Основные идеи и выводы диссертации были изложены в виде докладов на региональных, всероссийских и международных научно-практических конференциях, а также в 19 публикациях по теме диссертации, из которых 4 – в рецензируемых научных изданиях, рекомендованных ВАК РФ. Исследование поддержано грантом Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ) в рамках научного проекта № 19-312-90029 «Традиции Дж. Сэлинджера в прозе В. Аксенова и С. Довлатова».
Основное содержание работы
В первой главе – Концепция личности в прозе В.П. Аксенова, С.Д. Довлатова и Дж.Д. Сэлинджера» рассматривается специфика изображения, художественный вектор развития героев в контексте историко-литературного процесса в прозе данных писателей.
В параграфе 1.1. – «Проблема становления героя 1950-1960 годов в молодежной прозе В.П. Аксенова и романе Дж.Д. Сэлинджера «Над пропастью во ржи» определяется общность культурно-исторического момента существования молодого поколения 1950-1960-х годов в советской России и США на примере сходства героев Аксенова и Сэлинджера – Дмитрия Денисова и Холдена Колфилда.
Холдена Колфилда и Дмитрия Денисова объединяют такие общие для русской и американской молодежной культуры мотивы, как мотив бунтарства, мотив движения, проблема поколений, экзистенциальные искания героев. На примере Холдена и Дмитрия устанавливается и общая семантика ювенильного движения – в направлении Запада. Естественно, положительная и во многом идеализированная оценка США молодыми героями В. Аксенова не могла быть отражена в повести «Звездный билет». Автор воплощает в произведении образ Америки как страны свободы, противопоставленной советскому государству, используя поэтику иносказаний эзопова языка.
Если в романе «Над пропастью во ржи» эмоции молодого поколения (их выразителем выступает Холден Колфилд) призваны обновить Америку от утилитарных товарно-денежных и карьерных стереотипов, то в повести «Звездный билет» Дмитрий Денисов стремится к избавлению от тоталитарных стереотипов соцреализма, лишающих юношество свободы выбора собственной судьбы. Направленность «звездных мальчиков» на Америку характеризовала, в очевидной степени, утопичность преобразования советского общества на западный, либеральный манер в 60-ые годы ХХ века, на что втайне надеялось прозападное молодое поколение «оттепели».
В параграфе 1.2. – «Синкопичный герой в прозе В.П. Аксёнова и Дж.Д. Сэлинджера» рассматривается особый тип героя – героя синкопичного, характерного для эстетической концепции «века джаза».
В рамках данной работы для корректной интерпретации «джазовых» произведений конкретизируется семантика понятия «синкопа» в художественном тексте, реализуемая в герое, чей характер зависит от скачков эмоциональных состояний, поступков – от «высших нот» к низшим – наподобие звучания джазовой композиции.
Психологический портрет Холдена Колфилда в «Над пропастью во ржи» выдает в нем тип синкопичного персонажа: он нервный, вспыльчивый, раздражительный, всегда пребывает в состоянии экзистенциальных метаний по любому поводу. Но именно эта обостренная чувствительность позволяет герою Сэлинджера чутко улавливать тонкости искусства джаза. Во фрагменте, где Холден во время своих скитаний по Нью-Йорку посещает отель «Эдмонт», в котором местный «гнусный оркестр» Бадди Сингера (сниженная лексика соответствует низкой позиции текста) «умудряется не испортить» (непрямое признание музыкального таланта коллектива соотносится с высокой позицией повествования) любимую песню Колфилда «Есть одно лишь на свете» из мюзикла «Торжество», написанную джазменом Карлом Портером. В обозначенном примере прослеживается убежденность автора в том, что потребительское отношение к джазу делает его очередным развлечением, тогда как его культурную значимость могут оценить лишь единицы (в данном случае – Холден Колфилд).
В свою очередь, в статье «Простак в мире джаза», посвященной посещению таллиннского джазового фестиваля 1967 года, Аксенов представляет компетентный обзор услышанного, где «синкопирует» виртуозность мировых и российских джазменов и подчеркивает культурное единство поклонников джаза из разных стран. Эта идея спустя 20 лет станет основой для тринадцатой главы повести Аксенова о жизни в американской эмиграции «В поисках грустного бэби». Данная глава посвящена развитию джаза в советской России. Значимость джаза для русского человека писатель сопровождает синкопой «железный занавес – свобода». Рассуждая о ненависти тоталитарных режимов к джазу, Аксенов обозначает синкопу «стагнация – свобода», закрепляющую духовную силу джазовой музыки, рвущей идеологические преграды.
В параграфе 1.3. – «Герой-аутсайдер в произведениях С.Д. Довлатова и Дж.Д. Сэлинджера» определяются особенности изображения героя-аутсайдера XX века.
Концепция «отрезвляющего бытового реализма» и несостоятельность концепции «другой жизни» (счастливой) в произведениях С.Д. Довлатова созвучна «несчастливым историям» Дж.Д. Сэлинджера. Советские аутсайдеры брежневской эпохи, верившие в возможность «другой жизни» в «Компромиссе», «Заповеднике» и «Чемодане» Довлатова, превратились в русских эмигрантов в Америке в «Марше одиноких», «Иностранке», «Филиале» и «Ремесле», трезво осознавших несовпадение грёз о «свободных Штатах» и реальностью жизни в чужой стране. В повести «Филиал» Довлатов приходит к выводу о том, что жизнь в Америке по абсурдности не уступает жизни в СССР. Галерея русских аутсайдеров в Америке у С.Д. Довлатова представлена «внутренними эмигрантами», «авантюристами», «экономическими» и «художественными» эмигрантами.
Малоизученный ранний рассказ Дж.Д. Сэлинджера «Душа несчастливой истории» предопределил его авторскую концепцию аутсайдерства. Поэтика «несчастливой истории» Сэлинджера в данном рассказе проявляется в типе героя, преждевременно предчувствующего свои будущие неудачи. Автопсихологический герой Сэлинджера – безымянный начинающий писатель предлагает сюжет юмористической истории, в которой описывается несостоявшееся знакомство в виде мысленной переписки в автобусе между помощником печатника Джастином Хоргеншлагом и стенографисткой Ширли Лестер. «Переписка» Джастина и Ширли отсылает к «вертеровскому» сюжету И.Ф. Гете, где письменное общение успешного писателя Вертера посредством поэтических посланий с любимой читательницей Лоттой также оказывается несостоятельным. Аналогичным образом развиваются события и в романе Ф.М. Достоевского «Бедные люди». Впоследствии, благодаря концепции «несчастливой истории» в творчестве Дж.Д. Сэлинджера, в частности, в рассказе «Небольшой бунт на Мэдисон-авеню» появился его главный аутсайдер – Холден Колфилд.
Во второй главе «Поэтика В.П. Аксенова, С.Д. Довлатова и Дж.Д. Сэлинджера» рассматриваются особенности мотивной структуры, а также принципы символизации в произведениях обозначенных авторов.
В параграфе 2.1. – «Мотив пропасти в творчестве В.П. Аксёнова и Дж.Д. Сэлинджера» – представлены инварианты мотива пропасти, концептуальные для произведений обозначенных авторов.
В произведениях В. Аксенова в мотиве пропасти превалируют следующие варианты: безопорность советской империи, символическая пустота, пропасть в ее основании вместо прочного фундамента (рассказ «Гибель Помпеи»); бездна/провал души и ее спасение, танатологическое начало в герое (повесть «Рандеву»); пропасть звездного неба как пропускной билет в будущее (повесть «Звездный билет») «пропасть», возникшую между тайными «донкихотами» («шестидесятниками») и типичными представителями советского конформизма (рассказ «Победа»); пропасть между СССР и США (повесть «Бумажный пейзаж»)
В отечественном литературоведении отмечается, что в культовом романе Дж. Сэлинджера «Ловец во ржи» (в русском переводе: «Над пропастью во ржи») идея спасения детей над пропастью в ржаном поле является одной из главных в творчестве писателя. Холден, тяжело переживающий процесс собственного взросления, видит своё предназначение в спасении детей от пропасти взросления, в которой позитивное видение мира окрашивается в тёмные тона ненавистных ему «фальши, липы и похабщины». В романе важен и танатологический мотив, так как Холден глубоко переживает смерть младшего брата Алли.
В параграфе 2.2. – «Символика образа птицы в творчестве В.П. Аксёнова и Дж.Д. Сэлинджера» – рассмотрена реализация орнитологической поэтики в произведениях указанных авторов.
В творчестве В.П. Аксенова орнитологические образы служат либо инструментом, обличающим произвол советских директив («Стальная птица», «В поисках жанра»), либо становятся катализатором духовного освобождения главных героев («Цапля», «Ожог», «Желток яйца»). Так, Попенков, обращающийся в фантастическую Стальную птицу, угрожающую уничтожить культурные памятники Москвы, представляет собой демона «железного завеса». В комедийной пьесе «Цапля», являющейся парафразом чеховской «Чайки», Аксенов связывает образ цапли с «экзотической гостьей из Европы, не обремененной тоталитарной идеологией», в котором реализована христианская символика: противостояние Христа и Сатаны (Цапля-спасительница противопоставлена пара «чертей» стариков-хуторян – Цинтии и Кларенса Ганнергейтов), а также побуждение грешников (герои пьесы) к покаянию. Подобный христианский мистицизм значительно сближает поиски В. Аксенова с духовными идеями Дж.Д. Сэлинджера.
Самым часто упоминаемым орнитологическим символом в произведениях Дж.Д. Сэлинджера являются утки из Центрального парка в романе «Над пропастью во ржи». Герой произведения Холден, рассуждающий о птицах, трактует их как символ свободы. Освоение Сэлинджером дзен-буддизма позволяет интерпретировать «улетающих на юг» уток Холдена в качестве сложных экзистенциальных вопросов бытия. В рассказе «Голубой период де Домье-Смита» дзен-буддизм является ключевым в интерпретации содержания текста. Репродукция, изображающая белого гуся, летящего по бледному, голубому небу художника Джона Смита, – отсылка к спутнику буддистского бога творчества Брахмы. Появление птицы в поле зрения Джона Смита становится предвестием скорого преодоления героем творческого кризиса, от которого он страдает, и постижения им духовного озарения («сатори»).
В параграфе 2.3. – «Поэтика вещного мира в интерпретации С.Д. Довлатова и Дж.Д. Сэлинджера» – рассматривается «мир вещей» как эстетический элемент художественного мира писателей.
Поэтика материального в прозе С. Д. Довлатова в ее художественной проекции на прозу Дж.Д. Сэлинджера воссоздает концептосферу вещного мира. Так, «Чемодан» С.Д. Довлатова является аллегорией на жизнь людей в советской стране. В данном цикле автор, следуя канонам поэтики анекдота, описывает набор из восьми вещей: креповые финские носки, номенклатурные полуботинки, двубортный костюм, куртка художника Фернана Леже, офицерский ремень, котиковая зимняя шапка, поплиновая рубашка, шофёрские перчатки. Все они складываются в концептообразующую эстетическую систему выражения Довлатовым эмигрантской ностальгии по России.
В «Чемодане» С.Д. Довлатова имеются предметы из «мира вещей», которые коррелируются с «миром вещей» Холдена Колфилда в «Над пропастью во ржи» Дж.Д. Сэлинджера. Одним из таких предметов, объединившим героев Сэлинджера и Довлатова, стала «вся исписанная стихами» бейсбольная перчатка умершего брата Холдена – Алли и шоферские перчатки, которые герой Довлатова случайно унес со съемок фильма об императоре Петре I, попавшем в советскую Россию. Перчатка Алли, исписанная стихами, аккумулирует культурное наследие англоязычных поэтов, а шоферские перчатки у Довлатова становятся символом встречи двух эпох: петровской и советской. В этом ключе «перчатки» Сэлинджера и Довлатова становятся национальными символами культурного пространства своего времени.
Красная охотничья шапка главного героя Колфилда, «купленная им за доллар», несет концептообразующий смысл в романе Сэлинджера «Над пропастью во ржи». Этот предмет становится основной деталью литературного имиджа Холдена, по которой его узнают среди остальных «вечных» образов в литературе. По мнению Д. Петренко, красная шапка Холдена рассматривается в качестве символа, определяющего положительный гетероимидж Колфилда в советской критике – цвет шапки совпадает с «цветом» коммунистической идеологии.
Примечательно, что красный цвет используется и В.П. Аксеновым в повести «Звездный билет». Эта цветопись реализована в двух эпизодах, связанных с Димкой Денисовым. В каждом из них красный цвет меняет свою семантику и символику: от обозначения запрета до эпатажного протеста.
В параграфе 2.4. – «Поэтика мифа о блудном сыне в творчестве С.Д. Довлатова и Дж.Д. Сэлинджера» рассматривается реализация библейского сюжета о блудном сыне в творчестве писателей.
В произведениях С.Д. Довлатова: привычная схема христианского сюжета видоизменяется: этап «грехопадения» доминирует над спасительным этапом «просветления». В сборнике новелл «Компромисс» этап «ухода» героя Довлатова обозначается его спонтанным переездом из родного Петербурга в Таллин. В каждом из «компромиссов» перед героем Сергеем и его коллегами возникает множество моральных проблем, так как профессиональная деятельность журналиста в советской редакции сопровождалась директивой следования лишь социально одобряемым нормам поведения. Довлатов использует поэтику анекдота, которая через смех смягчает восприятие безнравственных (по обывательским меркам) поступков своих героев. Несмотря на прямое игнорирование принципов советской морали, повествователь Довлатова все же подводит читателя к мысли о том, что в вечной, общечеловеческой борьбе добра и зла (этап «блуждания») необходимо найти нравственный компромисс (этап «просветления»), который будет напоминать о том, что в данных неблагоприятных условиях (этап «грехопадения») индивиду удалось поступить наилучшим образом (этап «воскресения»).
По Сэлинджеру, этап ухода из родительского дома у Холдена совпадает с его выселением из общежития школы Пэнси, после чего начинается этап его «странствования» по Нью-Йорку. В это время он тратит бабушкины деньги (прообраз «наследства» из притчи) на покупку алкоголя в барах, недешевый поход в театр с девушкой Салли Хейс и дорогую еду в закусочных. Блуждая из одного места в другое, Колфилд старается отгородиться от мира «фальши и липы», столкновение с которым обострённо влияет на впечатлительного юношу. Этим и объясняется ругательный стиль речи Холдена (один из моментов «грехопадения», другой – вызов девушки по вызову). Герой искренне пытается донести до окружающих какие-то существенные для него моральные идеалы, но сталкивается лишь с всеобщим равнодушием. В данном контексте мировое зло выступает в виде той самой «липы», против которой бунтует главный герой.
В третьей главе – «Национальный и инонациональные образы мира в прозе В.П. Аксенова и С.Д. Довлатова и Дж.Д. Сэлинджера» представлены целостные образы России и Америки, отраженные в прозе обозначенных авторов. В произведениях В.П. Аксенова и С.Д. Довлатова наблюдается эволюция образа Америки: от идеализированного образа «страны свободы и возможностей» до реалистичного образа «эмигрантских» Штатов, направленного на развенчание стереотипа об «американской мечте», искажавшего объективность восприятия жизни в Америке. При этом образ России в прозе Аксенова и Довлатова представляет собой как продолжение традиций русской классики, так и иллюстрирует общую для обоих писателей-эмигрантов интерпретацию мифов о советской России в сравнительной характеристике с Америкой, отстраненных от идеологических стереотипов.
В свою очередь, в духовной концепции Сэлинджера особое место отводится образу православной России, вышедшему из русской классической литературы и способствующему духовному возрождению Америки.
В параграфе 3.1. – «Миф об Америке и России в творчестве В.П. Аксенова, С.Д. Довлатова и Дж.Д. Сэлинджера» производится анализ переосмысления американского мифа в творчестве русских писателей-эмигрантов и русского мифа в сознании американского писателя.
Дж.Д. Сэлинджер пытался переосмыслить американский миф в контексте духовного просвещения. При этом русская православная концепция нашла преломление в творчестве Дж.Д. Сэлинджера в прямой связи с литературной традицией Ф.М. Достоевского, воссоздавая миф о православной России, помогающей возродиться Америке Духовной.
Одним из основополагающих произведений в формировании американского мифа в советской России является очерк В.П. Аксенова «Круглые сутки нон-стоп». Писатель акцентирует внимание не только на своем восхищении американским образом жизни, но и обозначает ключевые особенности американской культуры, отстраняясь от прямых идеологических сравнений с СССР. Аксенов сформировал полноценный миф об «американской свободе» с позиции туриста-интеллектуала и расширил кругозор советского читателя по вопросам американской культуры.
Но уже в эмигрантской повести В.П. Аксенова «В поисках грустного бэби» переосмысливается миф об «американской мечте», что отразило несостоятельность «радужных» ожиданий о жизни в США, связанных с особенностями восприятия русским человеком американской ментальности. Оказывается, русскому эмигранту нелегко дается постижение преимуществ «американской мечты». Это связано с особенностями американского образа жизни, порождавшими трудности в освоении «американских свобод»: более сложная, чем в СССР, «сеть» бумажной бюрократии; замкнутость американцев лишь на проблемах своего государства с игнорированием мировых событий; повальная коммерциализация всех сфер жизни и далеко не всегда приветливое отношение к эмигрантам.
Мысли о неоднозначности американского мифа поддерживает и С.Д. Довлатов в произведениях «Марш одиноких», «Ремесло», «Иностранка» и «Филиал». В отличие от эмигрировавших знаменитых ученых, экономистов, инженеров и врачей представителям творческой интеллигенции с большим трудом удавалось заработать себе на жизнь. Кроме того, С.Д. Довлатов развенчивает миф об американской свободе мнений. Негатив тоталитарной цензуры СССР, из-за которого русские писатели оказались в эмиграции, переродился в реалии американской демократии, ограниченной законами коммерциализации. В Америке талант писателя практически всегда связывается с коммерческим успехом его произведений, поэтому русский автор в эмиграции может рассчитывать лишь на умеренный успех «среднего американского беллетриста», с которым себя и ассоциирует С.Д. Довлатов.
В параграфе 3.2 – «Концепция «воли-свободы»: русский/американский контекст в прозе В.П. Аксенова, С.Д. Довлатова и произведениях Дж.Д. Сэлинджера» рассматриваются национальные различия между американским вариантом понятия «свобода» и исконно русским понятием «воля» в контексте прозы указанных писателей.
В культуре западных стран понятия «воли» и «свободы» практически не пересекаются друг с другом. В русской картине мира «воля» и «свобода» – это смежные понятия, находящиеся во взаимодействии, порождающем различные семантические категории, образующие национальную специфику концепта «воля-свобода». В свою очередь, в эмигрантской прозе В.П. Аксенова и С.Д. Довлатова имеет место обратный процесс – авторы переосмысливают «американский» и «советский» мифы. Они отмечают ослабление императива «воля-свобода» в контексте несовпадения идеалов «американской мечты» с реалиями американской жизни, которая в некоторых аспектах оказалась похожа на их жизнь в СССР до эмиграции: американский культ бюрократии заменяет советский культ вождя; творчество писателя так же подвержено цензуре – не идеологической, а коммерческой; проблема советского антисемитизма в США предстала в форме расизма в отношении чернокожих, латиноамериканцев и азиатов.
Ранние рассказы Сэлинджера и его роман «Над пропастью во ржи» по аналогии с эмигрантской прозой третьей волны были направлены на разрушение мифа о свободной «американской мечте». Каждое последующее произведение Сэлинджера было направлено на разоблачение назревшего духовного кризиса американской нации. В художественной философии Сэлинджера прослеживается сбалансированный переход в императиве «воля-свобода» от распавшегося мифа «американской мечты» (концепта западной «свободы») до концепта «воли», представленного писательским осмыслением множественных религиозных учений, ведущих к духовному просветлению, что характерно для русской, а не американской культуры.
В параграфе 3.3 – «Русская литературно-философская традиция в прозе В.П. Аксёнова, С.Д. Довлатова и Дж.Д. Сэлинджера» обозначается рецепция традиций русской классической литературы (религиозной мысли Ф.М. Достоевского и «эффекта айсберга» А.П. Чехова) в произведениях отмеченных авторов.
В.П. Аксенов ориентируется на философскую традицию Достоевского в изображении теологических компонентов своих произведений. Самым распространенным религиозным мотивом в художественном мире В.П. Аксенова считается наделение советского государства демоническими характеристиками. Большинство художественных образов Аксенова основано на отрицательном аутоимидже советской власти, базирующемся на демонизации русского литературного архетипа России-матери. Данный архетип в прозе Аксенова интерпретируется во властном поле тоталитарной России в категориях «родины-людоедки», «злой ведьмы» и «мачехи». По Аксенову, главной демонической силой, отравляющей Россию-мать, является советский тоталитаризм, носителями которого становятся такие фантастические герои, как Смердящая Дама и Смеллдищев в «Рандеву», Кукита Кусеевич в «Ожоге», Разраилов в «Четырех Темпераментах» и Попенков в «Стальной птице». В прозе Аксенова, как и у Ф.М. Достоевского, сближение героя с Богом становится высшей моральной силой, преодолевающей любого «демона» советский тоталитаризма и ведущего к творческой свободе как к источнику вечного добра и совершенства.
Опираясь на чеховский «эффект айсберга», С.Д. Довлатов в своих произведениях косвенно выражает свою симпатию к русской православной традиции. Несмотря на то, что писатель никогда не считал себя религиозным автором, он всегда подчеркивал, что создание религиозного художественного текста – сверхзадача даже для мастеров слова. Лучшим произведением русской литературы на религиозную тематику С.Д. Довлатов считал роман «Братья Карамазовы» Ф.М. Достоевского. В повести «Заповедник» автопсихологический герой Довлатова – Алиханов – отмечает, что произведение начинается с зарождения духовной идеи. Многие довлатоведы отмечают этот «оттенок высшего значения» в работах автора. Обращаясь в повести к творчеству А.С. Пушкина, в музее которого и работает Алиханов, Довлатов акцентирует внимание на готовности русского классика «принять и выразить любую точку зрения» и восхищается его стремлением к высшей объективности.
Первое знакомство Дж.Д. Сэлинджера с творчеством Ф.М. Достоевского состоялось в 1943 году во время прохождения армейской службы. Вскоре после этого Сэлинджера написал рассказ «Элейн», главная героиня которого восходит к одному из типов героинь Достоевского (кроткие, юродивые и инфернальные). Элейн Куни – красивая и добрая девушка, но родившаяся с отставанием в развитии. Выстраивая историю героини, Дж.Д. Сэлинджер явно подражает принципу изображения «униженных и оскорбленных» Достоевского, усиливая возникающую жалость к героине, встречающей любые обиды со смирением и «слепым» оптимизмом.
В раннем творчестве он обратился к чеховской традиции «эффекта айсберга»: семантика художественного текста не исчерпывается лишь содержанием прямого смысла («верхушка» айсберга) изображаемых ситуаций, взаимодействием героев, спорами-диалогами. В «Элейн» «эффект айсберга» имеет принципиальное значение в понимании того, какие оттенки принимает зло в отношении невинной героини рассказа. Так, показателен момент, в котором описывается школьный выпускной Элейн, где она принимает участие в прощальной сценке «Происхождение демократии» в качестве Статуи Свободы. Пока Элейн искренне пытается быть «живым реквизитом», изображающим главный символ Америки, ее одноклассницы издеваются над ней. Таким образом, опираясь на тип «кроткой» героини Ф.М. Достоевского и чеховский «эффект айсберга», Дж. Д. Сэлинджера разрабатывает один из главных мотивов своего творчества – мотив утраты искреннего и сострадательного восприятия мира.
В Заключении мы подводим итоги проведенного исследования, формулируем основные выводы.
Уважаемый Председатель, доклад закончен. Благодарю за внимание.