гостиуехала, вотиприходится...
Онпоказалглазаминаголовудевочки. Волосикиунеебыли
разделеныпосрединениточкойпробора.
- Пейпиво, - сказалИльдар, - холодное...
Сергейподнялкружку, обвелглазамидрузейиусмехнулся,
наклонивголову, скрываятеплоту. Онлюбилсвоюгоп-компаниюи
каждоговотдельностиизнал, чтоониеготожелюбят. Его
любиликак-топо-особенному, наверноепотому, чтокогда-тоон
былсредивсехсамым "растущим", онроснаглазах, онигралза
дублеров. Унегобылихорошиефизическиеданныеисильныйудар,
ионполевидел. Иженилсяонпоправунасамойкрасивойизих
девочек.
Сергейдержалсясвоихдрузей. Толькосрединихон
чувствовалсебятаким, какшестьлетназад. Всеонипрочно
держалисьдругдруга, ипосторонниенедопускались. Словно
связанныетайнойпорукой, онинесливтесномкругусвои
юношескиевкусыипривычки, тащиливсевместевневедомое
будущеекусочеквремени, котороеужепрошло. Манераносить
кепкиикое-какиеслова, футбол, хоккей, яркиековбойкии
вечеравпарке, когдаИльдариграетнагитареипоет "Тыменя
нелюбишь, нежалеешь...". Жизньшласвоимчередом, нападающие
изащитникиженились, переходиливзапас, становились
болельщиками, унихрождалисьдети, нодети, женыивесьбыт
былигде-тозаневидимойчертойтоймужскоймосковскойжизни, в
которойопоздавшиебегутотметрокстадионусловноватаку, а
натрибунахволнение, ивсехопьяняетогромноевесеннеечувство
солидарности. Онинепонимали, почемуэтоихдевочки (тесамые
болельщицыипартнершипотанцам) сталитакимизанудами. Они
играливцеховыхкомандахизапивомвспоминалиотомвремени,
ко
- Папа, ненадоотламыватьемуголову, - сказаладевочка.
Сергейвздрогнулизаглянулвеевнимательныеистрогие
голубыеглаза, Алкиныглаза. Онопустилрукускрасным
красавцемраком. Этотголубойвзгляд, внимательныйистрогий.
Восемьлетназадоностановилего: "Уберирукииприходикомне
трезвый". Такойвзгляд. Можно, конечно, трепатьсясребятамио
том, какнадоела "старуха", аможетбыть, онаидействительно
надоела, потомучтонет-нет, авдругтебехочетсяпознакомиться
скакой-нибудьдевочкойссороковогогода, пловчихойили
гимнасткой, итызнакомишься, бывает, ноэтотвзгляд...
- Иногиемуневыдергивай.
- Почему? - пробормоталонрастерянно, кактогда.
- Потомучтоонкакживой.
Онположилраканастол.
- Ачтомнеснимделать?
- Даймнеего.
Олявзяларакаизавернулаеговносовойплаток.
Вокруггрохоталиприятели.
- Нуипацанкаутебя, Сергей! Вотэтода!
- Тылюбишьрака, Оленька? - спросилЗямка, укоторогоне
былодетей.
- Да, - сказаладевочка. - Онзадомходит.
- О-хо-хо! О-хо-хо! - изнемогалисоседниестолики. - Вот
ведьумница! Умница!
- Ану-ка, замолчали! - прикрикнулПетькаСтруков, и
соседниестоликизамолчали.
Ильдарвынултаблицучемпионатаирасстелилеенастоле, и
всесклонилисьнадтаблицейисталиговоритьокоманде, отой
команде, которая, поихрасчетам, должнабылавыиграть
чемпионат, нопочему-топлеласьвсерединетаблицы. Ониболели
заэтукоманду, ноболелинетак, какобычноболеютнесведущие
фанатики, выбирающиесвоегофаворитапокаким-тонепонятным
соображениям. Нет, простоихкоманда - этобылаКомандас
большойбуквы, этобылото, что, поихмнению, большевсего
соответствоваловысокомупонятию "футбольнаякоманда". На
трибунахонинетопалиногами, несвистелиинекричалипри
неудачах: "Меньшеводкинадопить!", потомучтоонизнали, как
всеэтобывает, ведь "пшенку" можетвыдатьлюбойсамыйклассный
вратарь: мяч - круглый, акоманда
- этонемеханизм, аодиннадцатьразныхпарней.
Вдругсулицыизраскаленногодобеладнявошелвзакусочную
человеквсветломпиджакеитемномгалстуке, ВячеславСорокин.
Егопоявлениешумноприветствовали:
- Привет, Слава!
- Сприездом, Слава!
- Ну, какЛенинград, Слава?
- Город-музей, - короткоответилСлаваисталвсемпожимать
руки, никогонеобошел.
- Здравствуй, Олюсь! - сказалондочкеСергеяиейпожал
руку.
- Здравствуйте, дядяВяча! - сказалаона.
"Откудаоназнает, какегозовут?" - подумалСергей.
Сорокинуподвинулипиво. ОнпилирассказывалоЛенинграде,
кудаонездилнародственноепредприятиесделегациейпообмену
опытом.
- Удивительныеархитектурныеансамбли, творенияРастрелли,
Росси, Казакова, Кваренги... - торопливовыкладывалон.
"Успелужеитамкультурынахвататься", - подумалСергей.
ОнтожебылвЛенинграде, когдаигралзадублеров, и
Ленинградволновалего, каклюбойнезнакомыйгород, таящийв
себеневестьчто. Ноонтогдабылрежимнымпарнемималочто
себепозволял. Неуспелкультурыпохаватьидажене
познакомилсянискем.
-...колонныдорические, конические, готические,
калифорнийские... - выкладывалСорокин.
- Молчу, молчу... - сказалСергей, ивсезасмеялись.
Сорокинсделалвид, чтонеобиделся. Щелчкамионсбилсо
столанаасфальтостанкиракаипридвинулсяктаблице. Он
прикурилуЖенечкиисказал, что, поегомнению, Команда
сегодняпроиграет.
- Выиграет, - сказалСергей.
- Данетже, Сережа, - мягкосказалСорокинипосмотрелему
вглаза, - сегодняимневыиграть. Естьзаконыигры, теория,
расчет...
- Ничертатывигренепонимаешь, Вяча, - холодно
усмехнулсяСергей.
- Янепонимаю? - сразузавелсяСорокин. - Якнигичитаю!
- Книги! Ребята, слышите, Вячанашкнигичитает! Вотон
какой, нашВяча!
Сорокинсразувзялсебяврукиипригладилсвоинежные
редкиеволосы. ОнулыбнулсяСергеютак, словножалелего.
"Да, янелюблю, когдаменязовутВячей, - казалось,
говорилаегоулыбка, - нотакназываешьменятолькоты, Сергей,
иутебяничегонеполучится, небудутребятаназыватьменя
Вячей, абудутзватьСлавой, Славиком, какираньше. Да,
Сергей, тыигралзадублеров, новедьсейчастыуженеиграешь.
Да, тыженилсянасамойкрасивойизнашихдевочек, но..."
Сергейтожесдержался.
"Спокойно, - думалон. - Как-нибудьдрузья".
Ночтоделать, еслидругиногдасмотритнатебятаким
взглядом, чтохочетсяплеснутьемуопивкамивфизиономию!
Сергейподнялголову. Брезентовыйтентколыхался, словно
сверхулежалкто-топухлыйиворочалсятамсбокунабок.
Помещениеужебылонабитобитком. Сидевшийзасоседнимстоликом
сумрачныйчеловеквкепке-восьмиклинкетяжелопоставилкружку
настол, сдвинулкепкуназатылокизаговорил, никкомуне
обращаясь:
- Самяприезжий, понял?.. Нездешний... Женщинауменя
здесь, вМоскве, баба... Короче - яживусней. Все!
Онстукнулкулакомпостолу, надвинулкепкуизамолчал,
видимо, надолго.
Сергейвытерпотсолба - здесьстановилосьневыносимо
жарко. Сорокинперегнулсячерезстолишепнулему:
- Сережа, выведиотсюдадевочку, пустьпоиграетвсквере.
- Нетвоедело, - шепнулемуСергейвответ.
Сорокиноткинулсяиопятьулыбнулсятак, словножалелего.
Потомонвсталиодернулпиджак.
- Извините, ребята, япошел.
- Настадионпридешь? - спросилПетька.
- Ксожалению, несмогу. Надозаниматься.
- Ввоскресенье? - удивилсяИгорь.
- Чтоподелаешь, экзаменынаносу.
- Закакойкурссейчассдаешь, Славка? - спросилЖенечка.
- Затретий, - ответилСорокин.
- Ну, пока, - сказалон.
- Общийпривет! - помахалонсжатымиладонями.
