LV. (1) Отправившись затем в Персию с большим военным снаряжением, он победил могущественнейшего царя Артаксеркса. Сам Александр обходил фланги, ободрял воинов, находился в пределах досягаемости копий, очень много действовал и своей собственной рукой, воодушевлял словами отдельных воинов на славные дела. (2) Разбив и обратив в бегство столь могучего царя, который пошел на войну с семьюстами слонов, тысячью восемьюстами серпоносных колесниц[686]и многими тысячами всадников, он немедленно вернулся в Антиохию и обогатил свое войско добычей, взятой у персов, позволив трибунам, военным начальникам и самим воинам сохранить у себя то, что они захватили в селениях. (3) Тогда впервые у римлян появились рабы‑персы; впрочем, он возвратил их, получив за них выкуп, так как персидские цари считают позором для себя, чтобы их подданные были где‑либо рабами; выкуп он частью отдал тем, кто собственноручно взял в плен рабов, частью – внес в государственную казну.
LVI. (1) После этого он прибыл в Рим и, отпраздновав блестящий триумф,[687]прежде всего произнес в сенате следующую речь. (2) Из сенатских протоколов – за шесть дней до октябрьских календ:[688]«Отцы сенаторы,[689]мы победили персов. Нет нужды в долгом красноречии. Вы должны лишь знать, каково было их оружие, каково снаряжение. (3) Прежде всего семьсот слонов, на них башни со стрелками и грузом стрел. Из них тридцать мы захватили, двести лежат убитые, восемнадцать мы привели сюда. (4) Тысяча восемьсот колесниц, снабженных серпами. Мы могли бы привезти сюда двести колесниц, у которых животные были убиты, но так как это можно было и подстроить, то мы сочли излишним делать это.[690](5) Мы разбили сто двадцать тысяч их всадников – конников‑панцирников,[691]тех, кого они называют клибанариями, – мы убили во время войны десять тысяч; их оружием мы вооружили своих. Много персов мы взяли в плен и продали. (6) Мы вернули себе междуречные земли (то есть земли Месопотамии), о которых не заботилось это грязное чудовище.[692](7) Артаксеркса, и на деле и по имени могущественнейшего царя, мы разбили и обратили в бегство, так что бегство его видела Персидская земля, и сам царь, бросив свои значки,[693]бежал по той дороге, по которой некогда были пронесены значки наших войск. (8) Вот что совершено, отцы сенаторы. Нет нужды в красноречии. Воины возвращаются богатыми, при победе никто не чувствует труда. (9) Ваш долг – назначить благодарственное моление, чтобы ним не оказаться неблагодарными по отношению к богам». – Возгласы сената: «Александр Август, да хранят тебя боги! Величайший Персидский, да хранят тебя боги! Подлинно – Парфянский, подлинно – Персидский!.[694]Трофеи твои и мы видим, победы и мы видим! (10) Хвала молодому императору, отцу отечества, великому понтифику! Благодаря тебе мы надеемся победить германцев, благодаря тебе всюду предвидим победу! Побеждает тот, кто управляет воинами! Богат сенат, богат воин, богат римский народ!».
|
LVII. (1) Отпустив сенат, он поднялся на Капитолий и, совершив священнодействие и поместив в храме персидские рубашки, произнес на народной сходке следующую речь: «Квириты, мы победили персов. Воинов мы привели назад богатыми. Вам обещаем раздачу, а завтра дадим Персидские игры в цирке». (2) Это мы нашли и в анналах и у многих писателей. Некоторые, однако, говорят, что, преданный своим рабом, он не победил царя, а бежал, чтобы не быть побежденным. (3) Кто прочитал большую часть писателей, тот не сомневается, что это сообщение противоречит мнению многих. Ведь говорят и то, что он потерял свое войско вследствие голода, холода[695]и болезней, как рассказывает, например, Геродиан, вопреки мнению многих. (4) После этого Александр с необыкновенной славой, в сопровождении сената, всаднического сословия и всего народа, среди обступивших его со всех сторон женщин и детей, главным образом – жен воинов, поднялся пешком на Палантин, а четыре слона повезли назад триумфальную колесницу.[696](5) Александра люди несли на руках и почти не позволяли ему идти в течение четырех часов. Со всех сторон неслись общие крики: «Рим благоденствует, государство благоденствует, ибо благоденствует Александр!». (6) На следующий день, по окончании цирковых игр и театральных представлений, он затем произвел раздачу народу. (7) Подобно тому как Антонин учредил «фаустининских девочек»,[697]Александр учредил «маммеинских девочек» и «маммеинских мальчиков».
