Алька – Стойсь. Смирно.
Фомушкин – Вольно. Вот, девчата, врача вам привез
Врач - Все у вас вырастет, не бойтесь, девочки. Все хорошо будет, только бы война эта проклятая кончилась поскорее. Баки очень тяжелые. Нельзя вам такие тяжести поднимать, девочки милые. Себя покалечите.
Фомушкин – Так. Не стирать, пока не вернусь. Приказываю. Не стесняйтесь вы меня, девчата, правду говорите, ради Христа. Не прощу себе, если покалечитесь.
Самойленко - Девочки, еще бинтов двадцать два мешка привезли. Это срочно, девочки: в медсанбатах перевязывать нечем. Да, и еще. Чулок не будет. Вместо них выдали кальсоны.
Пока они там спорили, возмущались, кричали и плакали, Лена деловито надела кальсоны, походила перед бесценным зеркалом, разглядывая себя со всех сторон, что-то подтянула, подобрала, прикинула и крикнула торжествующе:
Лена - Рейтузики! Я их переделала, вставила резинку, снизу штрипки пришила, чтобы кальсоны, как чулки, натянуты были, лишнее вдоль всей ноги в аккуратные швы подобрала, и вышло то, что надо. Да еще и со швом, очень модным в те времена. Вот, девочки, глядите. Красота! Даже сапоги надевать не хочется. Эх, туфельки бы сейчас! Хоть самые завалящие...
— А цвет?
Лена - А лук на это? Выварим в луковой кожуре, наденем — даже гордые связистки обзавидуются. Ну что, ай да переделывать кальсоны.
А.И. – Вот так мы тогда изобрели колготки – эту неприменную принадлежность каждой сегодняшней девчонки.
Алька - Двадцать два часа тогда за корытами. И ели тут же, среди щелока и мыла, в едком пару, сидя на грудах бинтов, ломких от крови и гноя. Ели медленно и молча, как старушки, ложки качались в руках, а жевать не было сил: глотали нежеваное. И падали на эти же бинты, теряя сознание или засыпая на десять минут, снова вставали и снова склонялись над корытами. И казалось, что нет уже никаких сил и никаких желаний. Но одно желание было всегда — желание нравиться, и мечта, что когда-нибудь и для них придет оно, девичье счастье, в скрипящих сапогах, с таким знакомым, таким привычным запахом пороха, пота и крови. Придет — они молились за это счастье, они верили в него и ждали его как награду за труд, за страх, за боль и за то еще, что, несмотря ни на что, вопреки всему на свете они оставались тем, кем были: женщинами.
А.И. - Да, были у нас и свои радости. Правда, мало, не для всех, зато за других радоваться умели. От всей души. И чужую радость берегли и гордились ею, как своей собственной. А может, и больше.
Сцена.
Лида - Девчонки, влюбилась я, кажется... — сказала самая младшая и тихая,
Самойленко - Кажется? Или влюбилась?
Лида - Ой, не знаю. Ничего не знаю, девочки.
Лена - Это уж не кажется, а вполне точно влюбилась. Кто он?
Лида - Лейтенант. Мост разминирует, что немцы взорвать не успели.
Самойленко - Сапер, значит. Ясно. Завтра чтоб здесь был. Предъявишь, а там решим. Спать без разговоров, в пять — подъем, в пять тридцать — свидание с корытами! Все!
А.И. - Лейтенант был молод: мальчишеская шея по-гусиному торчала из гимнастерки. Вырвался всего на полчаса, смущался, робел и очень старался помочь. Помочь, а не понравиться.
Лена - Годится. Крути роман, подружка.
Лида - Он меня в девять на берегу ждать будет.
Самойленко - Никаких романов и никаких берегов. По внешнему виду замечаний не имеем, а внутренний еще надо выяснить. Приведешь на беседу.
Лида - Ой, Тоня...
Самойленко - Не Тоня, а младший сержант! Беседовать буду я, комсорг и... И Фомушкин, если сочтет нужным.
А.И. - Лейтенант стоял перед высокими собеседователями с полной серьезностью и готовностью отвечать. Лиду подружки увели на берег, где пугали примерами мужского коварства. Для профилактики.
Фомушкин - Тут такое дело. Тут, понимаешь, армия, у бойца ни мамы нету, ни батьки — только мы, его товарищи.
Лейтенант - Я понимаю.
Фомушкин - А боец — девушка. А девушке ошибаться нельзя, она за свою ошибку всю жизнь расплачиваться будет. Вот ты — сапер?
Лейтенант - Сапер.
Фомушкин - Нельзя тебе ошибаться?
Лейтенант - Нельзя.
Фомушкин - Вот и ей тоже. Значит, вам двоим ошибаться никак нельзя.
Лейтенант - А мы и не ошибаемся.
Самойленко - Уверен?
Лейтенант - Уверен.
Фомушкин - Тогда доложи, кто ты есть по мирному состоянию, где родители и как думаешь жизнь строить.
Лейтенант – Родился в Москве в 1922г. Мать — учительница, отец в ополчении в сорок первом погиб. Думаю завтра же подать командованию рапорт с просьбой разрешить жениться, поскольку согласие от невесты уже имеется.
Фомушкин - Рапорт мне покажешь. Ну, как говорится, поздравляю, и беги-ка ты сейчас к бойцу Лидии Паньшиной. Она тебя, паренек, поди, заждалась.
Самойленко - Увольнение ей до подъема. Целуйтесь на полную катушку за всех за нас!
Алька – Поздравляю. Лидочка наша — замечательная комсомолка, вот увидите.
Лейтенант - Спасибо. Большое спасибо.
А.И. - Он вышел очень счастливый, но получил невесту не сразу, потому что красную от счастья и смущения Лидочку одевали всем отрядом.
— Юбочка сидит отлично.
— Пройдись, Лидочка.
— Стоп, стоп, стоп! Надень мои сапоги. У твоих голенища широкие: некрасиво.
— Гимнастерку надо на вытачках подобрать.
— Это зачем же?
— Чтоб грудь смотрелась.
— Это в темноте-то?
— Ну, все равно лучше, когда она подчеркнута.
— Думаешь, он смотреть собирается?
— Не думаю, конечно, но сначала должен полюбоваться.
Лена -Нет, я знаю, что нужно! Знаю, знаю, дура я несчастная, что раньше не сообразила!