В эти годы появляются и переводы романов и повестей Толстого. Таковы перевод «Анны Карениной», выполненный Макином Афифи аль-Багдади (без даты), другой перевод романа под заглавием «Ан-Нура, или Анна Каренина» (без даты), «Исповедь» под названием «Исповедь Толстого» (1946) и др. Всего к 1946 г., согласно библиографии, составленной хранителем библиотеки в Бейруте Юсуфом Асадом Дагером, в арабских странах было переведено 20 произведений Толстого — больше, чем любого другого русского писателя21.
Особенно часто издаются произведения русской литературы в последние десятилетия. По свидетельству редактора одной из сирийских газет, «Ат-Тахрир» («Освобождение»), «имена Пушкина, Толстого, Горького пользуются в арабских странах такой же известностью, как имена Мутанабби, Джахиза и Ибн аль-Мукаффы»22.
Из произведений Толстого на арабском языке изданы в 50-х годах в Дамаске «Война и мир», «Анна Каренина» и «Воскресение», «Детство», «Отрочество» и «Юность». Роман «Война и мир» вышел в 1953 г. в Бейруте (в переводе сына Халиля Бейдаса — Эмиля Бейдаса), а несколько позднее и в Каире. В Египте изданы также «Воскресение», «Анна Каренина», «Казаки», «Исповедь», «Крейцерова соната», народные рассказы и некоторые драматические произведения. Еще чаще сочинения Толстого издаются в 60-х годах. Так, к пятидесятилетию со дня смерти Толстого были изданы на арабском языке: «Анна Каренина», «Казаки», «Воскресение», «Исповедь», «Смерть Ивана Ильича», «Крейцерова соната» и новые сборники рассказов. Все эти и многие другие произведения переиздаются и в последующие годы. Таковы, в частности, новое двухтомное издание «Войны и мира» (1961), сборник «Избранное Льва Толстого» (1961), «Семейное счастье» (1962), «Хозяин и работник» (1962), «Крейцерова соната» (1967), «Казаки» (1967), «Воскресение» (1969) и др. Большинство этих изданий выходит в Каире, Бейруте и Дамаске. Увеличивается число изданий, выходящих в Ираке, Ливии, Алжире, Тунисе, Марокко и других арабских странах.
По мере укрепления государственной независимости и роста национальных литератур в странах Арабского Востока все глубже изучается классическая литература европейских стран, в частности русская литература.
Наряду с учебниками, хрестоматиями и специальными работами, посвященными зарубежным литературам, ознакомлению арабов с творчеством Толстого способствуют журнальпые статьи, а также вводные статьи к его произведениям, появившиеся в разное время в печати. Среди них кроме уже упомянутых следует отметить вступительную статью аль-Ханиджи к его сборнику «Чудеса фантазии», введение писателя Исама ад-дина Насыфа к пьесе «И свет во тьме светит», пространную статью прогрессивного египетского публициста Саляма Мусы «Три русских писателя: Достоевский, Толстой, Горький» в каирском журнале «Аль-Хиляль» («Полумесяц», 1928), статью Саада Хури «Толстой» в журнале «Аль-Муктатаф» («Антология», 1945), вступительную статью ливанского прозаика Жоржа Ханна к бейрутскому изданию «Войны и мира» (1954), а также ряд статей в журналах «Аль-Хадис» («Беседа»), «Аль-Муктатаф», «Люгат аль-Араб» («Арабский язык») и др. Популярны среди арабов и биографии Толстого, изданные в Каире Хасадом Махмудом (1947) и Махмудом аль-Хафифом (1948).
Особого упоминания заслуживает сборник статей о Толстом, выпущенный в 1928 г. к столетию со дня рождения писателя группой передовых деятелей Сирии и Ливана во главе с известным философом, публицистом и педагогом Абу Хальдуном Сати Хусари23. Сборник содержит перевод некоторых высказываний Толстого по религиозно-нравственным вопросам, перевод его изречений из книги «Путь жизни», а также статьи и стихи арабских писателей о Толстом.
Большой похвалы заслуживает и специальный номер ливанского журнала «Ат-Тарик» («Путь»), посвященный пятидесятилетию со дня смерти Толстого (1961 г., № 2). В номере — ряд высказываний арабских авторов, дающих высокую оценку творчеству русского писателя.
