Христианская нравственность, любовь друг ко другу и бескорыстная благотворительность часто казались вызовом окружающему христиан миру. Не потому что христиане выступали против гуманизма, но потому что они были за человека. Христиане не придерживались многих социально значимых норм поведения: не участвовали в общегородских празднованиях — оргиях, не посещали театры, зрелища и гладиаторские бои. Их праведность служила постоянным укором распутной жизни римлян. Видя в зеркале христианской чистоты грязь своего греховного поведения, окружающие люди должны были либо измениться, либо разбить зеркало.[1492] Чаще выбирали последнее. В античные времена Аристидиса Справедливого изгнали из Афин. За это проголосовали жители города. Один из древних афинян так пояснил причину, по которой он голосовал против этого доброго человека: «Мне надоело постоянно слушать, как его называют Справедливым»[1493]. Мы охотно убиваем не только злодеев, но и героев; не только самых худших, но и самых лучших (пока — мужчин, но скоро феминистки добьются этой чести и для женщин).[1494] Мы охотно готовы признать людей не от мира сего, благоговейно преклоняемся пред пустынниками и затворниками, но с удивлением и даже с негодованием встречаем «мирянина», который живет по-божьему: по-божьему можно жить только вне мира.[1495]
Нагорная проповедь, взятая в целом, - не просто сборник этических поучений контркультуры. Она также не набор заповедей, предложений о том, как стать «хорошим», и не руководство по тому, как попасть после смерти на «небеса». Нагорная проповедь - призыв к Израилю быть Израилем.[1496] Израиль жаждет наступления Царства Господня (Мф 5:3). Он готов биться и трудиться ради этого. Однако Царство принадлежит «нищим духом». Израиль жаждет утешения, paraklesis (5:4). Господь хочет его дать, но не в виде националистического триумфа, где раны Израиля будут залечены нанесением ран другим народам. Утешение ждет подлинно скорбящих. Израиль жаждет унаследовать землю (5:5). Он может сделать это, но только так, как учит Иисус, - путем кротости. Через наследие, а не завоевание. Израиль жаждет справедливости (5:6). Он может ее получить, но не через победу в битве над физическим врагом и не путем возмездия, а через смирение и мягкость. Израиль жаждет милости (5:7), напр., милостивого эсхатологического избавления от врагов. Однако милость уготована не мстительным, а милостивым. Израиль жаждет увидеть Бога (5:8). Однако это уготовано не тем, кто соблюдает лишь внешнюю чистоту, но тем, кто чист сердцем. Израиль жаждет быть названным сыном Творца (5:9), оправданным в великой победе своей нации. Но сынами Бог Израилев назовет лишь тех, кто подражает Отцу, - миротворцев. Идущих за Иисусом по этому пути ждут гонения (5:10). Однако впереди у них - великое оправдание! Другими словами, обетования, ранее относившиеся к людям, исполняющим Тору, отныне относятся к тем, кто верен Иисусу. Проблема не в том, что они не понимают этику Иисуса, а как раз в том, что они хорошо ее понимают, но не хотят поступать согласно ей. Иисус не переворачивает с ног на голову мораль, но восстанавливает ее.
То же самое можно отнести и к сегодняшнему времени. А.В. Тозер описывает это так: «Довольно точное определение рода человеческого может быть представлено не знакомому с ним человеку, если вывернуть наизнанку блаженства и сказать: «Это и есть род человеческий»». Так Филип Янси, перечисляет «Заповеди блаженства мира сего»:[1497]
Блаженны наглые, ибо им легко в мире.
Блаженны черствые, ибо их не ранит жизнь.
Блаженны нытики, ибо в конце концов все будет так, как им хочется.
Блаженны бессердечные, ибо их не волнуют грехи.
Блаженны принуждающие, ибо они получают желаемое.
Блаженны люди, хорошо знающие обычаи мира, ибо они знают, как своего добиться.
Блаженны нарушители спокойствия, ибо они всегда на виду.