- Олюсь, держи! - улыбнулсяонипротянулдевочке
шоколадку.
- Э, подожди, - окликнулегоЗямка, - мывсеидем. Здесь
становитсяжарко.
Всевсталиитеснойгурьбойвышлинараскаленнуюдобела
улицу. Асфальтпружинилподногами, какпенопластовыйковрик.
Тучанесдвинуласьсместа. Онапо-прежнемутемнелазавысотным
зданиемибылапохожаначистоелицовсехневзгод. Онавызывала
приливмужества.
- Атынастадионпоедешь? - примирительнообратилсяк
СергеюСорокин.
- Ачтотыдумаешь, япропущутакойфутбол?
- Ничегоянедумаю, - усталосказалСорокин.
- Ну, недумаешь, такимолчи.
Сорокинперебежалулицуиселвавтобус, авсеостальные
медленнопошлипотеневойстороне, тихоразговариваяи
посмеиваясь. Обычноонивыходилисшумом-гамом, Зямка
рассказываланекдоты, Ильдаригралнагитаре, носейчассреди
нихбыламаленькаядевочкаионинезнали, каксебявести.
- Кудамыидем? - спросилСергей.
- Потянемсяпотихонькунастадион, - сказалИгорь. -
Посмотримпокабаскетнамалойарене, тамженскийполуфинал.
- Папа, можнотебянаминуточку? - сказалаОля.
Сергейостановился, удивленныйтем, чтоонаговоритсовсем
каквзрослая. Друзьяпошливперед.
- Ядумала, мыпойдемвпарк, - сказаладевочка.
- Мыпойдемнастадион. Тамтожепарк, знаешь, деревья,
киоски...
- Акарусель?
- Нет, этоготамнет, нозато...
- Яхочувпарк.
- Тынеправа, Ольга, - сдерживаясь, сказалон.
- Нехочуяидтисэтимидядями, - совсемраскапризничалась
она.
- Тынеправа, - тупоповторилон.
- Мамаобещалапокататьменянакарусели.
- Нупустьмаматебяикатает, - сраздражениемсказал
Сергейиоглянулся.
Ребятаостановилисьнауглу.
УОлисморщилосьличико.
- Онаженевиновата, чтоунееконференция.
- Мальчики! - крикнулСергей. - Идитебезменя! Яприедук
матчу!
ОнвзялОлюзарукуидернул:
- Пойдембыстрей.
"Конференция, конференция, - думалоннаходу, - вечныеэти
конференции. Итещасегодняуехала. Веселоевоскресенье. Чего
доброго, Алкастанеткандидатомнаук. Тогдадержись. Онаи
сейчастебявгрошнеставит".
Оншелбыстрымишагами, адевочка, непоспевая, бежала
рядом. Вправойрукеонадержалазавернутоговплаточекрака.
Изеекулачка, словноантеннымаленькогоприемника, торчали
рачьиусы. Онабежала, веселая, ичиталавслухбуквы, которые
видела:
- Тэ, кэ, а, нэ, и... Пап!
- Ткани! - сквозьзубыбросалСергей.
- Мясо!
- Галантерея!
Кандидатнаукибывшийфутболист-неудачник, имякоторого
помняттолькосамыестарыепройдохинатрибунах. Человекстоиз
статысяч. Да-да, да, былтакой, ага, помню, быстросошел... А
ктовиноват, чтооннесталтаким, какНетте, чтоонтогдане
поехалвСирию, чтоон... Уважаемыйкандидат, ученаяженщина,
красавица... Ахты, красавица... Ейуженеочемсним
говорить. Ноночью-тонаходитсяобщийязык, аднемпустьона
говоритскем-нибудьдругим, сСорокиным, например, оней
расскажетпроКваренгиипровсехостальныхипроколоннытам
разные
- всевыложитвдвасчета. Тыразменялчетвертую
десятку. А, тыопятьзаговорил? Тысейчастратишь
четвертую. Начто? Отстань! Кончилсяспорт, кончаетсялюбовь...
О, любовь! Чтомнестоитнайтидевочкуссороковогогода,
пловчихукакую- нибудь... Янеобэтом. Отстань! Слушай,
отстань!
Впаркеоникаталисьнакаруселях, сиделирядомверхомна
двухсерыхконяхвсинихяблоках. Сергейдержалдочку. Она
хохотала, заливаласьсмехом, положиларакаконюмеждуушей.
- Ираккатается! - кричалаона, закидываяголовку.
Сергейхмуроулыбался. Вдругонзаметилглавноготехнолога
сосвоегозавода. Тотстоялвочерединакарусельидержалза
рукумальчика. ОнпоклонилсяСергеюиприподнялшляпу. Сергея
покоробилаэтаобщностьсглавнымтехнологом, ожиревшими
скучнымчеловеком.
- Дочка? - крикнулглавныйтехнолог.
"Располным-полнакоробочка, естьиситеципарча..."
- Сын? - крикнулСергейнаследующемкругу.
"Пожалей, душа-зазнобушка, молодецкого..."
Главныйтехнологкивнулнесколькораз.
"...пле... ча!"
- Да-да, сын! - крикнулглавныйтехнолог.
Нуипластиночкикрутятнакарусели! Нет, онвсе- таки
симпатичный, главныйтехнолог.
Олядолгонемоглазабытьблистательногокруженияна
карусели.
- Папа, папа, расскажеммаме, какраккатался?
- Слушай, Ольга, откудатызнаешьпродядюВячу? -
неожиданнодлясебяспросилСергей.
- Мыегочастовстречаемсмамой, когдаидемнаработу. Он
оченьвеселый.
"Ах, воткак, он, оказывается, ещеивеселый, - подумал
Сергей. - Вяча - весельчак. Значит, онснованачалкрутитьсвои
финты. Ох, напроситсяонуменя".
ОноставилОльгунаскамейке, асамвошелвтелефонную
будкуисталзвонитьвэтотмудрейшийинститут, гдешлаэта
мудраяконференция. Оннадеялся, чтоконференциякончилась, и
тогдаонотвезетдочкудомой, сдастееАлке, асампоедетна
стадион, апотомпроведетвесьвечерсребятами. Ильдарбудет
петь:
Тыменянелюбишь, нежалеешь,
Развеянемногонекрасив?
Несмотрявлицо, отстрастимлеешь,
Мненаплечирукиопустив...
Втрубкедолгостоналидлинныегудки, наконецони
оборвалисьистарческийголоссказал:
- Алю!
- Кончиласьтамвашахитраяконференция? - спросилСергей.
- Какаятакаяконференция? - прошамкалатрубка. - Сегодня
воскресенье.
- Этоинститут? - крикнулСергей.
- Ну, институт...
Сергейвышелизбудки. Воздухструился, будтоплавилсяот
жары. Поаллеешелтолстыйраспаренныйчеловеквшелковой
"бобочке" сширокимирукавами. Онусталоотмахивалсяотмух.
Мухиупорнолетелизаним, кружилинадегоголовой, оним,
видимо, нравился.
"Та-ак", - подумалСергей, иунеговдругчутьне
подогнулисьногиотнеожиданного, кактолчоквспину, страха.
Онпобежалбылоизпарка, новспомнилобОльге. Онасиделав
тенинаскамеечкеиводиларака.
- "Дажераки, дажераки, ужтакиезабияки, тожепятятся
назадиусамишевелят", - приговаривалаона.
"Способнаядевочка, - подумалСергей. - Вмамочку".
Онсхватилеезарукуипотащил. Онаверещалаипоказывала
емурака.
- Папа, онтакойумный, онпочтисталкакживой!
Сергейостановился, вырвалунеерака, переломилего
пополамивыбросилвкусты.
- Ракаминеиграют, - сказалон, - ихедят. Ониидутпод
пиво.
Девочкасразузаплакалавтриручьяиотказаласьидти. Он
подхватилеенарукиипобежал.
Выскочилизпарка. Сразуподвернулосьтакси. Вгорячей
безвоздушнойтишинепромелькнулавнизуМосква- река, похожаяна
широкуюполосусеребрянойфольги, открыласьвпередидругая
река, асфальтовая, рекаподназваниемСадовоекольцо, по
которомуемулететь, торопиться, догонятьсвоенесчастье.
Девочкасиделаунегонаруках. Онапересталаплакатьи
улыбалась. Еезахватиласкорость. Влицоейлетелибуквыс
афиш, вывесок, плакатов, реклам. Всебуквы, которыеона
выучила, идесяткитысячдругих, красных, синих, зеленых,
летелиейнавстречу, всебуквыодиннадцатипланетсолнечной
системы.
- Пэ, жэ, о, рэ, мягкийзнак, жэ, лэ, рэ, жэ, у, е, жэ...
Папа, сложи!
