Текст № 5. Ростропович
(1)Я весь в долгах. (2)Я в долгу перед Россией. (З)Хоть я и родился в Баку, где мои родители жили пару лет. (4)Кстати, когда я стал главным дирижёром «Американской симфонии» — Национального симфонического оркестра Америки, на пресс-конференции в клубе журналистов одна газетная дама решила продемонстрировать эрудицию и тоном, показывающим, что мне не удастся «скрыть тёмные пятна в моей биографии», спросила: «Вот вы говорите, что вы русский, а ведь на самом деле вы родились в Баку, значит, вы азербайджанец!» (5)Я говорю: «Ну и что? (6)Если кто-нибудь родится в Антарктиде, это значит, что он пингвин?»
(7) Но мой долг перед Россией — это долг не перед советской властью, это долг перед людьми, которые меня окружали, которым я обязан всем, и прежде всего тем, что именно я получил то, что им не досталось.
(8) Мой отец был великим виолончелистом. (9)Без преувеличения. (10)Я до сих пор не могу играть так, как отец. (11)Он был гениальным музыкантом. (12)Он играл на рояле с листа, как мог это сделать редкий пианист. (13)Чтобы я имел представление о музыкальной литературе, он покупал ноты и, едва принеся домой, играл мне с листа Рахманинова, Чайковского, и это уже во время эвакуации! (14)Я писал в то время фортепианный концерт, и отец считал необходимым расширять мой кругозор.
(15)Как пианист он играл всего Шопена. (16)Он и сочинял. (17)У него написаны четыре концерта для виолончели. (18)А как виолончелиста его знали и певцы, и музыканты, и дири-
102
жёры. (19)Он выступал с Неждановой и Головановым, с Гольденвейзером и Игумновым. (20)Он и с Собиновым выступал, знал Шаляпина, у меня хранится соната Рахманинова с надписью отцу, есть письмо Глазунова из Парижа, в котором он пишет отцу: «Никогда не забуду ваше блистательное исполнение моей любимой сонаты Шопена для виолончели».
(21)Но он никогда не искал признания, оваций, денег, спокойно оставаясь в тени. (22)Он и в Москву-то переехал из-за меня, чтобы я мог учиться здесь у лучших учителей. (23)Хотя лучшего, чем он, учителя я не знаю. (24)Но мы приехали в Москву, в нищенство, жили здесь в коммунальной квартире, где, кроме нас, жило ещё, наверное, человек сорок, у нас была полутёмная комната в Козицком переулке. (25)Когда я после шестнадцати лет жизни за рубежом снова приехал в Москву, я разыскал эту квартиру, и оказалось, что комната, где мы когда-то жили, вообще нежилая, это и прежде, до нас, был какой-то чулан, и сейчас снова стала она чуланом, а ведь мы там жили вчетвером.
(26)Когда в 1942-м в эвакуации не стало отца, у меня началась депрессия, я не хотел больше жить. (27)Вот тогда-то меня и стали брать с собой на гастроли артисты Малого театра оперы и балета. (28)Они хотели меня спасти. (29)3имой, в жуткий холод, они отправились в Орск с мальчиком, тащившим за спиной казённую виолончель номер восемь.
(ЗО)Нас ехало шестеро, я всех помню по именам. (31)Там были Ольга Николаевна Головина, солистка, Изя Рубаненко, пианист, аккомпаниатор, Борис Осипович Гефт, тенор, мой опекун в дальнейшем, Коля Соколов и Светлана Шеина — пара из балета, взрослые люди, заслуженные артисты. (32)И я. (ЗЗ)Вошли мы в общий вагон, мне досталась боковая полка, на которую я и лёг, потому что ехали мы в ночь. (34)И сразу же погасили свет в вагоне, и каждый из взрослых стал не раздеваться, а, напротив, что-то дополнительно на себя надевать. (35)Потому что одеяльца нам выдали прозрачные.
(Зб)Мне нечего было на себя надеть, да и та одёжка, в которой я пришёл, была аховая. (37)Я скорчился под своим одеяльцем, и поезд тронулся. (38)Я никак не мог согреться и понял, что уже не согреюсь, в вагоне становилось всё холоднее. (39)Ночь, мрак, как в каком-то круге ада, умерший отец позади, впереди неизвестность, я еду куда-то никому не нужный. (40)И я, помню, подумал, как было бы замечательно сегодня во сне умереть. (41)И перестал сопротивляться холоду.
