В первые же месяцы после получения Фельдмановской премии и бегства Ева-001 получила все необходимые для развития условия, в том числе полную безопасность. Развитие зародыша началось. Но вопреки ожиданиям, ребенок, скрывавшийся под скорлупой первого яйца, оказался мертворожденным.
Я убила множество мышей. Я убила множество человеческих зародышей. Я плакала над каждым из яиц. Я злилась из-за каждой неудачи. Но у меня больше не было выбора. Все это — «жертвы, принесенные на алтарь науки».
Мадлен прошла дальше и оказалась в другой части лаборатории, где целая груда яиц лежала под табличкой «Неоплодотворенные яйца».
Войдя в морозильную комнату, она вытащила из стенного шкафа пробирки, снабженные этикетками, и, взяв пипеткой каплю жидкости, поместила ее на предметное стекло микроскопа.
В конце концов, армия ничем не хуже всего остального. Правда, я сижу в бункере, зарывшись на двадцать метров под землю, зато меня оставили в покое и дали вес необходимое для работы. Как я того и хотела. Конечно, главное неудобство — это одиночество. Я тут совсем одна и постоянно думаю, мечтаю и говорю сама с собой. Я дошла до того, что даже жалею, что тут нет профессора Рейнуара. Сейчас он уже выглянул бы у меня из-за плеча, чтобы посмотреть, чем я занимаюсь, и сказал бы…
— Добрый день, Мадлен. Как ваши дела? Обернувшись, она узнала полковника. Военная форма с нашивками сидела на нем безупречно. В руке Жерар Пантель держал фуражку.
— Могли бы позвонить, прежде чем войти, — с упреком сказала Мадлен.
Полковник протянул ей цветы:
— Простите, я не знал, проснулись вы уже или нет. Просто хотел оставить здесь цветы для вас. Извините меня.
Он в самом деле казался смущенным.
|
|
Полковник Жерар Пантель необычайно заботлив. Я сказала, что мне потребуется много яйцеклеток и сперматозоидов, необходимых для создания человеческих яиц. Он тут же выполнил мою просьбу. Более того, ничего не сказав мне, он привез запас яйцеклеток, принадлежавших… мисс Франции. Яйцеклетки были собраны, но их так и не использовали по этическим соображениям. Вероятно, сотрудники донорского банка испугались, что женщины, выращенные из такого материала, будут пользоваться Чересчур шумным успехом. Я узнала, с чем работаю, лишь некоторое время спустя. Идея населить мир красавицами меня весьма позабавила. Особенно учитывая, что я оплодотворяла эти яйцеклетки сперматозоидами лауреата Нобелевской премии. Их не использовали по тем же самым причинам.
Легко могу представить, как, узнав о моих опытах, защитники нравственности объединятся в мощные союзы и начнут вопить о евгенике. Вполне возможно, что Жерар Пантелъ сделал все это умышленно. Он как-то сказал, что в его представлении идеальный мир — это «мир красивых и умных людей». Типично для военного… Я объяснила ему, что эти характеристики не относятся к числу доминантных наследственных признаков. А он ответил: «Ну и пусть, зато мы увеличим шансы». Лично я считаю: достаточно того, что мне удалось вывести форму жизни, способную переносить высокую радиацию… Какая разница, красива девушка или нет?.. Я бы использовала даже яйцеклетки уродливых женщин или сперму жестоких и тупых заключенных.
Мадлен взяла цветы и, наливая воду в банку, поблагодарила полковника.
— Слышали последний выпуск новостей? — спросил полковник.
|
|
— О теракте в Индии? Думаете, это серьезно?
— Пока нет. Очередная провокация. Индия напоминает большого слона, которого кусает маленькая мышь. Чтобы по-настоящему расшевелить миллиард индийцев, потребуется очень много терактов. Философии этого народа более тысячи лет, и все это время она учит их отказу от насилия. Они ничего не станут делать.
— Полагаю, военные, тем не менее, готовы ко всяким случайностям?
— Военные зависят от политиков. С официальной же точки зрения ничего не происходит. А как у вас дела? Далеко ли продвинулись ваши исследования?
Мадлен провела полковника в помещение, где на гигантских подставках стояли яйца, освещенные оранжевыми лампами.
Полковник Пантель повернулся к девушке:
— Вы не очень хорошо выглядите, Мадлен. Ваш цвет лица… Вам нужно наверх, подышать свежим воздухом.
— Ничего, это пройдет.
— Вы не можете все время жить в четырех стенах. Так вы подорвете здоровье и не сможете эффективно работать. Вы же этого не хотите, правда?
— Знакома ли вам всепоглощающая страсть, полковник?
— Конечно. Безопасность моей страны — вот моя страсть.
— А моя страсть — выживание нашего биологического вида. Так что личные удобства не имеют для меня никакого значения.
— Вы не правы. Чтобы хорошо работать, нужно время от времени проветриваться.
— Выйти на поверхность — значит подвергнуть себя риску погибнуть, не завершив работу. Моя жизнь уже не принадлежит мне.
— Пока я рядом, вы будете в полной безопасности. Со мной вам нечего бояться.
— А если те, кто напал тогда на меня, вновь отыщут мой след?
|
|
— Я сумею вас защитить. Доверьтесь мне. Моя первоочередная задача — обеспечить вашу безопасность. А также следить за вашим здоровьем.
— Я думаю, что мне лучше держаться подальше от поверхности и людей. С некоторых пор я считаю человечество слепым стадом, бредущим к обрыву. Они напоминают леммингов. Стоит одному прыгнуть в воду, как все остальные следуют его примеру. Чтобы помочь им, я должна держаться подальше от них.
Полковник подошел к выставленным в ряд яйцам. В оранжевом свете видны были этикетки с надписью «Ева» и трехзначными номерами.
— А ведь сегодня особенный день, Мадлен.
— Да?
— Ваш день рождения. Правда? Я совсем забыла… Моя мать вместе… с вашей решила устроить маленький праздник.
— Вот так-так!
— Знаю, вашего мнения на этот счет не спросили. Но я считаю, это хорошо. Они уже заказали шикарный ресторан на этот вечер.
Мадлен энергично покачала головой:
— Исключено! У меня тут вот-вот начнет вылупляться первый человек. Я ни за что на свете не пропущу этого.
Мадлен подвела полковника к застекленной комнате, также залитой ярким оранжевым светом. Там находилось всего одно яйцо, окутанное поднимавшимися вверх клубами пара.
Термометр показывал 37,2 °C.
— Высиживание яйца с Евой-103 продолжается почти восемнадцать месяцев. На рентгеновских снимках видно, что зародыш практически доношен. Он готов вылупиться. Это первое человеческое яйцо, в процессе созревания которого не произошло никаких отклонений.
Мадлен включила монитор, и Жерар различил темный силуэт зародыша, медленно плававшего в вязкой жидкости.
— Восемнадцать? Но ведь человеческий зародыш развивается за девять месяцев…
— А вот и нет. Нормальный период созревания человека составляет восемнадцать месяцев. Организм живородящей матери выталкивает нас через девять месяцев после зачатия, так как таз у женщин слишком узок, чтобы обеспечить проход зародыша, достигшего полной зрелости.
— Вы хотите сказать, что мы все рождаемся недоношенными? — с недоумением спросил полковник Пантель.
— Конечно. Потому что, если перейти на понятные военным термины, ствол орудия слишком узок и снаряд может застрять. Вспомните, сколько женщин умирало раньше во время родов от кровотечения. Все потому, что слишком крупные дети, выходя наружу, разрывали шейку матки.
Однако офицера, похоже, это не убедило.
— Если вы сомневаетесь, сравните людей с лошадьми. У них беременность продолжается восемнадцать месяцев, и всего через несколько минут после появления на свет жеребята способны прыгать и самостоятельно искать пищу. А человеческий ребенок, рожденный через девять месяцев после зачатия, не умеет ни ходить, ни питаться без посторонней помощи.
— Это действительно весомый аргумент. Значит, ваша Ева-103 провела в яйце восемнадцать месяцев и с минуты на минуту готова вылупиться?
Мадлен кивнула.
— Ева-103… Она неуязвима, как царь Митридат.
Девушка повернула выключатель, и в динамиках стало слышно, как бьется сердце зародыша.
Царь Митридат каждый день принимал небольшую дозу яда, чтобы привыкнуть к нему.
— Так и вы приучили Еву-103 к радиации, чтобы этот яд не смог причинить ей вреда.
— Совершенно верно. Яйцо непрерывно подвергается радиоактивному излучению, уровень которого я постепенно увеличиваю.
Мадлен нажала на кнопку, и белую скорлупу осветил мигающий зеленый свет.
— Благодаря этому после рождения Ева-103 будет абсолютно невосприимчива к радиации.
— Мадлен, вы — гений! Но очень бледный! И у вас сегодня день рождения. Послушайте, я не думаю, что вашим исследованиям повредит, если вы всего на час покинете лабораторию. Даже куры не сидят на яйцах неотлучно.
Колонна бронированных автомобилей остановилась перед Эйфелевой башней.
Из них стремительно выскочила группа телохранителей с наушниками внутренней связи. Следом, держа за руку Мадлен Валлемберг, появился полковник Пантель.
Мадлен с наслаждением вдыхала свежий воздух. Замерев на несколько секунд, она посмотрела на звездное небо. Настоящее. Она и забыла, как приятна жизнь вне четырех стен; ее восхищали запахи и ветерок, освежающий кожу.
Полицейское оцепление и группа фотографов тоже были тут, что означало: информация о семейном празднике уже просочилась к посторонним людям. Ее ждали. У Мадлен возникло ощущение, что она попала в западню, однако присутствие полковника, не выпускавшего ее руки, успокаивало ее. Репортеры непрерывно фотографировали кортеж, пока он не добрался до лифта, поднимающего посетителей в ресторан «Жюль Верн» на втором этаже Эйфелевой башни.
Карина и Мария-Жозефина уже наполняли бокалы шампанским.
— С днем рождения, Мадлен! — воскликнули они хором.
Девушка заняла свое место, радуясь тому, что снова общается с людьми. Жерар Пантель сел рядом с ней, по-прежнему не теряя бдительности.
Метрдотель принес поднос с маленькими вазочками, наполненными черными крупинками.
Мадлен спросила:
— Что это?
— Черная икра.
— Увы, с тех пор, как я стала работать с яйцами, я больше не могу их есть. Ни икру рыб, ни куриные или перепелиные яйца, ни тараму[42]. Я думаю, что всякое живое существо имеет право достичь зрелого возраста.
— Черт, — сказал Жерар Пантель. — Я должен был об этом подумать. Значит, вы не едите детенышей… Ни телятины, ни молодого барашка?..
— Ни поросят, ни кабанят.
Он налил Мадлен выпить и заказал блюда из овощей.
Карина подняла бокал:
— За яйца!
— За детей, которые растут! — поддержала ее Мария-Жозефина.
— За жизнь, которая продолжается, несмотря ни на что! — продолжила Мадлен.
— За дам! — провозгласил полковник. — Я согласен с поэтом и считаю, что «женщина — это будущее мужчины».
— За женщин! — подхватили обе матери.
Мадлен застыла, словно ей внезапно сообщили о катастрофе.
— Я что-то сказал не так? — спросил Жерар.
Помедлив, девушка объяснила:
— Все яйца с мужскими зародышами погибли в первые недели высиживания. Только женские зародыши выдерживают более десяти месяцев.
Полковник налил ей еще шампанского, и Мадлен продолжила:
— Это означает, что если начнется война… Если этот пакистанский псих применит свой «Big Crunch», а мои яйца сумеют выдержать этот удар и из них на свет появятся невосприимчивые к отраве люди, Землю будут населять только женщины.
— Но… тогда человечество погибнет.
— Нет, и в этом суть великого открытия, сделанного моей матерью. Вполне вероятно, что женщины смогут размножаться путем партеногенеза.
— Как ящерица Lepidodactylus! — Полковник поставил бокал на стол. — И тогда планету заселят клоны?
— Тут начинается самое удивительное, — сказала Карина. — Новые женщины задействуют разные генетические программы, и все их потомки будут отличаться друг от друга и внешним видом, и характером.
Повисла пауза.
— Мадлен, сегодня мы отмечаем день твоего рождения, — наконец произнесла Мария-Жозефина, — но мы также празднуем еще одно событие. Мы с твоей матерью… Мы собираемся заключить гражданское соглашение об общности интересов[43].