"ПЖОРЬЖЛРЖУЕЖ, - пронеслосьвголовеуСергея. - Почемутак
много "ж"? Жажда, жестокость, жара, женщина, жираф, желоб,
жуть, жир, жизнь, желток, желоб... "Папа, сложи!" Попробуй-ка
тутсложинатакойскорости".
- Утебязадниймостстучит, - сказалоншоферуиоставил
емусверхсчетчикатридцатькопеек.
Онвбежалвсвойдом, черезтриступенькизапрыгалпо
лестнице, открылдверьиворвалсявсвоюквартиру. Пусто.
Жарко. Чисто. Сергейоглянулся, закурил, иэтаегособственная
двухкомнатнаяквартирапоказаласьемучужой, настолькочужой,
чтовотсейчасиздругойкомнатыможетвыйтисовершенно
незнакомыйчеловек, неимеющийотношенияниккомунасвете.
Емусталонепосебе, ионтряхнулголовой.
"Может, путаницакакая-нибудь?" - подумалонсоблегчением
ивключилтелевизор, чтобыузнать, началсялиматч.
Телевизортихозагудел, потомпослышалосьгудениетрибун, и
похарактеруэтогогуденияонсразупонял, чтоидетразминка.
"ОнаможетбытьуТамаркиилиуГалины", - подумалон.
Спускаясьполестнице, онубеждалсебя, чтоуТамаркиилиу
Галины, иуговаривалсебянезвонить. Всежеонподошелк
автоматуипозвонил. НиуТамарки, ниуГалиныеенебыло. Он
вышелизавтомата. Солнцежглоплечи. Ольгапрямонасолнцепеке
прыгалавразножкупо "классикам". Возлегастрономастоялидва
"ханурика" издома No 16, молчаливыеиспокойные. Онизаложили
рукизабортапиджаковиперебираливысунутыминаружудвумя
пальцами. Искали, сталобыть, третьеговсвоюкапеллу.
Девочкаподошлаивзялаегозаруку.
- Папа, кудамыпойдемтеперь?
- Кудахочешь, - ответилон, - пошликуда-нибудь.
Онимедленнопошлипосолнечнойстороне, потомондогадался
перейтинадругуюсторону.
- Почемутырастерзалрака? - строгоспросилаОля.
- Хочешьмороженого? - спросилон.
- Аты?
- Яхочу.
ПереулкамионивышлинаАрбатпрямоккафе.
Вкафебылопрохладноиполутемно. Надстоликамивовсю
стенутянулосьзеркало. Сергейсмотрелвзеркало, каконидет
покафе, икакоеунегокрасноелицо, икакиеужебольшие
залысины. Ольгивзеркалевиднонебыло, недорослаеще.
- Авам, гражданин, ужехватит, - сказалаофициантка,
проходямимоихстолика.
- Мороженогодайте! - крикнулонейвслед.
Онаподошлаиувидела, чтомужчинавовсенепьян, простоу
неголицокрасное, аглазаблуждаютнеотводки, аоткаких-то
другихпричин.
Оляеламороженоеиболталаножками. Сергейтожеел, не
замечаявкуса, чувствуятолькохолодворту.
Рядомсиделапарочка. Молодойчеловексшевелюрой, похожей
напапаху, вчем-тоубеждалдевушку, уговаривалее.
- Неликвидация, ареорганизация, - говорилон.
Девушкасмотрелананегокруглымиглазами.
- Перепрофилирование, - смольбойпроизнесон.
Онапотупилась, аонпридвинулсяближеизабубнил. Видно
было, каккоснулисьихколени.
- Бу-бу-бу, - бубнилон, - перспективароста, бу- бубу,
затоперспектива, бу-бу-бу, тыпонимаешь?
Онакивнула, онивсталииушли, чутьпошатываясь.
- Хочешьчерепаху, дочка? - спросилСергей.
Олявздрогнулаидажевытянулашейку.
- Какэто - черепаху? - осторожноспросилаона.
- Элементарнуюживуючерепаху. Здесьнедалекозоомагазин.
Сейчаспойдемивыберемтебепервокласснуючерепаху.
- Пойдембыстрей, а?
Онивсталиипошликвыходу. Вгардеробеприглушенно
верещалрадиокомментаторислышалсядалекий, какморе, рев
стадиона. Сергейхотелбылопройтимимо, нонеудержалсяи
спросилгардеробщика, какдела.
Заканчивалсяпервыйтайм. Командапроигрывала.
ОнивышлинаАрбат. Прохожихбыломало, имашинтоже
немного. Всевтакиеднизагородом. Черезулицушел
удивительновысокийшкольник. Врасстегнутомсеромкителе,
узкоплечийивесьоченьтонкий, красивыйивеселый, онобещал
вырастиватлета, вцентрасборнойбаскетбольнойкоманды
страны. Сергейдолгопровожалегоглазами, емубылоприятно
смотреть, каквышагиваетэтаверста, какплыветвысоконад
толпойкрасивая, моднопостриженнаяголова.
ВзоомагазинеОляпоначалурастерялась. Здесьбылиптицы,
голубиизеленыепопугаи, чижи, канарейки. Здесьбыли
аквариумы, вкоторыхсловнометаллическаяпыльсеребрились
мельчайшиерыбки. Инаконец, здесьбылзастекленныйгрот, в
которомнаходилисьчерепахи. Гротбылноздреватый, сделанныйиз
гипсаипокрашенныйсеройкраской. Наднеего, устланном
травой, лежаломножествомаленькихчерепах. Онилежаливплотную
другкдругуинешевелилисьдаже, онибылипохожинабулыжную
мостовую. Онихранилимолчаниеитерпеливождалисвоейучасти.
Можетбыть, онилежалискованныестрахом, утративверувсвои
панцири, неведаятого, чтоздесьнеедят, чтоонинеидутпод
пиво, чтоздесьихпостепенновсехразберутвеселыемаленькие
детииунихначнетсядовольносносная, хотяиодинокаяжизнь.
Наконец, однаизнихвысунулаиз-подпанциряголовку, забралась
насвоюсоседкуипоплеласьпоспинамсвоихнеподвижныхсестер.
Кудаонаползлаизачем, она, наверное, исамаэтогонезнала,
ноонавсеползлаиползлаиэтимпо
Пападействительнокупилэтучерепаху, иеевытащилиих
грота, положиливкартоннуюкоробкусдырочками, напихалитуда
травы.
- Чтоонаест? - спросилпапаупродавщицы.
- Траву, - сказалапродавщица.
- Азимойчемеекормить? - поинтересовалсяпапа.
- Сеном, - ответилапродавщица.
- Значит, насенокоснадоехать, - пошутилпапа.
- Что? - спросилапродавщица.
- Значит, надо, говорю, ехатьнасенокос, - повторилсвою
шуткупапа.
Продавщицапочему-тообиделасьиотвернулась.
Когдаонивышлинаулицу, началсявторойтайм. Почтииз
всехоконбылислышныкрики, шелрепортаж. Олянеслакоробкус
черепахойизаглядывалавдырочки. Тамбылотемно, слышалось
слабоешуршание.
- Онадолгобудетживой? - спросилаОля.
- Говорят, ониживуттристалет, - сказалСергей.
- Анашейскольколет, папа?
Сергейзаглянулвкоробку.
- Нашаещемолодая. Ейвосемьдесятлет. Совсемдевочка.
Ревизближайшегоокнавозвестилотом, чтокоманда
сравняласчет.
- Амысколькоживем? - спросиладевочка.
- Кто - мы?
- Ну, мы, люди...
- Мыменьше, - усмехнулсяСергей, - семьдесятлетилисто.
Ох, какаятам, видно, шладрака! Комментаторкричалтак,
словноразваливалсянастокусков.
- Ачтопотом? - спросилаОля.
Сергейостановилсяипосмотрелнанее. Онасвоимисиними
глазамисмотрелананегопытливо, какАлка. Онкупилвкиоске
сигаретыиответилей:
- Потомсупскотом.
Олязасмеялась.
- Скотом! Супскотом! Папа, асейчасмыкудапоедем?
- ДавайпоедемнаЛенинскиегоры, - предложилон.
- Идет!
Солнцеспряталосьзауниверситетикое-гдепробивалоего
своимилучаминасквозь. Сергейподнялдочкуипосадилеена
парапет.
- Ой, каккрасиво! - воскликнуладевочка.
Внизупорекешелпрогулочныйтеплоход. ТеньЛенинскихгор
разделиларекупополам. Однаполовинаееещеблестелана
солнце. Надругомберегурекилежалачашабольшойспортивной
арены. Полянебыловидно. Видныбыливерхниерядывосточной
стороны, доотказазаполненныелюдьми. Доносилисьголоса
дикторов, нословразобратьбылонельзя. Дальшебылпарк, аллеи
иМосква, Москва, необозримая, горящаянасолнцемиллионом
окон. Там, вМоскве, егодом, тридцатьпятьквадратныхметров,
тамнавсехуглахрасставленытелефонныебудки, вкаждойиз
которыхможноузнатьобопасности, вкаждойизкоторыхможет
заколотитьсясердцеиподогнутьсяноги, вкаждойизкоторых
можно, наконец, успокоиться. Там, вМоскве, всееготридцать
двагодатихонькоразгуливаютпоулицам, аукаясьиненаходя
другдруга. Там, вМосквекрасавицполно, сотнитысячкрасавиц.
Таммудрыеинститутыведутисследовательскуюработу, тамлюди
идутнаповышение. Тамегоспокойствиевозлестанка, тамего
завод. Тамегоспокойствиеитревоги, еговесенн
Сергейдержалдевочкузарукуичувствовал, какбьетсяее
пульс. Онпосмотрелсбокунаеелицо, назадранныйносик, на
открытыйрот, вкотором, какбусинки, блестелизубы, иему
вдругсталорадостно, иотлегливсепечали, потомучтоон
подумалотом, какегодочкабудетрасти, какейбудетвосемь
летичетырнадцать, потомшестнадцать, восемнадцать,
двадцать... каконапоедетвпионерлагерьивернетсяоттуда,
каконнаучитееплавать, какаяонабудетмодницаикакбудет
целоватьсявподъездескаким-нибудьстилягой, каконбудет
кричатьнанееикаконивместекогда-нибудькуда-нибудь
поедут, можетбыть, кморю.
Оляводилапальцемввоздухе, писалаввоздухекакие-то
буквы.
- Папа, угадай, чтояпишу.
Онсмотрел, какнадстадиономинадвсейМосквойдвигался
палецдевочки.
- Незнаю, - сказалон. - Немогупонять.
- Данутебя, папка! Вотсмотри!
Ионасталаписатьнаегоруке:
- О-л-я, п-а-п-а...
Мощныйрев, похожийнавзрыв, долетелсостадиона. Сергей
понял, чтоКомандазабилагол. 1962
Василий Аксенов
Затоваренная бочкотара
Журнальныйвариант. Печаталсявжурнале "Юность"
Повесть с преувеличениями и сновидениями
Затовариласьбочкотара, зацвелажелтым
цветком, затарилась, затюриласьисместа
стронулась.
Изгазет.
Впалисадникеподвечерскоплениепчел, жужжание, деловыеперелетыс
георгинанаподсолнух, стабаканарезеду, инспекциякомнатныхлевкоеви
желтофиолейвоткрытыхокнах; труды, трудывгорячемвоздухерайонного
центра.
Вторжениенаглыхинородцев, жирныхнавозныхмух, пресыщенныхмусорной
кучей.
Ломкий, кактанго, полетнаисходежизни - темнокрылаябабочка -
адмирал, почтибаронВрангель.
Наулице, запалисадником, всеещеоседаетпыльотпрошедшегополчаса
назадгрузовика.
Хозяин - потомственныйрабочийпенсионноговозраста, тихоиуютно
сидящийнаскамейкесцигаркоювжелтых, труднозажатыхпальцах,
рассказываетприятелю, почтидвойнику, охудожествахсына:
- Ясовсематрофировалкнемуотцовскоеотношение. Мы, Телескоповы,
самзнаешь, ПетрИльич, помеханическойчасти, влабораторныхцехах, слуги
индустрии. Вчетырехколенах, ПетрИльич, какзнаешь. Сюда, кидиотизму
сельскойжизни, возвращаемсяназаслуженныйотдых, лишьтолькокогдасоль
вколенахснижаетквалификацию, какивы, ПетрИльич. Аон, Владимир, мой
старшой, послеармиицыганилнеизвестногдепочтиполнуюсемилетку,
вернулсявПитервсовершенноотрицательномвиде, голаяпьянь, возмущенные
глаза. Устроиляеговцех. Таланттелескоповский, рукителескоповские,
наша, телескоповскаяголова, льнянаяилегкая. Глазсталсовершенно
художественный, Уменя, ПетрИльич, сердцепело, когдамысВладимиром
вместевозвращалисьсзавода, даэх... всеопятьпроцыганил... Ивкого,
самнепойму. Котцунапенсионныехлебаприкатил, стыдипозор... зов
земли, говорит, родинапредков...
- Работаетгде, айтакшабашит? - спрашиваетПетрИльич.
- Третьегоднявсельпооформилсяшофером, стыдипозор. Такстого
дняуСимкиисидитвзакутке, нарядовнет, непросыхает...
- АвКитае-то, слыхал, чтоделается? - переключаетразговорПетр
Ильич. - Хунвэйбиныфулиганят.
ВэтовремяВладимирТелескоповдействительносидитвзакуткеу
буфетчицыСимы, вопевойвдовы. Онсидитнаопасноскрипучемящикеиз-под
мыла, хотямогбысебевыбратьсиденьепонадежней. Вместесновымдружком,
моряком-черноморцемГлебомШустиковым, онугощаетсямандариновой
настойкой. Нарозовойпластмассовойзанавескеотчетливовидныихтении
тенистаканчиковсмандариновымогонькомвнутри. ПрофильШустиковаГлеба
чеканен, портретно-плакатен, видносразу, чтобудетчеловеккомандиром,
тогдакакпрофильВладимиравихраст, курнос, ненадежен. Онпокачивается,
склоняетсякстаканчику, отстраняетсяотнего.
Симасчитаетустойкивыручку, слышитзаспинойкосоротыеоткровения
своегоизбранника.
-...ионзоветменя, директор-падло, ксебеназавод, аяему
говорю, япьяный, аонмнеговорит, ятебявнашмедпунктотведу, тамтебя
доведутдонормы, акакаяуменяквалификация, этогоятебе, Глеб, не
скажу...
- Володька, кончайзенкиналивать, - говоритСима. - Завтраповезешь
тарунастанцию.
Онаотдергиваетзанавескуисмотрит, улыбаясь, напарней,
потягиваетсясвоимбольшим, сладкимсвоимтелом.
- Скопиласьуменябочкотара, мальчики, - говоритонатомно,
многосмысленно, туманно, - скопилась, затоварилась, зацвелажелтым
цветком... каквгазетахпишут...
- Чтож, СерафимаИгнатьевна, будьтекрепкоздоровы, - говорит
ШустиковГлеб, пружинистовставая, поправляяобмундирование, - Завтра
отбываюпоместуслужбы. ДавотВолодяменядостанциииподбросит.
- Значит, уезжаете, ГлебИванович, - говоритСима, делаяпозакутку
ненужныедвижения, посылаявоенномуморякуулыбчивыевзглядыиз-запышных
плеч. - Ай-ай, вотдевкамгоресвашимотъездом.
- Сильноепреувеличение, СерафимаИгнатьевна, - улыбаетсяШустиков
Глеб.
Междунимисуществуеттонкоевзаимопонимание, амоглобыбытьинечто
большее, новедьСиманевиновата, чтоещедоприезданапобывку
блестящегоморякаонаполюбилабаламутаТелескопова. Таковаиграприроды,
судьбы, тайныжизни.
ТелескоповВладимир, виновникэтойнеувязки, незамечаетникаких
подтекстов, меланхолическиуглубленныйвсвоимысли, вбанкуряпушки.
Онпровожаетморяка, долгостоитнакрыльце, глядянабескрайние
темнеющиеполя, наполосыпарноготумана, наколодезныежуравли, на
узенькийсерпик, висящийвзеленомнебе, какодинокийморскойконек.
- Эх, СережкаЕсенин, СережкаЕсенин, - говоритонмесяцу, - видишь
меня, ВолодюТелескопова?
АстаршинавторойстатьиШустиковГлебкрепкимишагамидвигаетсяк
клубу. Онзнает, чтомеханизаторычто-тозатеялипротивнеговпоследний
вечер, иидет, отчетливый, счастливый, навстречуопасностям.
Темнеет, темнеет, пыльоседает, инсектыугомонились, животные
топчутсявдремоте, вмечтахозавтрашнейсвежейтраве, алюдитопчутсяв
танцах, упечей, подокнамисвоихичужихдомов, что-тошепчутдругдругу,
какие-тослова: прохвост, любимый, пьяница, проклятый, миленькийтымой...
Стемнелоитутжесталорассветать.
РафинированныйинтеллигентВадимАфанасьевичДрожжинтакже
собиралсявозвращатьсяпоместуслужбы, тоестьвМоскву, водноиз
внешнихкультурныхучреждении, консультантомкоторогосостоял.
Летнимутромвсеромдорожномкостюмеизлегкоготвидаонсиделна
веранделесничестваиподжидалмашину, котораядолжнабылаотвезтиегона