|
LVIII. (1) Счастливо шли дела и в Мавретании Тингитанской под начальством Фурия Цельза, и в Иллирии под начальством Вария Макрина, родственника Александра, и в Армении под начальством Юния Пальмата[698]– из всех мест ему были доставлены таблички, украшенные лаврами. Они в разное время были прочитаны в сенате и перед народом, а после того как их, наконец, получили из Исаврии, Александру были присвоены все почетные звания.[699](2) Тем, кто хорошо вел государственные дела, были назначены знаки консульского достоинства с добавлением жреческих должностей и имений тем из них, кто был беден и отягощен годами. (3) Пленников из различных народов он подарил друзьям, если это позволял детский или молодой возраст этих людей. Однако людей, близких к царю и знатных, он назначил в войска – на невысокие должности. (4) Земли, отнятые у врагов, он роздал пограничным начальникам и воинам, с тем, чтобы эти земли принадлежали им лишь в том случае, если и наследники их будут служить в войске, и чтобы земли никогда не переходили в частные руки,[700]он говорил, что воины будут ревностнее нести службу, если будут защищать и свои поля. (5) Кроме того, он дал им скот и рабов, чтобы они могли обрабатывать полученную ими землю и чтобы соседившие с варварскими областями поля не были покинуты из‑за недостатка в людях и вследствие старости владельцев – это он считал в высшей степени позорным.
|
LIX. (1) После этого он жил, окруженный необыкновенной любовью народа и сената. Когда он отправился на войну с германцами,[701]все были уверены в победе, но неохотно отпускали его и провожали на протяжении ста и даже ста пятидесяти миль. (2) Очень тяжко были и для государства и для него самого то, что германцы грабили и опустошали Галлию. (3) В довершение позора этот народ, который, казалось, всегда подчинялся даже ничтожным императорам, теперь угрожал Римскому государству уже после победы над парфянами. (4) Александр шел большими переходами, ведя радостных воинов. Однако, узнав, что и здесь легионы мятежны, он приказал распустить их. (5) Но галлы, народ по своему характеру суровый и непокорный, часто причинявший неприятности императорам, не могли вынести чрезмерной строгости этого человека, которая после Гелиогабала казалась еще большей. (6) Итак, когда он был с небольшим отрядом в Британии,[702]а по утверждению других – в Галлии,[703]в поселке, называвшемся Сицилией, его убили какие‑то воины – не по общему решению войска, но как разбойники; это были главным образом воины, которые разбогатели от наград Гелиогабала и не могли терпеть строгого государя. (7) Многие говорят, что его убили подосланные Максимином новобранцы, которые были даны последнему для обучения; многие говорят иначе. (8) Однако верно то, что его убили воины; при этом они говорили много оскорбительного о нем, как о мальчишке, и о его матери, скупой и жадной.
LX. (1) Правил он тринадцать лет и девять дней.[704]Прожил он двадцать девять лет, три месяца и семь дней. (2) Он во всем руководствовался советами матери, вместе с которой он и был убит. (3) Знамения его смерти были следующие. Когда он молился в день своего рождения, окровавленное жертвенное животное убежало и обагрило кровью его белую одежду, в которой он стоял, – ведь он держал себя как простой гражданин и находился среди народа. (4) Огромное старое лавровое дерево во дворце какого‑то города, откуда он отправлялся на войну, внезапно рухнуло целиком на землю. (5) Три фиговых дерева – из тех, что приносят так называемые александровские фиги,[705] – внезапно упали перед его палаткой, когда императорская палатка была прикреплена к ним. (6) Когда он проходил, женщина‑друидесса крикнула ему по‑галльски: «Иди, но не надейся на победу и не верь своим воинам!».[706](7) Когда он поднялся на трибуну, чтобы говорить речь, и хотел сказать что‑нибудь благоприятное, он начал так: «После убийства императора Гелиогабала». (8) Знамение заключалось в том, что, готовясь отправиться на войну, он начал речь к воинам неблагоприятными словами.
LXI. (1) Но ко всему этому он отнесся с полнейшим презрением и, отправившись на войну, был убит в указанном выше месте следующим образом.[707](2) Он на виду у всех позавтракал, получив солдатскую пищу (ничего другого воины, разбирая палатку, не нашли). (3) В то время как он после еды отдыхал, приблизительно в седьмом часу дня один из германцев, исполнявший обязанности щитоносца, вошел в палатку. Все спали, бодрствовал между тем только император, который и увидел его. (4) Александр спросил у германца: «Что там такое, товарищ? (5) Ты приносишь какую‑нибудь весть о врагах?». Тот перепугался и, не надеясь оправдаться в том, что он грубо ворвался в палатку государя, бросился к своим сотоварищам по палатке и поднял их на убийство сурового государя. (6) Те, вооруженные, вбежали в большом числе в палатку, изрубили безоружных и сопротивлявшихся, а самого Александра поразили множеством ударов. (7) Некоторые говорят, что вообще не было сказано никаких слов и только воины кричали: «Выходи, уходи». Так был убит превосходный молодой человек… (8) Но все военное снаряжение, которое потом взял с собой в Германию Максимин, было создано Александром; оно показало свою мощь у армян, осдроенов,[708]парфян и у всех других людей.
LXII. (1) Что Александр относился с презрением к смерти – это доказывает и та неустрашимость, с какой он всегда усмирял воинов, и следующее обстоятельство. (2) Астролог Тразибул[709]был с ним в очень дружественных отношениях. Когда он сказал Александру, что тот обязательно погибнет от варварского меча, Александр сначала обрадовался, так как думал, что его ждет смерть на войне, достойная императора. (3) Затем он стал рассуждать, указывая, что все наиболее выдающиеся люди погибли насильственной смертью; при этом он назвал самого Александра, чью имя он носил, Помпея, Цезаря, Демосфена, Туллия и других замечательных мужей, погибших неспокойной смертью. (4) Он преисполнился такой гордости, что считал себя достойным сравняться с богами, если он погибнет на войне. (5) Однако действительность обманула его, ибо он погиб от варварского меча и от руки варвара‑щитоносца – не на войне, а во время войны.
LXIII. (1) Смерть его причинила величайшее огорчение воинам, даже тем, которые были когда‑то раскассированы им, и они перебили виновников убийства.[710](2) Римский народ и весь сенат вместе со всеми провинциалами никогда не испытывали большей грусти и горечи, тем более что грубость и неотесанность его преемника Максимина, как военного человека, к которому вместе с его сыном перешла после Александра императорская власгь, предвещали, по‑видимому, неизбежность наступления более тяжелых времен. Сенат причислил Александра к богам.[711](3) Он был почтен кенотафием в Галлии и великолепнейшей гробницей в Риме.[712](4) Учреждено было и товарищество жрецов, названных Александровыми.[713]Добавлено было и празднество в память его матери и его самого, которое и поныне весьма набожно справляется в Риме в день его рождения. (5) В качестве причины его убийства иные выставляют то, что мать его хотела из чванства бросить Германскую войну и возвратиться на Восток, и это вызвало гнев со стороны войска. (6) Но это – выдумки почитателей Максимина, которые не хотели, чтобы обнаружилось, что превосходный император убит своим другом вопреки божеским и человеческим законам.
LXIV. (1) До этого времени империя римского народа имела такого государя, который правил более или менее долго. После Александра власть захватывали, вырывая ее друг у друга, многие, и одни из них правили по полгода, другие по году, большинство – два года, самое большее – три года. Так длилось вплоть до тех государей, которые удерживали власть дольше, – я разумею Аврелиана и следующих за ним. (2) Если хватит моей жизни, я опубликую о них все, что стало мне известно.[714](3) Порицали Александра за то, что он не хотел быть сирийцем, за то, что любил золото, был крайне подозрителен, придумывал много податей, хотел казаться Александром Великим, был чересчур строг по отношению к воинам, проявлял любопытство по отношению к делам частных лиц – все это из области его государственной деятельности. (4) Я знаю, большинство утверждает, будто его провозгласил Цезарем не сенат, а воины; но они совершенно не знают истины – они же говорят, что он не был двоюродным братом Гелиогабала. (5) Пусть они по моему примеру прочитают историков его времени, особенно Ахолия, который описал и походы этого государя.
LXV. (1) Ты неоднократно спрашивал, величайший Константин, что сделало таким государем его, сирийца родом, иноземца, тогда как столько людей, римлян родом, столько людей из других провинций оказалось бесчестными, грязными, жестокими, отвратительными, несправедливыми, развратными. (2) Прежде всего, я могу ответить на основании мнения порядочных людей, что хорошим государем можно быть от природы, которая повсюду является единой матерью. Затем, этот мог стать превосходным под влиянием страха, так как весьма дурной был убит. (3) Но так как твоей милости и благочестию следует сообщать правду, то я изложу то, что я прочитал. (4) Твоему благочестию известно – это ты прочитал у Мария Максима, что в лучшем положении и едва ли не в более безопасном состоянии находится то государство, в котором дурной государь, нежели то, в котором дурные друзья государя, так как недостатки одного дурного могут быть исправлены многими хорошими людьми, но над многими дурными людьми никоим образом не может одержать верх один, как бы он ни был хорош. (5) Это было сказано Гомуллом[715]– самому Траяну, когда последний сказал, что Домициан был очень дурным, но имел хороших друзей и что поэтому больше ненависти вызывал к себе Клавдий, который доверил управление государством в высшей степени порочным вольноотпущенникам: ведь лучше терпеть одного дурного, чем многих.
LXVI. (1) Но чтобы вернуться к делу, – Александр и сам был превосходным человеком… – ведь этого желает только хороший человек – и он следовал советам превосходной матери. (2) Однако и друзья у него были безупречны, достойные уважения, не лукавые, не грабители, не интриганы, не коварные, не склонные ко злу, не враждебные добрым людям, не развратные, не жестокие, не обманывавшие его, не насмешники, не такие, которые старались бы вводить его в заблуждение как глупца, но безупречные, достойные уважения, воздержанные, набожные, любящие своего государя люди, которые и сами над ним не смеялись и не желали, чтобы он служил предметом насмешек для других, люди, которые ничего не продавали, ни в чем не лгали, ничего не выдумывали, никогда не обманывали надежд своего государя, но любили его. (3) К тому же – он не держал евнухов ни в советах, ни среди прислуги, а ведь только эти люди и губят государей, желая, чтобы те жили по обычаям некоторых племен или персидских царей:[716]ведь это они отдаляют государя от народа и друзей, они являются передатчиками и часто сообщают не тот ответ, какой был дан, отгораживают от всех своего государя и принимают все меры к тому, чтобы он ничего не знал. Раз они были куплены и в детстве были рабами, то какие у них могут быть порядочные мысли? (4) Наконец, сам Александр высказывал такое мнение: «Я не позволяю рабам, купленным за деньги, распоряжаться головами префектов, консулов и сенаторов».
