Гавриловнасбылана Людочкувседомашниедела, весьхозяйственныйобиход. Ногиу старойженщиныболеливсесильнее, и у Людочкищипалоглаза, когдаонавтираламазьв искореженныеногихозяйки, дорабатывающейпоследнийгоддо пенсии. Запахот мазибылтакойлютый, крикиГавриловнытакиедушераздирающие, чтотараканыразбежалисьпо соседям, мухипомерливседо единой. Гавриловнажаловаласьна своюработу, сделавшуюеё инвалидом, а потомутешалаЛюдочку, чтоне останетсята безкускахлеба, выучившисьна мастера.
За помощьпо домуи уходв старостиГавриловнаобещалаЛюдочкесделатьпостояннуюпрописку, записатьна неедом, колидевушкаи дальшебудеттак жескромносебявести, обихаживатьизбу, двор, гнутьспинув огородеи доглядит её, старуху, когдаонасовсемобезножеет.
С работыЛюдочкаездилана трамвае, а потомшлачерезпогибающийпаркВэпэвэрзэ, по-человечески — парквагоно-паровозногодепо, посаженныйв 30-егодыи погубленныйв 50-е. Кому-товздумалосьпроложитьчерезпарктрубу. Выкопаликанаву, провелитрубу, но закопатьзабыли. Чернаяс изгибамитрубалежалав распареннойглине, шипела, парила, бурлилагорячейбурдой. Со временемтрубазасорилась, и горячаяречкатеклаповерху, кружарадужноядовитыекольцамазутаи разныймусор. Деревьявысохли, листваоблетела. Лишьтополя, корявые, с лопнувшейкорой, с рогатымисучьямина вершине, оперлисьлапамикорнейо земнуютвердь, росли, сорилипухи осенямироняливокругосыпанныедревеснойчесоткойлистья.
Черезканавупереброшенмостокс перилами, которыеежегодноломалии по веснеобновлялизаново. Когдапаровозызаменилитепловозами, трубасовершеннозасорилась, а по канавевсеравнотеклогорячеемесивоиз грязии мазута. Берегапоросливсякимдурнолесьем, кое-гдестояличахлыеберезы, рябиныи липы. Пробивалисьи елки, но дальшемладенческоговозрастаделоу нихне шло — их срубалик Новомугодудогадливыежителипоселка, а сосенкиобщипываликозыи всякийблудливыйскот. Парквыгляделсловно «послебомбежкиилинашествиянеустрашимойвражескойконницы». Кругомстоялапостояннаявонь, в канавубросалищенят, котят, дохлыхпоросяти все, чтообременяложителейпоселка.
|
Но людине могутсуществоватьбезприроды, поэтомув паркестоялижелезобетонныескамейки — деревянныемоментальноломали. В паркебегалиребятишки, водиласьшпана, котораяразвлекаласьигройв карты, пьянкой, драками, «иногданасмерть». «Ималионитути девок...» ВерховодилшпанойАртемка-мыло, с вспененнойбелойголовой. Людочкасколькони пыталасьусмиритьлохмотьяна буйнойголовеАртемки, ничегоу неене получалось. Его «кудри, издалинапоминавшиемыльнуюпену, изблизяоказалисьчтолипкиерожкииз вокзальнойстоловой — сварили их, бросиликомкомв пустуютарелку, такони, слипшиеся, неподъемнои лежали. Да и не радиприческиприходилпареньк Людочке. Кактолькоеё рукистановилисьзанятыминожницамии расческой, Артемканачиналхвататьеё за разныеместа. Людочкасначалаувертываласьот хваткихрукАртемки, а когдане помогло, стукнулаегомашинкойпо головеи пробиладо крови, пришлосьлитьйодна голову «ухажористогочеловека». Артемказаулюлюкали со свистомсталловитьвоздух. С техпор «домоганиясвоихулиганскиепрекратил», болеетого, шпанеповелелЛюдочкуне трогать.
|
ТеперьЛюдочканикогои ничегоне боялась, ходилаот трамваядо домачерезпаркв любойчаси любоевремягода, отвечаяна приветствиешпаны «свойскойулыбкой». Однаждыатаман-мыло «зачалил» Людочкув центральныйгородскойпаркна танцыв загон, похожийна звериный.
«В загоне-зверинцеи людивелисебяпо-звериному... Бесилось, неистовствовалостадо, творяиз танцевтелесныйсрами бред... Музыка, помогаястадув бесовствеи дикости, биласьв судорогах, трещала, гудела, грохоталабарабанами, стонала, выла».
Людочкаиспугаласьпроисходящего, забиласьв угол, искалаглазамиАртемку, чтобызаступился, но «мылоизмылилсяв этойбурлящейсеройпене». Людочкувыхватилв кругхлыщ, сталнахальничать, онаедваотбиласьот кавалераи убежаладомой. Гавриловнаназидала «постоялку», чтоежелиЛюдочка «сдастна мастера, определитсяс профессией, онабезовсякихтанцевнайдетей подходящегорабочегопарня — не одна жешпанаживетна свете...». Гавриловнауверяла — от танцеводнобезобразие. Людочкаво всемс нейсоглашалась, считала, ей оченьповезлос наставницей, имеющейбогатыйжизненныйопыт.
Девушкаварила, мыла, скребла, белила, красила, стирала, гладилаи не в тягостьей былосодержатьв полнойчистотедом. Затоеслизамужвыйдет — всеонаумеет, во всемсамостоятельнойхозяйкойможетбыть, и мужеё за этолюбитьи ценитьстанет. НедосыпалаЛюдочкачасто, чувствоваласлабость, но ничего, этоможнопережить.
Тойпоройвернулсяиз местсовсемне отдаленныхвсемв округеизвестныйчеловекпо прозваниюСтрекач. С видуон тоженапоминалчерногоузкоглазогожука, правда, подносомвместощупалец-усову Стрекачабылакакая-тогрязнаянашлепка, приулыбке, напоминающейоскал, обнажалисьиспорченныезубы, словноиз цементныхкрошекизготовленные. Порочныйс детства, он ещев школезанималсяразбоем — отнималу малышей «серебрушки, пряники», жвачку, особеннолюбилв «блескучейобертке». В седьмомклассеСтрекачужетаскалсяс ножом, но отбиратьемуни у когоничегоне надобыло — «малоенаселениепоселкаприносилоему, какхану, дань, все, чтоон велели хотел». ВскореСтрекачкого-топорезалножом, егопоставилина учетв милицию, а послепопыткиизнасилованияпочтальонкиполучилпервыйсрок — тригодас отсрочкойприговора. Но Стрекачне угомонился. Громилсоседниедачи, грозилхозяевампожаром, поэтомувладельцыдачначалиоставлятьвыпивку, закускус пожеланием: «Миленькийгость! Пей, ешь, отдыхай — только, радиБога, ничегоне поджигай!» Стрекачпрожировалпочтивсюзиму, но потомеговсе жевзяли, он селна тригода. С техпоробретался «в исправительно-трудовыхлагерях, времяот времениприбываяв роднойпоселок, будтов заслуженныйотпуск. Здешняяшпанагужомтогдаходилаза Стрекачом, набираласьума-разума», почитаяеговоромв законе, а он не гнушался, по-мелкомупощипывалсвоюкоманду, играято в картишки, то в наперсток. «Тревожножилосьтогдаи безтоговсегдав тревогепребывающемунаселениюпоселкаВэпэрвэзэ. В тотлетнийвечерСтрекачсиделна скамейке, попиваядорогойконьяки маясьбездела. Шпанаобещала: «Не психуй. Вотмассыс танцевповалят, мы тебецыпушекнаймам. Сколькозахочешь...»
|
Вдругон увиделЛюдочку. Артемка-мылопопыталсязамолвитьза нееслово, но Стрекачи не слушал, на негонашелкураж. Он поймалдевушкуза поясокплаща, старалсяусадитьна колени. Онапопыталасьотделатьсяот него, но он кинулеё черезскамейкуи изнасиловал. Шпананаходиласьрядом. Стрекачзаставили шпану «испачкаться», чтобыне одинон былвиновником. УвидярастерзаннуюЛюдочку, Артемка-мылооробели попыталсянатянутьна нееплащ, а она, обезумев, побежала, крича: «Мыло! Мыло!» Добежавдо домаГавриловны, Людочкаупалана ступенькахи потеряласознание. Очнуласьна старенькомдиване, кудадотащилаеё сердобольнаяГавриловна, сидящаярядоми утешавшаяжиличку. Придяв себя, Людочкарешилаехатьк матери.
В деревнеВычуган «осталосьдвa целыхдома. В одномупрямодоживаласвойвекстарухаВычуганиха, в другом — матьЛюдочкис отчимом». Всядеревня, задохнувшаясяв дикоросте, с едванатоптаннойтропой, былав заколоченныхокнах, пошатнувшихсяскворечниках, дикоразросшимисямежизбтополями, черемухами, осинами. В то лето, когдаЛюдочказакончилашколу, стараяяблонядаланебывалыйурожайкрасныхналивныхяблок. Вычуганихастращала: «Ребятишки, не ешьтеэтияблоки. Не к добруэто!» «И однаждыночьюживаяветкаяблони, не выдержавтяжестиплодов, обломилась. Голый, плоскийстволосталсяза расступившимисядомами, словнокрестс обломаннойпоперечинойна погосте. Памятникумирающейрусскойдеревеньке. Ещеодной. «Эдаквот, — пророчилаВычуганиха, — одиновасередьРоссииколвобьют, и помянутьеё, нечистойсилойизведенную, некомубудет...» ЖуткобылобабамслушатьВычуганиху, онинеумеломолились, считаясебянедостойнымимилостиБожьей.
