Анна Батурина
Фронтовичка
Пьеса в двух действиях
Действующие лица
Матвей Кравчук — 25 лет
Мария Петровна Небылица — 24 года
Нина Васильевна Кравчук — 50 лет
Александра Панарина — 19 лет
Марк Анатольевич — 46 лет
Галина Сергеевна Календарева — 37 лет
Зоя — 16 лет
Алеша Груздев — 16 лет
Командир — 40 лет
Мотоциклист Илья — 30 лет
Игорёк
Светик
Танюха
Старуха с больными ногами
и другие
Действие первое
Сцена первая
1946 год, июль. В здании школы размещен военный госпиталь. Солдаты нагромождают койки одна на другую, чтобы освободить место для танцев: шумят, курят, веселятся. У многих ампутированы руки, ноги, обожжены лица. На школьной доске кто-то царапает куском штукатурки: «Ищу добрую девушку». В комнате есть несколько молоденьких женщин, среди них две медсестры. Все они — нарядные. Белобрысый лохматый солдат долго трогает маленькую родинку у медсестры на щеке.
Медсестра. Что там?
Белобрысый. Родинка, махонькая…
Достает из кармана немецкую губную гармошку, пытается играть. Тут же к нему присоединяются еще двое точно с такими же губными гармошками. На кровати парень без ног возмущается:
— Во лажаете-то! Во лажаете!
Один из «музыкантов». Валяйся и слушай, пока дают!
Солдат, обнимающий женщину в синем платье, кричит в коридор: «Машка! Вынеси музыку!»
Другой солдат. Небылица!!! Я тебе рюмочку налью?
Рыжий солдат. Щас Матвей-то нальет тебе рюмочку!
Из коридора прибегает Маша — сержант Небылица Мария.
Мария (солдатам с губными гармошками). Убрали свои губнушки поганые! Не могу эту дрянь фашистскую слушать.
Ставит на пол граммофон, нахлобучивает пластинку. Заводит.
Щас будет вам настоящая музыка! (Подмигивает безногому.) Да ведь, Костян?
Солдат с губной гармошкой. А твоя шарманка не фашистская?
Мария. Это мой трофейчик, понятно! Мой трофейчик!..
Солдат с губной гармошкой. А это — мой трофейчик!
Мария Петровна переворачивает пластинку, опускает иголочку, звучит вальс — рыдает какая-то француженка.
Рыжий. Ну чё-о-о это?.. Поставь чё-нибудь человеческое!..
Мария. Chanson d’adieu! Песня прощанья!
Рыжий. Выруби!..
Безногий. Оставь-оставь!..
Мария. Наслаждайся, Костян!
Мария уходит в коридор. Входит командир. Щурится, ухмыляется. В руках у него коробка рафинада.
Командир. Здорово!
Солдат с бутылкой. Здравия желаю…
Другие. Здравия желаем, товарищ командир…
Безногий. О! Рафинад!..
Командир. Похрумкайте…
Коробка рафинада пошла по рукам. Командир оглядывает шумных покалеченных пацанов.
Почему не танцуем?
Солдат на костылях. Так женщин маловато, товарищ командир!
Приходит Матвей — скуластый, сутулый, с грустной улыбкой.
Командир (Матвею). Сержант Кравчук!
Матвей. А?..
Командир. Штабной не подъехал?
Матвей. Никого, товарищ командир… (Держит в руке пустой вещмешок. Солдатам.) Давайте заначки свои!
Солдаты. С чего это?
Матвей. Рыжий, у тебя шоколадка была!
Рыжий. Не понял? А чё моя шоколадка?
Матвей. Кидайте скорее, чё удивленные такие? Я Машке собираю…
Солдаты. А, Машке!
В мешок сразу летят банки с тушенкой, сухари, папиросы, шоколадка Рыжего и другие харчи.
Командир. Это всё Небылице?
Матвей. В дорогу, товарищ командир. Пусть поправляется… (Рыжему.) Фляжку убери свою обратно.
Рыжий. Как без фляжки, Матя!..
Матвей. Убери, говорю, знаю я это твое шерри-бренди!.. Папирос не жалей-ка лучше…
Командир достает банку сгущенки, еще одну коробку сахара, бросает в мешок.
Командир. Все — Машке, Машке…
Возле госпиталя останавливается мотоцикл. В комнату возвращается Мария.
Мария. Матвей! Там за мной уже… Здравствуйте, товарищ командир.
Командир. Поздравляю, сержант Небылица — первая из нас вернешься…
Мария. Мало радости только. Ты где был, Матя?
Матвей. Харчей тебе пошукал…
Мария. Ничего себе? Это мне? Это все мне? Спасибо, родные… Матя, ты напишешь?
Матвей. Лады…
Рыжий. Останься, Небылица…
Мария. Не берут, Кроплёный.
Командир. Отвоевалась, тифозница, домой проваливай!
Мария. Дом на Украине, вы же знаете… Я еду на Урал, к нему. (Держит Матвея за руки.) Пока сержант Кравчук не вернется, я себя дома чувствовать нигде не буду. Так что вы, товарищ командир, долго его не держите.
Матвей. Маш!..
Мария. Матвей, если что с тобой…
Матвей. До сих пор жив, значит, — бессмертный…
Мария. Что с тобой, то и со мной… Мы ведь одной пуповиной держимся… небесной пуповиной, Матвей…
Белобрысый. Не ной, лопоухая, вернется! Я за ним присматривать буду.
Мария. Какая я тебе лопоухая!
В окно кричит мотоциклист.
Мотоциклист. Харе лясы точить! Топливо жгу только!
Мария. Ну все, ребята мои, прощайте!
Командир. Отставить! Присядем.
Садятся.
Мотоциклист. Я в штаб опаздываю!
Безногий. Поставь еще песенку, Маш!
Мария. Знаете что? Граммофон я ему оставляю, понятно? (Кивает в сторону Безногого.)
Безногий. Спасибочки… Но это же твой трофейчик!
Мария. Не слушать же тебе здесь этих клоунов, правда? И вот еще мои пластинки забирай! На память будет…
Командир. Ну, поделись планами, Мария Петровна, как будешь служить Родине в тылу? Сразу же иди в кадры, на завод… Сразу же, из вагона… Вот он — героизм. Такие, как ты, нужны там в первую очередь. Очень нужны… Боевой дух поднимать! Обратно, может, я с Кравчуком приеду, посмотрю, как ты там, на заводе…
Мария. Я что, ждала когда война кончится, чтобы на завод потом?
Командир. А чего ты ждала? Страну надо в порядок приводить.
Мария. У меня, между прочим, год хореографического училища за спиной!
Командир. В стране голод, а у ней — хореографическое училище! Небылица! Стыд у тебя есть?
Мария. Не надо меня учить — поздновато! Прощайте.
Матвей. Мешок отдай — тебе нельзя поднимать.
Мария (смеется). Тащи!
Идут к мотоциклу с люлькой. Кравчук несет ее вещмешок, она идет рядом — тощая, неровно остриженная, некрасивая девчонка с большим ртом.
Мария. Ты напишешь? Точно напишешь, Матя?
Матвей. Чего ты боишься? (Снимает часы.) На тебе, малышка.
Мария. Нет, Матвей, себе оставь!..
Матвей. Приедешь на Урал, купи светлое платьице, как у той немки в госпитале.
Мария. Разве у нас такие бывают?
Матвей. Маму попроси, она сошьет.
Мотоциклист. Мария Петровна! Мария Петровна!!! Закругляйтесь! Мне в штаб надо!
Мария. Страшно…
Матвей. Часы немецкие — кину об землю — и ниче!!! Смотри! (Кидает.) Видишь! Смотри еще раз! Кину — а им ничё!.. На, бери!.. Идут!..
Мария. Я боюсь, Матвей… Когда ребеночку пуповину перерезали — это тебя от меня ножом отсекли, если бы он еще жив был, а так… Не говори никому про ребеночка, не хочу, чтоб кто-нибудь знал…
Матвей. Никто не узнает, ты выздоравливай.
Мария. Страшно…
Матвей. Ласточка, малышка, не бойся, тебе кажется! Залезай в люльку!
Сажает Марию в мотоциклетную люльку.
Матвей. Поправляйся, малышка, ты мне здоровая нужна!..
Мария. Я уже выздоровела, Матвей! Я здоровая!
Мотоцикл ревет, трогается, выбрасывая грязь из-под колес.
Матвей. Стой! Стой!
Бежит за мотоциклом. Мария вскакивает в люльке на ноги.
Матвей. Маша! Ты письмо для матери взяла? Проверь, куда положила?
Мария. Письмо… Там оно, там, в мешке, я помню…
Матвей. Точно?
Мария. Точно, Матя. Я люблю тебя.
Матвей (кивает мотоциклисту, мотоциклист выжимает сцепление). Я тоже люблю тебя! Машка! Улыбнись, ну! Машка?
Мария держится за люльку, смотрит Матвею в глаза, плачет. Солдаты выходят из госпиталя, машут Марии, свистят.
Мария. Прощаться терпеть не могу! До встречи! Пока, товарищ командир!
Солдаты:
— Небылица!
— На производстве привет передавай!
— Выздоравливай, Машка!
— Мария Петровна еще спляшет-на!
— Проваливай, выскочка хохлятская!
— Пришли фоточку в платьишке!
Мария. Я пришлю фоточку в платьишке вам, пришлю!
Мотоциклист. Из колесницы не выпади, Мария Петровна! Щас жахну по ухабам, пригнись!
Мария усаживается, обнимает вещмешок на коленях.
Мария. В жизни столько тушенки сразу не видела. (Поет.)
Сидит Гитлер на лугу,
Ест кошачую ногу!
Что это за гадина —
Немецкая говядина!
Когда уже ровная дорога будет? Лучше бежать, чем так передвигаться. Ветра хочу! Давай, прибавь-ка!
Мотоциклист. Кого прибавь? По этой стиральной доске только спицы ломать! Похоже, уже накрылись… (Останавливается, глушит двигатель, осматривает колесо: все спицы в порядке.) Война закончилась. Скоро будете мороженое лопать, по асфальту туфельками цокать.
Мария. Волосы отращу себе: ухаживать за ними буду, расчесывать… Матвей сказал, через полгода вернется, как ты думаешь, за полгода волосы вырастут?
Мотоциклист. У тебя и так, Мария Петровна, модная причесочка!
Мария. Кто-то в штаб опаздывал…
Мотоциклист. Жалко, что уезжаешь. Щас дорога пойдет — разгонюсь еще, тебе ветром уши выбьет.
Мария. И что я там делать буду…
Мотоциклист. Где?
Мария. На Урале, где!.. Я же ничего не умею.
Мотоциклист. Совсем ничего?
Мария. Год хореографического училища.
Мотоциклист. На производстве научат.
Мария. Я — сержант!
Мотоциклист. Так там совсем другая жизнь! Закинешь сапоги подальше в кладовку куда-нибудь, и гимнастерку вшивую в кладовку, купишь светлого ситчику на платье…
Мария. Что ты болтаешь!
Мотоциклист. Спорим, тебе стыдно будет медалями трясти, потому как все не вернулись, а мы вернулись…
Мария. Стыдно немножко. Главное, чтоб Матвей вернулся… А гимнастерку я не закину. Форсить без Матвея не собираюсь.
Мотоциклист. Тебе сколько лет? Двадцать?
Мария. Двадцать четыре.
Мотоциклист. А хотелось бы двадцать, как до войны, — я же знаю. Придешь, увидишь тех, кому там по двадцать, и сразу гимнастерку вшивую в чулан. Только все равно будешь себя старухой чувствовать, даже если ситчик светлый, и туфельки, и волосы…
Мария. Что ты мне на уши присел? Поехали уже! Скорее!
Мотоциклист. Мария Петровна, лучше, чем сейчас, не бывает. Куда скорее? Куда ты собралась? Война кончилась, лето, твой жив остался, на Урале все новенькое ждет, даже мамка, тебе только двадцать лет, до поезда три часа, мы едем мимо клеверного поля, вон оно, а про меня говорили, что синеглазый. Синеглазый еще?
Мария. Вроде…
Мотоциклист. Только постарел.
Мария. Да нет же… Выглядишь на свой тридцатчик.
Мотоциклист. Поцелуй тогда, Мария.
Мотоциклист улыбается, ямочки играют на обветренном сияющем лице.
Мария. Чё ты, с ума сошел?
Мотоциклист. Это ты дура. Щас приедешь и впрягёшься. И посмотреть будет не на кого. В тылу одни невесты, а мы, синеглазые, здесь еще…
Мария. Валяй к невестам и целуйся.
Мотоциклист. Расщедрись, жалко, что ли? Здесь у тебя все есть — все клевера, все любимые, всё будущее. Может так случиться, когда вернешься — будущее как песок утечет, и не заметишь. Но сейчас…
Мария. Да ты боишься просто.
Мотоциклист. Кто тебе сказал?
Мария. Подохнуть боялся, а жить — еще больше боишься.
Мотоциклист. Чё перевернула-то всё?
Мария. Ничё я не перевернула. Сама боюсь!
Мария Петровна быстро целует его в губы.
Дальше — пешком. Прощай-проваливай! Тебе ведь в штаб надо! А у меня есть клеверовое поле — вон оно, вон оно!
Мотоциклист. Не подорвись в поле. А целоваться не доучилась.
Мария. До тебя никто не жаловался. (Идет по полю.)
Мотоциклист. Стой! Тебе же тяжести нельзя! Садись, лучше поедем! До станции километров десять! Далековато!..
Мария. Кто сказал, что тяжести нельзя? Матвей?
Мотоциклист. Матвей. Да все и так знают!..
Мария. Да пошли вы…
Мотоциклист. Чё ты звереешь, Мария Петровна! Ну не в ы ходила — и не в ы ходила. Понесёшь еще! Это из-за тифа все, кто виноват, что тиф?.. Хочешь, от меня понесешь? От меня хочешь? А?..
Мария Петровна бежит через клеверное поле, прыгает, тяжело дышит, спотыкается, бежит снова, слезы вытирает.
Сцена вторая
1946 год. Сентябрь. Подъезд двухэтажного дома с деревянными лестницами. Влетел воробей, поднял пыль и исчез на улице. Мария подходит к одной из дверей, обитых войлоком и клеенкой, но слышит шаги наверху, замирает. По скрипучей лестнице спускается девушка в лаковых туфельках.
Мария. Здрасьте…
Неприветливо взглянув на Марию, девушка выходит из подъезда. Внезапно открывается дверь в квартиру Нины Васильевны. Нина Васильевна выплескивает во дворе помои и возвращается.
Мария. Здравствуйте!..
Нина Васильевна осторожно смотрит в сторону Марии, проходит мимо.
Нина Васильевна. Здравствуйте…
Закрывает дверь в квартиру. Мария Петровна хватается за ручку.
Мария. Нина Васильевна! Откройте! Это срочно!
Дверь закрывают на ключ изнутри.
Мария. Откройте, пожалуйста… Нина Васильевна…
Нина Васильевна (шипит из-за двери). Не могу, иди. Чё надо? Потом придешь, щас не могу!
Мария Петровна бьет по клеенке ладонью.
Нина Васильевна. Ты чья такая настырная?
Мария. Меня прислал Матвей, ваш сын. Пожалеете, если не откроете.
Нина Васильевна. Матенька?
Выходит в подъезд, долго смотрит на Марию.
Мария (почти плачет) Я сержант, Мария Петровна Небылица…
Нина Васильевна. И сколько вам лет, Мария Петровна?
Мария. Двадцать четыре.
Нина Васильевна. Отвоевалась?
Мария. Так точно. Почему про Матю не спросите?
Нина Васильевна. Боязно. Заходи, раз отвоевалась. Только очень тихо, ни звука. Моя подруга и Марк Анатольевич беседуют в дальней комнате.
Очень тихо они идут по коридору в кухню. Над зеркалом висит портрет мужчины.
Нина Васильевна (коротко представляет его). Матвея отец. В шахте задавило.
В дальней комнате за колышущейся занавеской в цветочек позванивает панцирная сетка. Нина Васильевна жадно пьет кипяченую воду из банки.
Мой сын жив. Я знаю. Я загадала — если с ним что случится, у меня сразу обои отклеятся и люстра разобьется.
Мария. Он скоро приедет!
Нина Васильевна. Тише! (Смотрит в сторону колышущейся занавески.) Я же предупреждала!.. Это очень серьезный разговор. Если мы спугнем Марка Анатольевича, он так на ней и не женится!
Мария. Я шепотом… (Громче.) А смотрите, что у меня есть! (Развязывает вещмешок.) Тушенка! Сахар! Сгуха! Письмо от Матвея!..
Нина Васильевна. От моего Матеньки!..
Мария. А вот еще… (Поверх конверта выкладывает часы.) Часики просил передать. Трофейные.
Нина Васильевна (вытягивает письмо из-под часов, читает.) Невеста — это вы?
Мария. Да, я и есть невеста.
Нина Васильевна читает.
Мария. Нина Васильевна, если буду стеснять, так я лучше возьму на подселение комнатку, вы не беспокойтесь. Примете — так примете, нет — так нет.
Нина Васильевна. Какую еще комнатку? Матвей написал, что ты после болезни. Тебе нужно питание.
Мария. Что он, в самом деле?.. У меня есть хлебные карточки.
Нина Васильевна. Щас будем варить — что-нибудь сварганим!
Уходит. Возвращается с корытом.
Раздевайся, дочка. Одежу — в мешок.
Мария. Нина Васильевна… Неудобно…
Нина Васильевна. Чё неудобно? Все удобно! Я из ковшика полью — баня сегодня не работает.
Мария Петровна скидывает одежду.
Нина Васильевна. Святые мощи!
Мария. Я еще в Москве тощая была, а теперь вовсе…
Нина Васильевна. В Москве? А разве ты не из Хохляндии? Мылом-то лучше, не экономь, мыль, как следует!
Мария. На Украину к родне перебрались…
Нина Васильевна. Жив кто-нибудь остался?
Мария. Я осталась.
Нина Васильевна. Вот, тряпкой вытирайся этой. Матвея отец был из Хохляндии… А щас-то из Хохляндии всех сюда свозят. Им вроде как государство недоверие оказывает… Не все, конечно, предатели… Они и в шахтах работают, и на заводе.
Мария. А вы где?
Нина Васильевна. Где только не работала! В шестнадцать лет ушла из деревни с одним узелком — даже трусов на мне не было. На шахте работала… Спала тоже на шахте — брезентом укроюсь — тепло… Потом портнихой… Теперь вот — у Марка Анатольевича — гардеробной заведую. (Поднимает с пола гимнастерку.)
Мария. Куда вы мои вещи?
Нина Васильевна. Воняют. В кладовку брошу.
Мария. Не надо!
Нина Васильевна. Почему?
Мария. Состирну в корыте.
Нина Васильевна. Их прожарить бы сначала или утюгом…
Нина Васильевна уносит форму в кладовку. Из-за шторки высовывается голова Марка Анатольевича: желтое лицо, обрамленное серебряной щетиной; он вращает красноватыми белками глаз.
Марк Анатольевич. Святое виденье!
Мария. Отвернись! (Закрывается тряпкой.)
Марк Анатольевич (исчезая за шторой). Нина Васильевна! Вы нас познакомите?
Мария (перешагивает корыто). Я сержант Небылица.
Марк Анатольевич. Кто ты? Сержант?
Нина Васильевна (протягивает Марии Петровне чистый халат). Надень, сержант. (Кричит в дальнюю комнату.) Галина, чаю хочешь?
Из-за шторки выходит полная женщина лет тридцати семи в цветастой кофте. Нервно заплетает косу.
Галина (недовольно смотрит, как Мария Петровна одевается). Можно и чаю. (Садится, ставит локти на стол.)
Марк Анатольевич. Я могу появиться?
Нина Васильевна. Выходите, Марк Анатольевич, милости просим!
Марк Анатольевич (разглядывает Марию). Вам прежний костюмчик больше к лицу, этот широковат.
Галина. Марк!!!
Марк Анатольевич. Говорю, что думаю.
Нина Васильевна. Чай-то кипит!
Галина. А что, кружек на всех хватит? (Смотрит на Марию.)
Нина Васильевна. Что уж, я всем чеплашек не добуду? (Все усаживаются за желтую скатерку.) Извините, Марк Анатольевич, сервизов не имеем, но вам все равно, в самую красивую посудину.
Марк Анатольевич (видит на столе фронтовую кружку). А можно мне в нее? Фронтовая кружка?
Мария. Фронтовая. Можно.
Нина Васильевна. Тогда Машеньке — в самую красивую! У меня сегодня большая радость — скоро сын возвращается. Это — его невеста. Посмотрите только! Матвей тушенки выслал, сахар, вот, берите. Еще часы фашистские и письмо.
Марк Анатольевич. Я на часики взгляну? Мария…
Мария. Петровна.
Марк Анатольевич. Мария Петровна, вы что, прямо с фронта?
Мария. Нет, не с фронта. Из госпиталя.
Марк Анатольевич. Серьезное ранение перенесли?
Мария. Ничего серьезного. Тиф. Если бы не тиф — вернулись бы с Матвеем вместе.
Нина Васильевна. Форму прожарим хорошенько…
Марк Анатольевич. И вы, такая хрупкая девочка, тоже убивали?
Мария. А что делать-то? Убивала.
Марк Анатольевич. А эту забавную вещицу — с фашиста сняли, которого он, или вы…
Мария громко разгрызает сахар, косится на Марка Анатольевича.
Марк Анатольевич. Извините, конечно…
Нина Васильевна. А медали, случалось?
Мария. Случалось.
Марк Анатольевич. Надо в честь большой вашей победы, Мария Петровна, организовать праздник. Поехали все ко мне! Я приглашаю!
Галина. А как же ваши соседи, Марк?
Марк Анатольевич. Соседей позовем тоже. У меня есть наливка, хлеб, консервации, соленья, мы все достанем, все порежем!..
Нина Васильевна. Что вы, Марк Анатольевич, к вам?
Мария. Никуда не поеду. Я выспаться хочу.
Марк Анатольевич. Очень жаль… А какие вообще планы на будущее? Куда определитесь?
Мария. На будущее?
Галина. У меня есть связи в литейном, могу определить, хоть жилье дадут.
Нина Васильевна. Что ты говоришь, Галина, какие связи! Туда всех подряд берут, даже немцев!
Галина. А какие-нибудь интересы, опыт, профессия у нее есть, кроме военных?
Мария. Есть. Танцевать люблю. Не успела закончить хореографическое училище…
Марк Анатольевич. Ничего себе! Я ведь директор Дома культуры имени Розы Люксембург! Да я вас с руками оторву! Какое ей производство! У нас танцевального кружка не хватает! Учебный год начинается, а у меня нет учителя по танцам!
Галина. А вдруг она за войну разучилась?
Мария. Напротив. За войну я новым танцам выучилась, тетя Галя!
Марк Анатольевич. Не ссорьтесь! Немедленно поехали ко мне отмечать!
Мария. Пока Матвей не вернется, для меня не будет праздников.
Галина. Вернется — будь начеку. Мужики-то сейчас совсем расслабились. Кругом столько вдов, а они разборчивые, копаются, помоложе выискивают… Вот тебе сколько лет?
Мария. Двадцать четыре.
Галина. А выглядишь гораздо старше.
Мария. А вы, тетя Галя, выглядите гораздо толще своего времени. Наверное, работаете в детской столовой!
Галина. Подстилка солдатская! (Вцепляется Марии Петровне в стриженые волосы.)
Нина Васильевна. Бабы!
Марк Анатольевич. Прекратить! Я не юноша какой-нибудь, чтобы из-за меня такое устраивать!
Галина. Я тебе, сучка, щас матку блюдцем вырежу!
Марк Анатольевич срывает со стола скатерть, вся посуда разбивается вдребезги, кроме фронтовой кружки. Нина Васильевна ищет под столом письмо и часы.
Нина Васильевна. Озверели! Галя! Маша!
Марк Анатольевич. Галина! Отпустите Марию Петровну! Вы мне педагога загубите! Всё. Я ухожу. Уши в трубочку от вашей ругани.
Надевает шляпу в коридоре. Галина бежит за ним, запинается о скатерть, вползает в прихожую на четвереньках.
Галина. Марк! Постой! Увези меня тоже! Поехали, выпьем! Увези! Я не виновата, Марк! Марк Анатольевич!
Марк Анатольевич. Я возмещу, Нина Васильевна, и посуду, и сахар-рафинад.
Нина Васильевна. Да куда там!..
Галина. Марк Анатольевич! Я уже на коленях! У тебя что, сердце железное?
Марк Анатольевич. Мария Петровна, приводите себя в порядок, вас ждут дети. Вы, Галина, низко пали в моих глазах.
Галина. Марк Анатольевич! Не уходи, Марк!.. Я с вами!..
Марк Анатольевич. До свидания.
Нина Васильевна. До свидания, Марк Анатольевич, заходите еще…
Марк Анатольевич закрывает за собой дверь. Галина держится за живот и пронзительно скулит.
Галина. До свидания, Марк Анатольеви-и-ич!..
Мария. Гоп! Гоп! Гоп-ца-ца!!!
Нина Васильевна. Машка! Машка, оставь ее! (Подходит к Галине.) Вставай, Галя, вставай!
Галина. Уйди от меня!
Нина Васильевна. Ну, куда ты такая? Что люди скажут?
Галина. Побоку! (Находит свои баретки, натягивает на ноги. Останавливается у двери.) Попробуй только сунуться в наш Дом культуры, я тебя изуродую, едва порог переступишь, не спрошу, сколько ты немцев передушила. На своем же лифчике тебя вздерну!
Нина Васильевна. Прекратите! Соседи сбегутся!
Мария.
Ставни-ставни голубые,
Зеленые наличники!
Меня вздернет тетя Галя
На своем же лифчике!
Галина уходит.
Сцена третья
Нина Васильевна и Мария заходят в буфет Дома культуры им. Розы Люксембург. Нина Васильевна садится на лавку, Мария на табурет. На Марии — широкое платье Нины Васильевны, рукава платья ей коротковаты, и это очень заметно. К платью пришит белый кружевной воротник, который Нина Васильевна ей постоянно дергает и разглаживает.
Нина Васильевна. У нас хороший буфет. Художника звали оформлять. Начальство завода тоже здесь обедает. Иногда капустный салат делают.
Мария. Марк Анатольевич меня не потеряет?
Нина Васильевна (кричит на кухню). Зоя, капустный салат делали?
Из окошка раздачи выглядывает кудрявая девушка-буфетчица — Зоя.
Зоя. А салата не будет!
Нина Васильевна вынимает из авоськи и ставит на стол банку с обедом.
Нина Васильевна. Салата нету — будем лопать горошницу. А брошку, я говорила тебе, надо было тоже приколоть… Ну и так красиво: ушьем, и будешь ходить. Ткань добротная. Вообще, Галина у нас шить мастерица… Вот если бы вы с ней не поцапались… Зоя! Ложки нам принеси и чаю налей!
Зоя. Сколько чаю?
Нина Васильевна. Два стакана!
Зоя исчезает.
Нина Васильевна. Фашистские часики мне жалко, но мы их все равно продадим, а то Матвей вот-вот вернется, а у нас такая скатерка срамная… Как вы с Галькой ее подрали-то!.. И валенки надо к зиме… Матвею портки… Ты в моем платье хоть на человека походишь, посмотреть приятно на такую девушку. А ушить мы его ушьем!..
Мария. Может, рукава надставить?
Нина Васильевна. Не дай бог! Все по моде, и рукава по моде!
Подходит Зоя. Она приносит одну ложку и один стакан чая.
Нина Васильевна. А чё это на одного?
Зоя. Галина Сергеевна ей… отказала…
Мария. Дома напьюсь, бог с ней…
Нина Васильевна (громко). Галя! Как это отказала? Как это понимать?
Галина высовывается из окна раздачи.
Галина. Чё понимать, Васильевна? Чё понимать? Тебе-то все поставлено!
Нина Васильевна. А Машке?
Галина. Для Машки заварка кончилась!
Нина Васильевна. Как это кончилась?
Галина. Зойка! На посуду! (Марии Петровне.) Заварка для вас кончилась, Мария Петровна! Стол после себя хлоркой вытри! (Кидает в Марию Петровну мокрой тряпкой, с грохотом закрывает окно раздачи.)
Нина Васильевна. Не сердись, она отходчивая. Хотя, может, поддашь ей как следует?
Мария. Чё-то мне противно собачиться…
Появляется Марк Анатольевич.
Марк Анатольевич. Что вы здесь делаете?
Мария. Горошницу лопаем!
Галина (из кухни). Удобно тебе без ложки?
Марк Анатольевич. Щас будет знакомство с детским коллективом. Пойдемте, я покажу, где находится танцкласс. С него надо было начинать, не с буфета же! Дети все очень непростые. Многие остались круглыми сиротами. Вы же понимаете, какое время, какие они…
Мария. Как я!
Танцкласс. В пустом кабинете с неровным полом нет зеркал, но есть станки. У входа валяются маленькие бурки и калоши. Облупившиеся подоконники завалены фуфайками, телогрейками, самодельными школьными портфелями. Несколько девочек лет девяти, одетых как попало, играют пуговицами на полу. Другие с жадностью наблюдают за игрой, а одна почти висит на станке, задумчиво вылизывая ртом поручень.
Марк Анатольевич. Кто вошел! Кто вошел, я спрашиваю! Встать! Опять игрушки здесь? (Девочки испуганно прячут пуговицы в рот, по карманам, нервно сжимают в кулачках. Марк Анатольевич отбирает их сокровища.) Выкладывай сюда! Паршивки! Помогайте, Мария Петровна! Они даже в школе уроки срывают этими пуговицами! Выплевывай!
Мария. Тихо, она же подавится!
Марк Анатольевич. По спине врежу, если подавится, лучше выплевывай! (Отбирает пуговицы все до последней, гремит ими в своем кармане.) Этого вы больше не увидите. Выкину, если по-хорошему не понимаете! В котельную отнесу!
Девочки начинают плакать.
Дети. — Марк Анатольевич! Не надо в котельную!
— Мы не будем! Мы клянемся!
— Я вам клянусь, Марк Анатольевич!
Марк Анатольевич. Молчать! К ним заходит директор Дома культуры имени Розы Люксембург с новой учительницей, а они даже не видят — ползают по полу, как животные…
Девочки замолкают, с любопытством глядят на Марию Петровну, только одна из них все еще ноет.
Марк Анатольевич. Мария Петровна набирает танцевальный класс. И если вы ей понравитесь, она вас примет. Познакомьтесь.
Мария. Я — новая учительница. Мария.
Марк Анатольевич. Кстати, она только что вернулась с войны. Мария Петровна сражалась с фашистами.
Мария. Это не обязательно…
Дети. — А как вы не погибли?
— А вы видели моего папу?
— А у вас есть настоящий пистолет?
Марк Анатольевич. Э! Что вы такое спрашиваете?
Мария (улыбается). Есть. У меня два настоящих пистолета всегда при мне — за чулки пристегиваю. Попробуйте не послушаться.
Марк Анатольевич. Мария Петровна, это катастрофа, разве так можно!..
Мария. Кто там воет? Пусть выйдет вперед.
Одна из девочек по-прежнему плачет, другие пытаются ее спрятать.
Дети. Не надо, Мария Петровна, она сама успокоится!
Мария. Да она уже полчаса воет — шаг вперед. Стрелять не буду, просто поговорим — и все.
Дети. Иди, Ленка, это просто поговорить!..
Зареванная Ленка выходит к Марии Петровне.
Мария. Чё воешь?
Ленка не может ответить — в горле у нее схватывает и челюсть дрожит.
Дети. Да она все пуговицы дома отрезала…
Ленка. Меня убьют!
Мария. Никто не убьет, объясни, что к чему, давай!
Ленка. Мамка убьет — Марк Анатольевич пуговицы забрал… Мамка меня убьет, убьет меня!.. Я от ее одежды тоже все отрезала…
Мария. Из-за пуговиц, что ли, убьет? Ну-ка хватит выть. Марк Анатольевич, где вы набрали этих сопливых девок? Они рыдают из-за пуговиц. Пуговицы, кстати, верните…
Марк Анатольевич. Не подумаю, Мария. Их последнее предупреждение было давным-давно…
Мария. Девочку мать убьет, Марк Анатольевич. Отдайте пуговицы.
Марк Анатольевич. Одну убьет — другие думать будут.
Мария. Пуговицы на пол, Марк Анатольевич. Я сама разберусь
Марк Анатольевич. Ну хорошо, Мария Петровна, пока вы не достали свои пистолеты… (Высыпает на пол все пуговицы.) Поговорим после урока. (Уходит.)
Мария. Повторяю еще раз. Меня зовут Мария Петровна, мне тысяча лет, и я видела всё. Всех вижу насквозь и все знаю…
Ленка (собирает пуговицы). А у вас есть жених?
Мария. Конечно есть! Глупее вопроса не могла придумать? У меня есть и пистолеты, и жених… что еще нужно для счастья… Ваши имена можете мне не говорить — все равно не запомню, пока они не начнут для меня что-то значить. (Поднимает одной из девочек волосы, скручивает их на затылке.) Чё дергаешься-то? Смотрите внимательно — вот с такими, с такими прическами всем прийти на следующее занятие. Кто придет с другой — побрею налысо. Понятно?
Ленка. А у вас почему другая прическа?
Мария. А у меня волосы в танке сгорели! И еще… если в нашем танцклассе будет некрасиво — я сюда ни ногой. Пол будем мыть по очереди. Ты — следующая. Внимание, — пуант! (Медленно встает на полупальцы и считает до восьми.) Повторите вы, давайте. (Тупое молчание.) Вам что, трудно повторить? Вам страшно, что ли? Хорошо… Поучитесь дома и покажете мне на следующем уроке.
Дети радостно расхватывают свои фуфайки.
Мария. Никому удирать не разрешалось!
Молчание.
Мария. Теперь собирайтесь и проваливайте!
В молчаливой спешке дети покидают танцкласс. Мария Петровна остается одна. Находит в своем кармане конверт. В конверте фотокарточка и письмо от Матвея Кравчука. Мария Петровна разглядывает фотокарточку, разговаривает с ней.
Мария. Матвей, какой же ты дурачок у меня, всю душу извел… Ну что это?.. (Переворачивает фотокарточку, читает.)
Если встретиться нам не придется,
Значит, злая такая судьба.
Пусть на память тебе остается
Неподвижная личность моя.
Сержант Кравчук. (Повторяет.) Неподвижная личность моя… Неподвижная… Мой сержант Кравчук…
Две любопытные девчонки приоткрывают дверь, подглядывают.
Мария. Вон отсюда! Пальну щас!
Девочки громко закрывают дверь, сматываются.
Из учебного журнала Мария Петровна вырывает страницу, забирается на подоконник, пишет на листе химическим карандашом, некоторые фразы проговаривает вслух.
Мария. Матя!.. Матя-Матвей… Мой ангел… Матя… Весточке от тебя рада безумно, но маме… (Спрыгивает с подоконника, ходит по классу.) Маме решила не показывать. Письмо всегда с собой, а когда сплю — под подушкой. Пусть мама думает, что ты здоров. Это пока тебе так больно, мой милый. Ты привыкнешь — с одной рукой живут ничуть не хуже, ты привыкнешь. Только скорее… Я готова была, что так случится, помнишь, как страшно, когда прощались… Твои часики еще не продали. Мама жалеет их. Портки тебе хочет справить. Приезжай… тут дети в перешитых шинелях бегают, а на шапках у них вмятинки от звездочек…
Не замечает, как в танцкласс входит Марк Анатольевич. Он подкрадывается и обнимает Марию Петровну.
Марк Анатольевич. А покажите мне свои пистолеты, Мария Петровна! Шутка!
Мария Петровна отвешивает ему затрещину.