Мы думаем, что мир стал терпимее, но фактически, возможно, это мы перестали быть несносными для него, мы стали терпимее к нему. Ныне перед церковью стоит опасность холодной смерти от равнодушия, в то врем как ранее была опасность горячей смерти от гонений. Раньше христианам необходимо было иметь твердость плоти, а теперь - твердость духа. Начните просто жить праведной жизнью, будьте солью, и вы увидите, что произойдет. Сыпали ли вы когда-нибудь на рану соль? Это больно. Будьте праведными в развращенном обществе, и вы увидите, какой будет его реакция. И дело в том, что у нас не иная этика, а, как раз наоборот, - та же самая, иначе она бы так не цепляла других. Христианин наказывается не за то, что он делает нечто оригинальное, но за то, что говорит все как есть, и это уже оригинально для мира. Мир почитает тех, кто угождает ему, и тех, кто презирает его; но не может терпеть тех, кто его не замечает. Итак, не пытайтесь нарочно раздражать людей. Мы не станем пророками, если будем грубы.
Как ни странно, существуют признаки неприспособленности человека к окружающей среде, не наблюдающиеся у других организмов. Это, похоже, как в драме бельгийского поэта Метерлинка «Синяя птица». В ней дети в поисках счастья находят царство света, где в лазурном воздухе реют синие птицы; дети пробуют взять их оттуда в свою обыденную обстановку, но там, вне своей родной атмосферы, птицы умирают. Мы, по-видимому, - единственные представители биологического мира, способные совершить индивидуальное самоубийство, мы - единственные существа, которые посредством погребальных обрядов свидетельствуют об имеющемся у них ощущении другого измерения бытия; мы - единственные, кто проживает свою биологическую жизнь с чувством неполноты, доказательством чему служат современные поиски возможностей для «самореализации» и «личностного роста». Наши устремления и то, что мы считаем своими нуждами, выходят далеко за пределы базовых биологических потребностей в пище, отдыхе, крове, сексе и среде, в которой возможно производство и воспитание потомства. Человек пытается приспособиться к существованию смерти, к страданиям и боли, ему необходимо реализовать свой потенциал и найти свою дорогу в жизни. Естественная среда не может удовлетворить такие устремления, как и естественные науки не могут адекватно описать, точно определить и удовлетворить их. Таким образом, наше присутствие в биологическом мире вызывает вопросы, ответы на которые находятся за пределами сферы действия естественных наук. Мы способны испытывать счастье и горе, неизвестные другим живым существам, что свидетельствует о неком дискомфорте нашего состояния, о неприспособленности человека, для которой необходимо найти объяснение, а, по возможности, и лечение. «Неужели что-то пошло не так?» - спрашиваем мы, размышляя о человеческой истории и негативных результатах человеческой деятельности на нашей планете.[1498] Рассказывают, что однажды Ленин на съезде атеистов произнес следующие слова: «Без Бога мы как-нибудь обойдемся».[1499] Насколько он одновременно был прав и заблуждался! Он, как некогда Каиафа, бессознательно выразил великую правду. Жизнь без Бога именно идет лишь «как-нибудь». С Богом же она идет хорошо.
Богословие, как природа, пустоты не терпит. Деизм родил атеизм: сначала Бог был хозяином, затем — хозяином в отлучке, а потом — просто «в отлучке».[1500] Но так долго продолжаться не могло, и очень скоро его место заняли другие, вынырнувшие из небытия божества. Это заметней всего в разнообразных течениях New Age, часть из которых — откровенно языческие. Так же, как иудейский монотеизм противостоял в свое время дуализму, язычеству, стоицизму и эпикурейству, в наши дни христианский монотеизм должен бросить вызов всем прочим богословским системам. Здесь дело не в том, чтобы дать правильный ответ. Современные богословские системы описывают, главным образом, как люди живут, как упорядочивают мир и поступают друг с другом. Только в насквозь деистической культуре возможно, чтобы слово «богословие», как это можно наблюдать в некоторых сферах и кругах, стало ругательством в адрес несостоятельных теорий. Коль скоро мы призваны, вслед за Павлом, свидетельствовать по самому большому счету об истинном Боге, открывшемся в Иисусе Христе и в Духе, нам надо доказать, что на богословском языке можно говорить обо всем — о жизни, культуре, любви, политике и даже о религии. Больше того, это ставит новую задачу перед исследователями: им придется показывать связь богословия с другими науками. Правда, сначала потребуется убедить бухгалтеров и кассиров в том, что ради такого дела стоит оторваться от ведомостей и отчетов. Для этого нам понадобится не только терпение Иова, но и отвага противостоять «начальствам и властям» вестью о том, что есть другая жизнь, и ее следует принимать всерьез. Это потребует объявить войну всем ложным богам, которые все громче заявляют о себе в последнее время.
Но для этого понадобятся люди, готовые пойти на тот же риск, на какой в I веке пошел апостол язычников, — научиться безумию мудрости, силе в немощи, т.е. стать, с человеческой точки зрения, неудачниками. Если христиане призваны проповедовать Благую весть, им, хотят они того или нет, предстоит заново открыть для себя, что Евангелие — это не только идеи, но также символы, повествование, наконец, практика, деятельная жизнь. Или, как сказал бы Павел, Царство Божье — не слово, а сила. Поэтому, пытаясь понять апостола Павла, так важно напоминать себе, что все наши интеллектуальные упражнения — только подступы к реальности. Сама же реальность, т.е. Благая весть Бога, никогда не была и не будет «книгой», которую можно проанализировать, понять, поместить в интеллектуальный багаж, — и на том успокоиться. Царство Божье, если его истина, конечно, не извращена до неузнаваемости, должно стать плотью и кровью. Все, что во Христе открылось миру, снова должно быть явлено стараниями тех, кто веруют в Него, и, движимые Духом, жизнью, равно как и словом, проповедуют Благую весть своим современникам.[1501]
1.2.3. Принцип миротворчества
Как-то встретились в лесу человек и волк. И помимо всего прочего спросил волк у человека, по какому принципу живут люди. И ответил ему человек так: «Основной принцип нашей жизни: «Человек человеку - волк»». «Да-а. Хорошо вам, - грустно заметил Серый. - А вот у нас все плохо, потому как мы живем по принципу: «Волк волку - человек». Шопенгауэр, рассуждая о тезисе homo homini lupus est, сказал:[1502] «Тот, кто ясно это поймет, увидит, что мир — ад, который превосходит ад Данте тем, что каждый должен быть здесь дьяволом для другого, к чему, впрочем, некоторые способны более других… »[1503] Звери, живя вместе с нами, становятся ручными, а люди, обращаясь друг с другом, становятся дикими (Гераклит).[1504]
Божье благое творение, смешанное людьми со служением ничтожному, т.е. с отрицанием творения, используемого — насилуемого — ими как средство для этой цели — куда еще это может привести, если не к разрушению, обретающему свое последнее и законченное воплощение в образе войны? Не зря войны и снова, и снова войны определяли и характеризовали — как образ высочайшего самовыражения охваченного этим отпадением и растлением человека и его жесточайшего возможного насилия над вселенскими и собственными силами — течение и образ мировой истории от дней Каина и поныне. Однако война — это, с одной стороны, только вершина айсберга, только наиболее бросающаяся в глаза худшая составляющая той разрушительной работы, которую человек полным ходом творит и в так называемые «мирные времена», что снова и снова делает также и мирные времена лишь временем подготовки к войне. Классический пример описанных здесь взаимосвязей, бросающийся сегодня в глаза, — это история современной физики в части исследований ядерной энергии в целях разработки и конструирования ядерного оружия. С другой стороны, и сама война — не более чем предупреждающее предзнаменование обрушения в последнюю, полную и окончательную погибель, навстречу которой идет человек.[1505]
Зло войны и благо мира до такой степени известны людям, что с тех пор, как мы знаем людей, самым лучшим пожеланием было приветствие «мир вам». Большая часть всей системы культуры отражает непростое, драматическое состояние мира. Если бы люди не были склонны ко лжи, вряд ли бы нужна была большая часть бюрократии. Если люди не были бы склонны к вражде, излишней была бы и законодательная часть. Не переведутся педагоги, т.к. воспитание - это не то, что человеку передается через гены. Миротворчество - это место компромисса в этом мире, т.к. миротворец нужен только там, где есть война, боль, зло, смерть.
Для древних греков и римлян мир имел больше теоретическое, чем практическое значение. Греческое понимание было схоже с русским: первоначально оно значило отсутствие войны и распрей и лишь потом, гораздо позже, в философском языке стало обозначать также внутреннее состояние духовного покоя.[1506] Персонификацией этого понятия у них была богиня Паке, или Эйрена, которая изображалась молодой женщиной с рогом изобилия в левой руке и с оливковой ветвью или с младенцем Плутосом, богом богатства, в правой.[1507]В Библии же мир служит одной из ключевых характеристик Бога и важнейшим понятием. В Библии, как и в ее древних аналогах, основное значение мира — политическое. Но политическое значение мира сочетается с эмоциональным и физическим значениями, а также с многочисленными образами из военной области, сельского хозяйства и семейной жизни. Еврейское слово salem (от которого происходит известное существительное salom) в буквальном смысле обозначает состояние без ранений или травм, безопасность и здоровье.
Филон писал, что «глашатаи мира» прекращают войны, надевая сандалии, чтобы быть «быстроногими» для донесения доброй вести (Посольство Гаю 13). В Библии миротворец выступает не только в роли пророка, но и врача. Лжепророки говорили: «мир! мир!», - но мира не было, потому что они не «исцеляли раны народа и не прекращали своих алчных и несправедливых дел (Иер 6:14; 8:11).
Первое и основное значение библейского слова «мир» (ВЗ: salom; НЗ: eirene) — «полнота», «здоровье», «цельность».[1508] Это излюбленное библейское приветствие (Быт 29:6; Лк 24:36) встречается в начале и в конце всех новозаветных посланий, за исключением Иак и 1Ин. Вплоть до наших дней это одно из самых распространенных слов в иврите. Его произносили и на прощание (1 Цар 1:17). Оно означало перемирие во время войны (Нав 9:15); его употребляли, заключая дружеский союз (Быт 26:29; Пс 28:3) и завет с Богом (Чис 25:12; Ис 54:10). Довольство и все, что способствует надежности, благосостоянию и счастью, входит в это понятие (Ис 32:17-18).
Слово «мир» используется в Библии более чем 400 раз. Библия - это учебник мира, а мы - агенты мира. Завещание Иисуса нам: «мир оставляю вам » (Ин 14:27). Его слова: «Иди с миром » - не просто прощальное благословение, это salom - дар, которым Иисус всегда наделяет того, кто ищет у Него помощи. Иисус не ограничивается тем, что возвращает женщине физическое здоровье: раскрыв ее намерение, Он публично свидетельствует о ее вере и о ее исцелении, таким образом возвращая ее в общину, к полноценному существованию (Мк 5:24-34). Иисус «спасает» ее (5:34).
То, что мы называем миром, на самом деле — лишь перемирие, хуже того, скрытая война — такое состояние, в котором все подчинено войне, как последней и окончательной цели. Мир - не отсутствие борьбы; это - присутствие Бога.[1509] На кладбище нет мира, хоть там и тихо. Мир не может быть просто не-войной. Между перемирием и миром большая разница. Перемирие - это отсутствие войны на какое-то время. Мир же приходит тогда, когда люди познают истину, когда разрешаются все противоречия, и члены враждующих партий обнимают друг друга. Прекращение войны только накаляет обстановку. Достижение мира таким путем может создать худшую обстановку. Такой мир — это промежуток между двумя войнами. Мир Иисуса предполагает такой покой, который не завоевывается, но, наоборот, который не даст войне вспыхнуть.[1510]
Греческое слово ειρηνοποιοι (греч. миротворец) очень редкое, так иногда называли царей и полководцев, которые прекращали войны, замиряя врагов.[1511] Миротворец - это еще не сторонник мира, но участник действия мира. Миротворец – тот, который слышит других, в то время как другие не слышат друг друга. Если вы научились не раздражаться, вы еще не миротворец. Кротость - это способность души смирять напавшую на нее бурю, а миротворчество - это способность нападать на бурю, чтоб ее усмирить. Делать мир - это не просто одобрение и согласие на мир. Это не значит вести безгрешную жизнь, но делать добро. Миротворчество - не просто вопрос пассивного благочестия, аскетическое культивирование собственной души в своего рода монашеской изоляции от злого мира. Миротворчество раскрывает социальные последствия ученичества, поскольку граждане Царства энергично борются за мир. Миротворец – тот, кто потерял мир, а не тот кто успокоился, тот кто кричит, а не молчит. Так Моисей видит всю тяжесть и боль своего народа, которая отзывается в нем самом, как и в Боге (Исх 2-3). Давид негодует на великана за то, что тот поносит народ Израильский. Неемия плачет о Иерусалиме, Мартин Лютер Кинг - о братьях. Если ты доволен, тебе остается только защищать свое.
«Золотое правило» (Мф 7:12; Лк 6:31), часто встречается в религиозных и философских системах, пусть даже в форме запретов. Например, рабби Гиллель говорил так: «Не делайте другим того, чего вы не хотите сделать себе; в этом - закон, а все остальное - комментарий»[1512]. Однако большинство специалистов по этике рассматривают бездействие как неприемлемое правило. Праведность, которая превосходит праведность фарисеев, требует положительного отношения к благополучию других. Появляется мораль, следование которой не имеет пределов.[1513] Желание законников - установить границы применимости норм: «кто мой ближний?» (Лк 10:29-37). Иисус в притче о добром самарянине сделал неосуществимым их желание.
Рассматривая многие тексты Священного Писания, в том числе и «заповеди блаженства», легко им предать абстрактный смысл. Соответственно, легко впасть в анахронизм. Однако, когда мы переходим к словам о соли и свете(5:13-16), это всегда ставит конкретную задачу. Однако Израиль как соль забыл свое назначение, и свет начал светить самому себе. Иерусалим (этимология: «город мира») оказывается не достойным мира (см. Лк 19:42).[1514] Город на горе должен был стать местом, куда собираются народы, как мотыльки на светильник. Но он сделал все, чтобы и он, и его Бог, о Котором свидетельствует само его существование, выглядели столь непривлекательными, сколь только возможно. В требовании есть упрек. Израиль был призван стать маяком для мира, но он окружил себя зеркалами, удерживающими свет. Он лелеял чувство собственной чистоты и исключительности и не рассеивал тьму в народах. Однако с приходом Иисуса всем евреям, которые дерзнут, открывается возможность узнать свое предназначение и даже, идя за Иисусом, исполняя Его программу, осуществить это предназначение, статьподлинным Израилем.[1515] В то время как все строят стены, миротворцы должны строить мосты.[1516] Миротворцы - архитекторы, которые строят мосты из древесины от римского креста. Быть совершенным, как Бог, - это превзойти праведность книжников и фарисеев, т.е. быть носителями שלום (shaloma) не для своих, но для врага.
Миротворцы - истинный Израиль, признанный Богом как его дети, т.к. они похожи на своего Отца, главного Миротворца (Мф 5:8). В греческом тексте стоит слово γιός, а не τέκνα, т.е. именно сыны, а не дети. Слово текна говорит об отношении нежной любви. А слово гуиос говорит о чести и достойном положении. Таким образом, Христос говорит здесь не просто о нашей близости к Богу, но о нашем достойном положении как сынов Божьих![1517] Слово же «нарекутся κληθησονται», равнозначно тому, что они действительно будут таковыми.[1518] Получить возможность быть «сыном Божьим» - значит найти свое истинное определение как небеспредельное. Миротворцы будут наречены сынами Божьими, потому что подразумевается, что есть существенные свойства родителей, проявляющиеся в сыне.[1519] Ведь они занимаются тем же делом, каким занимается как Отец, так и Сын.[1520] Бог не только мира Творец, но и Миротворец. Поскольку правильная связь с Богом — самая суть веры. Центральной идеей христианства можно считать примирение, благодаря которому мы получаем доступ к Богу и общению с Ним, отныне доступному для всех.
Во всех других религиях человек умилостивляет богов. Христианство провозглашает: «... Бог во Христе примирил с Собою мир...» (2Кор 5:19). Это свершившийся факт, и люди должны признать его. «Мы получили ныне примирение» через Христа (Рим 5:11). Поскольку Христос — наш мир, и мы получили примирение через Его смерть. Бог предложил Христа в жертву умилостивления (Рим 3:25), и грех, который отделяет нас от Бога, — наш, а не Божий; лишь Бог мог примирить нас с собой. В результате мы сталкиваемся с парадоксом — Бог примиряется с теми, кого Он считал до примирения врагами. Этот парадокс не менее удивителен, чем заповедь «Любите врагов своих».
