Предатель
Глава 1
Феликс проснулся от того, что кто-то активно стучал в дверь. Едва протерев глаза и поднявшись с постели, он посмотрел на настенные часы: маленькая стрелка остановилась на двойке. «Кажется, я знаю, кто может прийти в такое время», - проплыла мысль в голове Феликса, пока он спускался вниз. Гость, услышав шаги внутри дома, стучать перестал. Феликс открыл дверь, и перед ним предстал мужчина в сером пальто, лицо которого было скрыто тенью от фетровой шляпы, что была на его голове. Однако Феликс все равно узнал гостя: это был Вестел – частный детектив, на которого он работал. Не здороваясь – видимо, его тоже только разбудили, - Вестел сказал угрюмо:
- Пропал человек. Мне звонила служанка, которая работает на него, и сообщила о том, что он уехал сегодня вечером – судя по записке, на двадцать третью улицу - и все еще не явился. Поехали.
Феликс не сопротивлялся, и через пятнадцать минут они уже бродили по переулкам, что узкими капиллярами расходились от малоизвестной двадцать третьей улицы. В одном из этих переулков они наткнулись на то, что искали и чего не хотели находить.
За выпирающим углом какого-то здания, раскинув руки, лежал человек с изуродованным лицом: выколотые глаза, на месте которых зияли пустые глазницы, нос, с которого была содрана кожа, и чудовищные узоры остывшей крови, больше похожей на грязь. Вестел склонился над трупом мужчины, который в темноте выглядел лет на 30, и осмотрел его внимательнее. Мужчина был одет в темное, слегка промокшее пальто и черные брюки, запачканные дорожной грязью. В одной руке у него лежала небольшая книжка в кожаном переплете, в другой он сжимал кинжал, обагренный кровью.
|
|
- Насколько же нужно было ненавидеть человека, чтобы так его изуродовать, - тихо, почти что шепотом, пробормотал стоявший рядом Феликс и указал на две дыры в области груди, вокруг которых одежда была пропитана кровью, – Этого бы вполне хватило для убийства...
Вестел промолчал. Присев на корточки перед мужчиной, он внимательно осмотрел его раны, а затем оружие, зажатое в его руке. Мог ли это быть кинжал убийцы? Вполне, однако само убийство было совершено с помощью огнестрельного оружия - скорее всего, пистолета или револьвера.
- Проверь здесь все, возможно, преступник оставил какие-либо следы или даже оружие, - не поворачиваясь, приказал Вестел.
Феликс сильно сомневался в том, что убийца мог оставить свое оружие здесь, но спорить не стал. Между тем внимание Вестела привлек мятый листок, едва торчащий из книжки, лежащей в руке трупа. Пока Феликс осматривал место происшествия – узкий переулок, наполовину заставленный сгнившими коробками и бочками, - Вестел выхватил этот листок из книжки и положил себе во внутренний карман пальто, чтобы тот не промок: ночное небо застилали тучи, готовые в любой момент извергнуть из своих недр проливной дождь.
- Ничего нет. Ты проверил его документы? – спросил Феликс, вылезая из какой-то кучи гнилого белья.
- Сразу, как пришли. Запиши: Генри Остерман, убит в ночь с двадцать первого на двадцать второе двумя выстрелами из пистолета. Труп изуродован, но следов побоев не обнаружено. Улики соберет полиция. Идем, нам здесь больше нечего делать, - с этими словами Вестел поднялся, слегка пошатнувшись, и направился к выходу из переулка на двадцать третью улицу, незаметно припадая на левую ногу.
|
|
Феликс удивился, услышав имя, знакомое практически каждому в городе. Генри Остерман, унаследовавший от отца крупное имение и несколько заводов, выплавляющих металл, слыл самым богатым вельможей в городе. Однако точно сказать этого было нельзя, ибо, в отличие от большинства богатеев, Генри не имел привычки разбрасываться своими деньгами и много времени проводил в затворничестве, изредка встречаясь с ограниченным кругом лиц. Некоторые знакомые Феликса называли Остермана колдуном или преступником, и теперь эти обвинения не казались необоснованными: что мог делать столь привилегированный человек ночью в неизвестном переулке, вооружившись кинжалом? Хоть этот вопрос и заинтересовал Феликса, он не стал озвучивать его и молча последовал за своим шефом. Только когда Феликс садился в повозку, чтобы ехать домой, он спросил:
- В полицию сообщить?
- Утром, - ответил Вестел - Сейчас весь город спит. Да и нам бы не помешало.
С этими словами он невесело подмигнул Феликсу и пошел в сторону своего дома.
Однако до дома он так и не дошел...
