В исторической науке до сих пор не прекращаются дискуссии по поводу возникновения такого института права, как юридическое лицо. Так, многие ученые и мыслители рассматривают муниципии и религиозные объединения Древнего Рима как виды юридических лиц, наделенных определенным комплексом имущественных прав. Однако стоит отметить, что эти объединения и организации не имели тех качеств и признаков, которые бы определяли их юридическими лицами в современном значении этого термина. К тому же во всей системе римского публичного и частного права не существовало какой-либо категории и обозначения юридического лица, что могло бы служить основанием для утверждения происхождения этого института в эпоху античности[1]. Несмотря на это, все же не стоит отрицать тот факт, что развитие общественных отношений в Древнем Риме существенно повлияло на дальнейшее возникновение такого субъекта права, который был бы обособлен от имущества физических лиц.
Появление же подлинного юридического лица как полноправного субъекта права и участника гражданского товарооборота следует относить ко времени экономического подъема и расцвета Голландии в конце XVI века. К этому периоду истории указанное западноевропейское государство, являвшееся тогда северной провинцией Нидерландов, пережило события разразившейся буржуазной революции, а также освободилось от гнета испанского владычества. В ходе захвата власти в свои руки голландская торговая буржуазия, опираясь на государственный аппарат, создала условия для развития новых экономических отношений. Проведенные преобразования открыли огромные возможности для торговли и мануфактурного производства. В то же время цеховое производство хотя и продолжало существовать, но вошедшие в экономическую среду Голландии капиталистические мануфактуры значительно вытесняли их с арены. Все это дало значительный толчок для развития капиталистических отношений, которые были обусловлены появлением многочисленных акционерных компаний на территории этой страны[2].
По некоторым данным в 1595-1602 гг. была учреждена Голландская Ост-Индская компания, представлявшая объединение амстердамских купцов и включавшая в себя большое число филиалов, акционерных компаний. Среди них наиболее выделялась голландская Вест-Индская компания, а также Суринамская, Северная и Леванская компании. Первоначально на основании регламента Ост-Индской компании, называемого «octroa», ее участникам было запрещено в течение 10 лет выходить из ее состава, равно как принимать новых участников. Внесенные паи, отметим, были неравными, а доля прибыли, получаемой участниками, распределялась пропорционально размерам осуществляемой ими торговли. Впоследствии все же был разрешен выход из компании, а также продажа паев третьим лицам и прием новых членов. Доли участия каждого члена компании разделили на равные части, ставшие предметом «биржевого оборота».
Эти части стали называть известным нам термином, акциями, которые можно было беспрепятственно продавать и покупать, хотя все же акции как ценные бумаги, олицетворяющие право участия в организации, тогда еще не существовало. Особо отметим, что уже в то время руководство компанией осуществлял Совет из 17 человек, который обязан был давать своевременно отчет о деятельности организации. В 1622 г. участникам Ост-Индской компании было предоставлено право избирать лиц, занимающихся делами компании, и установлен специальный орган в лице двух главных участников, которые ежегодно проверяли отчетность всех отделений. Более того, образованная в XVII веке Амстердамская биржа имела преимущественно такое же значение, какое имеют в настоящее время крупнейшие мировые биржи. В связи с этим, мы видим, что возникновение юридических лиц в этот период времени был непосредственно связан с резким подъемом экономики и развития торговли, что требовало объединения физических лиц для совместного решения стоящих перед ним задач.
В дальнейшем развитие акционерной формы юридического лица продолжилось в других европейских государствах – Англии, Франции, Германии. К примеру, Франция заимствовала из Голландии принципы акционерного строя, хотя голландский термин «акционист», который встречается также в немецкой литературе, постепенно вытесняется более поздним французским термином «акционер», появившимся в 1686 г.. Еще одним доказательством преемственности развития юридического лица, является институт биржи, хотя и возникший в Италии, но по происхождению этот термин является голландским, получивший свое распространение в Италии лишь в XVII веке. Несмотря на многие заимствования, английские юридические лица, например, значительно отличались от голландских компаний. Так, Английская Ост-Индская компания возникла благодаря инициативе частных предпринимателей, а не мерам правительства, хотя еще в 31 декабря 1569 г. английская королева Елизавета I даровала привилегию на 15 лет на право торговли в Индии, а компания получила права корпорации, монопольной торговли, а также преимущества по ввозу и вывозу товаров.
В связи с научным обоснованием появления понятия юридического лица сложилось множество мнений и теорий на этот счет.
Так, на основании воззрений Фридриха Савиньи, а также Бернгарда Виндшайда юридическое лицо представлялось как «искусственный субъект», созданный законодателем для фиктивной привязки к нему субъективных прав и обязанностей, которые на самом деле принадлежат либо его учредителям, то есть физическим лицам, либо так и остаются «бессубъектными»[3]. В дальнейшем развитии этой позиции была выдвинута так называемая теория «целевого имущества», приверженцем которой был Алоис Бринц. Он утверждал, что права и обязанности могут принадлежать как конкретному субъекту, так и служить лишь определенной цели. Во втором случае участие самого субъекта права не требуется, так как его функции выполняет обособленное с этой целью имущество. В число этих действий можно привести ответственность за долги, совершенные для достижения обозначенной цели. Более того, по мнению Алоиса Бринца, это объединение наделяется свойствами и чертами субъекта права, в связи с чем, вовсе отпадает необходимость введение такого понятия, как юридическое лицо[4]. Такой подход, несмотря на вышесказанное, требовал признания юридического лица в качестве субъекта права, а также определения характера его деятельности и основания правоспособности. Однако существование бессубъектных отношений исключало наличие у юридического лица воли, соответствующего интереса, что, безусловно, затрудняло объяснение самостоятельности в его действиях, принятии решений, а также характер ответственности за них.
Другим ответвлением от теории «фикции», затрагивающим процесс формирования понятия юридического лица, стала теория интереса, основанная на исследованиях известного ученого и юриста Германии, Рудольфа фон Иеринга. Он доказывал мысль о том, что в действительности комплекс прав и обязанностей юридического лица принадлежит физическим лицам, в распоряжении которых находится общее имущество, и, следовательно, именно они получают прибыль от его реализации. На основании этого можно судить, что общий интерес учредителей олицетворяет само юридическое лицо, в состав которого они входят. По мнению Иеринга, юридическое лицо следует рассматривать как единый и неделимый центр для его участников, специально созданный с помощью особой техники для наиболее выгодного взаимодействия в процессе достижения определенных целей.
Постепенно с развитием института юридических лиц в Европе стали возникать альтернативные подходы в противовес теории «фикции». Так, с течением времени все же появилось признание юридического лица как действующего субъекта права. К сторонникам этой концепции следует отнести профессора Н.С. Суворова, который считал, что всякая «цивилистическая» теория юридического лица должна быть неразрывно связана с точки зрения ее необходимости для публичного права. Он утверждал, что юридическое лицо – «не фикция и не целевое имущество, а субстратом как корпорации, так и учреждения являются люди». В германской политико-правовой мысли практически в одно и то же время с предыдущими позициями утверждается мнение, рассматриваемое юридическое лицо как «особый социальный организм или человеческий союз со своей собственной волей, не представлявшей совокупность интересов отдельных физических лиц». Кроме того, немецкий правовед Отто фон Гирке в поддержку данной концепции об определении понятия юридического лица связывает его с «телесно-духовным организмом», «союзной личностью». Многие французские мыслители, а именно Р. Саллейль, П. Мишу, разделили воззрения Гирке, предполагая, что реальность существования таких общественных «организмов» требует признания их законом, а не простое искусственное их учреждение.
В последний период теория фикции постепенно вытесняет теорию социальной реальности и у нее есть шанс восстановить свое "дореволюционное положение" и в обновленном виде занять одно из приоритетных мест в толковании сущности юридического лица. К ее современным последователям, можно в какой-то мере отнести М. И. Брагинского[5].
Авторы теории ассоциации (Ван дер Ёвель, Варейль - Соммьер и последователи) мыслили ассоциацию как форму, позволяющую членам объединить свои имущества, дабы тем самым застраховаться от риска обращения на имущества взысканий по личным доли членов ассоциации.