(42)Г1роснулся я в полной темноте, оттого что мне было жарко. (43)Одеяло стало почему-то толстым и тяжёлым. (44)Я пальцами в темноте начал перебирать его и обнаружил, что всего на мне лежит шесть одеял. (45)Каждый из ехавших со мной, не сговариваясь, в темноте укрыл меня собственным одеялом.
(46)Позже, когда меня уже лишили гражданства, я говорил друзьям, которые требовали от меня злобы: а вот за эти одеяла я ещё не расплатился. (47)И, может быть, никогда не расплачусь. (48)Вот эти пять артистов, мой отец и масса других людей, согревавших меня каждый по-своему, — это и есть моя страна, и я ей должен до сих пор.
(По М. Л. Ростроповичу*)
*Мстислав Леопольдович Ростропович (1927-2007) — советский и российский виолончелист, пианист и дирижёр, общественный деятель, педагог.
Текст № 4. Васильев
... (l)Привет, старик!
(2)Ты там доходишь на работе, а мы ловим рыбёшку в непыльном уголке. (3)Правда, комары проклятые донимают, но жизнь всё едино райская! (4)Давай, старик, цыгань отпуск и рви к нам. (5)Тут полное безмашинье и безлюдье. (6)Раз в неделю шлёпает к нам моторка с хлебушком, а так хоть телешом весь день гуляй. (7)К услугам туристов два шикарных озера с окунями и речка с хариусами. (8)А уж грибов!..
(9)Впрочем, сегодня моторкой приехал какой-то старикан: седой, коренастый, без руки, и с ним капитан-ракетчик. (lО)Капитана величают Альбертом Федотычем (представляешь?), а своего старикана он именует посконно и домотканно - тятей. (ll)Что-то они тут стали разыскивать - я не вникал...
... (12)Вчера не успел дописать: кончаю утром. (13)3десь, оказывается, тоже воевали. (14)Воевали, когда нас с тобой ещё не было на свете. (15)Альберт Федотыч и его отец привезли мраморную плиту. (16)Мы разыскали могилу - она за речкой, в лесу. (17)0тец капитана нашёл её по каким-то своим приметам. (18)Я хотел помочь им донести плиту и - не решился. (19)А зори-то здесь тихие-тихие, только сегодня разглядел.
... (20)3а соснячком лежал мшистый, весь в валунах пологий берег Легонтова озера. (21)Бор начинался на взгорбке, и к нему вёл корявый березняк да редкие хороводы приземистых ёлок.
(22)0н впереди шёл, Четвертак с Комельковой - основным ядром, а Осянина замыкала. (23)Сторожко шли, без шума, да опять, видно, к себе больше прислушивались, потому что чудом на немцев не нарвались. (24)Чудом, как в сказке.
(25)Счастье, что старшина первым их увидел. (26)Как из-за валуна сунулся, так и увидел: двое в упор на него, а следом остальные. (27)И опоздай Федот Евграфыч ровно на семь шагов - кончилась бы на этом вся их служба. (28)В две бы хороших очереди кончилась.
(29)Но семь этих шагов были с его стороны сделаны, и потому всё наоборот получилось. (30)И отпрянуть успел, и девчатам махнуть, чтоб рассыпались, и гранату из кармана выхватить. (31)Хорошо, с запалом граната была: шарахнул ею из-за валуна, а когда рвануло, ударил из автомата.
(32)В уставе бой такой встречным называется. (33)А характерно для него то, что противник сил твоих не знает: разведка ты или головной дозор - им это непонятно. (34)И поэтому главное тут - не дать ему опомниться.
(35)Федот Евграфыч, понятное дело, об этом не думал. (36)Это врублено в него было, на всю жизнь врублено, и думал он только, что надо стрелять. (37)А ещё думал, где бойцы его: попрятались, залегли или разбежались?
(38)Треск стоял оглушительный, потому что били фрицы в его валун из всех активных автоматов. (39)Лицо ему крошкой каменной иссекло, глаза пылью запорошило, и он почти не видел ничего: слёзы ручьём текли. (40)И утереться времени не было.