LXVII. (1) Я знаю, император Константин, как опасно говорить это перед императором, который находится в подчинении у таких людей, но, к счастью для государства, после того как ты понял,[717]какое зло представляют собой эти негодяи и как они обманывают государя, ты ставишь их так низко, что не позволяешь им носить хламиду и пользуешься ими только для домашних услуг. (2) Замечательно то, что Александр не принимал наедине в Палатинском дворце никого, кроме префекта, именно – Ульпиана, и никому не давал возможности ни давать пустые обещания, торгуя его именем, ни дурно говорить ему о других – в особенности после казни Турина, который часто болтал попусту, изображая его глупцом и безумцем. (3) Кроме того, если Александр находил, что его друзья или родственники – дурные люди, он либо наказывал их, либо, если старинная дружба или родственная связь не позволяли наказывать их, он удалял их от себя, говоря: «Мне дороже все государство, чем они».
LXVIII. (1) Чтобы ты знал, какие лица находились в его совете, я перечислю их: Фабий Сабин, сын замечательного человека Сабина, Катон своего времени; Домиций Ульпиан, чрезвычайно сведущий в праве; Элий Гордиан…императора Гордиана, само дело, человек замечательный; Юлий Павел, чрезвычайно сведущий в праве; Клавдий Венак, блестящий оратор; Катилий Север, его родственник, превосходивший всех своей ученостью; Элий Серениан, превосходивший всех своей праведностью; Квинтилий Марцелл – лучшего человека не знает даже история. (2) При наличии такого количества этих и других подобных им людей,[718]что плохого могло быть задумано или сделано, когда они совместно стремились к добру? (3) Правда, их отстранила кучка дурных людей, которые окружили Александра в первые дни его правления. Однако, благодаря благоразумию молодого человека, дурные люди были частью казнены, частью изгнаны, и одержала верх эта безупречная дружба. (4) Таковы были те, кто сделал сирийца хорошим государем, а дурные друзья были виновниками того, что государи‑римляне, заразившись их пороками, являются весьма дурными даже в глазах потомства.
XIX
Юлий Капитолин
ДВОЕ МАКСИМИНОВ
I. (1) Чтобы твоей милости, величайший Константин, не показалось скучным читать об отдельных государях или детях государей в отдельных книгах, я решил ограничить себя и охватить в одном томе жизнь двоих Максиминов, отца и сына. (2) Затем я сохранил тот порядок изложения, который, согласно желанию твоего благочестия, был сохранен Тацием Кириллом,[719]светлейшим мужем, который сделал перевод с греческого на латинский язык. (3) И это я буду соблюдать не в одной этой книге, но и в большей части последующих, исключая жизнеописания великих императоров, деяния которых, более многочисленные и более славные, требуют и более длинного изложения. (4) Максимин старший[720]выдвинулся при императоре Александре,[721]военную же службу он начал при Севере.[722](5) Он был родом из фракийского поселка, на границе с варварами; варварами же были его отец и мать, из которых первый был из страны готов, а вторая из племени аланов.[723](6) Говорят, что имя отца было Микка, а матери – Габаба. (7) В первое время эти имена называл сам Максимин, впоследствии же, придя к власти, он приказал скрывать их, чтобы не обнаружилось, что император происходит от обоих родителей‑варваров.[724]
II. (1) В раннем детстве он был пастухом, был он также главарем молодежи, устраивал засады против разбойников и охранял своих от их нападений. (2) Первая его военная служба была в коннице. Он выделялся своим огромным ростом; среди всех воинов он славился своей доблестью, отличался мужественной красотой, неукротимым нравом, был суров, высокомерен, презрителен в обращении, но часто проявлял справедливость. (3) Первой причиной его известности при Севере было следующее. (4) В день рождения своего младшего сына Геты Север устроил военные игры, назначив в качестве наград серебряные вещи, то есть браслеты, шейные цепи, пояски. (5) Тут юноша и полуварвар, с трудом говоривший по‑латыни, почти что на фракийском языке при всех просит императора дать ему разрешение состязаться с теми, кто занимал на военной службе не последнее место. (6) Удивленный его большим ростом. Север, чтобы не нарушать военной дисциплины, поставил его на первый раз против лагерных служителей, но выбрал из них самых храбрых. (7) Максимин без передышки победил шестнадцать лагерных служителей, он получил шестнадцать незначительных невоенных наград, и было приказано записать его на военную службу.