Воля Бога, которая явлена и осуществлена Им во Иисусе Христе, охватывает целостность действительности. Доступ к этому целому, не рассекающий многообразие, обретается только в вере в Иисуса Христа, в котором «обитает вся полнота Божества телесно » (Кол 2:9; 1:19), «посредством» которого Бог примирил «с Собою все... и земное, и небесное » (Кол 1:20), чье тело — христианская община, — «полнота Наполняющего все во всем » (Еф 1:23). Вера в этого Иисуса Христа — единственный источник всякого блага.
Церковь - это то место, где всерьез принято и засвидетельствовано, что во Христе Бог примирил с собой мир. Здесь возвещается, что мир нуждается в примирении с Богом, хотя и не способен осуществить его сам. Принятие мира — это чудо божественного милосердия. Поэтому отношение общины к миру целиком и полностью определено отношением Бога к миру. Конечно, существует любовь к миру, которая есть вражда против Бога (Иак 4: 4, Ин 2:15), поскольку она, по сути, возникает из мира в себе, а не из любви Бога к миру. Такой мир борется с общиной не на жизнь, а на смерть. [1521]
Бывают ли чудеса у Бога? Чудо для человека - это не только, когда Бог исполняет вашу волю, но и когда человек исполняет волю Бога, это чудо Бога. Церковь – это чудо Божье, Его семья, Его дети, сыны Божьи. Быть сыном Божьим -это статус, награда, природа и отношения. Быть «сыном» - значит услышать сироте вопрос: «Можно мы тебя будем любить?» Люди - это дети в лесу, мы зовем Отца, а не Первопричину. Нам беспредельно нужен Бог, Который не «х», а «Я». Быть сыном, это значит теперь иметь право на бессоные ночи отца. Быть сыном - это значит быть гордостью и наградой своих родителей. В свое время Авраам дал имя Богу, и стал Он Богом Авраама, потом и Исаака и Иакова. Здесь человек дает имя Богу, Там Бог даст имя человеку. Быть сыном - это самое высокое и близкое положение в отношении к Отцу. Быть сыном - это не только дружба, но и родство, а значит, участие в сущности Отца (Рим 4:17). Быть сыном значит иметь власть и право на наследство Отца. Быть сыном Божьим - это выйти за рамки определений, право на запрет произношения твоего имени (Отк 2:17). Быть сыном - это не просто название, но качества, стоящие за этим. Уже одно то обстоятельство, что слово «имя» встречается в Библии более тысячи раз, показывает его теологическое значение. В Древнем мире имя не было простым ярлыком — по существу оно соответствовало тому предмету или живому существу, которому принадлежало.[1522] Один из ключевых отрывков, указывающих на это, — 1 Цар 25:25: «... каково имя его, таков и он ».
Тень вездесущего Бога – тоже вездесуща. Если этимология слова «Бог» для Ксенофана мыслилась как нечто «самое, самое, самое…», то дети - Его наследники, Его ген. Человек-христианин-миротворец ограничено безграничное существо. Ни одна антропология не может дать достаточного определения человека, т.к. человек - образ Божий. Любая наука рассматривает его со своей стороны, и это все верно, но это лишь грань. Как нет определения Бога, так и нет определение человека - остались только имена и атрибуты, которые множатся с каждой новой научной областью.
Этика Нового завета неоднократно призывает к миру, в послании к Евреям сказано: «Старайтесь иметь мир со всеми» (Евр 12:14, см. Пс 33:15).Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми (Рим 12:18). Однако Иисус дает мир не так, как дает этот мир (Ин 14:27). В истории в течение последних двух столетий было слишком много деятелей, пытавшихся «осчастливить человечество»: от литературных персонажей в духе Базарова до таких вполне реальных личностей, как Сталин, которого полагалось «благодарить за наше счастливое детство». Это мир прокладывает мир через «победу», мир Христов через «спасение». Победа требует смерти врага, спасение - его жизни. За каждую попытку уклониться от мира раньше или позже мы расплатимся греховным падением в мир.[1523]
Созидать мир означает вступить в область конфликта в мире. План мира действует в конфронтации. Хочешь мира — готовься к войне. Миротворец делает покой (мир), не покладая рук (труд). Мир в этом мире после Эдема не исключает меча. Поэтому мы и цитировали: «старайтесь», «если возможно с вашей стороны», что указывает на то, что не всегда все выходит гладко. Приверженность к принципу мира может потребовать больших жертв. Миротворцам предстоит пересечь пропасть вражды. Если вы с любовью будете крепко держать за руки врагов, вас могут разорвать на двое.[1524] По Анаксагору, «человек является самым разумным из животных вследствие того, что он имеет руки».[1525]
Когда Павел с удивительной иронией призывает нас облечься в Божьи доспехи, речь идет об оружии, которое никому не может причинить вреда. В переводе Тиндейла Бог заповедал нам «надеть обувь, приготовленную для нас благовестием мира » (Еф 6:15).[1526] Миротворцы не страшатся даже самых трудных дорог. Вооруженные таким образом христиане могут противостоять злу терпением, любовью, смирением, прощением, праведностью, отражая его удары мечом Духа (Словом Божьим) и молитвой и преодолевая вражду между людьми (Еф 6:10-18). Мы пребываем в постоянстве Божьей любви вопреки разделяющей нас ненависти и жажде мести. Мы празднуем Рождество, после которого никому не придется возвращаться в окопы (ср. Рождественское перемирие 1914 года). Нам это недоступно и одновременно даровано по вере, ибо «наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились » (Ис 53: 5).
Мы не должны смущаться, если у нас есть враги, и если это настоящие враги. Иисус Христос - Князь Мира, и это создавало конфликт (Лк 23:5). Он Сам говорит, что принес не мир, но меч (Мф 10:34). «Христианство согласно с дуализмом, - напишет Льюис, - Вселенная - в состоянии войны. Но оно не считает, что это - война между независимыми силами. Христианство утверждает, что это гражданская война, мятеж, и мы с вами живем в той части Вселенной, которая оккупирована мятежниками. Оккупированная территория - вот что такое этот мир. А христианство - рассказ о том, как на эту территорию сошел праведный царь, сошел, можно сказать, инкогнито, и призвал нас к саботажу».[1527] В мире невидимом ад восстал против неба. Здесь, в мире видимом, небо восстает против ада. Верующий всегда готов восстать; ведь восстание – это восстановление. Верующие не должны просто цитировать Божии обещания о восстановлении. Они должны приложить все усилия для того, чтобы восстановление было осуществлено, помня, что Небесный Садовник периодически отсекает ветви, не приносящие плода для Царства.
Избегая открытой дискуссии, конфликта, человек прячется в убежище частной добродетели. Он не крадет, не убивает, не прелюбодействует, он действует силой своего собственного блага. Но в своем добровольном отказе от открытости он точно знает те
дозволенные границы, соблюдение которых предохраняет его от конфликтов. Поэтому он вынужден закрыть свои глаза на царящую вокруг него несправедливость. Только за счет самообмана он сумеет сохранить в чистоте свою частную безупречность от осквернения ответственным действием в мире. Но что бы он ни делал, ему не даст покоя мысль о том, чего он не сделал. И он либо погибнет от этого смятения, либо станет самым лицемерным из всех фарисеев.[1528]
В иудаизме было еще одно движение, которое однозначно связывало себя с установлением Царства Божего. Речь идет о зелотах.[1529] В первые десятилетия 1-го века зелоты вновь и вновь поднимали восстание против Рима. В Новом Завете говорится о восстании под предводительством Февды и Иуды (Деян 5:36-37), а также о мятеже, который возглавил безымянный египтянин (Деян 21:38). У Иосифа Флавия мы читаем о других революционных движениях, не упомянутых в Новом Завете. Зелоты представляли собой радикальную иудейскую группировку, которая не могла спокойно ждать, когда Бог утвердит Свое Царство, но стремилась ускорить его наступление с помощью меча. Возможно, и даже вероятно, что целый ряд мятежей против Рима имел мессианский характер, т.е. проводился не ради одних лишь политических и националистических целей, но был религиозно мотивирован стремлением ускорить наступление Божьего Царства.