Глава 2
По-весеннему беззаботное солнечное утро предвещало отличный день. Ганс поднялся с постели и протер слегка опухшие глаза. Комната, снятая им месяц назад, была по обыкновению пуста, и лишь неуловимый сладковатый аромат женской кожи говорил о том, что прошлый вечер Ганс провел не в одиночестве. Он довольно улыбнулся, но лишь слегка, чтобы напряжение мимических мышц не обострило слабую пульсирующую головную боль.
|
|
Надев мягкие шерстяные тапки, что стояли возле постели, и халат нелепого желтоватого цвета, Ганс прошел по грязному ковру, в центре которого красовалось красное пятно от пролитого вина, к двери. Ручки не было: вместо нее торчал ржавый гвоздь, за который Ганс зацепился, когда уже вышел в коридор, и порвал халат. Тихо выругавшись и пообещав себе заменить гвоздь на что-нибудь нормальное (хоть на другой гвоздь, лишь бы не ржавый), Ганс прошел по коридору к ванной комнате. Умыв руки, он посмотрел на свое лицо в зеркало: небольшие мешки под широко расположенными глазами не столь расстроили его, как отсутствие какой-либо растительности под острым, слегка вздернутым носом и под тонкими губами; бакенбарды, которыми он так гордился, тоже куда-то исчезли. Ганс спросонья не имел достаточно сил, чтобы удивиться этому; к тому же, прошлый вечер представлялся ему довольно смутно. "Могло произойти что угодно", - подумал Ганс и начал приводить себя в порядок.
Доходный дом, в котором он снимал себе квартиру, располагался неподалеку от центра города Z и, что немаловажно, практически примыкал к кабаку. В этом доме проживали самые разные люди: приезжие богачи, любители выпить; те, кто обзавелись тайными любовницами, те, кто хотел отдохнуть от вида нищеты, что распростерлась по окраинам города Z, и, безусловно, семейство Круд - владельцев доходного дома. О семье стоит сказать отдельно: старший Круд - Виссарион, - жадность и жестокость которого усилились после смерти жены, был непримиримым спорщиком и любителем сыграть в вист; из-за страсти к игре и к деньгам он совсем не следил за своими дочерьми и оставил их на попечение гувернантки, имени которой никто не знал. Несмотря на свою кажущуюся грубость и нелюдимость, она смогла вырастить двух девочек: госпожу N, молодую и красивую, но очень разгульную, и Василису, которая унаследовала от отца грубые руки и мужскую фигуру, а от матери - букет заболеваний, которые вылились в слабоумие.
Ганс был знаком с главой семейства Круд и даже состоял с ним в неплохих отношениях - именно поэтому он снял комнату в его доходном доме, когда приехал в город Z. И теперь, когда Ганс выходил из ванной, он столкнулся с госпожой N. Она сладко ему улыбнулась, напомнив о вчерашнем вечере, и попросила зайти на обед к семье Круд, где она, безусловно, должна присутствовать. Ганс поблагодарил ее за приглашение, ответив еще более широкой улыбкой, но затем вспомнил про свой нелепый внешний вид: шерстяные тапки с порванным халатом и сбритые бакенбарды - и поспешно удалился в комнату.
Вновь чуть не зацепившись за гвоздь, Ганс плотно закрыл за собой дверь и подошел к небольшому деревянному сундуку, стоявшему рядом с постелью. Отперев замок, висевший на сундуке, Ганс вытащил лежавшую сверху одежду и достал ларец, на котором лежало письмо, пришедшее два дня назад от друга его детства. Он отнес письмо на стол, стоявший в другом конце небольшой комнаты, а затем вернулся к сундуку и открыл ларец. Проверив, что его содержимое - шестизарядный отцовский револьвер и некоторые денежные средства - в порядке, Ганс положил ларец обратно в сундук и накрыл его одеждой. Затем он сел за стол и в очередной раз прочитал письмо, которое было достаточно кратким и, в то же время, красноречивым:
Дорогой Ганс!
Недавно узнал, что ты остановился в городе Z, однако при этом так и не побывал у меня. Двадцать первого числа в шесть за тобой заедет мой кучер, Дональд Рональд Ричард. Отказ только в случае кончины, чего я тебе никак не желаю.
С любовью,
Генри Остерман.
В конце стояла подпись, знакомая Гансу еще с детства. Сам конверт, который лежал тут же, на столе, был скреплен родовой печатью Остерманов, что не давало усомниться в подлинности письма. Ганс вроде и был рад письму старого друга, но его расстраивал тот факт, что Генри, как говорили в городе, ухлестывал за госпожой N, которая вполне могла стать яблоком раздора между друзьями. Время подходило к обеду, и Ганс начал подыскивать себе костюм, который понравился бы всем членам семьи Круд.
Семья владельцев доходного дома занимала все комнаты пятого - самого верхнего этажа. Ганс жил на четвертом этаже, и его комнатка примыкала к лестнице наверх, поэтому долго идти не пришлось. В прихожей на пятом этаже его встретила гувернантка, уже постаревшая, но при этом такая же молчаливая, и Василиса, которая что-то задумчиво высматривала в шкафу. Ганс вежливо поздоровался и широко улыбнулся, но, получив в ответ мрачное "Ага" от гувернантки и какое-то неясное бормотание от той половины Василисы, что находилась в шкафу, оказался несколько обескуражен. Тем не менее, он не упал духом и спросил, где семья обедает.
- Виссарион с друзьями в карты со вчерашнего дня. Старшая в комнате. Ждет, - лаконично ответила гувернантка и увела взлохмаченную Василису, которая глупо улыбнулась Гансу, в другую комнату.
"Странно", - подумалось гостю - "Позвали на обед, а сами разбежались кто куда". Будучи лишь поверхностно знакомым с обширным обиталищем семьи Круд, Ганс долго бродил между бесконечными комнатами, уставленными столами для игр в карты или для принятия пищи, стульями, шкафами и другой резной мебелью, музыкальными инструментами и различными приспособлениями непонятного назначения; три раза он наткнулся на гувернантку, которая с недовольным видом указывала ему в направлении комнаты госпожи N, пять раз - на Василису, которая каждый раз улыбалась ему и махала своей белой девичьей рукой. В конце концов, когда Гансу уже порядком наскучило ходить по лабиринту безвкусно и однообразно обставленных комнат, он вдруг вышел на спальню госпожи N. Стоило ему только пересечь порог, как вокруг его шеи обвились тонкие руки любимой женщины, а в нос ударил приятный аромат духов. Госпожа N улыбнулась, и ее улыбка была похожа на оскал в сумраке занавешенной комнаты. Ганс что-то пролепетал, но его сопротивление было сметено настойчивостью госпожи N.
Ганс будто бы кружился в танце теней, каждая из которых пахла ее духами, а вокруг все было занавешено сладковатой розовой дымкой; через полуоткрытые глаза он видел, как перед ним проносится весь мир, а непослушное тело пыталось двигаться в такт теням. Ветер свистел в ушах, но было тихо; госпожа N что-то горячо говорила, и Ганс отвечал ей спокойно - как ему казалось, - но внутри кипели такие страсти, какие нельзя было увидеть ни в одной точке мира, что продолжал нестись перед глазами, но уже как будто далеко и с каждой секундой все дальше и дальше. Наконец, госпожа N снова улыбнулась Гансу, который находился целиком в ее власти, и передала ему записку. После этого она выставила его за дверь, напоследок прошептав что-то на ухо. Осчастливленный, Ганс посмотрел на записку, зажатую в еле дрожащих руках, и замер. Улыбка сползла с лица.
Обратный путь из лабиринта не показался столь изнуряющим. На выходе сидела Василиса, но в этот раз она злобно оскалилась, глядя на Ганса, и прошептала что-то вроде: " Dementia ". Гость испугался столь неожиданного поведения слабоумной девушки и поскорее ретировался в свою комнату. Плотно закрыв за собой дверь и приставив к ней кресло, Ганс сел за стол и положил записку госпожи N рядом с письмом от Генри. Затем он тяжело вздохнул и потянулся в верхний ящик стола за чернилами.
Глава 3
Генри Остерман с минуты на минуту ждал своего старого друга, за которым уже выехал его кучер. Еще с утра он приказал убрать комнату с камином, которая должна была на вечер превратиться из кабинета-спальни-столовой в гостиную. Камин растопили ближе к вечеру. На полу лежал ковер с отвратительным узором, который, несмотря на свой убогий внешний вид, стоил целое состояние; на стенах висели картины известных художников и голова оленя, как-то затесавшаяся в ряды классиков мирового искусства; напротив камина стояли два резных кресла, слегка повернутых друг к другу; книжные полки, которыми были уставлены две стены, незанятые роскошной двустворчатой дверью и камином, вмещали в себя множество произведений, как известных, так и не очень. В целом, комната являла собой идеальное место для встречи старых друзей. Генри прошелся по ковру, стараясь не глядеть на него, и уселся в одно из кресел. Затем он приказал принести какое-нибудь вино, возраст которого был бы больше сорока лет. Когда две служанки зашли в комнату, ожидая дальнейших указаний, Генри отправил их в другое крыло особняка, сказав, что больше поручений не будет.
Часы в соседней комнате пробили шесть. Генри поднялся с кресла и подошел к одной из книжных полок, на которой, как ему показалось, что-то поблескивало. Это оказался отцовский кинжал, имевший довольно длинную и кровавую историю. Люди, знавшие отца Генри - Оскара, - говорили между собой, что уже один взгляд, брошенный на это оружие, мог вызвать непреодолимое желание убивать. Однако теперь, глядя на языки пламени, что отражались на лезвии кинжала, Генри ничего не чувствовал, кроме душевной опустошенности и гнетущей тоски, которые за последние несколько месяцев стали для него привычными.
Ах, какие надежды он возлагал на Ганса! И как он ошибся...
* * *
Солнечное утро уже давно сменилось мрачным полуднем, который медленно переходил в пасмурный вечер. Дождь накрапывал мелкими отвратительными каплями, которые так и норовили вместе с ветром забраться под одежду. Солнце было застлано тучами, и на город Z изливался еле пробирающийся сквозь пелену непогоды сероватый свет с неприглядным желтым оттенком. Ричард уже ожидал Ганса внизу: повозка Остермана стояла практически прямо под окном его комнаты.
Ганс не смог разобраться со своими бакенбардами, которых как не было, так и не появилось. Одежду он не сменил с тех пор, как ходил к Крудам. В слегка дрожащей руке, заляпанной чернилами, он сжимал записку. У Ганса никогда раньше не дрожали руки. Закрыв свою комнату на ключ, он начал спускаться вниз, к выходу.
Входная дверь скрипнула, и Ричард помахал рукой, приветливо, но при этом как-то скудно. Ганс махнул в ответ и приблизился к повозке. Он уже положил записку на сидение, но вдруг направился обратно в дом, крикнув кучеру:
- Я забыл! Сейчас вернусь!
Он вбежал в комнату слегка вспотевший, ибо для человека, давно не претерпевавшего какие-либо физические нагрузки, четыре этажа тоже могли быть проблемой. Ганс подошел к сундуку; отперев его, он привычными движениями вытащил кипы одежды и потянулся к ларцу...
Ричард уже не махал рукой - он сидел рядом с повозкой, будто бы задумавшись о чем-то. "Это все из-за погоды", - решил Ганс, которому тоже приходилось бороться с просыпающейся внутри меланхолией. Когда он подошел к кучеру, тот неспешно поднялся и, медленно освобождаясь от оков задумчивости, прихрамывая, прошел на свое место. Ганс сел в повозку, с удивлением обнаружив, что записку не унесло ветром. Он не знал, зачем оставил ее на этом месте - вероятно, надеялся на указующую длань провидения; она явно не обошла его стороной. В очередной раз за вечер тяжело вздохнув, Ганс сообщил Ричарду, что готов ехать.
Перед глазами проносились роскошные дома, кабаки, ателье, различные лавочки и рестораны; постепенно их сменили трущобы с узкими, как тонкая кишка, переулками, с грязными смердящими людьми, с продажными женщинами, что вышли прямо на дорогу. Затем от всего этого остались одни лишь деревянные скудные лачуги да богадельня, одиноко стоящая почти на самой окраине города Z; на место же каменной мостовой пришла вытоптанная пыльная дорога, ведущая прочь от города, в поля и леса. Ганс задремал. В коротком, как жизнь мухи, сне перед ним мелькали госпожа N и Генри, а в его руке был отцовский револьвер; откуда-то там взялся Ричард, который стоял, не двигаясь, и смотрел Гансу прямо в глаза, и ему почему-то сделалось страшно. От этого он проснулся и, давясь чувством страха и одиночества, попытался прийти в себя.
Тем временем повозка уже подъехала к огромной усадьбе Остерманов, огороженной высокой, в полтора человеческих роста, каменной стеной. На въезде стояла каменная арка, увитая плющом; на ней красовался семейный герб и фраза на латыни, которую Ганс не сумел прочитать. Внутри по левому и правому краю от мощенной дороги раскинулись сады с множеством различных растений, где-то виднелась деревянная беседка. Ричард, махнув охранникам, что стояли возле входа в усадьбу, и высадив Ганса, проехал дальше, к конюшням.
Ганс, не переставая озираться, медленно поднялся по мраморным ступеням, которые вели к усадьбе. Один из охранников спросил его имя и отправился докладывать. Ганс чувствовал, как с каждой секундой нарастает его волнение, волнами ударяясь о грудь. Левая рука беспощадно сжимала и без того мятую записку.
Генри оторвался от созерцания кинжала и прошествовал вниз, ко входу. Высокая двустворчатая дверь проскрипела, встречая гостя, и навстречу ему вышел человек, которого Генри не видел уже десять лет. Ганс слабо улыбнулся, подавленный пышностью особняка Остерманов, и протянул еле дрожащую правую руку для рукопожатия...
Глава 4
Вестел остановился примерно на половине пути до дома и достал листок, найденный им в книжке убитого. Это оказалась записка, адресованная Генри Остерману. Внизу стояла подпись: госпожа N. Вестел углубился в ее содержание: с тонкой чувственностью, присущей автору, там указывался намек на возможные романтические отношения, а также время и место встречи: в полночь на двадцать третьей улице. Именно там и был найден труп. Вестел был знаком с госпожой N и решил поторопиться навестить ее в ее доходном доме. Феликс к тому времени уже наверняка был дома и снова спал, поэтому Вестел поехал один.
Ночное небо наконец начало поливать город вязким дождем, капли которого казались невероятно длинными в свете городских фонарей. Насквозь промокший Вестел прошел несколько улиц пешком, потому что не смог поймать извозчика, что согласился бы доставить его к доходному дому семьи Круд. Расстроенный своим ночным путешествием, но приободренный тем, что нашел столь ценную улику, он вошел в дом и поднялся по знакомой лестнице на пятый этаж. На его стук практически сразу откликнулись, несмотря на столь поздний час. У дверей сидела Василиса, практически без одежды. Она что-то пролепетала и отползла в сторону, когда Вестел, стыдливо прикрыв глаза правой рукой, осторожно вошел и окликнул хозяев. Стояла тишина.
Вдруг из темноты вынырнула госпожа N; в своей руке она сжимала какой-то предмет, а на ее губах играла злая ухмылка. Вестел резко обернулся в ее сторону и попытался отойти назад, но, споткнувшись о Василису, свалился на пол. Тень госпожи N, падающая от тусклой лампы в углу прихожей, заплясала на теле Вестела...
* * *
Ганс шел домой, уставший и окончательно опустошенный. Лил дождь, часы на одной из городских башен пробили три раза. На левой руке, в которой он не так давно сжимал записку, предназначенную для Генри Остермана, запеклась кровь. В его комнате лежала какая-то настойка и бинты, которыми он уже мечтал воспользоваться, потому что боль не уходила. "Наверное, никто еще так неудачно не залазил в повозку", - проскользнула мысль в его отрешенном от реальности сознании.
Извозчик высадил его возле доходного дома и тут же уехал, ничего не спросив. Дом возвышался над соседними постройками на два этажа, и вода с его крыши стекала на другие здания. В темноте цвет дома превратился в какой-то оттенок серого, но Ганс помнил, что он багровый.
Он медленно поднялся по лестнице на четвертый этаж. Дверь в его комнату была приоткрыта. "Точно!" - так же отрешенно вспомнил Ганс - "Во второй раз я ее не закрыл". Даже горевший внутри свет не удивил его. Он выглянул из-за двери и его взгляд тут же наткнулся на госпожу N. Она обернулась на скрип половиц и, завидев Ганса, крикнула:
- Вот ты где!
Тут же на него обрушился удар, и окружающий мир медленно поплыл перед глазами.
Очнулся Ганс на собственном кресле. Он не мог пошевелиться: кто-то связал его. Напротив него стоял какой-то мужчина и осматривал рану на левой руке.
- Очнулся, - сообщила госпожа N, которая стояла неподалеку, но вне того пространства, что мог созерцать Ганс.
Очертания предметов то становились явными, то снова мутнели. Мужчина строго посмотрел на Ганса и сказал:
- Надо воды ему, а то я, похоже, сильно ударил.
Справа мелькнул силуэт госпожи N, а через пару секунд Гансу дали попить. Вода имела какой-то странный привкус. Прошла минута, и в голове просветлело, а окружающие предметы приобрели окончательную четкость. Лицо мужчины, который теперь отошел, прихрамывая, к его столу, показалось Гансу знакомым. Мелькал ли он в газетах? Нет. Житель дома? Нет. Может...
- Надо же, какой интересный ларец, - прервал его размышления мужчина - Что самое интересное, он пуст, а вот след от револьвера, который лежал здесь какое-то время, есть. Оружие при вас?
Ганс сначала не мог пошевелить губами. Увидев его усилия, мужчина не стал напирать, а лишь ждал. Затем вместо звуков Ганс начал хрипеть: от волнения голос куда-то пропал. Мужчина не выдержал:
- Отвечайте же!
- Да, - наконец выдохнул Ганс.
Госпожа N глубоко вздохнула и пробормотала что-то вроде: "Что я наделала?".
- Чего вы от меня хотите? - спросил Ганс уже слегка окрепшим голосом.
- Чего мы хотим?! - возмущенно возопил мужчина, подойдя прямо к креслу и глядя Гансу в глаза.
Тут Ганс его узнал. Точно так же в его кошмаре на него смотрел кучер Остерманов - Ричард. Правда, его нос казался меньше - скорее всего, из-за освещения. Что он здесь делает? Почему они его оглушили и связали?
- Зачем вы убили Генри Остермана? - гневно спросил Ричард, продолжая ряд мысленных вопросов Ганса.
Ганс замер. Дрожащими губами он сумел лишь выговорить:
- Генри мертв? Почему вы так решили? И причем здесь я?
Ричард вышел на середину комнаты.
- На кинжале убитого была найдена кровь - на вашей левой руке свежий порез. Он убит из пистолета - в одном из ваших карманов лежит револьвер. Однако это лишь вещественные доказательства.
Ричард перевел дыхание и продолжил:
- Полчаса назад я пришел к госпоже N, потому что подозревал ее в совершении преступления. Однако она мне сказала, что в записке, которую она передавала через вас, был указан совершенно другой адрес. И вправду: в вашей комнате мы нашли вот это.
Перед глазами Ганса появилась знакомая ему записка, где госпожа N приглашала Генри встретиться на одной из центральных улиц города в полночь. Та самая записка, которую она отдала Гансу днем, во время "обеда". Затем Ричард достал другую бумажку и показал ее Гансу:
- Узнаете? Очевидно, вы подделали записку от госпожи N для Генри Остермана с той целью, чтобы он пришел на малоизвестную двадцать третью улицу, где вы могли сделать - и сделали! - с ним все, что угодно.
Перед Гансом маячил листок, каждое слово на котором, за исключением двух, было полностью переписано с предыдущей бумажки. У Ганса внутри что-то оборвалось. Ричард оказался следователем? Какой позор! Как он мог столь непредусмотрительно оставить оригинал записки на столе...
- Итак, мотивы нам тоже понятны, - продолжал Ричард - Госпожа N рассказала мне о том, как прошлым вечером вы с ней напились и яростно признавались ей в любви. Еще вы сказали, что убьете любого, кто встанет на вашем пути. И теперь, когда вы узнали, что госпожа N хочет встретиться с Генри Остерманом, вы решили, что пора убирать преграды.
- Вестел, что теперь делать? - всхлипывая, спросила госпожа N.
Вестел? Ганс оторопел. Ситуация начала понемногу проясняться. Кем бы ни был этот Вестел, он зачем-то работал на Генри под видом кучера Ричарда - стало сразу понятно, почему нос показался ему меньше и, как теперь заметил Ганс, исчезла короткая борода: Вестел использовал грим. Еще эта хромота... Тут Ганс вспомнил еще кое-что: вечером, когда они прощались с Генри, тот вызвал Ричарда, чтобы ехать до двадцать третьей улицы. И труп был найден там... Найден. Вряд ли Вестелу пришлось затратить много сил, чтобы найти Генри на том месте, где он его убил.
Сам же Ганс рассчитывал, пока Генри ездит в пригороде, самолично встретиться с госпожой N на той улице, где она назначила встречу с Генри, но она вообще не приехала. Судя по всему, хотела лишь стравить двух друзей и позабавиться, глядя на их борьбу. Столько нелепых совпадений, и теперь Генри мертв!
Между тем Вестел-Ричард уже собирался уходить, приказав сторожить Ганса до прихода полиции. Он же сбежит! Гансу нужно было что-то срочно предпринять. Как только Вестел ушел, Ганс обратился к госпоже N:
- Здесь что-то не так! Я не убивал Генри!
Однако госпожа N, ощущая свою вину за смерть Остермана, лишь заплакала и ушла наверх. Зачем сторожить человека, привязанного к креслу? Жаль только, что узел находился прямо у рук Ганса. Небольшие усилия, и он, разминая затекшие конечности, поднялся и встал у самой двери. Вытащив револьвер из кармана и проверив, что он заряжен, Ганс побежал вниз.
Ноги были слегка ватными, и он два раза чуть кубарем не скатился по лестнице. Каждый пролет давался все с большим трудом - Ганс, еле сдерживая волнение, несся вниз, порой перескакивая через несколько ступеней. Наконец, у самого входа он налетел на Вестела и приставил револьвер к его затылку.
- Медленно повернись, Ричард.
Вестел замер. Этот белоручка оказался не таким уж болваном!
- Меня зовут Вестел.
Ганс нервно усмехнулся и спросил, при этом голос его предательски дрогнул:
- Ведь это вы убили Генри?
Вестел повернулся так, что дуло револьвера уставилось ему в переносицу, и, глядя на Ганса, серьезно сказал:
- Я тебе все расскажу, но взамен ты дашь мне небольшую фору, чтобы я смог убежать.
- Я слушаю, - ответил Ганс, не убирая свое оружие. Разумеется, он не собирался отпускать человека, который убил его друга.
- Я работаю частным детективом на протяжении 10 лет. Мое имя - Вестел. Я давно замышлял убийство Генри Остермана, - начал он шепотом - К нему сложно подобраться, и я решил стать частью его прислуги - это идеальное прикрытие. Однако и это оказалось непростой задачей, потому что свободных мест у него на службе не появлялось на протяжении нескольких лет. Легче было подменить кого-нибудь. Кучер казался мне самым выгодным персонажем, ведь Генри практически не пользовался его услугами и никогда не держал при себе: в комнатах для прислуги бедняге Ричарду не было места...
Значит, Ричард все-таки существовал! Но куда он делся?
-... Остерман даже не помнил его имени, не говоря уже о внешности, не появлялся с ним на людях, и самого кучера практически никто не видел. Когда я месяц назад встретил Ричарда в кабаке и спросил, что он там делает, он ответил, что семьи у него нет и ему больше нечем заняться, кроме как напиваться по выходным. Более того, немного разговорившись с ним, я узнал, что он никак не общается с прислугой Генри, хоть и проводит неподалеку от его имения практически весь день. Единственный, с кем Ричард пересекался, был домоуправляющий, который выдавал причитающиеся ему за работу (или даже ее отсутствие) деньги раз в две недели...
- Но куда вы дели его тело? - прервал Вестела Ганс.
- На самом деле, Ричард умер сам, практически на той же неделе, когда я его встретил. Он похоронен на городском кладбище, - ответил Вестел - То, что произошло дальше, тебе известно: я убил Генри и решил тебя подставить. Теперь ты меня отпускаешь, как мы и договорились.
Ганс задумался. Если он убьет Вестела, то никому ничего не докажет и однозначно попадет в тюрьму или на виселицу. Если отпустит - будет сложно его потом ловить. Ганс отошел на шаг от убийцы, а тот, воспользовавшись его замешательством, коротким ударом выбил револьвер из руки Ганса, а затем повалил его на пол. В это время вниз уже спускалась госпожа N, которая обнаружила пропажу пленника, со своим отцом.
- Попытался пристрелить меня, - отрапортовал Вестел, когда подошедший Виссарион недоуменно уставился на лежащего на полу Ганса, и попросил связать преступника покрепче, чтобы он больше не смог сбежать. Несмотря на сопротивление Ганса, Виссарион крепко схватил его и оторвал от пола. Вестел связал пленника и, сообщив на прощание, что должен ехать, чтобы осмотреть имение Генри на предмет еще каких-либо улик, удалился.
"Теперь он точно сможет подставить меня!" - внутренне запаниковал связанный Ганс, вспомнив, что Генри еще вечером отослал всю прислугу в свои комнаты, так что в этой ситуации не могло быть даже намека на свидетеля - оставались одни голые факты, которые Вестел мог перетасовать так, как ему угодно.
Нужно было что-то делать.
Пока Ганс пытался побороть панику, Виссарион затащил его обратно на четвертый этаж и положил его на кровать, а сам уселся в кресло. Госпожа N куда-то делась: видимо, ушла проливать слезы горя. Где-то в доме часы пробили шесть утра.
Оказавшись на кровати, Ганс все же сумел одолеть страх и сосредоточиться на проблеме.
Генри мертв. Тот, кто его убил, уже почти свалил преступление на Ганса. Полиция, скорее всего, уже в пути, чтобы схватить Ганса как подозреваемого.
Сам он не может ничего поделать, будучи связанным в собственной комнате. Его сторож - здоровенный и злой Виссарион Круд, которого друзья в шутку называют Кувалда. В тот момент это прозвище не казалось Гансу забавным: даже если он сумеет снова выпутаться, ему не поздоровится.
Да даже если он выберется из комнаты, он ничего не сможет сделать: Вестела уже не догнать, а собрать улики, которые хоть сколько-нибудь помогли бы Гансу, не представляется возможным.
Ганс попытался окликнуть Виссариона, но тот лишь что-то грубо пробубнил в ответ. Через минуту послышался храп. Кажется, у Ганса появился шанс...
Глава 5
Вестел не поехал в особняк Остерманов. Вместо этого он направился к Феликсу. Где-то к половине седьмого он подъехал к его дому и осмотрел вход в подвал, который располагался с задней стороны. Замок никто не трогал. Тем лучше.
Дверь громко скрипнула, и на каменный пол упал свет утреннего солнца. Он выхватил из темноты несколько полок с вином и стойку для факела, который Вестел разжег через минуту. Затем он перенес факел на более дальнюю стойку, что находилась у деревянного столба. Приятно пахло затхлостью и стариной. Где-то в углу лежал холщовый мешок с овощами. А к столбу был привязан человек.
- Кое-что пошло не по плану, - улыбнулся Вестел, отвязывая человека от деревянного столба, - Но мы пока на коне. Когда полиция опознает труп, мы с тобой уже будем в пути.
Мужчина, рот которого был заткнут кляпом, что-то промычал, с ненавистью глядя на Вестела. Тот, не переставая улыбаться, проверил узел, которым были связаны руки его пленника, а затем повел последнего к выходу из подвала. Вдруг с той стороны послышались шаги, а затем чей-то голос. Вестел мгновенно нырнул в ближайшую нишу, потянув за собой связанного человека, но тот резко дернулся в противоположную сторону и, потеряв равновесие, свалился. Дверь со скрипом открылась, и в подвал зашел Феликс.
