Исполняют Т. Савлиева и К. Кривенченко




 

Я вышла замуж в январе.
Толпились гости во дворе,
и долго колокол гудел
в той церкви на горе.

От алтаря, из-под венца,
видна дорога в два конца.
Я посылаю взгляд свой вдаль,
и не вернуть гонца.

Церковный колокол гудит.
Жених мой на меня глядит.
И столько свеч для нас двоих!
И я считаю их.

 

 

ДЕЙСТВИЕ II

Бродский в эмиграции. Окончательно формируется образ одиночки, мизантропа, и одновременно – ироничного стоика, чьи заветы многие с того времени и до сих пор заучивают наизусть.

 

Читает М. Аликова:

Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.
Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?
За дверью бессмысленно все, особенно — возглас счастья.
Только в уборную — и сразу же возвращайся.

 

О, не выходи из комнаты, не вызывай мотора.
Потому что пространство сделано из коридора
и кончается счетчиком. А если войдет живая
милка, пасть разевая, выгони не раздевая.

 

Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло.
Что интересней на свете стены и стула?
Зачем выходить оттуда, куда вернешься вечером
таким же, каким ты был, тем более — изувеченным?

 

О, не выходи из комнаты. Танцуй, поймав, боссанову
в пальто на голое тело, в туфлях на босу ногу.
В прихожей пахнет капустой и мазью лыжной.
Ты написал много букв; еще одна будет лишней.

 

Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были.
Не выходи из комнаты! То есть дай волю мебели,
слейся лицом с обоями. Запрись и забаррикадируйся
шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса.

Ищет своего места уже в эмигрантском мире.

Где оно?

Чем дольше живет в Штатах, тем острее пресловутая «тоска по родине», зафиксированная в «Пятой годовщине».

 

Читают К. Кривенченко и А. Фохт:

 

Кристина:

Падучая звезда, тем паче – астероид

на резкость без труда твой праздный взгляд настроит.

Взгляни, взгляни туда, куда смотреть не стоит.

___

 

Там хмурые леса стоят в своей рванине.

Уйдя из точки "А", там поезд на равнине

стремится в точку "Б". Которой нет в помине.

 

Там в сумерках рояль бренчит в висках бемолью.

Пиджак, вися в шкафу, там поедаем молью.

Оцепеневший дуб кивает лукоморью.

 

Там лужа во дворе, как площадь двух Америк.

Там одиночка-мать вывозит дочку в скверик.

Неугомонный Терек там ищет третий берег.

___

 

От дождевой струи там плохо спичке серной.

Там говорят "свои" в дверях с усмешкой скверной.

У рыбной чешуи в воде там цвет консервный.

 

Там при словах "я за" течет со щек известка.

Там в церкви образа коптит свеча из воска.

Порой дает раза соседним странам войско.

 

Там пышная сирень бушует в полисаде.

Пивная цельный день лежит в глухой осаде.

Там тот, кто впереди, похож на тех, кто сзади.

___

 

Там слышен крик совы, ей отвечает филин.

Овацию листвы унять там вождь бессилен.

Простую мысль, увы, пугает вид извилин.

 

Там украшают флаг, обнявшись, серп и молот.

Но в стенку гвоздь не вбит и огород не полот.

Там, грубо говоря, великий план запорот.

 

Других примет там нет – загадок, тайн, диковин.

Пейзаж лишен примет и горизонт неровен.

Там в моде серый цвет – цвет времени и бревен.

 

Андрей:

Я вырос в тех краях. Я говорил "закурим"

их лучшему певцу. Был содержимым тюрем.

Привык к свинцу небес и к айвазовским бурям.

 

Там, думал, и умру – от скуки, от испуга.

Когда не от руки, так на руках у друга.

Видать, не расчитал. Как квадратуру круга.

 

Видать, не рассчитал. Зане в театре задник

важнее, чем актер. Простор важней, чем всадник.

Передних ног простор не отличит от задних.

 

Теперь меня там нет. Означенной пропаже

дивятся, может быть, лишь вазы в Эрмитаже.

Отсутствие мое большой дыры в пейзаже

 

не сделало; пустяк: дыра, но небольшая.

Ее затянут мох или пучки лишая,

гармонии тонов и проч. не нарушая.

 

Теперь меня там нет. Об этом думать странно.

Но было бы чудней изображать барана,

дрожать, но раздражать на склоне дней тирана,

 

паясничать… Ну что ж! на все свои законы:

я не любил жлобства, не целовал иконы,

и на одном мосту чугунный лик Горгоны

 

казался в тех краях мне самым честным ликом.

Зато столкнувшись с ним теперь, в его великом

варьянте, я своим не подавился криком.

 

Мне нечего сказать ни греку, ни варягу.

Зане не знаю я, в какую землю лягу.

Скрипи, скрипи, перо! переводи бумагу.

 

Мизантропия Бродского. «Натюрморт». Читают В. Челпанов (?), А. Фохт, Н. Филиппова, Т. Логинова

Вещи и люди нас окружают. И те, и эти терзают глаз. Лучше жить в темноте. Я сижу на скамье в парке, глядя вослед проходящей семье. Мне опротивел свет. Это январь. Зима, Согласно календарю. Когда опротивеет тьма. тогда я заговорю. Кровь моя холодна. Холод ее лютей реки, промерзшей до дна. Я не люблю людей. Внешность их не по мне. Лицами их привит к жизни какой-то не- покидаемый вид. Что-то в их лицах есть, что противно уму. Что выражает лесть неизвестно кому.
  Вещи приятней. В них нет ни зла, ни добра внешне. А если вник в них — и внутри нутра. Вещь не стоит. И не движется. Это — бред. Вещь есть пространство, вне коего вещи нет. Вещь можно грохнуть, сжечь, распотрошить, сломать. Бросить. При этом вещь не крикнет: «Е***а мать!»     Мать говорит Христу: — Ты мой сын или мой Бог? Ты прибит к кресту. Как я пойду домой? Как ступлю на порог, не поняв, не решив: ты мой сын или Бог? То есть, мертв или жив? Он говорит в ответ: — Мертвый или живой, разницы, жено, нет. Сын или Бог, я твой.

 

Действительно, без Бога, без чуда и без любви в этом мире не выжить.

 

Читает А. Лихачева:

Что нужно для чуда? Кожух овчара,

щепотка сегодня, крупица вчера,

и к пригоршне завтра добавь на глазок

огрызок пространства и неба кусок.

И чудо свершится. Зане чудеса,

к земле тяготея, хранят адреса,

настолько добраться стремясь до конца,

что даже в пустыне находят жильца.

А если ты дом покидаешь – включи

звезду на прощанье в четыре свечи,

чтоб мир без вещей освещала она,

вослед тебе глядя, во все времена.

 

Последние годы. Семья. Смерть.

 

Читает Д. Кивилев:

 

Ни страны, ни погоста
не хочу выбирать.
На Васильевский остров
я приду умирать.
Твой фасад темно-синий
я впотьмах не найду.
между выцветших линий
на асфальт упаду.

И душа, неустанно
поспешая во тьму,
промелькнет над мостами
в петроградском дыму,
и апрельская морось,
над затылком снежок,
и услышу я голос:
— До свиданья, дружок.

И увижу две жизни
далеко за рекой,
к равнодушной отчизне
прижимаясь щекой.
— словно девочки-сестры
из непрожитых лет,
выбегая на остров,
машут мальчику вслед.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2020-01-14 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: