аутизм - отрыв от окружающего мира и прекращение
информационного обмена с ним (информационный ме-
таболизм) - приводит в конце концов к психологичес-
кой бесплодности: шизофренической пустоте. Богатство
первой фазы вытекает из того. что то, что под давлением
окружения подавлялось и в лучшем случае проявлялось
в сновидениях, либо в мимолетных мыслях или чувствах
наяву, теперь выбрасывается вовне и благодаря этой
проекции обретает черты реальности, вытесняя <реаль-
ную> реальность. Не подкрепляемое извне это внутреннее
богатство с течением времени исчерпывается. После
<пожара> остается <пепелище>.
Отрыв от реальности. Отрыв от реальности делает
возможной <реализацию> тех функциональных структур,
которые в норме отвергаются как нереальные. Действие
становится излишним, достаточно самой мысли (анало-
гично <мысленным экспериментам> физиков-теоретиков).
Внешний мир заполняется творениями внутреннего мира,
фантазии, чувств, мыслей; они становятся действитель-
ностью. Внешний мир не терпит пустоты. Когда отсут-
ствует достаточный приток информации извне, как, на-
пример, во время сна либо длительной изоляции, он
заполняется творениями внутреннего мира.
Действительностью становится то, что ею не является,
представляя лишь плоды активности психики.
Следует полагать, что в процессе информационного
обмена (информационный метаболизм) с окружающим
миром образ действительности формируется на границе
контакта живого организма с окружающей средой и,
следовательно, в процессе непрерывного отражения сти-
мулов окружения и реагирования на них. Морфологиче-
ским репрезентантом этого контакта является нервная
ткань, а физиологическим - рефлекторная дуга. Чувство
реальности создается, так сказать, при ангажировании
конечных звеньев рефлекторной дуги, т. е. органов
чувств и органов движения.
Восприятие окружающего мира непосредственно свя-
зано с сенсорикой и действием. При этом мысли, меч-
тания, чувства влияют на восприятие реальности. При
сенсорной депривации контакт с действительностью пре-
рывается, а мысли и чувства получают информацию
исключительно из внутреннего мира. Стол остается сто-
лом, который можно видеть, трогать, передвигать и т. д.,
а не набором элементарных частиц энергии, находящихся
в бурном движении, отделенных друг от друга космичес-
кими относительно их величины пустыми пространства-
ми, несмотря на то, что такая картина с научной точки
зрения более истинна.
Если возникло иное представление о столе, нежели
то, которое дают нам органы чувств и повседневная
активность, то это произошло благодаря стремлению
человека выйти за пределы собственных перцептив-
ных и двигательных возможностей. Это стремле-
ние выйти за границы своего повседневного опыта фи-
зиологически можно объяснить несоответствием между
конечными звеньями рефлекторной дуги и центральной
частью. Только ничтожно малая часть функциональных
структур, создающихся в центральной части рефлектор-
ной дуги имеет шансы непосредственной встречи с ок-
ружающим миром через посредство рецепторов или эффек-
торов.
Прекращение информационного обмена, как, напри-
мер, во время сна либо длительной изоляции, приводит
к явлению проекции. Оно основывается на проецирова-
нии функциональных структур, возникающих в централь-
ной части рефлекторной дуги, во внешнее окружение,
т. е, они функционируют таким образом, как если бы
проходили через рецепторные и эффекторные каналы.
Субъективно они переживаются как внешняя реальность
или, говоря иначе, находятся не внутри границы, отде-
ляющей внутренний мир от внешнего, но вне ее. Напри-
мер, в сновидении действие разыгрывается снаружи, а не
внутри этой границы.
Можно предполагать, что в подобных ситуациях (в
сновидениях, при галлюцинировании, бреде) функцио-
нальная структура, возникшая в центральной части реф-
лекторной дуги, иррадиирует к ее конечным звеньям и
оказывается ближе к ним, чем при нормальном обмене
информацией с окружением. Об этом свидетельствуют
некоторые, правда немногочисленные, физиологические
факты. Например, во время сновидения можно наблюдать
движения глазных яблок, вызванные, по всей вероятно-
сти, слежением за зрительным образом, возникшим во
время сна. При слуховых галлюцинациях, как было
обнаружено уже много лет назад, осуществляются мы-
шечные движения, связанные с речью, что позволяет
предполагать, что больной сам является творцом своих
галлюцинаторных голосов.
Во время третьей стадии шизофрении в центральной
части рефлекторной дуги уже не возникают новые функ-
циональные структуры; больной живет <старыми запаса-
ми>, оставшимися от того, что возникало в первом
периоде. Мир становится серым и пустым. Время рас-
плывается; больной не томится скукой и не спешит;
ничего не происходит, ничего не ожидается; прошлое,
будущее и настоящее сливаются в одну бесформенную
бесконечность. Прежние бредовые построения и галлю-
цинации тускнеют; вследствие стереотипного повторения
они утрачивают свою эмоциональную динамику. Умень-
шаются возможности экспрессии; больной пользуется
остатками экспрессивных средств, сохранившимися от
первого периода болезни, а вследствие отрыва от окру-
жения он оказывается не в состоянии создавать новые
выразительные формы. Одной и той же гримасой лица
он реагирует на все ситуации, стереотипно повторяет
одни и те же слова; вспышка возбуждения, когда-то
бывшая соразмерной необычному эмоционально-чувст-
венному напряжению, теперь вызывается нередко какой-
либо пустяковой причиной.
<Dementia ex inactivitate>. Определенные черты на-
поминают органическое слабоумие. К ним относятся
прежде всего ослабление памяти и понижение интеллек-
туального уровня. Однако правомернее будет определять
эти симптомы как dementia ex inactivitate, возникшие
вследствие прекращения контакта с окружением и ос-
лабления интегративной активности, необходимой для
адекватного восприятия, мышления и памяти. Подобно
тому, как и при хронических психоорганических синд-
ромах, интересы больных нередко концентрируются на
физиологических функциях. Они становятся лакомками
и даже прожорливыми, любят спать или дремать, инте-
ресуются дефекацией. Иногда играют с экскрементами и
мажутся ими. В подобном поведении можно усмотреть
определенную аналогию с заинтересованностью малень-
ких детей выделительными функциями в период научения
социальным формам этих видов активности - для них
это как бы <творческий акт>, своим <произведением>
они хвалятся перед окружающими.
В третьей фазе может иметь место интенсивное мас-
турбирование, которое производит впечатление не столь-
ко стремления к сексуальной разрядке, сколько двига-
тельной стереотипии.
Из других черт, напоминающих органическое слабо-
умие, следует назвать влечение к накопительству. Боль-
ные прячут разные ненужные вещи, бумажки, тряпицы,
остатки пищи, стерегут их как сокровища, впадают в
ярость при попытках их отобрать. Случается, что нако-
пительство имеет скрытый символический смысл.' Одна
из пациенток больницы им, Бабинского в Кракове, по-
жилая уже женщина, годами подбирала с земли перья;
одно перо постоянно прижимала к сердцу. На вопрос
врача, почему она это делает, больная призналась по
секрету, что перо - это ее птенчик, жених. Много лет
назад ее бросил жених; тогда больная впервые заболела.
I Mitarski J. Pasja zbierania // Dziennik Zachodni; 1966. N 259.
Во время третьей фазы случаются вегетативные нару-
шения, аналогичные тем, что бывают при кататонической
форме, а иногда малозаметные неврологические измене-
ния, как, например, слабая реакция зрачков на свет и
замедленная конвергенция, незначительное искажение ок-
руглости зрачков, неравномерность глубоких или кожных
рефлексов и т. п. Неизвестно, являются ли незначитель-
ные и малозаметные неврологические изменения следст-
вием повреждения ЦНС, вызванного интенсивным и
часто многократно повторяемым соматическим лечением
(электрошоки, инсулиновая кома, большие дозы нейро-
лептиков), или же самим патологическим процессом, В
этом последнем случае можно предполагать, что дезин-
теграция деятельности ЦНС, которая в начале заболева-
ния затрагивает исключительно центральную часть реф-
лекторной дуги, в конечной фазе достигает также и ее
афферентных и эфферентных звеньев.
Прогноз в третьей фазе шизофрении нельзя назвать
оптимистичным. При соответствующим образом органи-
зованной трудотерапии, которая мобилизует интересы
больного, удается достичь, по крайней мере, частичной
реабилитации, т. е. больной может работать и зарабаты-
вать на свое существование, а при меньшей степени
деградации даже вести самостоятельную жизнь. Следует
добавить, что такие больные обычно бывают очень са-
моотверженными и добросовестными работниками и не-
редко в плане производительности труда превосходят
психически здоровых людей. В работе они концентриру-
ют все свои жизненные интересы: она становится их
единственным связующим звеном с внешним миром.
Тенденция к стереотипности поведения, характерная для
этой фазы шизофрении, становится полезным явлением
с точки зрения эффективности работы, особенно моно-
тонной. Окружение трактует таких больных как добро-
совестных чудаков.
Случается, правда нечасто, что больной высвобожда-
ется от шизофренической деградации, возвращается к
нормальной жизни, иногда ненадолго, иногда - уже
устойчиво. Обычно высвобождающим моментом бывает
сильная эмоциональная встряска. Случаи спонтанной ре-
миссии наблюдали во время второй мировой войны.
Такие больные в военных условиях, в опасных ситуациях
вели себя не только нормально, но нередко даже дейст-
вовали сообразительно и мужественно.
Серый и печальный образ третьей фазы шизофрении,
быть может, не вполне соответствует истине. Впечатле-
ние серости неоднократно вытекает из неумения увидеть
индивидуальные черты, которые расцвечивают образ.
Пейзаж, яркий и красочный вблизи, кажется серым у
горизонта. Люди, на которых смотрят издалека, стано-
вятся серой массой. Разрушение индивидуальной диффе-
ренциации, ведущее к обеднению форм поведения, ха-
рактерного для третьей фазы шизофрении, может разви-
ваться также и по вине наблюдателя, если он смотрит
на данное явление с чересчур большой дистанции.
Так называемый шизофренический <дефект>. Под
шизофреническим дефектом понимается устойчивое из-
менение личности вследствие перенесенной болезни. Это
изменение может быть малозаметным: эмоциональная
холодность, снижение инициативы, отсутствие энергии,
радости жизни, недоверчивость, раздражительность и
т. п. Изменение может быть более выраженным: бред
миссианства, преследования, изобретательства; сутяжни-
чество, ипохондрия, манерность, чудачества, эмоциональ-
но-чувственное отупение, изоляция от людей и т.п. Не
зная истории жизни больного, можно устойчивое изме-
нение личности трактовать как психопатическую черту,
а не как постшизофренический <дефект>.
Само название <дефект> нельзя считать удачным,
поскольку оно внушает представление о какой-то потере
или недостатке в техническом смысле слов, ведущем к
меньшей эффективности или бесполезности машины, в
данном случае - человека. Е. Бжезицкий' первый об-
ратил внимание на то обстоятельство, что шизофрени-
ческий <дефект> может иметь социально позитивный
характер. Прежний bon viveur превращается в общест-
венного деятеля (например, Брат Альберт), высвобожда-
ется либо обогащается художественное творчество (на-
пример, в случае упоминавшегося уже Монселя, у
I Brieucki Е. Uber schizophrenien diezu einern soziabn Aufstieg fuhren. I
Mitteilting: Positive Wandlung der ganzen Personlichkeit. П Mitteilung: Positive
Wandlung der ethischen Haltung // Confinia Psychiatrica. 1962. Т. 5, N 2/3.
P. 177-187; N 4. P. 233-242. Того же автора: Schizophrenia paradoxalissoci-
aliter fausta // Folia Medica Cracoviensia. 1961. Т. 3.2.2. P. 267-288.
Ж. де Нерваля, у Стриндберга). Подобных примеров
можно найти немало как среди выдающихся, так и
обычных людей. Так называемый дефект в таких случаях
выражается в посвящении себя целиком и без остатка
какой-либо идее: социальной, научной, художественной
деятельности.
Всегда ли шизофрения оставляет после себя устойчи-
вый след? Мнения психиатров по этому вопросу расхо-
дятся. Если в качестве критерия отсутствия дефекта
принять устранение явных болезненных симптомов и
способность выполнения прежней социальной роли (так
называемая полная ремиссия), то следует утверждать, что
во многих случаях шизофрения не оставляет после себя
устойчивого следа. Следует отметить, что количественные
данные относительно полной ремиссии колеблются в
зависимости от диагностических критериев и применяе-
мых методов лечения в пределах от 30 до 50% больных.
Если же дефектом считать даже самое незначительное
устойчивое изменение личности, то процент полной ре-
миссии падает до нуля.
Незначительный <дефект>, ' нередко остающийся неза-
меченным при рутинном психиатрическом обследовании,
проявляется чаще всего в трех сферах: в жизненной
динамике, в отношении к людям и в способности затор-
маживать свои реакции или в маскировке. Жизненная
динамика понижается. Возникает впечатление, что в
больном что-то <сломалось>, <угасло>, что они живут
только из чувства обязанности, что обычные человечес-
кие радости их в действительности уже не интересуют,
а их смех часто бывает искусственным. Хотя обычно
они стыдятся перенесенного заболевания и стараются
забыть о нем, однако оно остается сильнейшим пережи-
ванием в их жизни и основной точкой отсчета, сравни-
тельно с которой все иные переживания кажутся блед-
ными. В результате этого они проявляют иногда толе-
рантность в отношении тяжелых жизненных ситуаций,
например, бывшие шизофреники в общем легче перено-
сили ужасы последней войны и концентрационных лаге-
рей по сравнению с людьми, не имевшими шизофрени-
ческого прошлого.
Когда снижение жизненной динамики выражено силь-
нее, мы имеем дело с устойчивым апатоабулическим
синдромом. Больные жалуются на то, что <в них что-то
умерло>, что они <не чувствуют в себе жизни>, а лишь
<пустоту в себе и вокруг себя>, <все им стало безраз-
лично>, <не могут ни любить, ни ненавидеть>; они стали
апатичными, безынициативными, неспособными прини-
мать решения (абулия).
Отношение к людям изменяется в сторону изоляции,
недоверия, подозрительности. Стирается нормальная пер-
спектива социальной среды, благодаря которой одни
люди нам ближе, другие же более отдалены и более
безразличны. У бывшего больного лицо стало маскооб-
разным. Извращается сложная гамма эмоционально-чув-
ственных отношений. Близкие жалуются на увеличение
дистанции, холодность и равнодушие, в то время как
чужие поражаются отсутствием дистанции, неожиданной
сердечностью или доброжелательностью.
Аналогичное нарушение перспективы наблюдается в
отношении к различным человеческим ценностям. Изме-
няется их иерархия. Бывший больной может переживать
по поводу каких-либо пустяковых или отдаленных вещей
и равнодушно проходить мимо того, что близко и важно
для него. Например, он расстраивается по поводу судьбы
будущих поколений или людей, живущих на другом краю
земли, оставаясь равнодушным к трагедии близких или
собственным жизненным обстоятельствам. Одной из ха-
рактерных черт шизофренического процесса является
разрушение доболезненной структуры эмоционально-чув-
ственных связей с окружением. Эта структура восстанав-
ливается редко. Следствием такого разрушения становит-
ся увеличение дистанции (<мне ни до чего нет дела>) и
.уменьшение дифференцированности (<все и всё одина-
ково важны>).
Третий сектор постшизофренического <дефекта> свя-
зан с повышением раздражительности, импульсивности и
изменчивости настроения. Больной по пустяковым пово-
дам впадает в гнев или угнетенное настроение, реагирует
несоразмерной ненавистью и враждебностью. Преоблада-
ют негативные реакции, поскольку контакт с окружаю-
щим миром неприятен. Реже встречаются несоразмерные
эмоциональные реакции с противоположным, положи-
тельным знаком - вспышки немотивированной радости,
сердечности, любви. Несоразмерность эмоционально-чув-
ственных реакций иногда напоминает интеграционную
эмоциональную лабильность и неврастеническую раздра-
жительность. Этот недостаток самообладания или также
способности маскировать свои эмоциональные состояния
можно объяснить ослаблением процессов торможения в
центральной нервной системе. Эти процессы, как изве-
стно, нарушаются легче, нежели процессы возбуждения.
Они, как представляется, имеют большое значение для
сохранения равновесия в работе нервной системы; бла-
годаря им исключается то, что излишне, что нарушает
ее актуальную активность. С психологической точки
зрения следовало бы ответить на вопрос, в какой степени
способность самообладания способствует консолидации
структуры личности, в какой степени маска, которая
прикрывает ассимиляцию чувств и настроений, предох-
раняет от нарушения психического равновесия, сама
становясь в конечном счете существенным компонентом
этой структуры.
Стоит вспомнить, что аналогичный тип изменений
личности - депрессивный, параноидный, импульс-
ный - наблюдались у бывших узников концентрацион-
ных лагерей,' у которых основной точкой отсчета был
гитлеровский <лагерь>. И для бывших шизофреников
точкой отсчета всегда остается период болезни. Это
подобие, по-видимому, не является случайным. Как пре-
бывание в концентрационном лагере, так и шизофрения
вызывают переживания, превышающие границу челове-
ческой толерантности, и потому след, который они после
себя оставляют, оказывается в том и другом случае
одинаковым,
I Lesniak R. Pooborowe rwiany osobowosci bytych wiezniow obozu Kon-
centracyinego Oswiecim - Brzezinka // Przeglad Lekarski. 1965. N. 1. P. 13-
20. - Orwid M. Sociopsychiatryczne nastepstwa pobytu w obozie Koncentracyi-
nymOswiecim-Brzezinka.TaM же. 1964. N 1. P. 17-23.-SzymusikA. Astenia
poobozowa и bytych wiezniow obozy Koncentracyjnego w Oswiecim-Brzezinka.
Там же. 1964. N 1. P. 23-23. - TeutschA. Realtcje psychiczne wczasci clizia-
tania psychofizycznego stresu u 100 bytych wiezniow w obozie Koncentracyjnem
Oswiencim-Brzezinka. Там же. 1964. N 1. P. 12-17.
1 А. Кемпниский
НЕКОТОРЫЕ ФОРМЫЭКСПРЕССИИ
БОЛЬНЫХ ШИЗОФРЕНИЕЙ
Словесная экспрессия.' Экспрессия человека может
проявляться в мимике и жестикуляции, в речи и письме,
а в художественной сфере - в сценической, музыкаль-
ной, литературной и пластической формах. Два первых
способа выражения и передачи мысли и чувств, которые
некоторыми лингвистами определяются как <метаязык>
обсуждались в предыдущих разделах.
Музыка, видимо, потому, что она является наиболее
абстрактной формой выражения, до настоящего времени
не была подвергнута психопатологическому анализу.
Экспрессия больного шизофренией может казаться
странной, непонятной и необычной, но она вызывает
веру в свою подлинность, в то время как, например,
искусственная театральная игра при истерии производит
впечатление неподлинности, вторичности, <выдуманно-
сти>. Таким образом, к понятию <pracoxgefiihie> можно
бы добавить показатель ощущаемой аутентичности <ши-
зофренической атмосферы>, о которой пишет К. Яс-
перс.^ Другим дифференцирующим признаком является
то, что в случае истерической реакции больной может
в зависимости от ситуации <менять роль>, а больной
шизофренией <жестко ограничен> в своих возможностях.
Эта жесткость экспрессии становится особенно явной
при хронических формах данного психоза. В острых
состояниях кататонии или бредового озарения чувствует-
ся, однако, что и они являются чем-то подлинным и
неизбежным, даже если подобное состояние выражается
в чисто театральной форме, как это было со знаменитым
танцором и хореографом В. Нижинским, блестящая ар-
тистическая карьера которого с началом первой мировой
войны была прервана шизофренией.
Его жена Р. Нижинская в своих воспоминаниях рас-
сказывает, что за несколько дней до появления симпто-
мов психоза Нижинский стал преувеличенно религиоз-
ным. В это время он решил организовать спектакль для
близких друзей, в котором собирался выступить как
1 Подраздел написан психиатром и лингвистом, врачом Я. Митарским.и
магистром Я. Масловским.
2 Jaspers К. Strindberg und Van Gogh. Leipzig. 1922. P. 172.
единственный танцор. В назначенное время все собра-
лись и ждали выступления, которое запаздывало. Когда
жена спросила артиста, что он собирается танцевать, в
ответ услышала гневный крик, чего никогда ни случалось
раньше: <Молчать! Скажу, когда настанет время. Это
мое обручение с Богом>. Через минуту он поднялся на
сцену и обратился к присутствующим со словами: <Я
покажу вам, как мы, артисты, живем, страдаем и творим>.
Сидя верхом на поставленном спинкой вперед стуле и
опираясь руками о барьер, он всматривался в собрав-
шихся.
Нижинская рассказывает дальше: <Все молчали как в
церкви. Шло время. Так прошло около получаса. Пуб-
лика вела себя так, как будто была загипнотизирована
им... Аккомпаниатор заиграла первые такты <Сильфиды>,
надеясь обратить внимание Вацлава на этот танец...
Желая смягчить напряжение я прошла к нему и попро-
сила его начать танцевать. "Как ты смеешь мешать мне,
я не машина!"> Когда жена вышла, чтобы посоветоваться
с врачом, так как заметила, что происходит что-то
неладное, Нижинский начал танцевать - великолепно,
но поразительно жутко. Он бросил на пол несколько
полотнищ черного и белого бархата в форме большого
креста а сам встал около верхней точки фигуры с
распростертыми руками в виде живого креста. <Сейчас
я станцую вам войну с ее уничтожениями, страданиями
и смертью. Войну, которую вы не предотвратили, и
потому за нее несете ответственность>. Танец Нижин-
ского был таким же великолепным и чарующим, как и
всегда, но в нем было что-то новое. Временами он
напоминал сцену с Петрушкой, в которой кукла пытается
убежать от своей судьбы. Казалось, что охваченный
ужасом зал заполнен страданиями человечества. Он как
будто ввел нас в транс. Все его жесты были драматичны,
монументальны; казалось, что он плывет над нами. Мы
все сидели охваченные ужасом, затаив дыхание, стран-
ным образом зачарованные, словно окаменевшие. Мы
чувствовали, что Вацлав напоминает одно из каких-то
могучих существ, захваченных неведомой силой, как
тигр, который выскочил из джунглей и может в любую
минуту нас уничтожить. А он продолжал танцевать,
кружась в пространстве, завораживая зрителей своим
видением войны и уничтожения мира, ставя их лицом к
лицу со страданиями и ужасом, борясь всеми мышцами,
молниеносной быстротой движений, проворством эфир-
ного существа, чтобы спастись от неизбежного конца.
Это был танец за жизнь против смерти>.'
Этот танец был началом острой шизофрении у Ни-
жинского; это было его последнее выступление.
Драматичное молчание Нижинского, предварившее
описанный танец, являлось как-бы промежуточной между
речью и <метаязыком> формой экспрессии. Молчание,
правда, не является речью, но среди всех внесловесных
средств выражения у человека оно генетически наиболее
близко к ней. Молчание - это не только отсутствие
речи; оно может даже заменять ее. Обычно оно бывает
не пустым, но что-то означаюшим, заполненным опреде-
ленным содержанием. Молчание выполняет в театре и
музыке определенную роль. Оно может выражать самые
разнообразные эмоциональные состояния. Молчание
может быть <красноречивым>, угрожающим, равнодуш-
ным; может выражать негативные чувства (печали, не-
приязни, обиды, ненависти), либо возвышенные, восхи-
щения, экстаза.
Речь больного шизофренией является внешним про-
явлением бредового, странного мышления. Существуют
разные формы шизофренической речи. Бывают больные,
речь которых грамматически не является нарушенной, но
отличается от речи психически здорового человека лишь
содержанием высказываний, выражающих параноидный,
либо магический способ мышления. При этом наблюда-
ется склонность придавать словам и понятиям особое,
символическое значение, часто отличающееся от обще-
принятого. Литературным примером такого языка явля-
ется творчество Стриндберга, особенно его автобиогра-
фические произведения: <Сын служанки>, <Развитие
одной души>, <Исповедь безумца>, <Раздвоенный>, <Ад>,
<Легенды>, <Одинокий>. Прежде всего, в <Аду>, пред-
ставляющем как бы дневник развития психоза, дается
необычайно богатое описание собственных психотичес-
ких переживаний. Но даже в этом произведении форма
и стиль соответствуют общепринятым правилам языка.
Хотя в других своих произведениях Стриндберг не сто-
1 Nijinska R. Nijinsky. London; V. Jolland Ltd, 1993. P. 406-^09.
ронится мира магии, здесь же обнаруживается особенный
оттенок аутентичности. Этот симптом <расслабления на-
пряжения интенциональной дуги> (Spannung der intenv-
onellen Bogen), названный так Берингером,' нередко
можно встретить в письменных высказываниях, особенно
в дневниках и письмах, значительно раньше, нежели
удается заметить его в устной речи. Он состоит в том,
что больной утрачивает контроль над своим воображе-
нием, утрачивает способность логического мышления в
пользу паралогической интеллектуально-чувственной мо-
тивации, в то время как в разговоре он как бы принуж-
дается собеседником приспосабливаться к общепринятым
требованиям рассуждения и речи. Аналогичным образом
мы утрачиваем контроль в состояниях полусна, сновиде-
ниях и внутренних монологах.
В психозе прежние формы экспрессии нередко ока-
зываются недостаточными. Больной испытывает дефицит