Программу национального воспитания и образования можно увидеть в трудах русского философа И.А. Ильина. Он писал: "Есть закон человеческой природы и культуры, в силу которого все великое может быть сказано человеком или народом только по-своему, и все гениальное родится именно в лоне национального опыта, духа и уклада. Денационализируясь, человек теряет доступ к глубочайшим колодцам духа и к священным огням жизни, ибо эти колодцы и эти огни всегда национальны: в них заложены и живут целые века всенародного труда, страдания, борьбы, созерцания, молитвы и мысли. У римлян изгнание обозначалось словами: "воспрещение воды и огня". И действительно, человек, утративший доступ к духовной воде и духовному огню своего народа, становится безродным изгоем, беспочвенным и бесплодным скитальцем по чужим духовным дорогам, обезличенным интернационалистом. Горе ему и его детям: им грозит опасность превратиться в исторический песок и мусор" (3. 200). По мнению философа, чтобы этого не произошло, дети должны быть богаты национальными сокровищами. Главным сокровищем он считал язык.
Язык, по словам Ильина, вмещает в себя таинственным и сосредоточенным образом всю душу, все прошлое, весь духовный уклад и все творческие замыслы народа. "Особенно важно, - писал Ильин, - чтобы это пробуждения самосознания и личной памяти ребенка (обычно на третьем-четвертом году жизни) совершилось на его родном языке. При этом важен не тот язык, на котором говорят при нем другие, но тот язык, на котором обращаются к нему, заставляя выражать на нем его собственные внутренние состояния. Поэтому не следует учить его чужим языкам до тех пор, пока он не заговорит связно и бегло на своем национальном языке. Это относится и к чтению: пока ребенок не зачитает бегло на родном языке, не следует учить его никакому иному чтению. В дальнейшем же в семье должен царить культ родного языка" (3. 202-203). Культ родного языка должен царить не только в семье, но и на протяжении всего процесса образования, чтобы ученики и студенты прониклись богатством, благозвучием, выразительностью, точностью и творческой неисчерпаемостью родного языка.
Богатство современного русского языка может быть многократно умножено, если наши дети будут знать церковнославянский язык, понимать его и читать на нем. Знание церковнославянского языка умножает словарный запас человека, что позволяет более глубоко осознавать и выражать свои мысли и свой внутренний мир, прикоснуться к целому пласту возвышенной духовной литературы.
Изучение иностранных языков может осуществляться в рамках национального образования, если в содержание предмета включается изучение географии России, родной истории, культуры и опыта духовной жизни нашего народа. Следует расширить цели изучения иностранных языков, включив в них умение общаться с представителями других народов, знание географии, культуры и истории других стран и народов, возможность деятельного участия в экономике других государств. Одной из главных целей должно быть умение донести до собеседника глубину и красоту нашей культуры, истории и духовного опыта. Иностранный язык должен быть не только средством бытового и делового общения, но средством религиозного и культурного собеседования.
Вторым сокровищем И.А. Ильин называет песню. "Русская песня глубока, как человеческое страдание, - писал Ильин, - искренна, как молитва, сладостна, как любовь и утешение; в наши черные дни, как под игом татар, она даст детской душе исход из грозящего озлобления и каменения. Надо завести русский песенник и постоянно обогащать детскую душу русскими мелодиями - наигрывая, напевая, заставляя подпевать и петь хором. Всюду, по всей стране надо создавать детские хоры - церковные и светские, организовывать их, объединять, устраивать съезды русской национальной песни. Хоровое пение национализирует и организует жизнь - оно приучает человека свободно и самостоятельно участвовать в общественном единении" (3. 203-204).
Среди богатств национального воспитания и образования И.А. Ильин выделяет сказку и жития святых и героев. В сказке, в сказочных образах народ созерцает и осознает себя, хранит свою мудрость, свое страдание и свой юмор, показывая нравственные действия и поступки, учит отличать добро от зла и творить добро. "Сказки, - пишет М.В. Захарченко, - также удерживают связь действий между собой. Но связь, которую пестуют сказки, - это связь явлений нравственного мира - того мира, который творится исключительно благодаря человеческой свободе. Сказка - нравственное поучение: она потихоньку учит тому, каковы устойчивые связи, которые неизменно воспроизводятся в изменяющемся мире человеческой свободы - нравственном мире. И в этом смысле она учит добру, постольку поскольку учит различать добро и зло: не образы добра и зла, не примеры и идеалы, а само по себе добро, отличенное от зла, как добро и зло действия. Сказка вся состоит из последовательности действий. В ней удивительно мало описаний. Сказители часто так редуцируют сказку, что в ней остаются только действия. "Какой" субъект - это не описывается. "Какой" он - это раскрывается по ходу из его действия. Пришла матушка на бережок, стала кликать Ивашеньку. Приплыл Ивашенька, матушка накормила его, приласкала. Ясно, какая матушка, кто она? Ясно. Пришла русалка на бережок. Стала кликать Ивашеньку. Приплыл Ивашенька. Русалка схватила его и потащила. Ясно, какая русалка? Конечно. И нигде в сказке не сказано про нее впрямую, что она злая. Нигде нет и описания внешности. Тут - простор воображения. И, кстати, внешне русалка разная - и молодая красавица, и безобразная старуха. Но... может ли быть вредоносное юным и красивым? Может оно быть безобразным и старым? Старое и безобразное - добрым? Безобразное - прекрасным? Эти вопросы уже не из сказки. Они - из рефлексии, из философии, а если из сказки, то из авторской, литературной. Эти вопросы задают и дети. Но - потом. И чем больше исходно слушали они сказок, тем больше задают таких рефлексивных вопросов и тем эти вопросы заковыристее. Потому что сказка учит потихоньку. Она не предлагает результаты рефлексии: она задает форму связи действий, в которой потом развернется собственное активное рефлексивное вопрошание ребенка" (2).
Жития святых и героев показывают ребенку и молодому человеку живые образы национальной святости и национальной доблести. "Образы святости пробудят его совесть, - писал И.А. Ильин, - а русскость святого вызовет в нем чувство соучастия в святых делах, чувство приобщенности, отождествления; она даст его сердцу радостную и гордую уверенность, что "наш народ оправдался перед лицом Божиим", что алтари его святы и что он имеет право на почетное место в мировой истории ("народная гордость"). Образы героизма пробудят в нем самом волю к доблести, пробудят его великодушие, его правосознание, жажду подвига и служения, готовность терпеть и бороться, а русскость героя даст ему непоколебимую веру в духовные силы своего народа. Все это вместе взятое есть настоящая школа русского национального характера.
Преклонение перед святым и героем возвышает душу; оно дает ей сразу - и смирение, и чувство собственного достоинства, и чувство ранга; оно указывает ей - и задание, и верный путь" (3. 204-205).
Вместе со сказками и житиями святых следует отметить и роль русской поэзии в национальном образовании и воспитании. "Как только ребенок начнет говорить и читать, - писал И.А. Ильин, - так классические национальные поэты должны дать ему первую радость стиха и постепенно раскрыть ему все свои сокровища. Сначала пусть слушает, потом пусть читает сам, учит наизусть, пытается декламировать - искренно, прочувствованно и осмысленно. Русский народ имеет единственную в своем роде поэзию, где мудрость облекается в прекрасные образы, а образы становятся звучащей музыкой. Русский поэт одновременно - национальный пророк и национальный музыкант" (3. 205).
Постепенно, в меру возрастания и с учетом возможностей ребенка, ему необходимо открывать все богатства национального искусства: литературу, поэзию, архитектуру, живопись, скульптуру, музыку, театр, танец. Сердцевиной всей этой предметной сферы внимания являются сами шедевры искусства.
Профессор Московской государственной консерватории В.В. Медушевский в "Концепции духовно-нравственного воспитания средствами искусства для общеобразовательных школ" называет важнейшие предметы осмысления на уроках искусства, раскрываемые на разных этапах обучения в посильной мере и в соответствующей возрасту словесной форме.
Перечислим главнейшие предметы
1. Основные (методологического уровня) понятия истории (ее смысл, направленность, фундаментальная двойственность, архитектоника в целом); понятия традиции, культуры, представление о единстве культуры и ее двух сторонах.
2. Важнейшие для понимания искусства ключевые вехи истории: рождение христианской культуры, гуманистическое Новое время с его двумя "солнцами" - церковным и светским. Новейшее время с выделением в рамках светской культуры новой двойственности - традиционной культуры и оккультной антикультуры; особое место в истории России, определяющееся ее призванием, которое ясно чувствовали и о котором говорили все выдающиеся деятели русской культуры. "Это призвание есть восстановление Церкви в ее первобытной чистоте и святости, восстановление… великим примером чистой, самоотверженной, вселюбящей Веры" (1. 83).
В 80-х годах XX века Свиридов отметил в своей записной книжке: "Русская культура неотделима от чувства совести. Совесть - вот что Россия принесла в мировое сознание". Вера, совесть, святость, целомудрие, самоотвержение, чистота, смысл - это все одно, выраженное разными словами. Россия и в светской культуре явила миру близость Богу по заповеди:"Ищите же прежде Царства Божия и правды Его…" (Мф. 6, 33)."Все страны граничат друг с другом, а Россия - с Богом" (Рильке). Пронизанность России духом исходного вселенского Православия сделала понятие русского не этническим, не национальным, а духовным, выражающим духовную ориентацию в мире.
3. Сквозная тема - видение сущностных и исторических связей церковного и светского искусства в Новое и Новейшее время: светской музыке ничего невозможно выразить высокого и духовного без актуализации связей с церковной музыкой (и анализ способен это выявить). Также и в искусстве публичного слова: гомилетика (учение о проповеди) преобразила светское слово, тогда как риторика, отдалившаяся от нее в XVIII веке, тут же выродилась в хвастливо-виртуозную, но духовно пустую форму, потеряла глубину… и стала бранным словом! Единство церковного и светского выявляется и в вербальном языке. Фонвизин, с малолетства навыкший чтению церковных молитв на богослужениях и от младенчества усвоивший церковнославянский язык, утверждал, что "без него и русский язык понять невозможно". Человек без знания исторической глубины русского языка - некультурный человек (здесь, кстати, корень особо теплого единства славянских народов: в XXI веке, как и тысячу лет назад, богослужение в Сербии и Болгарии, Белоруссии и России совершается на церковнославянском языке в одних и тех же словах и грамматике). Мысль о неотторжимости русского языка от церковнославянского многократно исповедовали писатели и выдающиеся деятели русской культуры. "Как в разговорном, так и в письменном русском языке все духовно-содержательное, все вдохновенное, возвышенное и патетическое как-то неосознанно, само по себе требует своего выражения на церковнославянском… - и тут же все становится строгим и торжественным, чувствуется переход в состояние более высокого измерения, и душа начинает колебаться, тронутая далеким молитвенным звуком" (4. 454-455).
По мнению выдающихся деятелей русского зарубежья, орфографическая реформа, подобно всем прочим деяниям большевистской власти, главной целью имела убить русский народ, отрезав его от могучей православной традиции, а тем самым разрознить и славянские народы.
4. Эпохальные стили, каждый из которых имеет свою генеральную задачу: барокко с его принципом аффекта (чувства, заключающего в себе вечную идею) и принципиальной одноаффектностью развертывания (ибо превзойти вечность невозможно); классицизм с его открытием эффекта музыкального развития, заключенного в "магический кристалл" ясно схватываемой формы; романтизм XIX века с его новой мировоззренческой основой - недовольством миром и противостоящей ему грезой; его родной брат - западный реализм (недовольство без великих дерзновений мечты, как бы "сдувшийся" романтизм), не имеющий ничего общего с духовным реализмом России, онтологично совестливым в основании; антиромантическая направленность стилевых течений начала XX века; крах модернизма; рождение замешанного на безверии постмодернизма в конце века… Силы, противодействующие разлагающим тенденциям, - в шедеврах.
5. Особенности национальных стилей.
6. Индивидуальные стили - энтелехия, высота и красота своеобразия, открывающая душу стиля.
7. Жанры (силы, возводящие жанры и жанровые системы).
8. Художественная форма, стороны формы.
9. Исполнительское искусство, представление об интерпретации теоретической и исполнительской как сущностной стороне искусства. Понять - значит продолжить: ни один из гениев не приписывал красоты себе, но относил ее ко Всевышнему. А кто положит Ему предел? "Искусство не знает пределов - и кто же может достичь вершин мастерства?" - восклицал 40 веков назад египетский вельможа Птахотеп. Не тем более ли - искусство христианской эпохи?! Содержание шедевра неисчерпаемо, ибо в его сердцевине - неисчерпаемость мысли Божией.
10. Деятельность слушателя (ученика в частности), когда он вместе с композитором и исполнителем (а также и интерпретатором-педагогом) устремлен в бесконечность красоты. Его правильно воспитанный, нерастленный слух есть орган поиска неземной красоты. Искомой и обретаемой красотой он осветляет свою душу.
Сердцевиной всей этой предметной сферы внимания являются сами шедевры искусства. Все перечисленные выше предметы внимания не помимо них, но через них - на ладони анализа. (6)