Сюжет в целом свободный.

Один возвращается в Асгард. Общается с остальны­ми персонажами.

Атрибуты персонажей: любые предметы идентифи­кации. Молот Тора, яблоки Идунн, шляпа и плащ Оди-на, длинные шарфы для драпировки женщин и т. п. Руны — как деревянные плашки с нарисованными сим­волами. Веревочный «ясень Иггдрасиль» для разметки пространства 2—4-й сцен.

Пример

Ход драмы (31.10.2004)

Сцена 1

Персонажи: Один, Слейпнир, Браги, Идунн, Вёлунд, Фрейя, кошка Фрейи.

Один вначале ходит и говорит о том, что ему чего-то не хватает в мире, но чего именно — непонятно. Затем обустраивает Асгард, заводит своего коня Слейпнира

ЗОО Галина Бедненко. Школа рун

в стойло. Приходит Вёлунд и предлагает сбрую для Слейпнира. Один ее берет, обещает заплатить, но не платит. Один в раздумьях: он говорит о судьбе Имира, расчлененного им самим, и о том, что он сам подобен Имиру. Он говорит вслух сам с собой.

Тем временем Фрейя с кошкой приходят в гости к Браги с Идунн. Они оживленно беседуют. Вёлунд сидит у себя в убежище.

Браги, Фрейя и кошка направляются к Одину. Браги говорит, что он может сочинять прекрасные песни, но не может оставить их тем, кто их не слышал. Один и Браги говорят о том, что боги пока не умеют «оставлять следы». Животные умеют оставлять следы, люди — уме­ют, но чаще плохие (убийства), а хороших — пока нет. Браги просит Одина найти что-то, что им поможет, Один соглашается. Браги, Фрейя и кошка уходят. Идунн не участвовала в делегации, она сидела дома и переби­рала яблочки.

К Одину приходит Вёлунд и предлагает подковать его коня перед дорогой. Один соглашается, и Вёлунд под­ковывает коня.

Сцена 2

Персонажи: Один, дракон Нидхёгг, белка Рататоск, коза Хейдрун, олень, орел, ястреб Ведрфёльнир.

Один подходит к Мировому Древу и начинает зада­вать вопросы всем обитателям Древа о том, кто они, что делают и зачем. Дракон говорит, что грызет дерево, что­бы свалить его и поговорить с орлом без посредников и что он в любом случае будет его грызть, потому что так должно быть. Белка старается не бегать мимо Одина, а замирает в кроне. Коза говорит о том, как важно то, что она дает молоко. Олень говорит, что он просто ест ли­ству и ходит по дереву и это дерево развлекает. Олень и коза иногда переругиваются между собой из-за места и листвы. Орел и ястреб говорят о своей огромной значи­мости. Один разговаривает с ними о том, как богам най­ти способ оставлять следы. В результате белка передает

Групповая практика

вопрос змея о том, как люди и боги находят мудрость, а орел советует просто попробовать, начать действовать. Тогда Один приносит себя в жертву.

Сцена 3

Персонажи: Один и руны¹: Иваз (критическая ситуа­ция и выход из неё), Гебо (взаимоотношения), Ансуз (речь, передана знания), Эваз (правильный ритм, характер дей­ствия), Лагуз (течение, тенденция, то, что ведет), Кано (огонь рождения мира, сотворения и гибели в конце концов).

Один лежит на земле у ствола дерева (в центре зала стоит колонна). К нему подходит руна Иваз и бросает свою плашку на грудь Одину. Один поднимается и на­чинает говорить с руной, выясняет ее значение. Один говорит по очереди с каждой руной (в том порядке, в котором они указаны как персонажи). Когда он получил знание всех (присутствующих) рун, то сцена закончи­лась. Директор отдал Одину мешочек со всеми рунами.

Сцена 4

Персонажи: Один, дракон Нидхёгг, белка Рататоск, коза Хейдрун, олень, орел, ястреб Ведрфёльнир.

Один коротко переговаривает с обитателями Древа и уходит.

Сцена 5

Персонажи: Один, Слейпнир, Браги, Идунн, Вёлунд, Фрейя, кошка Фрейи.

Один на Слейпнире въезжает в Асгард. К нему при­ходят Браги, Фрейя и кошка. Идунн остается дома. Один предлагает богам тянуть руны из мешочка. Вытя-

¹ Руны были наугад выбраны участниками группы из мешочка, предложенного директором. Директор коротко объяснил им значение (тем, кто не знал).

Галина Бедненко. Школа рун

гиваются руны Дагаз (неожиданное событие, прорыв), Вуньо (удача), Кано (огонь рождения мира, сотворения, распространение чего-либо)', Совелу (солнечный цикл, пра­вильный ход вещей). Две первые руны вытягивает Браги, две последние — Фрейя. Один трактует их так: «Про­изошло некое внезапное событие, которое принесет уда­чу и будет продолжено, и все вновь вернется к началу этого цикла», то есть как удачное предзнаменование для богов и людей.

Впечатления участников из роли:

Конь Слейпнир

«Радостное нерассуждающее существо. Никаких чувств, кроме радости поскакать. Сначала — ожидание. Потом, когда Один возвращался, — радость застоявше­гося коня, на которого снова сел хозяин».

Браги

«Сцена 1. Буря мыслей, идей, рифм, песня внутри. И нехватка чего-то для осуществления всех этих замыс­лов. Хорошо оттого, что рядом женщины и проявляют ко мне интерес. Фактически, Фрейя, вдохновив и обро­нив фразу, что поэзия кончается с последним произне­сенным словом, сделала необходимым поход к Одину. У Браги не было ни средств, ни даже идеи о средстве и о том, что бы могло увековечить слово и позволить разобраться во всем хаосе мыслей.

Сцена 5. В ожидании Одина все мысли, рифмы и идеи превратились в пустые мечты, неразбираемый хаос грез, Один пришел и стал показывать свои странные «следы». Вначале было непонятно. Но рождалось ощу­щение объединения всех присутствующих, зарождения и реализации чего-то грандиозного, ощущение «прича-

¹ Эту руну вытягивает участница, уже бывшая этой руной. (Всего рун — двадцать четыре. Было уже вытянуто две.)

Групповая практика ЗОЗ

стия», «соучастия». Благодаря присутствию Фрейи — магического, Одина — мудрого, меня — прекрасного. Внутреннее ощущение подъема, вдохновения, «взрыва».

Фрейя

«Сцена 1. Поначалу не было никакого замысла, про­сто захотелось чем-нибудь себя развлечь, и я поехала в гости к Браги и Идунн. Там, слово за слово, возникла идея сохранения стихов, которую Браги сумел оформить и более понятно изложить Одину. Было полное ощу­щение правильности происходящего: женщина подала идею, мужчины ее оформили и воплотили. Было радост­но, что моя идея нашла отклик.

Сцена 5. И когда Один вернулся с рунами, было очень интересно придумывать, как их можно использо­вать в «моем деле»: колдовстве, прорицании. Такой творческий прилив и радостное удивление, потому что мы получили больше, чем рассчитывали».

Кошка Фрейи

«Сцена 1. Мягкость, игривость, обожание своей хо­зяйки.

Сцена 5. В финальной сцене — удивление и восторг от созерцания свершающегося чуда».

Змей Нидхёгг

«Был некоторый ленивый интерес к происходящему. Помню точно, что мне захотелось узнать, как поступа­ют люди, желающие получить мудрость».

Белка Рататоск

«Ощущение со свистом рассекающегося воздуха, ког­да бегала «вдоль дерева». Когда пришел Один, беготня и глупая деятельность остановились, сразу стало инте­ресно. Одина я реально боялась, не хотелось попадать-

Галина Бедненко. Школа рун

ся ему на глаза или быть рядом. Чуяла его силу. Потом, когда Один обрел руны, было очень интересно заглянуть в мешочек. Крайнее любопытство».

Орел

«Орел — скучающий царь птиц, лениво переругива­ющийся со змеем. Нет ощущения противостояния, про­сто заняться нечем».

Ястреб Ведрфёльнир

«Усталость от ежедневного выполнения долга».

Руна Иваз

«Ощущение грозы, молнии: темно, опасно и краси­во... и пахнет озоном».

Руна Гебо

«Ощущение инертности, даже тяжести, наполненнос­ти, желание находиться внутри разговора, быть даже не источником разговора (не излагать), а самим разговором, внутри спора. Но не агрессия, а монотонность, как нечто включающее в себя все сразу и изливающее все сразу.

Захотелось выйти из помещения и искать собеседни­ков, так как участники-руны в качестве таковых не вос­принимались».

Руна Ансуз

«Очень спокойное ожидание, уверенность, что меня найдут, нежелание двигаться и что-то предпринимать. Правильная позиция — ровно напротив Одина! Когда Один меня нашел, возникло очень сильное и широкое ощущение радости. Граница тела переместилась на метр от кожи, и я вся светилась, радовалась, и меня было очень много».

Групповая практика 305

Руна Эваз

«После произнесения¹ слова «ритм» — прилив энер­гии, желание двигаться».

Руна Лагуз

«Направленное движение, раздражение на преграды (стены, столбы). Не нравилась руна Кано. Хотелось дви­гаться от Ансуз к Эваз. А еще хотелось поговорить с Одином. Объяснять, как маленькому ребенку».

Руна Кано

«Я постаралась воплотить принцип. И когда объясня­ла Одину значение своей руны, сама более четко осо­знала, почему именно так».

Один²

«Все как детектив. Я, как Один, был жертвой сил, обстоятельств, целей и непонятно чего...

Сцена 1. Чего-то не хватает. Пустота. Все заняты де­лами, а я занят поисками непонятно чего и непонятно зачем. Депрессивность и раздражение... Приятно от идеи «следы», воодушевление и... от того, что знаю, что искать и зачем, "но непонятно, где и как. И наверно, поэтому сразу в первой сцене хотелось не сидеть в Ас-гарде, а бродить по миру в поисках «что» и «зачем».

Сцена 2. Поиск... пользы и подсказки. Звери мало чем помогли, раздражение с растерянностью и... обреченность и поиск. Спас вопрос белки: «Где и как люди и боги бе­рут мудрость?» — и предложение орла попробовать. Об­рел интерес, задачу и решительность, хотя страха не было, было непонимание, что, как и зачем и чем это может по-

¹ Подсказка директора. Участница не была знакома с рунами.

² Участник группы до того не был знаком с рунами и имел лишь
общее представление о скандинавской мифологии.

11 Г. Бсднснко «Школа рун»

ЗОб

Галина Бедненко. Школа рун

мочь. Реплика орла и мысль: «Какая разница как? Глав­ное — делать быстро и сразу «попробовать».

Сцена 3. Все, что с рунами, — как в тумане. Детек­тив. Потом усталость, радость и облегчение».

Глава 31 СКАЛЬДИЧЕСКОЕ ИСКУССТВО¹

Скальды — скандинавские поэты Средневековья, со­чинявшие совершенно своеобразные стихи, не похожие ни на что другое². Из века в век они разными опреде­лениями описывали один и тот же круг «героических» понятий: мужчина, женщина, битва, оружие, корабль, золото. Искусство состояло в варьировании формы для определения все тех же вечных для викинга (или про­сто скандинава) понятий и ценностей.

Древнескандинавский поэт в сагах и прядях³ и вне­шним обликом, и характером бывает противопоставлен положительному герою саги. Положительный герой саги — рослый, красивый, светловолосый, благородный и уравновешенный. Это воин и торговец, ко всему про­чему, и хозяйственный мужчина. Скальды же в опи­саниях (и жизнеописаниях) язвительны, своенравны, непредсказуемы, вспыльчивы и мстительны. Эти отри­цательные черты скальда — отблеск его поэтического гения, подаренного Одином.

«ДАР ОДИНА»

Происхождение «меда поэзии» — поэтического дара — известно нам по рассказу Снорри Стурлусона

¹ Глава написана с использованием книги Е.А. Гурсвич, И.Г. Ма­
тюшиной «Поэзия скальдов» (М.: РГГУ, 2000).

² Поэзия скальдов характеризуется сложным метафорическим
языком, оригинальными и сложными размерами, ритмичным повто­
рением звуков (гласных или согласных).

³ Прядь — короткий рассказ.

Групповая практика 307

и метафорам скальдов. Самый мудрый человек Квасир был создан из слюны ванов и асов, закончивших свою распрю. Но злые карлики убили его, смешали его кровь с медом и вылили в котел Одрёрир («Приводящий дух в движение»), чашу Сон («Кровь») и чашу. Бодн («Со­суд»). Названия двух чаш могут означать тело чело­века — «сосуд крови», а названия всех трех емкостей, вместе взятых, — некую способность, приводящую дух в движение и пребывающую в крови человека. Так «кровь Квасира» делает человека либо скальдом, либо ученым.

Позже бог Один выпил мед поэзии и из котла, и из двух чаш. И выплюнул его в чашу в Асгарде, чтобы люди и боги могли в свою очередь испить этого волшебного напитка. Так мы видим, что дар поэзии передается из уст в уста. Поэты, ученые и простые люди не записыва­ли сочиненных или услышанных стихов, а запоминали их. Записывать же стихи до введения латинской пись­менности имело смысл только в случае заклятия, кото­рое было бы усилено рунами.

Скальды высоко ценили свое мастерство и обычно связывали свой дар непосредственно с Одином. Поэти­ческое искусство — это результат мистического контак­та, взаимоотношений с Одином. Это дар, полученный от самого бога. Одним из-испытанных способов получить его было сидение под повешенными. Висельники посвя­щались Одину, потому что сам Один повесил себя на ясене Иггдрасиль, а кроме того, преступники карались повешением, и их приносили в жертву Одину.

Играло роль и наличие известных скальдов в роду человека. Талант мог проявиться по прямому и после­довательному кровному родству (как напиток из чаш Сон и Бодн). Но главными все равно оставались непо­средственные заслуги самого скальда. Поэтическое ма­стерство предполагало исключительность. В представле­нии скальдов о самих себе не было и тени лицемерной скромности.

Скальды не любили рассказывать о своих «человече­ских» учителях, а говорили о своих стихах как о «находке

308 Галина Бедненко. Школа рун

Одина», давшего им вдохновение'. В сагах упоминается именно чудесное превращение обычных людей в скаль­дов. Проявиться скрытому таланту скальда могла помочь встреча с удачливым человеком, особенно удачливым пра­вителем. Так случилось с исландцем Хрейдаром и норвеж­ским конунгом Магнусом. Магнус различает умение Хрейдара, и тот становится не только скальдом, а еще и умелым кузнецом. Об этом рассказано в сборнике саг «Гнилая Кожа» (собр. ок. 1280 г.). Никого не интересова­ло, что у Хрейдара мог быть и реальный учитель-скальд (не говоря уж о кузнеце), а конунг просто обратил внима­ние на талантливого человека. Важно было лишь то, что именно конунг принес удачу Хрейдару.

В «Пряди о Торлейве Ярловом Скальде» рассказыва­ется о пастухе Халльбьёрне, который, имея тягу к сочи­нительству, не обладал, однако, этим талантом. По сво­ему обыкновению, он ночевал на кургане, где был похоронен Торлейв Ярлов Скальд, и изо всех сил ста­рался сочинить песнь в честь погребенного. Потом он заснул, и тут ему приснился сам Торлейв, потянул его за язык и сказал песнь. После того как Халльбьёрн су­мел вспомнить эту песнь наяву, он стал великим скаль­дом. Эта история откровенно носит характер индивиду­альной инициации скальда: «вспомнить песню из сна и повторить» — это истинно шаманский прием.

Именно на инициацию (или фольклорный, сказоч­ный мотив) похоже обретение Сигватом Тордарсоном, скальдом Олава Святого, скальдического дара. Он пой­мал и съел редкую рыбу, большую и красивую, которую никому ранее не удавалось выловить. И после этого из медлительного увальня он стал быстроумным и ученым.

С принятием христианства отношение к поэтическому дару меняется. Скальд теперь просит Всевышнего дать ему «драгоценное изобилие слов и знаний», «направить стих» и смиренно говорит о несовершенстве своих творений,

¹ С появлением христианства и латинской письменности Снорри Стурлусоном. конечно, был написан «Язык Поэзии». Был написан и «Древний ключ размеров». Но вес это происходило уже в XII — XIII вв.

Групповая практика 309

вплоть до заявления, что он способен сочинять лишь дур­ные стихи: «Я могу предложить вам лишь помет орла, мне не сравниться с другими скальдами». При этом христиан­ские скальды стараются сочинять «ясные стихи» в проти­воположность древним, «темным».

РЕМЕСЛО

Скальдическое искусство в мифологическом созна­нии было сродни «меду поэзии», который достаточно выпить, чтобы стать поэтом. В обыденном сознании люди, конечно, могли понимать, что необходимо не только иметь желание и вдохновение, но и учиться это­му как ремеслу, но стихов об этом не сочиняли, а поз­же и не записывали.

Как известно, в кельтской традиции филиды и бар­ды получали конкретное образование и даже принадле­жали особому сословию со своей внутренней иерархией. От статуса поэта зависел и круг его обязанностей, и наличие учеников. Но в скандинавской традиции ничего подобного не было. Поэтическое мастерство было част­ным делом человека и само по себе не приобретало об­щественной значимости. Была, например, Торхильд, женщина-скальд, которая часто говорила язвительные стишки своему мужу. И муж с ней развелся.

Поскольку в скальдическом стихосложении суще­ствовали довольно сложные законы и приемы, то есте­ственно предположить, что кто-то где-то этому обучал. И поэтическую науку требовалось постигать сравнитель­но долго. Однако об этом нам ничего не известно. В са­гах рассказывается о чудесных случаях обнаружения в себе скальдического дара или же просто упоминается о нем как об одном из умений человека.

Скальдическое искусство (как и колдовство) часто воспринималось как мастерство сродни ремесленному. Материал поэзии превращался в стихи посредством специальных приемов. Проводят даже некую аналогию: обязательным элементом зооморфного орнамента (зве-

ЗЮ Галина Бедненко. Школа рун

риного стили) тех времен была так называемая «пле.-тенка». Вот эти переплетающиеся узоры напоминают и узоры хитросплетений скальдических стихов. Такие чер­ты скальдического стиля обнаруживаются, например, в эддической «Песни о Хюмире».

Для того чтобы воспринимать скальдические стихи, от слушателей также требовалась некоторая подготовка. С принятием христианства люди забывали и языческую мифологию, на нюансах смысла которой могли стро­иться скальдические стихи и образы. Стихи следовало не только понять, а иной раз и запомнить. В «Пряди о Халли Челноке» рассказывается о том, как этот скальд, явившись к английскому конунгу Харальду Гудинасону (последнему «викингскому» конунгу в Англии), спел ему хвалебную песнь, в которой не было никакого смысла и которую никто не понял, но, тем не менее, ее сочли хорошей, совсем как в сказке про голого короля. Не по­няв смысла песни, но будучи обязанным заплатить за нее, конунг велел посыпать голову скальда монетками и дать ему столько серебра, сколько останется у него в волосах. Но скальд выбежал к пристани, обсмолил себе волосы и вернулся — естественно, все монетки прилипли к волосам. Ни запомнить, ни повторить эту песню никто не смог, однако исландский скальд чрез­вычайно радовался своей выдумке: и конунга чужезем­ного надул, и серебро получил. Когда его собственный конунг Харальд Суровый спросил, сочинял ли тот сти­хи для других скальдов (а такая поэтическая неверность скальда сродни измене любимой женщины), Халли Чел­нок радостно поведал, что обдурил английского конун--га. А плохо сочиненные, неудачные стихи не только не могли прибавить конунгу славы и удачи, но и лишили его значительной ее части.

Скальдические стихи не были предназначены для по-") вествований. В них больше описывается состояние, не­жели действие. Более повествовательной поэзия стано­вится лишь после христианизации, возможно под-влиянием рассказов о континентальных святых и каких-то других факторов.

Групповая практика

ИМПРОВИЗАЦИЯ

Умение скальда рождало в слушателях восхищение и гордость его ученостью и профессионализмом. Скальд должен был уметь как импровизировать, так и хорошо декламировать свои стихи. Вдобавок ко всему, надо было помнить множество стихов своих предшественни­ков — так сохранялись историческая память и свиде­тельство о славе предков.

Скальдические песни были сугубо авторскими, и за­имствование тех или иных строк, а также явное их пе­ределывание осуждалось. Так, Эйвинд, сын Финна, получил свое прозвище Погубитель Скальдов, потому что многое заимствовал из чужих стихов. А скальд Ха-ральда Прекрасноволосого Аудун прямо взял стев (при­пев) из песни своего родственника, за что был назван Дурным Скальдом и впал в немилость.

Скальдические стихи сочинялись и воспринимались нелинейно, вне пространственно-хронологической по­следовательности. Скальдическая строфа схватывает от­дельные картины ситуации и образов. Слова расположе­ны в порядке, подчиненном звуковым построениям и повторам. Трудно предположить, что подобная речь да­валась скальдам легче легкого, без предварительного обдумывания. И все же о таких случаях рассказывается как о чем-то необыкновенном.

Легче всего скальдам давались отдельные висы на про­исходящие события. Так, уже упомянутая Торхильд, жен­щина-скальд, увидев, что ее муж не сводит глаз с четыр­надцатилетней красивой девочки, гневно воскликнула:

s

Ну и стыд! Уставился, Так и ест глазами!

А в другом переводе это звучит так:

Что в упор глядишь ты, — Не глядишь: глазеешь!

После этого ее муж Траин тоже рассердился, поднял­ся из-за стола, назвал свидетелей в том, что жена его

312 _____________________ Галина Бедненко. Школа рун

бранит и смеется над ним, и объявил о разводе, насто­яв, чтоб супруга немедленно покинула пир. Она уехала, а Траин тут же посватался к девочке, и ее дед, отец и мать дали согласие.

ЧАРОДЕЙСТВО

Самые ранние из дошедших до нас стихов относят к IX веку, то есть периоду до введения латинской письмен­ности в Скандинавии. Потому вполне вероятно предполо­жить, что первоначально скальдические стихи могли за­писываться «буквенными» рунами. Тогда, безусловно, важны были количество знаков в строке и повторяемость тех или иных звуков. А стих являлся заклинанием.

В древнеисландском был термин «крафта-скальд». Он означал поэта и колдуна. Крафта-скальды экспромтом произносили и составляли заклятия, способные причи­нить вред другому человеку или же оградить их самих от вреда. Впрочем, скальды в любом случае были непри­ятными противниками. Хулительные стихи, сочиненные любым скальдом, способны были причинять вред тем, против кого они были сложены. Любовные стихи при­влекали любовь и благосклонность объекта стихов. Так­же некоторые скальды якобы могли творить всяче­ские чудеса, произнося стихи: туман застилал глаза их врагам, они погружались в сон, предметы летали по дому и т. п.

Иной раз скальды были способны и заранее припу­гнуть своих недоброжелателей, сказав «предупредитель­ную» вису. Множество историй такого рода связано с Гуннлаугом Змеиный Язык (героем одноименной саги). Гуннлауг, сын Иллути Черного из Гильсбакки, обладал вздорным нравом и скальдическим даром. Он сыпал проклятиями и предупреждениями, имеющими для него и людей того времени силу заклятий, чуть ли не на каж­дом шагу.

Однажды Гуннлауг справедливо ударил слугу богато­го бонда — хозяина дома, у которого остановился на.

Групповая практика

ночлег, — за то, что тот заездил его лошадь. Слуга упал без памяти, и за такой ущерб хозяин потребовал вы­куп — виру. Гуннлауг предложил марку серебра. Хозя­ину этого показалось мало. Тогда Гуннлауг сказал та­кую вису:

Бонду предложил я Марку полновесную. Согласись, не споря, Серебро возьми ты. А не то упустишь Из мошны сокровище, Расточитель золота, После пожалеешь!'

Безусловно, это была угроза. Гуннлауг предрекал су­щественный убыток хозяину, если тот не согласится на его условия. Предрекание, пророчество, заклятие было сказано. И чтобы его снять, хозяин должен был либо ответить Гуннлаугу в том же стиле, либо согласиться на предложение. В результате они сошлись на том, что предложил Гуннлауг.

Совсем другая история произошла с человеком куда более знатным и обладающим большей властью, чем обычный бонд. Норвежский ярл Эйрик, обратив внима­ние на сварливость восемнадцатилетнего Гуннлауга, за­метил, что еще восемнадцати лет тот не проживет. Это тоже звучало как плохое пророчество. Потому Гуннлауг быстро сказал: «Лучше, чем желать мне зла, желай себе добра». И добавил, что ярлу следовало бы желать себе не умереть такой же смертью, как и его отец. Это было и оскорблением, и грубостью, и угрозой: угрозой не явной, естественной, исходящей непосредственно от самого Гуннлауга, а неким призыванием сил судьбы. Удивительно, что ярл не убил за такое Гуннлауга, но за того вступился его попутчик. После этого Гуннлауг стал разумнее, говорил с конунгами учтиво и сочинял им хвалебные песни. Заносчивость он оставил для других людей.

' Перевод А.И. Корсуна.

314 Галина Бедненко. Школа рун

ПОЕДИНКИ СКАЛЬДОВ

Скальды, как всякие люди мастерства, любили посо­ревноваться друг с другом. Иногда эти состязания были настолько серьезны — особенно если охватывали другие важные сферы их жизни (как любовь к одной и той же женщине или милость конунга), — что словесный по­единок продолжался и после смерти. По крайней мере, так рассказывается в «Саге о Гуннлауге Змеиный Язык». После того как Гуннлауг и Храфн убили друг друга на поединке из-за жены Храфна, которая была и возлюб­ленной Гуннлауга, они явились во сне каждый своему отцу и сказали по висе о том, как произошел поединок.

Гуннлауг сказал такую вису:

Гуннлауг пал в поединке, Он храбро сражался с Храфном, Ранив недруга в могу Рыбой ратной рубашки. Жадный до теплой крови, Ринулся ворон к трупам, Мне ж вороненую сталь В голову Храфн направил'.

Храфн же сказал своему отцу Энунду такую вису:

Я меч обагрил. Но раньше Рёгнир меча меня ранил. Звери щитов за морем Звонко в щиты вонзались. Гуси крови слетались Крови с голов напиться. Перьями ястреб ран Озеро ран разбрызгивал².

ХВАЛЕБНЫЕ ПЕСНИ

Одним из главных скальдических жанров была пане­гирическая поэзия. Хвалебные песни в дописьменную эпоху (ведь руны первоначально использовались лишь в

¹ Перевод О. Смирницкой. - Перевод О. Смирницкой.

Групповая практика

магических целях) были не только вдохновенным про­славлением вождей, но и кладезем исторических сведе­ний, а также ценным эквивалентом денег или сокровищ. Скальдические стихи большого размера принято назы­вать песнями прежде всего потому, что их приходилось декламировать и выпевать. В наибольшей степени это относилось к длинным хвалебным песням, исполняе­мым перед широкой публикой и на виду у правителей. Хвалебная песнь всегда обращена к настоящему — еще живущему — герою. Ее структура и принципы доволь­но жестко определены. Она должна оказывать непосред­ственное воодушевляющее воздействие на слушателей, увеличивать славу вождя (в честь которого она сочиня­ется и исполняется), а также его удачу.

В случае крайне плохих отношений с правителем скальд при встрече с ним на его территории мог выку­пить свою жизнь хорошо сложенной хвалебной песнью в его честь. По крайней мере, так произошло два раза. Первый раз — с Эгилем Скаллагримсоном и конунгом Эйриком Кровавая Секира. И это единственная хвалеб­ная песнь дохристианской эпохи, до нас дошедшая пол­ностью. Второй раз — с Торарином Славословом и конунгом Кнутом. Обе песни назвали «Выкуп Головы».

Хвалебная песнь была рассчитана на исполнение на публике. Обычно она начиналась зачином, в котором скальд просил выслушать его песнь. Это было необхо­димо при реальном исполнении песни на пиру, среди буйной и уже выпившей дружины, хихикающих женщин и суетящихся слуг. В зачин всегда включалось обраще­ние к восхваляемому. А повторяющийся стев (в данном случае нечто вроде припева) могли хором подпевать все окружающие люди. Это было удобно еще и потому, что смысл стева обычно был проще остальных частей пес­ни и всё, в том числе сам восхваляемый, называлось своими именами.

Настоящая хвалебная песнь должна была отличаться и исторической точностью. Всегда говорилось о том, кто и с кем воевал, а также в каком месте произошла битва. Было, однако, не принято приписывать даже восхваля-

316 Галина Беднемко. Школа рун

емым правителям и их дружинникам такие деяния, ко­торых те не совершали. Это сочли бы неуместной воль­ностью или даже оскорблением. Поэтому последующие авторы воспринимали хвалебные скальдические песни как истинную правду. Так хвалебные песни оказывались и источником исторических сведений.

Единственным качеством, которое воспевали явно и недвусмысленно, которое преувеличивали и на которое надеялись, была щедрость. Скальды в хвалебных песнях беззастенчиво называли конунгов «дающими золото» и «щедрыми». Слыша такое, правитель по правилам при­личия должен был отблагодарить скальда золотом и цен­ными предметами. Иногда поэт говорил прямо, как Гуннлауг («Сага о Гуннлауге Змеиный Язык») ирланд­скому конунгу Сигтрюггу Шелковая Борода:

 

Золота, князь, Дай, не скупясь: Царских щедрот Скальд ныне ждет¹.

ХУЛИТЕЛЬНЫЕ СТИХИ

Хулительная поэзия была одним из любимых (наряду с поединками и судебными распрями) способов выясне­ния отношений в скандинавском обществе. Ниды — «по­носные» стихи — подразделялись на устные и древесные, то есть письменные. Предполагалось, что такие стихи могут испортить удачу, жизнь и судьбу человека, и поэто­му люди, составлявшие ниды, объявлялись вне закона.

Магические ниды

 

В сборнике древнеисландских законов «Серый гусь» (записанном во второй половине XIII века) прямо гово­рилось: «Если человек сделает нид о ком-то, он объяв-

¹ Перевод М.И. Стеблин-Каменского.

Групповая практика 317

ляется вне закона. Это нид, если человек вырезает дре­весный нид, направленный на кого-то, или высекает или воздвигает нид-жердь против кого-то». В последнем случае речь вообще идет о колдовстве, сходном с тем, которое совершил Эгиль Скаллагримсон против норвеж­ского конунга Эйрика Кровавая Секира и его жены Гуннхильд. Прежде чем приступить к древесному ниду, Эгиль сочинил два устных нида, в том числе с призы­вом к богам обрушить свой гнев на Эйрика. Когда ко­нунг узнал об этом, то объявил Эгиля вне закона, и с того момента всякий человек в Норвегии мог бы безна­казанно убить враждебного правителю скальда. И тогда Эгиль вначале убил сына Эйрика и Гуннхильд, а затем сделал древесный нид с лошадиным черепом и произ­нес нид-заклятие. Как говорится в саге, это колдовство сработало.

Для усиления магического эффекта использовались определенные приемы стихосложения: рифмы и аллите­рации, причем начальные строки второй строфы подхва­тывали аллитерацию конечных строк первой. Висы, записанные рунами, имели еще больший эффект, неже­ли устно произнесенные стихи, и регламентировались еще более жестко. Например, могло строго определять­ся количество рун в каждой строфе и кратность этого числа двадцати четырем (количеству рун в Старшем Фу-тарке). Так скальдическая поэзия была тесно связана и с руническим искусством.

В «Пряди о Торлейве Ярловом Скальде» рассказывает­ся, как Торлейв надсмеялся над ярлом Хаконом, когда-то его обидевшим. Вначале он сочинил несколько вис о ярле, назвав их «Висами о женщине», что уже было оскорбле­нием — намеком на то, что ярл бывая для кое-кого женщи­ной. Эти стихи называли «отвратительными» и говорили, что этот нид Торлейва «был полон злыми и редко слыши­мыми вещами». Трудно даже вообразить, что имелось в виду, поскольку обвинения в пассивном гомосексуализме, скотоложстве и копрофагии были почти обычными. Но Торлейв этим не удовольствовался. Он переоделся ни­щим, взял костыли, подвязал себе козлиную бороду и ме-

318 Галина бедненко. Школа рун

шок под самый подбородок и в таком обличье явился к ярлу Хакону. В виде сварливого и своенравного старика нищего Торлейв поругался с другими попрошайками на пиру у ярла¹. Хакону ярлу Торлейв назвался тогда как Ху­литель, сын Крикуна, родом из Скорбных Долин. После этого он попросил себе еды, но не столько ел, сколько бросал в мешок, подвязанный под подбородком. Затем «старик» начал петь хвалебную песнь в честь ярла Хако-на, и тому казалось, что она хороша. Однако она необъяс­нимым образом вызвала зуд во всем теле ярла, так что ему пришлось чесаться везде, и даже в паху. Ярл накричал на скальда и потребовал исправить песню. Тут скальд начал говорить висы, которые позже были прозваны «Туманны­ми висами».

До нас дошли только четыре начальных строки:

Туман поднимается вдоль берега, Град несется к западу, Дым от добра сожженного Сюда уже долетает.

Как только Торлейв-скальд произнес стихи, в палате стало темно. После этого стихопевец сказал последнюю треть своей хулительной песни, от чего было перебито в зале много народу. Ярл упал без чувств, а скальд ис­чез. После произнесения этого нида у ярла выпала вся борода и половина волос по одну сторону пробора, и заболел ярл на всю зиму и большую часть лета. А Тор­лейв получил прозвище — Ярлов Скальд.

ХУЛИТЕЛЬНЫЕ («ПОНОСНЫЕ») НИДЫ

В западнонорвежском «Законе Гулатинга» было ска­зано: «Никто не должен возводить напраслину на дру­гого или клевету. Напраслиной называется, если кто-то говорит о другом то, чего не может быть, не будет и не

¹ Это описание может быть пародией на поведение скальдов, желающих получить благосклонность того или иного правителя.

Групповая практика

было: говорит, что он становится женщиной каждую девятую ночь, или что он родил ребенка, или называет его волчицей-оборотнем. Он объявляется вне закона, если оказывается в этом виновным».

В «Саге о Вёльсунгах» приводится перебранка Гран-мара и Синфьотли с подобными, хоть немного и ми­фологизированными, обвинениями: «Верно ты запамя­товал, как был ты вёльвою на Варинсейе и говорил, что хочешь замуж, и сманивал меня на это дело, чтоб я был тебе мужем; а затем был ты валькирией в Асгарде, и чуть было все там не передрались из-за тебя; а я поро­дил с тобою девять волков на Ланганесе, и всем им я был отцом».

Классические оскорбления становятся даже частью ритуала перед поединком. Так в ответ на слова: «Ты не похож на мужчину и не мужчина по духу» — оскорблен­ный должен был ответить: «Я такой же мужчина, как и ты» — и вызвать обидчика на поединок. Так простой стандартный нид становится аналогом брошенной в лицо перчатки (которая тоже не что иное, как метафо­ра пощечины).

Тем не менее нид с обвинением в женоподобии и мужеложстве оставался любимым оскорблением сканди­навов. Это доказывает история про датского конунга Харальда Синезубого и его помощника Биргира. Ко­рабль исландцев разбился у берегов Дании, и все добро было похищено датчанами во главе с Биргиром. И вдо­бавок этот же конунг уже собирался напасть на Ис­ландию и завладеть ею. Тогда исландцы сочинили про Харальда и Биргира хулительные стихи:

И, топча в обличье Слейпнира угоры Мёрнировы, Харальд Весь размяк, вояка, А бедняга Биргир, Богам неугодный, Там — видали люди — Был его кобылой¹.

¹ Перевод О. Смирницкой. _.

320 Галина Бедненко. Школа рун

Рассказывается, что на альтинге все (очевидно, все, кто умел) исландцы должны были сочинить по висе. Но сохранилась лишь одна приведенная выше виса этого коллективного нида исландцев против датского короля и его наместника. Таким образом, Харальда и Биргира обвинили в мужеложстве и скотоложстве одновременно. При этом с немалым удовольствием подчеркнуто, что Харальду это настолько нравится, что он «размяк», то есть потерял силу, ожидаемую от конунга, и из «воина» превратился в жалкого «вояку».

ПЕРЕБРАНКИ