Пятидесятилетие со дня смерти Толстого (1960) было отмечено в арабских странах многочисленными собраниями, лекциями, докладами24. В Каире в литературном клубе с докладом о жизни и творчестве русского писателя выступил известный египетский литературовед д-р Шауки ас-Сакри. Указав, что реализм Толстого оказал большое влияние на арабские литературы, докладчик объяснил это влияние сходством многих жизненных проблем, которые стояли перед русскими и арабскими народами. Они находились длительное время в порабощении. По преимуществу земледельческие народы, они на протяжении мпогих веков были лишены земли. Их угнетали и своя, отечественная, олигархия, и мировая буржуазия. Поэтому в этих литературах столь большое место занимает тема земли, мечта о ней.
Столь же широко толстовские дни были отмечены и в Бейруте. Здесь комитет по проведению знаменательной даты возглавили прогрессивные писатели Жорж Ханна и Михаил Нуайме. Они же выступили основными докладчиками на вечере, посвященном памяти писателя. Большой интерес представлял и доклад литературоведа А. Саада «Толстой как человек, воплотивший в себе черты эпохи, нации и всего человечества».
Толстовские вечера состоялись также в Сирии, Ираке, Ливии, Алжире, Марокко и других арабских странах.
Последние годы, как мы уже сказали, отмечены новыми изданиями сочинений Толстого, новыми статьями о его творчестве. Идеи русского писателя глубоко усваиваются деятелями арабской культуры. Об этом некоторые из них говорили на международной конференции писателей стран Азии и Африки в Ташкенте (1968) и в Дели (1970). Лейтмотив всех высказываний: Толстой дорог арабским народам своими бессмертными художественными творениями и высоким гуманизмом.
Литературы арабских народов уходят корнями в глубь древних веков, связаны с истоками национальной жизни. После периода расцвета, падающего на средние века, они пережили во времена турецкого господства период упадка и застоя, преодоленного лишь в середине XIX в. Подъем, связанный с усилением национально-освободительного движения, привел к становлению реализма в арабских литературах, к возникновению жанров исторического романа, новеллы, рассказа, к созданию самобытной художественной драматургии. Значительную роль в этом сыграло общение литератур арабских народов с европейскими литературами, в частности с русской.
Выше мы видели, сколь много и плодотворно переводили и переводят в арабских странах Толстого. Это не случайно. Творчество Толстого по своему духу, по жизненно актуальной проблематике близко сердцу арабских читателей. Близко оно и передовым арабским писателям, которые, по их собственному признанию, учились и учатся у Толстого мастерству реалистического изображения мира, искусству психологического анализа, бесстрашию в постановке актуальных вопросов современной жизни.
О том, какими своими сторонами наследие Толстого созвучно арабским народам, дают представление статьи упомянутого выше юбилейного сборника, составленного в 1928 г. выдающимися деятелями арабской культуры.
Передовая статья «Памяти Толстого» начинается с утверждения, что Толстой пользовался авторитетом и влиянием, каких не имел ни один из современных ему властителей и царей. И это потому, что он был выразителем чаяний народных масс, их стремлении к свободе и миру.
«Он был, бесспорно, одним из величайших умов и всеобъемлющих гениев, выдвинувшихся в России XIX века, и одним из важнейших деятелей, оказавших влияние на современное развитие России после XIX века. Поэтому русские празднуют годовщину Толстого как великое торжество во всех частях своей страны и придают Толстому значение величайшего из своих гениев».
О значении Толстого для арабской литературы в сборнике говорится так: «Толстой занимал в арабской литературе такое место, подобное которому не занимал никто из писателей и мыслителей. Наши величайшие современные писатели и поэты в Египте, Сирии и Ираке писали о нем ценные статьи и прекрасные поэмы. Аль-Манфалути и ар-Рейхани написали о нем проникновенные статьи еще при его жизни. Поэты Ахмед Шауки, Хафиз Ибрахим и Джа-миль аз-Захави сложили о нем прекрасные стихи после его кончины. Вот почему мы собрали здесь эти литературные памятники».
Исторические условия бытия арабских народов, особенности их национального уклада и верований объясняют нам, почему в их среде не приобрела сколько-нибудь серьезного распространения религиозно-нравственная доктрина Толстого, как это было в Индии, Японии и некоторых других странах Востока. Вместе с тем гуманистические принципы русского писателя несомненно нашли отклик в душе многих мыслителей-арабов, стремившихся приобщить свои народы к ценностям мировой культуры.
Из крупнейших деятелей арабской литературы, в известной мере испытавших воздействие философских и социально-политических воззрепий Толстого, следует назвать мыслителя, публициста и романиста Фараха Антуна (1873 — 1923), автора труда «Ибн Рушд и его философия» (1903), множества острых публицистических статей и большого исторического романа «Новый Иерусалим» (1904). Фарах Антун в свое время представлял ту часть арабской интеллигенции, которая стремилась ознакомить соотечественников с современными демократическими идеями и учениями. Он перевел на арабский язык философские труды Репана, Бернарден де Сен-Пьера, Шатобриана, а позднее Жюля Симона и Толстого. Страстная пропаганда новых социально-религиозных и гуманистических учений, которую он вел на страницах издававшегося им журнала «Аль-Джамиа» («Общество»), вызвала ожесточенные нападки со стороны клерикальных кругов Сирии и Египта. Против некоторых его утверждений выступил и упоминавшийся нами главный муфтий Египта Мухаммед Абдо. Фарах Антун, однако, упорно отстаивал свои убеждения, подкрепляя их доводами из статей и трактатов любимых мыслителей, в том числе и Льва Толстого.
Популяризируя философские взгляды русского писателя, Фарах Антун заинтересовался его художественными произведениями и всей русской литературой. Возможно, отсюда в творчестве Антуна пристальный интерес к широким историческим полотнам, в которых находят отражение и движение народных масс, и переживания отдельных людей. Насыщенность романа «Новый Иерусалим» философскими отступлениями в известной мере напоминает «Войну и мир». С идеями Толстого перекликаются и воззрения Антуна па человека и общество, на положение женщины, на роль искусства в современном мире.
Высоко ценил наследие Толстого и современник Фараха Антуна египетский литератор Мустафа Лутфи аль-Ман-фалути (1876 — 1924), известный на Востоке как автор коротких рассказов, филологических трудов, критических статей и переделок европейских произведений для арабского читателя. Манфалути не владел иностранными языками и поэтому пользовался подстрочными переводами.
Однако под его блестящим пером перерабатываемые произведения приобретали повые, живые краски. В таком виде в Египте увидели свет многие произведения французской и английской литературы, а также некоторые произведения русских авторов, в том числе рассказы и статьи Толстого. Перу аль-Манфалути, как уже говорилось, принадлежит статья о Толстом, написанная на смерть писателя и выдержанная в традициопном стиле надгробного слова. Она примечательна тем, что автор ее превосходно понял социальный смысл толстовской критики современного ему общества. Приведем отрывки из нее:
«Остановись на час. В этот час мы простимся с тобой, прежде чем ты пойдешь к месту своего вечного уединения. Мы жили долгое время рядом с тобой, хотя между нами пролегло дальнее расстояние. Мы были твоими друзьями. И если мы, твои сыновья, не видели тебя и если у нас были отцы, кроме тебя, то тем более нам тяжело, что ты покинул нас прежде, чем мы проявили свои дружеские чувства в минуту прощания.
Говорили нам, что тебе опостылел мир после того, как ты состарился в попытках исправить его. Ты будто возненавидел его, почувствовал к нему отвращение, возненавидел даже жену и детей. Ты бежал от него в лесную чащу слушать звериный рык или в монастырь наслаждаться звоном колоколов. Ты писал, что не вернешься к нему, что навсегда рвешь всякую связь с ним. И мы оправдывали тебя; мы не упрекали тебя, не называли ни малодушным, ни трусом, ибо ты храбро противостоял ему и сражался, хотя в твоих ножнах не осталось меча, па твоем плече не было пики и в твоем колчане — стрел, а враг был многочислен, упорен и силен.
Мы не называли твою отвагу безумием, борьбу с врагом в течение почти 80 лет без надежды ранить и прикончить его — упрямством. Ты стоял твердо на своем посту, пока не пал сраженным в битве. И разве твоя судьба не схожа с судьбой великих мудрецов — твоих предшественников, которые сражались, пока не были сражены? И пролилась их кровь, и закрылись их глаза, прежде чем они увидели образ нового, исправленного мира, который укрепил бы их души, облегчил бы боль агонии в груди и горечь смерти на устах».
Аль-Манфалути изображает Толстого гневным пророком, обличающим четырех главных властителей современной эпохи — царя, помещика, попа и воина, проливающего чужую кровь. Каждому из пих Толстой бесстрашно бросает правду в лицо, уличая во лжи, корысти и жестокости. Царя он грозно вопрошает:
«Стоял ли ты на страже закона, охрана которого поручена тебе? Не допускал ли ты его извращепий? Был ли ты справедлив к людям? Считал ли ты равным сильного и слабого, богатого и бедного, близкого и далекого? Было ли твое ухо глухим к словам лести и угодничества, хвалы и прославления? Не совращал ли ты людей с пути добродетели? Не губил ли их душевные силы?.. И царь не услышал твоих слов, даже самых громких и сокровенных, ибо он не привык к тому, чтобы кто-либо говорил ему подобное. И он возненавидел тебя и замыслил против тебя зло...».
Князю-богачу, помещику, владельцу всей земли, Толстой сказал:
«Несправедливо, что ты спишь в своей кровати, среди своих садов, тенистых деревьев, овеянный зефирами, и один владеешь миллионами федданов земли25. И не владеет ни одной ее пядью ни один из тех миллионов тружеников, которые обрабатывают и вспахивают ее, засевают семенами и выращивают растения, пасут скот, переносят зной и мороз, пламень и лед. Признай же за ними их право, раздели землю поровну между тобой и ими, и пусть твое сердце почувствует стыд от вида их страданий ради твоего счастья и их смерти ради твоей жизни. Знай, что земля принадлежит богу, а он завещал ее каждому, кто хочет...».
И хотя великий Толстой сам взялся за соху, чтобы показать пример труда, князь — владелец земли насмехался над ним и отверг его справедливые укоры и советы.
Так же поступил и обличенный писателем фарисей-священнослужитель. В ответ на справедливые упреки во лжи, лицемерии и угодничестве перед власть имущими, он отлучил Толстого от церкви и подстрекал толпу к расправе над ним.
Последняя, самая сильная часть статьи аль-Манфалути посвящена борьбе Толстого против войн и насилия. Обращаясь к нему, автор восклицает:
«Поразил тебя вид крови, проливаемой в битвах войны, и рыдания женщин, оплакивающих своих мужей, сыновей и братьев, а те пошли на войну против своей воли. И уже напали одни на других, пылая злобой и ненавистью, для которых нет никакой причины, кроме заблуждения, насаждаемого в их сердцах россказнями политиканов. Им внушили, что они враги, а ведь они друзья. Но они сняли человеческую одежду и надели шкуры львов. И каждый из них вонзил свой коготь в грудь брата своего, чтобы вырвать сердце из его груди. А приник бы он к сердцу, — и нашел бы в нем место и для себя, если бы не упорство и не насилия политиканов... Не помогли тебе ни рыдания, ни стоны. Войны не прекращаются. Фабриканты смерти не удовлетворяются тем, что изготовляют орудия гибели для битв на земле. Они стали изготовлять смертоносное оружие для битв и на небесах».
В заключение, имея в виду социально-обличительную деятельность Толстого, аль-Манфалути подчеркивает, что одними лишь обличениями и проповедями не пронять богатых и сытых, — нужна суровая и мужественная борьба с ними.
«Не покончит человек с тиранией человека, пока он боится ее. Не улучшится его жизнь, пока он творит себе кумира, которому поклоняется наряду с богом; пока не прекратится корысть — этот великий властитель над членами общества от самого большого из них до самого малого; пока сегодняшний человек не отличается от вчерашнего человека лесов и джунглей ничем, — разве только тем, что ищет убежище своей злобе и своим порокам в доме из стекла. Но стекло прозрачно, и оно не скрывает того, что находится за ним»26.
Острота социального содержания и блестящая литературная форма ставят статью алъ-Манфалути на особое место в арабской публицистике.
Из арабских писателей старшего поколения, испытавших благотворное воздействие русской литературы, следует также упомянуть знаменитого египетского поэта Ахмеда Шауки (1868 — 1932), признанного в свое время «эмиром поэтов». В поэме «На смерть Льва Толстого», написанной в 1914 г., Шауки назвал русского писателя «мудрейшим из людей» и отважнейшим из борцов за счастье человечества. В духе восточной традиции Шауки создал воображаемый диалог выдающегося арабского философа и поэта средневековья аль-Маарри (973 — 1057) и «яснополянского мудреца» Льва Толстого. Маарри спрашивает Толстого:
По-прешнему ль землею грешной
владеет зло да гнет?
Как люди в мире изменились?
Как человек живет?..
Быть может, ныне люди вместе,
как братья по крови,
пошли все по дорогам дружбы
да по пути любви?..
Быть может, человек добился
над злом больших побед
и, излечившись от пороков,
избавился or бед?..
Толстой отвечает:
Нет, Маарри! Земля все та же,
все так же много зла,
такими же остались люди,
какими ты их знал.
Война, и мир, и голодовки
проходят чередой.
Благополучие все чаще
сменяется нуждой.
Грызутся люди, как собаки,
держась за свой карман.
Господствуют повсюду драки,
господствует обман27.
Оба мыслителя исполнены печали при виде насилия и зла. Оба видят спасение мира в отказе от человекоистреб-ления, в замене власти силы и богатства законами любви и братства.
Поэма «На смерть Льва Толстого» написана в духе древневосточных касыд; она полна риторики и преувеличений, но проникнута пафосом гуманизма, исполнена глубокого уважения к наследию русского писателя, и в этом ее несомненный интерес.
Горячим и искренним почитателем Толстого, воспринявшим не только сильные стороны его учения, но и некоторые его заблуждения, был выдающийся писатель и публицист Амин ар-Рейхани (1876 — 1940). Можно без преувеличения сказать, что образ русского писателя сопутствовал ему на протяжении всей его жизни28.
Ливанец по происхождению, Амин ар-Рейхани, как и многие его соотечественники, не желавшие мириться с тяжелым турецким игом, в юности долгие годы провел в эмиграции в Америке. Под воздействием поэзии Уолта Уитмена и гуманистических воззрений Льва Толстого расцвело его художественное творчество, исполненное любви к простому народу и ненависти к поработителям. В своих ярких стихах, статьях и речах Рейхани выступал поборником жизненной правды, мира, справедливости и обличителем уродств собственнического общества.
Перу Амина Рейхани принадлежит много стихотворений в прозе, новелл и статей, среди них уже упоминавшаяся статья «Толстой» — одна из лучших на Арабском Востоке, замечательная в особенности тем, что в ней сопоставляются два мировоззрения, две идеологии: античеловечная идеология американского капитализма и гуманистическая, проникнутая любовью к жизни доктрина Льва Толстого. Вот отрывки из этой малоизвестной статьи Рейхани:
«Прежде чем сказать свое слово о величайшем писателе нашего времени, я хотел бы сравнить его с Морганом, знаменитым американским богачом, хотя едва ли может сразу прийти на ум, почему одного следует упомянуть здесь рядом с другим.
Первый представляет прямую противоположность второму. Первый олицетворяет духовную силу в мире мысли, второй же — материально-денежную в мире торговли. Первый пришел к нам сверху, из высшего класса общественного строя; второй поднялся из мрака неизвестности, из бедствующих слоев. Первый родился графом и сам себя превратил в крестьянина; другой родился крестьянином и стал бароном. Первый живет и борется ради человечества; миллионы людей трудятся и проливают пот ради второго. А он сидит на палубе своей яхты, пьет шампанское и курит без всякого стеснения, со спокойным сердцем. Этот — пример свободы, братства, любви.., тот — пример жестокости, порабощения, тирании и произвола»29.
Говоря далее о том, что и Морган и Толстой возвышаются в своих странах над государством и правительством, Рейхани устанавливает, в чем сила и влияние каждого из них. Могущество Моргана — в награбленных деньгах, сила Толстого — в непобедимости его идей мира, справедливости и дружбы между народами.
«...Толстой, — пишет Рейхани, — не подкупает судей и правителей, Толстой не покупает своего влияния за деньги. Толстой не подкрепляет свою литературную силу и духовную власть войском и оружием, глупостью и предрассудками. Почему же его боится правительство?.. Почему оно не изгонит Толстого, почему не заключит и не казнит его? Почему оно дрожит перед его влиянием и боится его могущества? Потому что он, друг мой, представляет собою силу добра без всякой искусственности, гордости и эгоизма; потому что он вооружен истиной и укреплен сердцами своих учеников, пылающих мужеством. Его духовное влияние не может быть учтено и определено. Подобного ему нет ни во всех силах материальных, основанных на оружии и. броненосцах, ни в ложной духовной власти, основанной на глупости, покорности и предрассудках. Потому что дела его соответствуют словам; потому что он искренен, скромен, не возвышает себя, как большинство реформаторов — притворных эгоистов...»
Высоко оценивая гуманистическую доктрину Толстого, утверждая, что она основана «на искренности, правдивости и прямоте», Рейхани вместе с тем доказывает утопичность толстовского учепия о непротивлении злу пасилием в обществе, где господствует власть денег.
«Пока существует, — пишет он, — это зло, т. е. власть отдельных лиц — безразлично, царей или богачей — над большинством при помощи богатства и оружия, до тех пор и мир, о котором проповедует Толстой в своих книгах, останется очень далеким. Противление злу добром не всегда будет добром. Ведь и революции в народах представляют собой вид человеческой справедливости...»
Статья Рейхапи содержит отдельные наивные и ошибочные утверждения, вроде того, что стиль Толстого иногда «путан и утомителен» или что «его политические, хозяйственные и общественные взгляды заимствованы у Карла Маркса». Эти неверные суждения были, вероятно, порождены несовершенством английских переводов Толстого и ошибочными толкованиями его произведений некоторыми комментаторами на Западе. Вместе с тем в статье чувствуется искреннее преклонение ее автора перед высокой моралью и нравственной силой русского писателя.
Глубоко почитал русскую литературу, и в частности творчество Толстого, ливанский писатель и литературовед Омар Фахури (1896 — 1946). Его журнал «ат-Тарик» неустанно боролся за реализм, за правду в искусстве, причем в споре с апологетами буржуазного декаданса ему порой помогали эстетические сочинения русских писателей, в частности Льва Толстого. Так, в одной из статей, направленных против зависимости буржуазной литературы от денежного мешка, Омар Фахури сослался на пример русских писателей, которые всегда были со своим народом и беззаветно служили ему.
«Все, что пишет русский писатель, — утверждал Фахури, — исходит из его натуры. Она у него не запятнана условностями общества или лицемерием господствующих нравов и установившихся привычек»30. В доказательство этой мысли Фахури приводит слова Толстого из его памфлета «Не могу молчать!»: «Замалчивать порок значит прикрывать его».
Человеком, воспитанным «на тонком искусстве Пушкина, Лермонтова и Тургенева, на смехе сквозь слезы Гоголя и на увлекательном реализме Толстого», назвал себя известный ливанский писатель, литературовед и критик Михаил Нуайме (род. в 1889 г.). Закончив в юности Наза-ретскую учительскую семинарию, Нуайме затем пять лет прожил в России и учился в Полтаве. Здесь он в совершенстве изучил русский язык и на всю жизнь полюбил русскую литературу.
«Я с жадностью впитывал в себя, — вспоминал он впоследствии, — гениальные произведения таких бессмертных писателей, как Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Белинский, Некрасов, Тургенев, Гончаров, Островский, Толстой, Достоевский, Чехов, Горький и многих других... Благодаря этому, а также постоянному общению с окружающей жизнью у меня открылись глаза на многое... Первое, что я узнал и понял, — это святость человеческой личности. Я глубоко ощутил, как прекрасна справедливость и свобода, как гну-спо угнетение и рабство»3l.
Перу Нуайме принадлежит драма «Отцы и дети» (1918), сборник новелл «Было — не было» (1937) и ряд литературно-критических работ, в которых он отстаивает принципы реализма. В своих очерках на современные темы он часто ссылается на опыт русской классической литературы, в частности на произведения Толстого. Так, в книге «Далеко от Москвы и Вашингтона», выпущенной им в Бейруте в 1957 г., он пишет:
«Из произведений Толстого я узнал, как проливалась реками русская кровь в защиту родной земли и какие адские муки приносит война... Уже тогда Ясная Поляна стала для мепя маяком, свет которого освещал мой путь постижения добра и зла, жизни и смерти»32.
В автобиографической трилогии «Семьдесят лет. Рассказ о жизни», выпущенной им в 1960 г. в связи со своим семидесятилетием, Михаил Нуайме опубликовал часть своих дневников юности, где он так же восторженно отзывался о Толстом. Вот одна из таких юношеских записей: «Лев Николаевич, я вам очень многим обязан. Ваши мысли осветили мой духовный мир. Я нашел в ваших статьях свет, направляющий каждый мой шаг. Да, сами того не подозревая, вы стали моим учителем и руководителем». Дань глубокого уважения русской литературе и гению Толстого отдает и один из созидателей жанра реалистической новеллы в Египте — Махмуд Теймур (род. в 1894 г.).
Среди его произведений — правдивый, резко обличительный роман «Сальва в порывах ветра» (1947), раскрывающий праздность и внутреннюю опустошенность высших слоев египетского общества. Одно время Теймур увлекался модернизмом, отстаивал теорию «искусства для искусства», но вскоре вернулся на путь реализма, стал еще более убежденным поборником жизненной правды в искусстве. Найти путь к сердцу народа помогла ему, по его признанию, русская литература с ее высоким пафосом народного патриотизма и гуманизма, с ее верностью жизненной правде.
«Нет ничего удивительного в том, — пишет он, — что я полюбил русскую литературу и ставлю ее на первое место среди всего, что я читаю, как не случайно и то, что я полюбил русскую музыку и готов слушать ее без конца. Я чувствую всем сердцем, что какие-то духовные нити связы-вают меня с литературой и искусством русских»33.
Особенно близко ему, до его словам, творчество Льва Толстого. Социальная проблематика и характер многих героев его произведений, утверждает Теймур, сродни проблемам и образам арабской литературы.
«Герои романов Толстого настолько близки по духу нам, людям Востока, — пишет Теймур, — что их от нас отличают только имена. Достаточно вспомнить хотя бы "Анну Каренину". В образе героини романа ясно различаются черты восточного характера. Ее сильная страсть, ее романтическая любовь, ее ревность — все это вызывает у читателя впечатление, будто она живет и дышит под небом Востока»34.
Значительное место заняло творчество Толстого и в писательской биографии египетского прозаика Саляма Муса (1888 — 1958). Живя в юности в Англии, он с большим интересом изучал русскую литературу, особенно творчество Толстого, Достоевского и Горького. По его словам, русская литература оказала большое влияние на формирование его общественно-политических и эстетических взглядов.
«Я вспоминаю, — писал он впоследствии в статье "Мои литературные интересы в Лондоне", — что в те годы русская литература завладела всем Лондоном. Не было других рассказов и бесед, кроме как о Достоевском и Горьком. Помню, как я однажды присутствовал на одном докладе о Толстом. Все присутствующие сидели в таком благоговении, как в храме. Сама лекция была больше похожа на религиозную проповедь. Конечно, это было неправильно в объяснении Толстого. Потому что место Толстого в художественной литературе гораздо выше, чем проповеднические заблуждения, которым он когда-то предавался»35.
Об отношении современных арабских писателей к Толстому рассказывает и выдающийся египетский прозаик Абд ар-Рахман аш-Шаркави:
«Мы, арабские писатели, высоко чтим Толстого как гениального художника и мыслителя, который пе только провозглашал великие идеи гуманизма, но и боролся за их осуществление. Творчество Толстого оказало благотворное влияние па литературу арабских стран. Это влияние будет с каждым годом все более возрастать. Большинство книг Толстого уже переведено на арабский язык. Они привлекают внимание арабских писателей к истинному объекту искусства — простому трудовому человеку, стремящемуся жить в мире, справедливости и дружбе со всеми людьми мира.
Еще в молодые годы па нас производили большое впечатление герои "Воскресения", "Анны Карениной", "Войны и мира". И сейчас они продолжают волновать наше воображение, вдохновляют и воспламеняют наши чувства.
Арабские писатели высоко ценят Толстого, и нет среди нас писателя, который не воздал бы должное этому великому человеку. Перед арабскими читателями с каждым новым переводом Толстого открывается недосягаемый образец литературы, правдиво рисующей жизнь, проникнутой верой в достоинство человека и его счастливое будущее»36.