III. (1) Случилось, что на третий день после этого Север выехал в поле и увидел, как Максимин по‑варварски резвится среди толпы; он тотчас же приказал трибуну призвать его к порядку и научить правилам римской дисциплины. (2) Тогда Максимин, поняв, что император говорит о нем, как варвар возмечтал, что он уже известен государю и отмечен им среди множества; он подошел к ногам императора, ехавшего верхом. (3) Тут Север, желая узнать, насколько тот вынослив в беге, пустил коня, делая много поворотов. Когда престарелый император уже утомился, а Максимин, не останавливаясь, пробежал большое расстояние, Север сказал ему: «Ну что, фракиец, хочешь еще побороться после бега?». Тогда Максимин ответил: «Сколько угодно, император». (4) После этого Север сошел с коня и велел померяться силой с Максимином самым бодрым и сильным воинам. (5) Тут Максимин, как обычно, без передышки победил семерых самых сильных и – единственный из всех – кроме награды серебром получил в подарок от Севера золотую шейную цепь; ему было приказано всегда стоять во дворце среди личной охраны государя. (6) С этого времени он и стал заметным, славным среди воинов; трибуны его любили, соратники смотрели с подозрением, он мог добиться от императора всего, чего хотел. Север помогал ему даже получать военные чины, хотя он и был совсем юным. Он выделялся среди всех своим высоким ростом, крупным телосложением, красотой, огромными глазами и белым цветом кожи.
IV. (1) Известно, что он часто выпивал за день капитолийскую амфору[725]вина и съедал по сорока фунтов мяса, а по словам Корда[726]– даже по шестьдесят. (2) Он всегда воздерживался от овощей и почти всегда – от холодной воды, если только его не одолевала жажда. (3) Он часто собирал свой пот и сливал его в чаши или в маленький сосуд и затем показывал два или три секстария этого пота. (4) При Антонине Каракалле он в течение долгого времени нес службу центуриона и часто исполнял другие военные обязанности. В правление Макрина, которого он сильно ненавидел за то, что тот убил сына[727]его императора, он ушел с военной службы, приобрел себе земельные владения во Фракии, в том поселке, откуда он был родом, и все время поддерживал сношения с гетами. Геты особенно любили его, словно своего соплеменника. (5) Аланы, приходившие к берегу реки,[728]признавали его своим другом и обменивались с ним дарами. (6) Но после того как Макрин был убит вместе со своим сыном, Максимин, узнав о том, что Гелиогабал – как сын Антонина – стал императором, пришел к нему, уже будучи в зрелом возрасте, и просил его относиться к нему так же, как относился его дед Север.[729]Однако при этом грязном человеке Максимин не мог иметь никакого значения. (7) Говорят, что Гелиогабал, шутя с ним самым непристойным образом, спросил его: «Говорят, Максимин, что в былое время ты одолевал и шестнадцать, и двадцать, и тридцать воинов. А можешь ли ты тридцать раз закончить с женщиной?». (8) Тогда тот, увидев, что беспутный император начинает вести такие речи, оставил военную службу. (9) Однако друзья Гелиогабала удержали Максимина, боясь, что к бесславию Гелиогабала не добавилось еще и то, что он удалил из своего войска храбрейшего человека своего времени, которого одни называли Геркулесом, другие – Ахиллом, третьи – Гектором, а иные – Аяксом.
V. (1) Во время правления этого в высшей степени грязного человека он только носил почетное звание трибуна, но никогда не подходил к его руке, никогда не приветствовал его. В течение всех этих трех лет он разъезжал в разные стороны; (2) то он был занят своими полями, то отдыхом, то лечил притворные болезни. (3) Узнав – после убийства Гелиогабала,[730] – что государем объявлен Александр, он немедленно поспешил в Рим. (4) Александр принял его с поразительной радостью, поразительными приветствиями и произнес такие слова в сенате: «Отцы сенаторы, Максимин, трибун, которому я добавил широкую пурпурную полосу,[731]пришел ко мне, – тот самый Максимин, который в правление того грязного чудовища не мог нести военной службы, который при божественном отце моем Севере был в большом почете, о чем вы знаете понаслышке». (5) Он немедленно поставил Максимина трибуном четвертого легиона, который он сам составил из новобранцев,[732]и превознес его в таких словах: (6) «Я не вверил тебе, мой дражайший и любезнейший Максимин, старых воинов потому, что боялся, что ты не будешь в состоянии исправить их пороки, выросшие при других начальниках. (7) Ты получаешь новобранцев, научи их военному делу в духе твоих нравов, твоей доблести, твоего трудолюбия, чтобы ты один создал мне много Максиминов, желанных для государства».
VI. (1) Итак, получив легион, он немедленно начал обучать его. (2) Каждый пятый день он приказывал воинам заниматься бегом и производить подобие военных действий; их мечи, копья, панцири, шлемы, щиты, туники и все их оружие он ежедневно осматривал, (3) сам проверял даже их обувь, вообще являлся как бы отцом для воинов. (4) Некоторые трибуны упрекали его, говоря: «Зачем ты столько трудишься, занимая уже такое положение, что мог бы получить звание военного начальника». Он, говорят, ответил: «Чем выше я буду, тем больше буду трудиться». (5) Он сам занимался с воинами борьбой и валил на землю по пяти, шести, семи и даже по пятнадцати человек. (6) Все завидовали ему, и какой‑то заносчивый трибун огромного роста, известный своей доблестью и потому самонадеянный, сказал ему: «Не великое дело, если ты, будучи трибуном, побеждаешь своих воинов». Тогда Максимин спросил его: «Хочешь, померяемся силой?». (7) Когда противник выразил свое согласие и пошел на него, Максимин ударил его ладонью в грудь и повалил на спину, а потом сказал: «Дайте другого, но уже настоящего трибуна». (8) Кроме того, как передает Корд, он был такого высокого роста, что на один дюйм превышал восемь футов,[733]а его большой палец был так велик, что он носил на нем как кольцо браслет с правой руки своей жены.[734](9) Едва ли не у всего народа на устах рассказы о том, что он мог руками притянуть к себе телегу, что нагруженную дорожную повозку он вез один; ударяя коня кулаком, он выбивал ему зубы, ударяя его ногой – ломал ему голени; туфовые камни он растирал в порошок, раскалывал молодые деревья.[735]Словом, одни называли его Милоном Кротонским,[736]другие – Геркулесом, а иные – Антеем.[737]
VII. (1) Человека, отличавшегося всеми этими качествами, Александр, ценитель великих заслуг, на свою гибель поставил во главе всего войска[738]к радости всех, особенно трибунов, военных начальников и воинов. (2) Наконец, Максимин подчинил своей военной дисциплине все его войско, пребывавшее в правление Гелиогабала по большей части в состоянии оцепенения. (3) Это обстоятельство имело, как мы сказали, для Александра, который был превосходным императором, но в таком возрасте, что он сразу же мог вызвать к себе пренебрежительное отношение, – самые тяжкие последствия. (4) Когда Александр находился в Галлии и стал лагерем неподалеку от какого‑то города,[739]он был неожиданно убит, в то время как он пытался бежать к матери, воинами, подосланными, по словам одних, самим Максимином, а по словам других – трибунами‑варварами; Максимин был уже раньше провозглашен императором.[740](5) Причиной убийства Александра одни называют одно, другие – другое. Некоторые говорят, что Маммея советовала своему сыну прекратить войну в Германии и отправиться на Восток и поэтому среди воинов вспыхнул мятеж. (6) Некоторые же говорят, что Александр был слишком строг[741]и хотел раскассировать легионы в Галлии, как он это сделал на Востоке.[742]
VIII. (1) После убийства Александра войско впервые провозгласило Августом[743]– в лице Максимина – человека из военных кругов, еще не сенатора, без постановления сената. Его сын был дан ему в соправители,[744]о нем мы вскоре расскажем то немногое, что нам известно. (2) Максимин действовал всегда очень хитро и не только управлял своими воинами в силу своей доблести, но и внушал им величайшую любовь к себе путем раздачи наград и предоставления выгод. (3) Никогда ни у кого он не отнимал пайка. (4) Он никогда не позволял находившимся в его войске воинам заниматься, как это часто бывает, плотничьим или каким‑либо другим ремеслом, единственным упражнением для его легионов были неоднократно устраивавшиеся им охоты. (5) Но, обладая такими достоинствами, он в то же время, был так жесток, что одни называли его Циклопом, другие – Бузиридом,[745]иные – Скироном,[746]некоторые – Фаларидом,[747]а многие – Тифоном или Гигантом.[748](6) Сенат так боялся его, что официально и частным образом давались обеты, давали их и женщины с детьми, чтобы он никогда не увидел города Рима. (7) Ведь они слыхали, что одних он распинал на кресте, других заключал в тела только что убитых животных, иных бросал на растерзание диким зверям и засекал розгами – и все это, не обращая внимания на положение человека: казалось, он хотел, чтобы везде царила военная дисциплина. Сообразуясь с последней, он хотел исправлять также и гражданские порядки, (8) а это не подходит для государя, который хочет, чтобы его любили. Он был убежден в том, что власть нельзя удержать иначе, как жестокостью. (9) Вместе с тем он опасался, как бы вследствие его низкого, варварского происхождения его не стала презирать знать. (10) Кроме того, он помнил, как презрительно обращались с ним в Риме рабы знатных лиц, а прокураторы и не смотрели на него. (11) Как это бывает при глупых предрассудках, он ожидал с их стороны такого же отношения к себе и после того, как он стал императором. Столь сильно бывает в душе сознание своего неблагородства!
IX. (1) Для того чтобы скрыть незнатность своего происхождения, он уничтожил всех, кто знал о его роде, даже некоторых друзей, которые из жалости к его бедности многое ему дарили. (2) И не было на земле более жестокого зверя, который в такой степени во всем полагался только на свои силы, как будто его самого нельзя было убить. (3) Наконец, – ввиду того, что он считал себя чуть ли не бессмертным, вследствие крупных размеров своего тела и великой доблести, какой‑то мим, говорят, произнес в театре в его присутствии греческие стихи, смысл которых по‑латыни – следующий.[749](4) «И кто не может быть убит одним, того убивают многие. Огромен слон, но убивают и его; могуч лев, но убивают и его; могуч тигр, но убивают и его. Остерегайся многих, если не боишься одиночек». И это было уже сказано в присутствии самого императора. (5) Но когда последний стал спрашивать друзей, что такое сказал этот мимический шут, ему было сказано, что он распевает старинные стихи, написанные против суровых людей, и Максимин, как фракиец и варвар, поверил этому. (6) Он не терпел около себя ни одного знатного человека и вообще властвовал по образцу Спартака или Афиниона.[750](7) Кроме того, он погубил тем или иным способом всех слуг Александра. (8) Он враждебно относился ко всем его распоряжениям. И, относясь с подозрением ко всем его друзьям и слугам, он становился все более и более жестоким.