(41)Лязгнул затвор его автомата, назад отскочив: патроны кончились. (42)Боялся Васков этого мгновения: на перезарядку секунды шли, а сейчас секунды эти жизнью измерялись. (43)Рванутся немцы на замолчавший автомат, проскочат десяток метров, что разделяли их, и - всё тогда.
(44)Но не сунулись диверсанты. (45)Голов даже не подняли, потому что прижал их второй автомат - Осяниной. (46)Коротко била, прицельно, в упор и дала секундочку старшине. (47)Ту секундочку, за которую потом до гробовой доски положено благодарить.
(48)Сколько тот бой продолжался, никто не помнил. (49)Если обычным временем считать, - скоротечный был бой, как и положено встречному бою по уставу. (50)А если прожитым мерить - силой затраченной, напряжением, - на добрый пласт жизни тянуло, а кому и на всю жизнь.
(51)…Рита Осянина знала, что рана ее смертельна и что умирать она будет долго и трудно.(52)Хотелось пить. (53)Но пить было нельзя, и Рита просто мочила в лужице тряпочку и прикладывала к губам. (54)0на не жалела себя. (55)Сын её, Альберт, оставался сиротой, оставался совсем один на руках у болезненной матери, и Рита гадала сейчас, как переживёт он войну и как потом сложится его жизнь.
(56)Вскоре вернулся Васков. (57)Разбросал ветки, молча сел рядом, обхватив раненую руку и покачиваясь.
- (58)0ни ушли. (59)3а взрывчаткой, видно... - (60)0н поймал её тусклый, всё понимающий взгляд, выкрикнул вдруг:
- Не победили они нас, понимаешь? (61)Я ещё живой, меня ещё повалить надо!..
(62)0н замолчал, закачался, баюкая руку.
- (63)Болит?
- (64)3десь у меня болит. - (65)0н ткнул в грудь. - (66)3десь свербит, Рита, так свербит!.. (67)Положил ведь я вас, всех пятерых положил, а за что? (68)3а десяток фрицев?
- (69)Ну зачем так... (70)Всё же понятно, война...
- (71)Пока война, понятно. (72)А потом, когда мир будет? (73)Будет понятно, почему вам умирать приходилось? (74)Почему я фрицев этих дальше не пустил, почему такое решение принял? (75)Что ответить, когда спросят: что ж это вы, мужики, мам наших от пуль защитить не могли! (76)Что ж это вы со смертью их оженили, а сами целенькие? (77)Дорогу Кировскую берегли да Беломорский канал? (78)Да там ведь тоже, поди, охрана, - там ведь людей куда больше, чем пять девчат да старшина с наганом!
- (79)Не надо, - тихо сказала она. - (80)Родина ведь не с каналов начинается.
(81)Совсем не оттуда. (82)А мы её защищали. (83)Сначала её, а уж потом канал.
Текст № 3. Смирнов (Кологрив)
(1)Когда шла Великая Отечественная война, мою родную деревеньку Ивановку не бомбили, не жгли, из пушек не обстреливали. (2)Немцы по ней проходили, но уже пленными, с печально опущенными головами. (3)Я знал, что они наши враги, что они убили моего отца. (4)Но мне всё равно почему-то было их жалко. (5)Может быть, потому, что их вели под конвоем и конвоиры сурово на них покрикивали, прикладами подталкивали отстающих...
(6)Накануне войны в одном из пахнущих свежей смолой домов с недостроенным высоким крыльцом поселилась наша семья. (7)Из этого дома, так и не успев его достроить, ушёл на войну отец. (8)С тех пор минуло много лет. (9)А я как сейчас вижу его, светловолосого, стройного, с печальным скуластым лицом. (10)Ранним июльским утром он усаживает нас с братом на дроги, а сам идёт пешком. (11)3а деревней по его команде мы спрыгиваем с дрог и с криками «Папа, папа!» бежим за подводой. (12)0н машет нам рукой и велит возвращаться домой. (13)Мы останавливаемся и тоже машем ему. (14)А дроги, на которых, как думаем мы, отец едет на войну, убегают вдаль. (15)На самом деле отец едет пока в райцентр на призывной пункт, а уже оттуда его должны отправить на фронт. (16)На другой день после проводов отца в райцентр напротив нашего дома посреди дороги остановился грузовик, в кузове которого, сгрудившись, стояли молодые парни. (17)Из кузова спешно выпрыгнул отец и устремился к нам. (18)Навстречу ему с плачем рванулась мама, а за ней и мы с братом.(19)Парни сначала что-то кричали, смеялись, давая советы отцу, но, увидев нас, притихли. (20)Шофёр, высунувшись из кабины, торопил отца. (21)Но на улицу высыпали все жители нашей деревеньки, и каждый хотел с ним попрощаться, кто-то наказывал передать поклон родному человеку, будто отец обязательно должен был встретить его.
(22)Когда машина тронулась, заголосили бабы, мама зарыдала, брат Генка тоже заплакал. (23)А я, предупреждённый отцом, что мужику реветь не положено, молча сглатывал слёзы...
(24)Как бы я хотел перечитать сейчас отцовские письма, которые он посылал нам с фронта! (25)Они были без конвертов, написаны на листочках и сложены треугольником. (26)Не до конвертов было на фронте. (27)Нет отцовских писем. (28)Пропали при переездах. (29)Горько и обидно. (30)Ах, если бы поаккуратнее да позаботливее отнестись к ним! (31)Узнал бы, о чём он тогда думал, о чём мечтал...
(32)Я не помню, о чём писал отец, хотя мать и читала нам вслух его письма. (33)Но точно знаю, что о нас с братом он заботился. (34)Однажды в одном из писем-треугольников он прислал нам с Генкой два малюсеньких серебристых танка. (35)Вероятно, это были отличительные знаки, которые солдаты носили на петлицах. (36)А отец был командиром танка, сержантом в армии генерала Катукова. (37)В деревне никаких игрушек тогда не водилось, а тут такие невиданные значки! (38)Мы с братом гордились ими, хвастались перед ребятишками, но и давали поиграть.
...(39)В жаркий июльский полдень, ровно через год после того как отец ушёл на фронт, почтальонша вручила маме необычное с виду письмо. (40)В конверте! (41)Мама насторожилась, в глазах её заблестели слёзы. (42)Я был слишком мал, чтобы понять, что в конверте находилось похоронное извещение, или попросту «похоронка», и стал просить маму, чтобы она поскорее прочитала отцово письмо. (43)Но когда она, пробежав его глазами, заголосила и хлестнулась на землю, а зарёванные бабы, подруги матери, велели мне сбегать в поле за дедушкой и бабушкой, родителями отца, до меня дошло, что папу я уже никогда не увижу и не услышу его голоса. (44)И вот тогда на меня накатила такая безысходная тоска, что я всю дорогу бежал и рыдал...
(45)Тоска по отцу не отпускала долго, пока не стали приходить похоронки и в другие дома и моё горе не слилось с горем других деревенских ребятишек. (46)Слившись, оно не уменьшилось, но как бы перемешалось и предстало уже в ином качестве — всеобщего людского горя. (47)Страдать сообща всё-таки было легче. (48)Постепенно тоска по отцу приутихла, но рана в душе так никогда и не зарубцевалась...
(По В. Кологриву)
Виктор Фёдорович Смирнов (Кологрив) (род. в 1936 г.) — российский писатель, автор книг для детей и взрослых, лауреат Международной литературной премии им. С. В. Михалкова.
Текст № 2. Нагибин
(1)Я обязан матери не только прямо и твердо унаследованными чертами характера, но и основополагающими качествами своей человеческой и творческой личности, вложенными в меня еще в раннем детстве и укрепленными всем последующим воспитанием.(2)Это умение ощущать драгоценность каждой минуты жизни, любовь к людям, природе и животным.
(3)В литературном научении я всем обязан отчиму, и если плохо воспользовался его уроками, то это целиком моя вина. (4)Отчим приучил меня читать только хорошие книги.
(5)Жюль Верн, Вальтер Скотт, Диккенс, Дюма, русские классики и, конечно, «Дон Кихот», «Робинзон Крузо», «Гулливер» — литература моего детства. (6)Позже к ним присоединились Шекспир, Шиллер, Гете, Бальзак, Стендаль, Флобер, Мопассан. (7)А затем отчим открыл мне Марселя Пруста, Бунина, Андрея Платонова. (8)В ту пору по разным причинам эти авторы, ставшие для меня наряду с Достоевским и Лесковым первыми среди равных, были мало доступны. (9)Отчим научил меня думать о прочитанном.
(10)Я неистово увлекался «Тремя мушкетерами», не столько самим романом, сколько идеей дружбы, так обаятельно воплощенной в его героях. (11)Это увлечение на несколько лет окрасило мою жизнь, я жил в двух образах: обычного московского школьника и Д'Артаньяна. (12)А мои друзья Павлик, Борька и Колька стали соответственно Атосом, Портосом, Арамисом. (13)Впрочем, Арамис оказался образом составным, в какое-то время Колька уступил место Осе Роскину. (14)У нас были мушкетерские плащи, шляпы с перьями, шпаги с красивыми эфесами. (15)Но главное не в бутафории, эти друзья моего детства, отрочества, юности дали мне сполна то, что Экзюпери называл «золотом человеческого общения».
(16)Судьба моих друзей была трагична: Павлик и Ося погибли на фронтах Отечественной войны, Колька — в Освенциме. (17)Мы с Борисом, отвоевав, не смогли вновь наладить дружбу, слишком остро чувствуя рядом с собой зияющую пустоту.
(18)В день окончания войны 9 мая 1945 года я был в Москве. (19)Я работал тогда военным корреспондентом газеты «Труд», и мне в пору бы услышать счастливую весть где-нибудь в Германии, а не в доме на улице Горького возле Моссовета, но контузия опять дала о себе знать, и с последней поездки на 3-й Белорусский фронт, когда погиб командующий войсками этого фронта бесстрашный генерал армии Черняховский, я всерьез и надолго вышел из формы. (20) Но когда прозвучали по радио заветные слова, всю мою хворь, и физическую, и душевную, как рукой сняло. (21)Я оказался на запруженной, ошалелой улице, со странным, острым наслаждением растворившись в толпе. (22)Я никогда не испытывал такого счастья.
(23)Помню, мы обнимались и целовались с незнакомыми людьми, орали, смеялись, плакали, пели песни, а мыслей не было, одно неохватное чувство, и не было скорби об ушедших, все исчезло в одуряющем счастье. (24)Мне трудно было написать слова об ушедших, забытых в те минуты. Но это вовсе не забывчивость в ходовом смысле слова, они просто были с нами, они встали из могил и замешались в уличную толпу. (26)Мне кажется, я ничуть не удивился бы, столкнувшись в толчее с теми, кто погиб, чью гибель удостоверили похоронки, а порой и мои собственные глаза. (27)И опять скажу — это не выдумка, не литературный прием, а правда того единственного, на всю жизнь переживания.
(28)И так больше уж никогда не было. (29)Перестала кружиться хмелем радости голова, вера в то, что войны больше нет, прочно вошла в разум, сердце, тело, и с этой остудью явились все погибшие, и боль стала навсегда неотделима от радости, гордости. (30)Я потерял на войне двух своих лучших друзей — Павлика и Оську, и потеря эта осталась невосполнимой.
(31)Общеизвестна поговорка: нет незаменимых людей. (32)А истина в том, что нет заменимых людей — каждый человек — неповторимое чудо. (33)Двадцать миллионов жизней — дорогая плата даже за такую победу. (34)Когда-то Виктор Астафьев сказал о фронтовиках: «Давайте помолчим, пусть говорят те, ради которых мы умирали».
(35)Для многих война – это уже история, но для тех, у кого она мозжаще засела в костях, застряла свинцом в теле, свинцом утрат в сердце и вечным отягощением рассудка и памяти, она никогда не станет прошлым.
(По Ю. М. Нагибину)
Юрий Маркович Нагибин (1920 – 1994) – русский писатель-прозаик, журналист и сценарист.
Текст № 1. Богат
(l)Однажды я получил письмо от Елены Константиновой. (2)Вот оно.
«(3)Когда сносили наш старый дом в Сокольниках, предлагали нам три отдельные квар тиры, но ни дочери, ни зятья не согласились отделиться от бабушки. (4)Так мы и въехали в од ну большую квартиру все вместе, зато душа семьи, её глава и хранительница - бабушка Сера фима Ивановна - осталась с нами. (5)Да и как мы могли без неё? (б)Она так легко и весело решала все наши проблемы и жизненные неурядицы... (7)Когда её младшая дочь провалилась на экзаменах в институт, дед гневался, а бабушка сказала, что она даже рада, так как учёность ума не прибавляет. «(8)Бери, Маша, иголку в руки и покажи своё искусство», - прибавила она. (9)И действительно, моя тётя всю жизнь замечательно шьёт и хорошо зарабатывает, и все вокруг неё ходят нарядные. (l0)A ещё до моего рождения в доме, где жила бабушка, был по жар, и все вещи сгорели, семья плакала, а бабушка смеялась: «Вот и прекрасно, начнём снача ла, а то заросли вещами». (l11)Разбивалась чашка в доме, бабушка всегда говорила: «Слава богу! (12)Давно она мне надоела».
(13)Жизнь у неё была нелёгкая, но радости почему-то не отняла. (14)В войну она прово дила на фронт сына, дочь и зятя (дед был инвалидом). (15)На сына получила бумагу: «Пропал без вести». (16)Нас, всех остальных, бабушка увезла в эвакуацию. (1 7)И среди первых моих детских впечатлений есть такое: самолёты бомбят поезд. (18)Мы лежим в яме, на земле. (19)И я из своего укрытия пристально слежу за бабушкой, которая выносит из горящего вагона ма леньких детей - в соседнем вагоне везли детский дом - и одного за другим, а то и по двое, по трое на руках бегом относит в заросли кустарника. (20)Самолёты летают низко и поливают бе женцев из пулемётов. (21)А она как будто не видит этого.
(22)Разместили нас потом в деревне под Кировом. (23)И помню, как бабушка приходила с полевых работ уставшая и приносила овощи, но никогда не давала нам одним всё съесть. «(24)Сначала спросим, чем сегодня сирот кормили», - говорила она, и мы шли в соседнюю из бу, где поселили детский дом, и бабушка разворачивала из телогрейки чугунок с картошкой. (25)А дети кричали: «Добавка пришла!» (26)И там, в эвакуации, и позже, в Москве, бабушка на каждый Новый год наряжалась Дедом Морозом и придумывала разные игры для взрослых 'И детей. (27)Вообще всеми праздниками распоряжалась она, и чей-нибудь день рождения обсуж дался заранее сообща: подарки, шутки, розыгрыши. (28)Но когда в дом приходило горе, ба бушка плакала и горевала открыто и очень сильно. (29)Помню, как неистово она просила про щения, стоя у гроба своего мужа. (30)Хотя она любила и берегла деда и всегда делала вид, что его слово решающее в семье. (31)0на добавила ему несколько лет жизни своей заботой о нём, когда он уже не мог вставать.
(32)Сейчас моей бабушки уже нет в живых. (33)Но она всегда у меня перед глазами как жи вая. (34)Как бы бабушка поступила? (35)Что бы сказала? (36)Так я часто думаю, оказываясь в без выходной ситуации. (37)Такая правда от неё исходила. (38)Правда чувств и поступков, ума и серд ца, правда души. (39)0днажды я спросила бабушку, какие годы ей запомнились больше всего, в какой воз раст она хотела бы вернуться. (40)Я надеялась, что бабушка скажет: «В твой». (41)А она задумалась, глаза её затуманились. (42)И она ответила: «Хотела бы, чтобы лет тридцать шесть - тридцать восемь мне опять стало... «(43)Я ужаснулась: «Бабушка, разве тебе молодой не хочется стать?» (44)0на смеётся: «Это ты про шестнадцать лет, что ли, думаешь? (45)Это пустой возраст. (46)Ещё ничего человек не понимает. (47)А вот сорок - это да!» (48)Кажется, мимолётный разговор, а как скрасил он мне жизнь!
(49)Жизнь у меня, как у всех, течёт. (50)Бывают минуты, когда кажется, что сил не хватает. (51)И, как спасение, вспоминаю бабушку и думаю: нет, ещё не всё потеряно. (52)0на умела радоваться жизни до своего последнего дня».
(По Е. М. Богату)
Евгений Михайлович Богат (1923 – 1985) – советский журналист, писатель