Более того, французский ученый М. Планиоль, автор теории коллективной собственности, полагал, что вопрос даже не в различии физических и юридических лиц - а в двух разных видах собственности: индивидуальной и коллективной, "Фиктивное лицо (юридическое лицо) - лишь средство, предназначенное упростить управление коллективной собственностью"[6].
Под именем юридического лица надо понимать коллективные имущества, взятые врозь от других и состоящие в отличном от индивидуальной собственности обладании более или менее значительной группы людей.
Таким образом, большинство теорий юридического лица объединяет положение, которое лаконично можно было бы сформулировать так: субъектом права, помимо человека, может быть образование), обладающее самостоятельными правами и обязанностями.
Известно, что в начале XX в. в Российской империи существовало многоукладное хозяйство: отношения между предприятиями регулировались преимущественно хозяйственным законодательством, а гражданско-правовые нормы играли роль общей части - основ - и непосредственно регулировали те отношения, где хотя бы одной стороной выступало физическое лицо. В научный и практический оборот вошло много новых терминов: "социалистическая собственность", "личная собственность" и др. - с включением в них слов - "приставок", полностью меняющих смысл термина. Слова, традиционно составлявшие юридический тезаурус, наполнялись новым, "советским", содержанием. Были практически выведены из употребления такие понятия, как "вещь", "товар", "движимое и недвижимое имущество". "С отменой частной собственности на землю деление имуществ на движимые и недвижимые упразднено", - гласило примечание к ст. 21 ГК РСФСР 1922 г.
Фундаментальные разработки в области понятия собственности, уже начиная с 1920-х годов, так или иначе, являлись попытками найти ответы на эти вопросы. Разделив понятие собственности на правомочия собственника, цивилистика параллельно исследовала соотношение понятий собственности, собственника и субъекта прав. Одной из основных правовых форм в имущественном обороте страны в время были тресты - крупные производственно-хозяйственные единицы, выполнявшие роль управляющих государственным имуществом. Тресты стали ячейкой строящегося единого государственного хозяйственного организма; впоследствии на базе крупнейших из них возникли промышленные отрасли и "производственные" народные комиссариаты (будущие министерства). В состав трестов входило порой до нескольких десятков отдельных предприятий. Поскольку предприятие было имущественно (в физическом смысле) обособленным и структурно организованным образованием, оно и стало субъектом советского права, обладателем право оперативного управления. Наделяя несобственника определенными полномочиями (правомочиями), государство сделало предприятие советским юридическим лицом. Парадокс, однако, заключается в том, что советская система отрицала частное право и собственность. В. И. Ленин писал: "Мы ничего "частного" не признаем, для нас все в области хозяйства есть публично правовое, а не частное. Отсюда - расширить применение государственного вмешательства в "частноправовые" отношения; расширить право государства отменять "частные" договоры; менять не corpus juris romani [свод законов римского права] к гражданским правоотношениям", а наше революционное правосознание.". В 1920-1922 гг. В. И. Ленин, несмотря на болезнь, значительное внимание уделял созданию нового "гражданского" законодательства страны, посвятил этому ряд писем, в том числе "О задачах Наркомюста в условиях новой экономической политики", "О гражданском кодексе РСФСР", "На проект гражданского кодекса" и др.
В теоретической сфере уже в период проведения первой кодификации гражданского законодательства в начале 1920-х годов развернулась бурная дискуссия о понятии юридического лица и правовой природе государственных организаций, а также советских кооперативов, в том числе колхозов.
Так, П. И. Стучка пришел к выводу, что государственные организации, в частности тресты, имеют социалистическую природу лишь в производственной сфере, т. е. там, где они подчиняются нормам административно-хозяйственного права[7]. В товарном же обороте, в отношениях с частником, кооперативом, а также между собой государственные учреждения взаимодействуют по нормам ГК. Автор двухсекторной теории права не стремился определить содержание правоспособности трестов и иных государственных организаций, а лишь указывал область, где, по его мнению, могла проявиться гражданская личность трестов.
Одна из самых ранних попыток определить истоки государственного признания гражданской правосубъектности за трестами была предпринята С. Н. Ландкофом, который, в частности, писал, что "коллективная государственная собственность, разбиваемая по соображениям целесообразности на отдельные части, является той материальной базой, которая требует, ради технических удобств, юридического олицетворения. Комплексное имущество объединения, которое все целиком предназначено для выполнения определенном хозяйственной функции независимо от постоянной перемены его частей, является субъектом права с ограниченной ответственностью"[8].
Таким образом, имущество (объект права, вещь), предназначенное для осуществления определенной цели, становилось субъектом права. В этом взгляды С. Н. Ландкофа совпадают с теорией целевого имущества А. Бринца и Э.-И. Беккера. Но если авторы теории имущества цели отрицают юридическое лицо как субъект права и говорят о существовании бессубъектных прав, то С. Н. Ландкоф призма за имуществом не только наличие самостоятельности, целенаправленности, но и правосубъектность.
Важное значение для анализа ситуации, сложившейся в хозяйственном комплексе СССР в 1920-е годы, имела работа В. Бенедиктова "Правовая природа государственных предприятий", в которой автор отчасти разделяет точку зрения П. И. Стучки на двоякую правовую природу государственных организаций. "В разных областях отношений, - пишет А. В. Венедиктов, -- выступает то, как орган государства, то, как юридическое лицо гражданского права"[9]. Отношения, складывающиеся между трестами и вышестоящими органами, органами управления и контроля, характеризуются не как отношения между юридическими лицами графского права, а как связи между государственными органами "того же государства", следовательно, отношения государственного на "с другими государственными органами являются организационно-техническими, а не правовыми". Только отношения с третьими лицами имеют, по мнению ученого, правовую природу, отношения с гражданами, кооперативами, хозяйственными товариществами - "вот та сфера, в которой в первую и главную очередь является юридическая личность треста". Организационно-технические отношения, складывавшиеся между трестами и вышестоящими государственными органами, а также трестами между coбой, характеризуются целым рядом признаков (обстоятельств).
Анализ законодательства 1920-1930-х годов позволяет сделать вывод о том, что государство постепенно исключило предприятие из сферы действия гражданского закона и подчинило производственно единицы действию административных установлений.
После национализации промышленности и крупных аграрных хозяйств, принадлежавших частным лицам, и объявления "народной собственностью" земли, ее недр, лесов и иных богатств, по существу, единственным собственником в государстве осталось оно само в липе организаций, учреждений и предприятий. Кроме того, субъектами права признавались колхозы, кооперативы, артели старателей и пр. Но доля их "собственности" в общей имущественной массе была не велика, а их роль в экономике страны незначительна. Правовое положение как колхозов, так и кооперативов мало чем отличалось от правового положения государственных предприятий. Статус колхозом и кооперативов до 1988 г. определялся в основном подзаконными актами - постановлениями правительств СССР и республик. Объем правоспособности кооперативных организаций по сравнению с право способностью других юридических лиц был значительно ограничен
Безусловно, субъектами права были еще и граждане, но в силу отмены частной собственности на орудия труда и средства производства, запрета частно-предпринимательской деятельности экономическое значение индивидуального труда, кустарного производства и ремесленных промыслов было ничтожно и сводилось по боль шей части к удовлетворению личных и бытовых нужд граждан.
Таким образом, в период становления основ рыночной экономики юристам приходится отказываться от многих теорий, понятий, конструкции советского гражданского права, что в принципе не умаляет значения последних для советской хозяйственной практики.
В современной европейской правовой литературе истории формирования понятия юридического лица, к сожалению, не уделяется должного внимания. Даже для немецкой правовой науки, ранее выдвинувшей множество концепций, теперь является указание на то, что юридическое лицо должно рассматриваться как обобщающее понятия, служащее для признания «лиц или предметов правоспособными организациями», а сущность этого понятия объясняется многочисленными теориями, которые «не имеют практического значения». Такой кардинальный подход в особой мере присущ как континентальному, так и современному англо-американскому праву, указывающим на вышеуказанное мнение, согласно которому сущность юридического лица имеет «юридико-технический характер», позволяющий обособлять имущество и ограничивать ответственность его учредителей.