Людочкинаматьтожесталамолиться, толькона Богаи оставаласьнадежда. Людочкахихикнулана матьи схлопоталазатрещину.
ВскореумерлаВычуганиха. ОтчимЛюдочкикликнулмужиковиз леспромхоза, онисвезлина тракторныхсаняхстарухуна погост, а помянутьне на чтои нечем. Людочкинаматьсобралакое-чтона стол. Вспоминали, чтоВычуганихабылапоследнейиз родавычуган, основателейсела.
Матьстиралана кухне, увидевдочь, сталавытиратьо передникруки, приложилаих к большомуживоту, сказала, чтокотс утра «намывалгостей», онаещеудивлялась: «Откудау насим быть? А тутэвончто!» ОглядываяЛюдочку, матьсразупоняла — с дочерьюслучиласьбеда. «Умабольшогоне надо, чтобысмекнуть, какаябедас неюслучилась. Но черезэту... неизбежностьвсебабыдолжныпройти... Сколькоих ещё, бед-то, впереди...» Онаузнала, дочьприехалана выходные. Обрадовалась, чтоподкопилак её приездусметану, отчиммедунакачал. Матьсообщила, чтовскорепереезжаетс мужемв леспромхоз, только «какрожу...». Смущаясь, чтона исходечетвертогодесяткарешиласьрожать, объяснила: «Самребенкахочет. Домв поселкестроит... а этотпродадим. Но самне возражает, еслина тебяегоперепишем...» Людочкаотказалась: «Зачемон мне». Матьобрадовалась, может, сотенпятьдадутна шифер, на стекла.
Матьзаплакала, глядяв окно: «Комуот этогоразорапольза?» Потомонапошладостирывать, а дочьпослаладоитькоровуи дровпринести. «Сам» долженприйтис работыпоздно, к егоприходууспеютсваритьпохлебку. Тогдаи выпьютс отчимом, но дочьответила: «Я не научиласьеще, мама, ни пить, ни стричь». Матьуспокоила, чтостричьнаучится «когда-нито». Не богигоршкиобжигают.
Людочказадумаласьоб отчиме. Какон трудно, однакоазартноврасталв хозяйство. С машинами, моторами, ружьемуправлялсялегко, затона огородедолгоне моготличитьодиновощот другого, сенокосвоспринималкакбаловствои праздник. Когдазакончилиметатьстога, матьубежалаготовитьеду, а Людочка — на реку. Возвращаясьдомой, онауслышалаза обмыском «звериныйрокот». Людочкаоченьудивилась, увидев, какотчим — «мужикс бритой, седеющейсо всехсторонголовой, с глубокимибороздамина лице, весьв наколках, присадистый, длиннорукий, хлопаясебяпо животу, вдругзабегалвприпрыжкупо отмели, и хриплыйреврадостиисторгалсяиз сгоревшегоилиперержавленногонутрамалоей знакомогочеловека», — Людочканачаладогадываться, чтоу негоне былодетства. Домаонасо смехомрассказываламатери, какотчимрезвилсяв воде. «Да где жемубылокупанью-тообучиться? С малолетствав ссылкахда в лагерях, подконвоемда охранскимдоглядомв казеннойбане. У негожизнь-тоох-хо-хо... — Спохватившись, матьпострожелаи, словнокому-тодоказывая, продолжала: — Но человекон порядочный, может, и добрый».
С этоговремениЛюдочкапересталабоятьсяотчима, но ближене стала. Отчимблизкок себеникогоне допускал.
Сейчасвдругподумалось: побежать быв леспромхоз, за семьверст, найтиотчима, прислонитьсяк немуи выплакатьсяна егогрубойгруди. Может, он её и погладитпо голове, пожалеет... Неожиданнодлясебярешилауехатьс утреннейэлектричкой. Матьне удивилась: «Ну что ж... колинадо, дак...» Гавриловнане ждалабыстроговозвращенияжилички. Людочкаобъяснила, чтородителипереезжают, не до нее. Онаувиделадвеверевочки, приделанныек мешкувместолямок, и заплакала. Матьсказывала, чтопривязывалаэтиверевочкик люльке, соваланогув петлюи зыбаланогой... Гавриловнаиспугалась, чтоЛюдочкаплачет? «Мамужалко». Старухапригорюнилась, а её и пожалетьнекому, потомпредупредила: Артемку-мылозабрали, лицоемуЛюдочкавсерасцарапала... примета. Емувеленопомалкивать, шачесмерть. От Стрекачаи старухупредупредили, чтоеслижиличкачтолишнеепикнет, её гвоздямик столбуприбьют, а старухеизбуспалят. Гавриловнажаловалась, чтоу неевсехблаг — уголна старостилет, онане можетеголишиться. Людочкапообещалаперебратьсяв общежитие. Гавриловнауспокоила: бандюгаэтотдолгоне нагуляет, скоросядетопять, «а я тебяи созовуобратно». Людочкавспомнила, как, живяв совхозе, простудилась, открылосьвоспалениелегких, её положилив районнуюбольницу. Бесконечной, длиннойночьюонаувиделаумирающегопарня, узналаот санитаркиегонехитруюисторию. Вербованныйиз каких-тодальнихмест, одинокийпаренекпростылна лесосеке, на вискевыскочилфурункул. Неопытнаяфельдшерицаотругалаего, чтообращаетсяпо всякимпустякам, а черезденьона жесопровождалапарня, впавшегов беспамятство, в районнуюбольницу. В больницевскрыличереп, но сделатьничегоне смогли — гнойначалделатьсвоеразрушительноедело. Пареньумирал, поэтомуеговынеслив коридор. Людочкадолгосиделаи смотрелана мучающегосячеловека, потомприложилаладошкук еголицу. Пареньпостепенноуспокоился, с усилиемоткрылглаза, попыталсячто-тосказать, но доносилосьлишь «усу-усу... усу...». Женскимчутьемонаугадала, он пытаетсяпоблагодаритьеё. Людочкаискреннепожалелапарня, такогомолодого, одинокого, наверное, и полюбитьникогоне успевшего, принеслатабуретку, селарядоми взяларукупарня. Он с надеждойгляделна нее, что-тошептал. Людочкаподумала, чтоон шепчетмолитву, и сталапомогатьему, потомусталаи задремала. Онаочнулась, увидела, чтопареньплачет, пожалаегоруку, но он не ответилна её пожатие. Он постигценусострадания — «совершилосьещеоднопривычноепредательствопо отношениюк умирающему». Предают, «предаютегоживые! И не егоболь, не егожизнь, им своестраданиедорого, и онихотят, чтобскореекончилисьегомуки, длятого, чтобсамимне мучиться». Пареньотнялу Людочкисвоюрукуи отвернулся — «он ждалот неене слабогоутешения, он жертвыот нееждал, согласиябытьс нимдо конца, может, и умеретьвместес ним. Воттогдасвершилось бычудо: вдвоемонисделались бысильнеесмерти, восстали бык жизни, в немпоявился бымогучийпорыв», открылся быпутьк воскресению. Но не былорядомчеловека, способногопожертвоватьсобойрадиумирающего, а в одиночкуон не одолелсмерти. Людочкабочком, как быуличеннаяв нехорошемпоступке, крадучисьушлак своейкровати. С техпорне умолкалов нейчувствоглубокойвиныпередпокойнымпарнем-лесорубом. Теперьсамав гореи заброшенности, онаособоостро, совсемосязаемоощутилавсюотверженностьумирающегочеловека. Ей предстоялодо концаиспитьчашуодиночества, лукавогочеловеческогосочувствия — пространствовокругвсесужалось, каквозлетойкойкиза больничнойоблупленнойпечью, гдележалумирающийпарень. Людочказастыдилась: «зачемонапритворяласьтогда, зачем? Ведьесли быи вправдубылав нейготовностьдо концаостатьсяс умирающим, принятьза негомуку, какв старину, может, и в самомделевыявились быв немневедомыесилы. Ну дажеи не свершисьчудо, не воскресниумирающий, всеравносознаниетого, чтоонаспособна... отдатьемувсюсебя, до последнеговздоха, сделало быеё сильной, увереннойв себе, готовойна отпорзлымсилам». Теперьонапонялапсихологическоесостояниеузников-одиночек. Людочкаопятьвспомнилаоб отчиме: вотон небосьиз таких, из сильных? Да как, с какогоместак немуподступиться-то? Людочкаподумала, чтов беде, в одиночествевсеодинаковы, и нечегокого-тостыдитьи презирать.
В общежитииместпокане было, и девушкапродолжалажитьу Гавриловны. Хозяйкаучилажиличку «возвращатьсяв потемках» не черезпарк, чтобы «саранопалы» не знали, чтоонаживетв поселке. Но Людочкапродолжалаходитьчерезпарк, гдееё однаждыподловилипарни, стращалиСтрекачом, незаметноподталкиваяк скамейке. Людочкапоняла, чтоонихотят. Онав карманеносилабритву, желаяотрезать «достоинствоСтрекачаподсамыйкорень». О страшнойэтойместидодумаласьне сама, а услышалаоднаждыо подобномпоступкеженщиныв парикмахерской. ПарнямЛюдочкасказала, жаль, чтонетСтрекача, «такойвидныйкавалер». Онаразвязнозаявила: отвалите, мальчики, пойдупереоденусьв поношенное, не богачка. Парниотпустилиеё с тем, чтобыпоскореевернулась, предупредили, чтобыне смела «шутить». ДомаЛюдочкапереоделасьв старенькоеплатье, подпоясаласьтойсамойверевочкойот своейлюльки, снялатуфли, взялалистбумаги, но не нашлани ручки, ни карандашаи выскочилана улицу. По путив паркпрочиталаобъявлениео набореюношейи девушекв леснуюпромышленность. Промелькнуласпасительнаямысль: «Может, уехать?» «Да тут жедругаямысльперебилапервую: там, в лесу-то, стрекачна стрекачеи всес усами». В паркеонаотыскаладавнозапримеченныйтопольс корявымсукомнадтропинкой, захлестнулана неговеревочку, сноровистоувязалапетельку, пустьи тихоня, но по-деревенскионаумеламногое. Людочказабраласьна обломыштополя, наделапетлюна шею. Онамысленнопростиласьс роднымии близкими, попросилапрощенияу Бога. Каквсезамкнутыелюди, быладовольнорешительной. «И тут, с петлейна шее, онатоже, какв детстве, зажалалицоладонямии, оттолкнувшисьступнями, будтос высокогоберегабросиласьв омут. Безбрежныйи бездонный».
Онауспелапочувствовать, каксердцев грудиразбухает, кажется, разломаетребраи вырветсяиз груди. Сердцебыстроустало, ослабело, и тут жевсякаябольи мукиоставилиЛюдочку...
Парни, ожидающиееё в парке, сталиужеругатьдевушку, обманувшуюих. Одногопослалив разведку. Он крикнулприятелям: «Когтирвем! Ко-огти! Она...» — Разведчикмчалсяпрыжкамиот тополей, от света«. Позже, сидяв привокзальномресторане, он с нервнымхохоткомрассказывал, чтовиделдрожащееи дергающеесятелоЛюдочки. ПарнирешилипредупредитьСтрекачаи куда-тоуехать, покаих не «забарабали».
ХоронилиЛюдочкуне в роднойброшеннойдеревне, а на городскомкладбище. Матьвременамизабываласьи голосила. ДомаГавриловнаразрыдалась: за дочкусчиталаЛюдочку, а та чтонадсобойсделала? Отчимвыпилстаканводкии вышелна крыльцопокурить. Он пошелв парки застална местевсюкомпаниюво главесо Стрекачом. Бандитспросилподошедшегомужика, чтоемунадо. «Поглядетьвотна тебяпришел», — ответилотчим. Он рванулс шеиСтрекачакрести бросилегов кусты. «Эт-тохотьне погань, обсосок! Бога-тохотьне лапайте, людямоставьте!» Стрекачпробовалпригрозитьмужикуножом. Отчимусмехнулсяи неуловимо-молниеноснымдвижениемперехватилрукуСтрекача, вырвалеё из карманавместес кускомматерии. Не давбандитуопомниться, сгребворотрубашкивместес фраком, поволокСтрекачаза шиворотчерезкусты, швырнулв канаву, в ответраздалсядушераздирающийвопль. Вытираярукио штаны, отчимвышелна дорожку, шпаназаступилаемудорогу. Он уперсяв нихвзглядом. «Настоящего, непридуманногопаханапочувствовалипарни. Этотне пачкалштаныгрязью, давноужени передкем, дажепередсамымгрязнымконвоемна коленине становился». Шпанаразбежалась: ктоиз парка, ктотащилполусварившегосяСтрекачаиз канавы, кто-тоза «скорой» и сообщитьполуспившейсяматериСтрекачаоб участи, постигшейеё сыночка, бурныйпутькоторогоот детскойисправительно-трудовойколониидо лагерястрогогорежимазавершился. Дойдядо окраиныпарка, отчимЛюдочкиспоткнулсяи вдругувиделна сучкеобрывокверевки. «Какая-топрежняя, до концаим самимне познаннаясилавысокоегоподбросила, он поймалсяза сук, тотскрипнули отвалился». Подержавсукв руках, почему-топонюхавего, отчимтихомолвил: «Что жеты не обломился, когданадо?» Он искрошилегов куски, разбросавв стороны, поспешилк домуГавриловны. Придядомойи выпивводки, засобиралсяв леспромхоз. На почтительномрасстоянииза нимспешилаи не поспевалажена. Он взялу неепожиткиЛюдочки, помогзабратьсяпо высокимступенькамв вагонэлектричкии нашелсвободноеместо. МатьЛюдочкисначалашептала, а потомв голоспросилаБогапомочьродитьи сохранитьхотя быэтодитяполноценным. Просилаза Людочку, которуюне сберегла. Потом «несмелоположилаголовуемуна плечо, слабоприслониласьк нему, и показалосьей, илина самомделетакбыло, он приспустилплечо, чтобловчееи покойнейей было, и дажевроде былоктемеё к бокуприжал, пригрел».
У местногоУВДтаки недосталосили возможностейрасколотьАртемку-мыло. Со строгимпредупреждениемон былотпущендомой. С перепугуАртемкапоступилв училищесвязи, в филиал, гдеучатлазитьпо столбам, ввинчиватьстаканыи натягиватьпровода; с испугу же, не иначе, Артемка-мылоскороженился, и у негопо-стахановски, быстреевсехв поселке, черезчетыремесяцапослесвадьбынародилоськучерявоедите, улыбчивоеи веселое. Дедсмеялся, что «этотмалыйс плоскойголовой, потомучтона светБожийеговынималищипцами, ужеи с папиномозговатьне сумеет, с какогоконцана столбвлазить — не сообразит».
На четвертойполосеместнойгазетыв концекварталапоявиласьзаметкао состоянииморалив городе, но «Людочкаи Стрекачв этототчетне угодили. НачальникуУВДоставалосьдвагодадо пенсии, и он не хотелпортитьположительныйпроцентсомнительнымиданными. Людочкаи Стрекач, не оставившиепослесебяникакихзаписок, имущества, ценностейи свидетелей, прошлив регистрационномжурналеУВДпо линиисамоубийц... сдуруналожившихна себяруки».
АСТАФЬЕВ. КОНЬ С РОЗОВОЙ ГРИВОЙ
Рассказ Астафьева «Конь с розовой гривой» повествует об одном эпизоде из детства мальчика. Рассказ заставляет улыбнуться над проделкой главного героя и одновременно оценить замечательный урок, который преподала бабушка своему внуку. Маленький мальчик отправляется собирать землянику, и бабушка обещает ему за это пряничного коня с розовой гривой. Для тяжелого полуголодного времени такой подарок просто великолепен. Но мальчишка попадает под влияние своих друзей, которые съедают свои ягоды и его упрекают «в жадности». Но за то, что ягоды так и не были собраны, последует суровое наказание от бабушки. И мальчишка решается на мошенничество — он набирает в туесок травы, а сверху закрывает ее ягодами. Мальчик хочет утром признаться бабушке, но не успевает. И она уезжает в город, чтобы продать там ягоды. Мальчик боится разоблачения, и после возвращения бабушки он даже не хочет идти домой. Но потом возвратиться все-таки приходится. Как стыдно ему слышать сердитую бабушку, которая уже рассказала всем вокруг о его мошенничестве! Мальчик просит прощения и получает от бабушки того самого пряничного коня с розовой гривой. Бабушка преподала своему внуку хороший урок и сказала: «Бери, бери, чего смотришь? Глядишь, зато еще когда обманешь бабушку...» И действительно, автор говорит: «Сколько лет с тех пор прошло! Сколько событий минуло! а я все не могу забыть бабушкиного пряника — того дивного коня с розовой гривой».
ВАСИЛИЙБЕЛОВ
Привычное дело
Краткоесодержаниеповести.
Читаетсяза 5–10 мин.
оригинал — за 3−4 ч.
Едетна дровняхмужикИванАфрикановичДрынов. Напилсяс трактористомМишкойПетровыми теперьс мериномПармёномбеседует. Везетиз сельпотовардлямагазина, а заехалспьянуне в ту деревню, значит, домойтолько — к утру... Делопривычное. А ночьюпо дорогенагоняетИванаАфрикановичавсетот жеМишка. Ещёвыпили. И тутрешаетИванАфрикановичсосвататьМишкесвоютроюроднуюсестру, сорокалетнююНюшку-зоотехницу. Она, правда, с бельмом, затоеслис левогобокуглядеть, таки не видно... Нюшкапрогоняетдрузейухватом, и ночеватьим приходитсяв бане.
И какразв этовремяу женыИванаАфрикановичаКатериныродитсядевятый, Иван. А Катерина, хотьи запретилаей фельдшерицастрого-настрого, послеродов — сразуна работу, тяжелобольная. И вспоминаетКатерина, какв ПетровденьнаблудилИванс бойкойбабенкойиз их селаДашкойПутанкойи потом, когдаКатеринапростилаего, на радостяхобменялдоставшуюсяот дедаБиблиюна «гармонью» — женувеселить. А сейчасДашкане хочетухаживатьза телятами, такКатеринеприходитсяработатьи за нее (а иначесемьюи не прокормишь). Измученнаяработойи болезнью, Катеринавнезапнопадаетв обморок. Её увозятв больницу. Гипертония, удар. И толькобольшечемчерездвенеделионавозвращаетсядомой.
А ИванАфрикановичтожевспоминаетпрогармонь: не успелон научитьсядажеи на басахиграть, какеё отобрализа недоимки.
Приходитвремясенокоса. ИванАфрикановичв лесу, тайком, за семьверстот деревникоситпо ночам. Еслитрехстоговне накосишь, коровукормитьнечем: десятипроцентовнакошенногов колхозесенахватаетсамоебольшеена месяц. В однуиз ночейИванАфрикановичберетс собоймалолетнегосынаГришку, а тотпотомпо глупостирассказываетрайонномууполномоченному, чтоходилс отцомночьюв лескосить. ИвануАфрикановичугрозятсудом: ведьон депутатсельсовета, а потомтот жеуполномоченныйтребует «подсказать», ктоещёв лесупо ночамкосит, написатьсписок... За этоон обещает «не обобществлять» личныестогаДрынова. ИванАфрикановичдоговариваетсяс соседскимпредседателеми вместес Катеринойходитв лесна чужуютерриториюкоситьпо ночам.
В этовремяв их деревнюприезжаетиз МурманскабезкопейкиденегМитькаПоляков, братКатерины. Неделине прошло, какон напоилвсюдеревню, начальствооблаял, МишкесосваталДашкуПутанку, да и коровусеномобеспечил. И всебудтопоходя. ДашкаПутанкапоитМишкуприворотнымзельем, и егопотомдолгорвет, а черезденьпо Митькиномунаущениюониедутв сельсовети расписываются. ВскореДашкасрываетс МишкиноготракторарепродукциюкартиныРубенса «Союзземлии воды» (тамизображенаголаябаба, по общемумнению, вылитаяНюшка) и сжигает «картинку» в печииз ревности. Мишкав ответчутьне сбрасываеттракторомДашку, моющуюсяв бане, вместес банейпрямов речку. В результате — тракторповрежден, а на чердакебаниобнаруженонезаконноскошенноесено. Сенозаодноначинаютискатьу всехв деревне, доходиточередьи до ИванаАфрикановича. Делопривычное.
Митькувызываютв милицию, в район (за соучастиев порчетрактораи за сено), но по ошибкепятнадцатьсутокдаютне ему, а другомуПолякову, тожеиз Сосновки (тамполдеревниПоляковы). Мишка жесвоипятнадцатьсутокотбываетпрямов своейдеревне, безотрываот производства, по вечерамнапиваясьс приставленнымк немусержантом.
Послетогокаку ИванаАфрикановичаотбираютвсенакошенноетайкомсено, Митькаубеждаетегоброситьдеревнюи уехатьв Заполярьена заработки. Не хочетДрыновпокидатьродныеместа, да ведьеслиМитькупослушать, то другоговыхода-тои нет... И ИванАфрикановичрешается. Председательне хочетдаватьемусправку, по которойможнополучитьпаспорт, но Дрыновв отчаянииугрожаетемукочергой, и председательвдругсникает: «Хотьвсеразбегитесь...»
ТеперьИванАфриканович — вольныйказак. Он прощаетсяс Катеринойи вдругвесьсжимаетсяот боли, жалостии любвик ней. И, ничегоне говоря, отталкиваетеё, словнос берегав омут.
А Катеринепослеегоотъездаприходитсякоситьодной. Там-то, во времякосьбы, и настигаетеё второйудар. Ележивую, её привозятдомой. И в больницув такомсостояниинельзя — умрет, не довезут.
А ИванАфрикановичвозвращаетсяв роднуюдеревню. Наездился. И рассказываетон чутьзнакомомупарнюиз дальнейзаозернойдеревни, какпоехалибылос Митькой, да он лукпродавали вовремяв поездвскочитьне успел, а билеты-товсеу негои остались. ВысадилиИванаАфрикановичаи потребовали, чтобыон в течениетрехчасовуехалназад, в деревню, а штраф, мол, в колхозпришлют, да толькокакехать, еслине на что, — не сказали. И вдруг — поездподошели с негослезМитька. ТактутИванАфрикановичи взмолился: «Не надомненичего, отпуститы менятолькодомой». Продалионилук, купилиобратныйбилет, и поехал, наконец, Дрыновдомой.
А пареньв ответна рассказсообщаетновость: в деревнеИванаАфрикановичабабапомерла, ребятишекмногоосталось. Пареньуходит, а Дрыноввдругпадаетна дорогу, зажимаетрукамиголовуи перекатываетсяв придорожнуюканаву. Бухаеткулакомв луговину, грызетземлю...
Рогуля, короваИванаАфрикановича, вспоминаетсвоюжизнь, будтоудивляясьей, косматомусолнцу, теплу. Онавсегдабыларавнодушнак себе, и оченьредконарушаласьеё вневременнаянеобъятнаясозерцательность. ПриходитматьКатериныЕвстолья, плачетнадсвоейведерницейи велитвсемдетямобнятьРогулю, проститься. ДрыновпроситМишкузарезатькорову, самне может. Мясообещаютпринятьв столовую. ИванАфрикановичперебираетРогулиныпотроха, и на егоокровавленныепальцыкапаютслезы.
ДетейИванаАфрикановича, Митькуи Ваську, отдаютв приют,
Антошку — в училище. Митькапишет, чтобыпосылалиКатюшкук немув Мурманск, толькобольномала-то. ОстаютсяГришкас Марусейда двамладенца. И то трудно: Евстольястара, рукисталихудые. Онавспоминает, какКатеринапередсмертью, ужебезпамяти, зваламужа: «Иван, ветрено, ой, Иван, ветренокак!»
ПослесмертиженыИванАфрикановичне хочетжить. Ходитобросший, страшныйда куритгорькийсельповскийтабак. А Нюшкаберетна себязаботуо егодетях.
ИванАфрикановичидетв лес (ищетосинудляновойлодки) и вдругвидитна веткеплатокКатерины. Глотаяслезы, вдыхаетгорький, родимыйзапахеё волос... Надоидти. Идти. Постепенноон понимает, чтозаблудился. А безхлебав лесукаюк. Он многодумаето смерти, всебольшеслабеети лишьна третийдень, когдаужена карачкахползет, вдругслышиттракторныйгул. А спасшийсвоегодругаМишкапоначалудумает, чтоИванАфрикановичпьян, да такничегои не понимает. Делопривычное.
...Черездвадня, на сороковойденьпослеКатерининойсмерти, ИванАфриканович, сидяна могилежены, рассказываетей о детях, говорит, чтохудоемубезнее, чтобудетходитьк ней. И проситждать... «Милая, светлаямоя... вонрябинытебепринес...»
Он весьдрожит. Горепластаетегона похолодевшей, не обросшейтравойземле. И никтоэтогоне видит.
АНДРЕЙБИТОВ
Пушкинский дом
Краткоесодержаниеромана.
Читаетсяза 5–10 мин.
оригинал — за 6−7 ч.
ЖизньЛевыОдоевцева, потомкакнязейОдоевцевых, протекаетбезособенныхпотрясений. Нитьегожизнимерноструитсяиз чьих-тобожественныхрук. Он ощущаетсебяскорееоднофамильцем, чемпотомкомсвоихславныхпредков. ДедЛевыбыларестовани провелсвоюжизньв лагеряхи ссылках. В младенчествеЛева, зачатыйв роковом 1937 г., тожепереместилсявместес родителямив сторону «глубинысибирскихруд»; впрочем, всеобошлосьблагополучно, и послевойнысемьявернуласьв Ленинград.
Левинпапавозглавляетв университетекафедру, на которойкогда-тоблисталдед. Леварастетв академическойсредеи с детствамечтаетстатьученым — «какотец, но покрупнее». Окончившколу, Левапоступаетна филологическийфакультет.
В квартируОдоевцевыхпоследесятилетотсутствиявозвращаетсяиз заключенияпрежнийсоседДмитрийИвановичЮвашов, котороговсеназываютдядяДиккенс, человек «ясный, ядовитый, ничегоне ждущийи свободный». Всев немкажетсяЛевепривлекательным: егобрезгливость, суховатость, резкость, блатнойаристократизм, трезвостьотношенияк миру. Левачастозаходитк дядеДиккенсу, и дажекниги, которыеон берету соседа, становятсявосполнениемдетства.