- Вестел? - спросил он - Что ты здесь...
Его взгляд упал на связанного мужчину, что распростерся на полу. Феликс сразу признал лицо, которое много раз видел в газетах, хотя освещение в подвале и было довольно тусклым: факел да свет, падающий из двери.
На полу его подвала лежал Генри Остерман, связанный, но живой.
Картина мгновенно выстроилась в голове Феликса, и он тут же спрятался за дверным косяком. В следующую секунду прогремел выстрел.
* * *
Госпожа N не стала подниматься наверх за своим отцом, а нырнула во тьму и ливень вслед за Вестелом. Дело в том, что она слышала признание преступника, пока дожидалась Виссариона, но ей не хотелось впутывать в это дело ни в чем неповинных отца и Ганса: перед последним она и так чувствовала свою вину, хоть и куда меньшую, чем перед Генри.
Вестел целенаправленно шел к повозке, которую он преднамеренно оставил в нескольких кварталах от доходного дома в каком-то кабаке с пристроенной конюшней. Пока он общался с хозяйкой, пытаясь сбить цену, госпожа N спряталась в повозке. И вот теперь, когда Вестел подъехал к дому Феликса, она выбралась из своего укрытия и медленно пошла за ним.
Выстрел, послышавшийся с другой стороны дома, порядком напугал ее. Затем раздался еще один, и из-за угла выбежал Феликс, держащийся за правое плечо.
- Что вы здесь делаете?! - испуганно спросил он, а затем, не дожидаясь ответа, оттолкнул госпожу N в сторону.
Прогремел еще один выстрел. Феликс резко обернулся и увидел, как Вестел, широко раскрыв глаза, смотрит на лежащую на земле женщину. На его груди растекалось кровавое пятно. Пистолет, который он выронил, лежал прямо у его ноги. Затем сам Вестел повалился на землю и в скором времени скончался.
* * *
Вечером того же дня Феликс собрал Генри, Ганса и госпожу N в своем кабинете, который располагался на втором этаже его дома.
Все трое сели на широкий диван, который находился прямо рядом с дверью. Напротив, за дубовым столом, сидел Феликс, плечо которого было аккуратно перебинтовано. Он обратился к своим гостям:
- На основе ваших показаний и того, что я видел сам, я составил протокол, который будет отправлен на рассмотрение в полицию; я не буду его зачитывать, а лишь обсужу с вами то, что произошло, чтобы все встало на свои места.
Генри молча кивнул. Ганс почесал затылок и уставился на следователя, приготовившись слушать, а госпожа N так и не оторвала глаз от пола, о чем-то задумавшись. Феликс глубоко вдохнул и начал:
- Как вы видите, Генри Остерман сидит рядом с нами, живой и невредимый. Как так получилось? Во-первых, труп на двадцать третьей улице. Его опознали следователи из полиции: это оказался Ричард, который когда-то работал на Генри кучером. Труп был изуродован с той целью, чтобы сбить меня с толку и в дальнейшем запутать следствие. Во-вторых, мотивы и цели Вестела. Генри, ты, наверное, не в курсе, что твой отец сделал с отцом Вестела?
Генри мрачно мотнул головой.
- Оскар Остерман хотел уволить несколько сотен человек со своего завода по каким-то причинам. Но тут один из них смело высказался в защиту остальных, и Оскар, опасаясь беспорядков, убрал его. Этим рабочим оказался отец Вестела.
- Но почему тогда он не убил меня? Это был бы отличный пример кровной мести, - недоуменно спросил Генри.
Феликс кивнул, будто ожидая этого вопроса, и продолжил:
- Отца Оскар убил, но что, в итоге, случилось с самим Вестелом? Его мать умерла от горя, а он вынужден был долгое время существовать в условиях страшной нищеты. Как я понял, он хотел, чтобы ты испытал примерно то же самое. Жаль, нам теперь никогда не узнать, что он конкретно хотел сделать.
- Погодите, получается, Ричард был жив до вчерашнего дня? - спросил Ганс.
- Да, - ответил Феликс - Эксперты пришли к выводу, что его держали долгое время под воздействием какой-то смеси психотропных веществ, которые отрывали его от реальности и из-за которых он был совершенно неспособен что-либо делать. Как я понимаю, Вестел не хотел убирать Ричарда, а содержал его где-то (возможно даже в своем доме или в доме самого Ричарда), дожидаясь удачного момента. Пока он мог притворяться кучером, но если бы вдруг пошли расспросы, Вестел мог спокойно вернуть все на свои места.
Феликс перевел дыхание и сказал: