — каково там отношение народа к правительству. Ему кажется, что правительство там плохо организовано и его влияние на массы народа ничтожное. Но он жаловался, что не имеет ясного понятия о делах в Китае, а о Японии имеет. Там правительство крепко организовано. Лев Николаевич желал бы прочесть хорошую книгу о Китае»53.
Как раз в эти дни Толстой получил книгу Б. Демчинского «Россия в Маньчжурии» (1908) с дарственной надписью автора и прочитал ее с большим интересом.
28 августа 1908 г. исполнилось 80 лет со дня рождения Толстого. Еще задолго до этого срока в России и в ряде других стран возникли инициативные группы деятелей культуры и общественные комитеты, которые готовились отметить эту дату как праздник всемирной литературы. Узнав из газет о поднятой вокруг его имени шумихе, писатель поспешил специальным обращением к русским друзьям прекратить подготовку к юбилею. Желание Толстого было удовлетворено, однако ничто не могло помешать читателям всех стран мира выразить свою любовь и уважение к великому русскому писателю. Его поздравляли люди всех стран, всех профессий и возрастов. Среди множества писем пришло приветствие и из Китая. Вот что рассказала о нем газета «Речь» в номере от 14 сентября 1908 г.:
«Своеобразный адрес послали китайцы нашему великому писателю Льву Николаевичу Толстому по случаю, как они выражаются, "восьмидесятилетнего путешествия его вокруг солнца".
В знаменательный день, 28 августа, все газеты в Шанхае, имеющие громадное распространение в стране, поместили статьи и очерки жизни, полные глубокого уважения к Льву Николаевичу. Возникла мысль о переводе всех сочинений Льва Николаевича на китайский язык. На многочисленном собрании китайской интеллигенции решено было послать приветственную телеграмму Толстому и поднести ему адрес, составленный китайским писателем Ку Хун-мином».
Адрес этот, написанный на китайском, русском и английском языках, сохранился в архиве писателя. Адрес начинается словами:
«Высокочтимый Лев Николаевич! Собравшись вместе в ознаменование 80-летия Вашего рождения, мы шлем Вам свое поздравление с выражением восхищения перед величественной задачей, которую Вы выполнили. Мы глубоко уважаем и ценим искренность и мужество, с которым Вы рассматриваете трудные проблемы религиозной, нравственной и социальной жизни и показываете миру дорогу к истине. Независимое и свободное мышление избавит человечество от тяжелых пут, ложных верований, ложных обычаев, которые в прошлом препятствовали полному росту умственной и моральной жизни человечества».
Далее авторы приветствия указывают на выдающуюся роль Льва Толстого в истории мировой культуры и литературы и отмечают большой интерес к его литературному творчеству среди китайской интеллигенции. Приветствие заканчивается пожеланиями русскому писателю здоровья, долгих лет жизни на благо всех народов мира.
Кроме коллективного приветствия Толстой получил письмо и от русского жителя в Шанхае, своего старого знакомого писателя С. Е. Струменского. Поздравив Льва Николаевича с юбилеем и упомянув о посланном ему адресе китайских деятелей культуры, Струменский выразил убеждение, что публичное выступление Толстого в защиту Китая «может спасти побережье Тихого океана от страшных войн и предотвратить превращение Великого Тихого океана в Великий Кровавый».
«Действительно, — пишет С. Е. Струменский, — все лихорадочно вооружаются, а китайское правительство, подражая Японии, стремится догонять в этом деле всех остальных. Европейцы помогают этому могущественными средствами. Страшные столкновения подготовляются»54.
В заключение Струменский сообщил, что он добивается перевода сочинений Толстого на китайский язык, и попросил в этом содействия писателя. Толстой через своего секретаря поблагодарил Струменского за поздравление и опять одобрил намерение перевести его сочинения на китайский язык.
В 1909 г., за год до своей смерти, писатель уделял особенно много внимания китайской культуре. Как уже говорилось, с весны и почти до конца этого года Толстой изучал китайскую философию, литературу и фольклор с целью ознакомить с ними русскую публику.
В потоке изданий, которые ежедневно поступали в Ясную Поляну со всех концов света, попадались книги и журналы со статьями о Китае, и Лев Николаевич всегда читал их. 17 апреля 1910 г. он получил журнал прогрессивной молодежи «Уорлд стюдентс джорнэл», в котором было несколько статей о жизни и быте китайского народа. Лев Николаевич заинтересовался журналом и сделал на его полях много помет55. Указания на честность, деликатность и трудолюбие китайцев вызвали у него глубокое удовлетворение. Пересказав за обедом прочитанное своим близким, Толстой, по словам его секретаря В. Ф. Булгакова, «говорил даже, что если бы был молод, то поехал бы в Китай».
«Меня занимают китайцы, — говорил он, — четыреста миллионов людей, которым хотят привить европейскую цивилизацию»56.
30 августа в Ясную Поляну приехал возвращавшийся из путешествия по Китаю и Японии Джемс Мавор, профессор политической экономии в Торонто (Канада). Он долго рассказывал Льву Николаевичу о своих впечатлениях от Китая, о его экономическом положении. Особенно интересовали Толстого китайская деревня, труд крестьян.
Одним из последних собеседников Толстого, с которым он говорил о Китае, был его близкий знакомый П. А. Буланже, автор брошюр о китайской философии. Речь шла о путях развития Китая, о его ближайшем будущем. И, вопреки своему прежнему мнению, Толстой на этот раз высказался в том смысле, что пути капиталистического развития Китаю не избежать. Как ни сопротивляются простые люди Китая влиянию западной цивилизации, они не в силах противодействовать ему, ибо на них со всех сторон наведены пушки.
В этой беседе писатель проявил тот реалистический подход к положению дел в феодально-буржуазпом Китае и понимание его, которого ему не хватало в период создания «Письма к китайцу».
Писатель, разумеется, и в последние дни своей жизни был далек от одобрения революционных, насильственных форм национально-освободительной борьбы, но он постепенно подходил к мысли, что ожесточенная борьба народа за свободу и независимость Китая неизбежна.
Произведения Толстого были известны в Китае еще в 90-х годах прошлого века.
Известный путешественник К. Вяземский, совершивший в 1894 г. длительную поездку по странам Азии, свидетельствует, что когда он, беседуя с одним китайцем о литературе, упомянул имя Толстого, то оказалось, к его великому удивлению, что китаец «знал о нем и сказал, что многие из них учились русскому языку специально для того, чтобы прочесть последние труды Толстого». Оказалось, что китаец даже знал о существовании наделавшей столько шуму «Крейцеровой сонаты». «Китаец сообщил мне, — пишет Вяземский, — что многие из его соотечественников, знающих русскую грамоту, знакомы с большинством сочинений гр. Толстого»57.
Позднее, в начале века и особенно в годы первой русской революции, сочинения Толстого и статьи о нем все чаще проникали в Китай. «На книжном рынке Шанхая, умственного центра младокитайцев, не редкость встретить теперь брошюры о деятелях русской революции и о Льве Толстом», — сообщал один из русских путешественников на страницах журнала «Вестник Азии» (1909, № 1).
О большом интересе к произведениям Толстого в Китае писали, как уже говорилось, Чжан Чин-тун, Ку Хун-мин, И. Генер (Е Дао-шэн), инженер Панфилов и другие лица.
На смерть Толстого китайские газеты и журналы откликнулись сочувственными статьями. Они именовали его «великим философом», «маститым героем литературы», «религиозным реформатором, более глубоким, чем Мартин Лютер», и т. п.
По поводу книги «В чем моя вера?» шанхайская газета «Минлибао» писала: «Есть ли в нашей современной литературе книга более ценная, чем эта? Есть ли среди современных китайских писателей равный Толстому, который имел бы такое же могучее и бесстрашное сердце, как он?»58.
Китайские газеты воспроизвели приветственные адреса, посланные Толстому в день его восьмидесятилетия из разных стран. В одном из них мы читаем: «Вы выше королей, имя ваше будет живо в грядущих веках, когда имена первых будут уже совершенно забыты»59. Газеты воспроизвели и адрес присланный из Шанхая, под которым подписались не только китайцы, но и представители многих наций60.
Газета «Шэньчжоу жибао» («Шэнкчжоуская газета») напечатала в номере от 20 декабря 1910 г. биографию Толстого, назвав покойного писателя гуманистом и «истинным человеком в толковании древнего мудреца Чжуан-цзы». Газета отмечала, что суждения Толстого во многом совпадают с суждениями древних китайских философов. В журнале «Дунфан» Толстой был охарактеризован как «великий мудрец России».
Однако при жизни писателя и в первое десятилетие после его смерти его творения были в Китае достоянием лишь небольшой прослойки городской интеллигенции. Из-за слабости связей Китая с внешним миром и отсутствия квалифицированных переводчиков с русского языка произведения русской литературы издавались там только в переводах с западноевропейских языков или японского. Все же по сравнению с другими писателями Толстой уже тогда издавался довольно часто61.
Из его художественных произведений в этот период были переведены уже упоминавшиеся народные рассказы (1907), рассказы «Где любовь, там и бог» (без даты), «Упустишь огонь, не потушишь» (без даты)62, «Кавказский пленник» (1910), повести «Дьявол» (под заглавием «Грань человека и дьявола», 1911), «Крейцерова соната» (под заглавием «Страсть и ненависть», 1911), «Записки маркера» (1914), рассказы «Набег» (1915), «Чем люди живы» (1915), «Два гусара» (под заглавием «Отец и сын», 1915), «Хозяин и работник» (1915), «Севастопольские рассказы» (1917), «Утро помещика» (1917), пьесы «Живой труп» (1917), «Плоды просвещения» (1918), повести «Детство, отрочество и юность» (1918), «Семейное счастье» (1919). Впервые в эти годы появились в сокращенном виде и романы Толстого «Воскресение» (под заглавием «Сердце в плену», 1914) и «Анна Каренина» (под заглавием «Маленькая история Анны», 1917).
Уровень первых переводов был очень невысок. Не говоря уже о том, что все они были сделаны с английского, немецкого или японского языков, некоторые произведения подверглись весьма вольным переделкам и сокращениям.
Так, первое издание «Воскресения» (переводчик Ма Цзюнь-у) содержало лишь немногим больше половины текста романа. Со значительными сокращениями и многими искажениями вышли в первом издании «Анна Каренина» (переводчики Чэнь Цзя-линь и Чэнь Да-дэн), «Крейцерова соната» и другие произведения63.
До 1915 г. не было еще в Китае и сколько-нибудь значительных критических работ о Толстом. Как правило, в журналах появлялись лишь портреты писателя с краткими подписями. Один из них был напечатан в созданном Сунь Ят-сеном журнале «Минь-бао» («Народ») в 1907 г. Порой печатались газетные и журнальные заметки биографического характера, которые содержали краткие сведения о творчестве писателя. Такова, например, «Краткая биография великого русского классика Толстого», напечатанная в 1911 г. в майском номере журнала «Образование». Большинство подобных статей и заметок писалось к юбилеям Толстого или к годовщинам его смерти.
Великая Октябрьская социалистическая революция вызвала небывалый подъем революционного самосознания китайского народа, нашедший свое выражение в «движении 4 мая 1919 г.». С этого времени интерес к русским классикам в Китае резко возрос. Произведения Толстого стали издаваться более широко и в более совершенных переводах. За короткий период с 1919 по 1927 г, вышли в свет четыре сборника рассказов Толстого и отдельными изданиями «Детство, отрочество и юность» (под заглавием «Убеждение личным примером»), «Исповедь», «Что такое искусство?», «Крейцерова соната» (под заглавием «Позд-нышев убивает жену»), «Хозяин и работник» (под заглавием «Снежная ночь»), «Фальшивый купон», «Много ли человеку земли нужно?», «Власть тьмы», «Плоды просвещения», «Живой труп», «И свет во тьме светит» и др. В 1921 г. в Шанхае в переводе Гэн Цзи-чжи появилось первое полное издание романа «Воскресение».
Наследие Толстого получает в эти годы в Китае более глубокое истолкование. Правильную оценку личности и творчества русского писателя дают в своих работах Лу Синь, Цюй Цю-бо, Мао Дунь и другие прогрессивные писатели (их высказывания приводятся ниже). Интересны, по мнению исследователей, две статьи Мао Дуня: «Толстой и сегодняшняя Россия» в журнале «Сюэшэн» («Студент», март — июнь 1919 г.) и «Творчество Толстого» в журнале «Гайцзао» («Переделка», декабрь 1920 г.), а также статья «Толстой и революция» в журнале «Дунфан» (июль 1919 г.), статья Цзянь Мын-линя «Мировоззрение Толстого» («Новое образование», август 1919 г.), статья Чжан Вэнь-тяня «Искусство Толстого» (1921), главы о Толстом в «Очерке русской литературы» Мао Дуня (1920), в «Очерках русской литературы» Чжэн Чжэнь-до (1924), а также некоторые другие статьи в журналах «Дунфан», «Бэньлю» («Поток»), «Сяошо юэбао» («Ежемесячный вестник прозы») и др.64.
Много сделал для пропаганды художественного творчества Толстого выходивший с 1915 по 1926 г. журнал «Синь Циннянь» («Новая молодежь»). Он систематически знакомил читателей с выдающимися произведениями русской литературы. Еще в 1915 г. на страницах журнала (№ 2) появилась статья Жу Фыя «Уход Толстого», в которой была дана высокая оценка творчества русского писателя. В том же году (в № 4) журнал поместил вторую статью, автором которой был редактор журнала, видный китайский революционер Чэн Ду-сю. Поставив Толстого в ряд с выдающимися писателями мира, он писал: «Толстой проповедовал гуманизм, ненавидел насилие, критиковал современную цивилизацию. Он славился во всем мире своим нравственным благородством. Его нельзя считать писателем одной эпохи».
В 1917 г. на страницах «Синь Циннянь» появилась статья Лин Шу-аня «Жизнь и творчество Толстого», которую можно считать одной из первых китайских обстоятельных критико-биографических работ о русском писателе. Автор дал в ней серьезный анализ творчества Толстого как отражения русской жизни второй половины XIX и начала XX в.