— Это, кстати, очень выгодно с точки зрения уплаты налогов, — добавила Карина, которая явно была несколько смущена.
Мария-Жозефина и Карина взялись за руки. Мадлен тут же снова улыбнулась:
— Пусть ваши интересы как можно, дольше будут общими!
— За Еву-103! — провозгласил Жерар, вставая.
— За Еву-103, — подхватили остальные, отодвигая стулья, чтобы выпить стоя.
Когда все снова сели, метрдотель принес новые блюда.
Мадлен наклонилась и шепнула на ухо соседу:
— Многие из моих яиц погибли. Почему же именно Ева-103 первой пережила все стадии созревания? Может, все дело в том, что… — она пристально посмотрела на Жерара, — создавая Еву-103, я взяла сперму из последних партий, которые вы доставили мне в этом году… Но даже несмотря на заморозку жидким азотом, эта сперма показалась мне более молодой и свежей. Я в состоянии распознать свежесобранную сперму. И учитывая, насколько внимательно вы относились к качеству материалов, которые доставляете мне, я стала задавать себе кое-какие вопросы.
Полковник внезапно очень заинтересовался содержимым своей тарелки.
— Это моя, — пробормотал он.
— Вы хотите сказать: ваша сперма?
Мадлен расхохоталась. Полковник растерянно спросил:
— Почему вы смеетесь?
— Потому что меня посетила та же самая мысль, — пробормотала Мадлен, давясь от смеха. — Я использовала свою яйцеклетку. Выходит, что Ева-103… — наш ребенок. Вернее, наше яйцо. Его родителями не стали ни топ-модель, ни нобелевский лауреат. Это зародыш, произошедший от нас.
— Тогда выходит, что мы… стали его родителями, не занимаясь сексом?
— Ну да.
Жерар Пантель поправил галстук, пытаясь скрыть замешательство. Мадлен же оставалась невозмутимой.
— Если она выживет, то сможет производить на свет только девочек. И те в свою очередь тоже смогут дать жизнь только девочкам.
— Мир женщин? — вмешалась в разговор Мария-Жозефина. — Ну что ж, зато у них будет меньше соблазна затеять войну. Женщины дарят жизнь и поэтому больше ее ценят.
— Я чувствую себя едва ли не как доктор Франкенштейн, создающий монстра, — призналась Мадлен.
— Но вы сами привлекли всеобщее внимание к тому, что мир насекомых уже функционирует подобным образом. А насекомые живут на Земле гораздо дольше, чем мы. Вполне вероятно, что феминизация — это нормальный этап эволюции общественных животных.
— Возможно, вы правы. Нам это кажется диким, потому что мы сравниваем это с тем миром, в котором живем сейчас, но если у наших дочерей не будет выбора… В конце концов они просто забудут, что мужчины вообще существовали.
— Как ящерицы, которые перестают искать самцов.
Полковник задумчиво улыбнулся:
— Однажды на Земле останутся только женщины, а мужчины превратятся в легенду.
— Что вы сказали? — спросила Мадлен, подскочив на стуле.
Однажды Земля будет принадлежать только женщинам, а мужчины — и это совершенно логично канут в небытие. Тех, кто станет утверждать, будто они когда-то существовали, поднимут на смех. То есть мужчины превратятся в легенду.
Именно эту фразу я слышала во сне, — сказала Мадлен.
Она закрыла глаза, и увидела прекрасное лицо Ребекки.
«1.Минерал.
2. Растение.
3. Животное.
4. Человек.
А дальше?
5. Женщина? »
В этот момент у входа в ресторан раздался громкий возмущенный голос.
Высокий седой мужчина возмущался тем, что его остановила охрана. Карина тут же вмешалась и распорядилась пропустить гостя.
— Мадлен, это твой коллега. Он так хорошо говорил о тебе на церемонии вручения Фельдмановской премии, что я решила порадовать тебя и пригласить его сегодня. Он уже давно просит у меня позволения повидаться с тобой.
Профессор Мишель Рейнуар выглядел смущенным.
— Мадлен… Я знаю, что вы продолжаете исследования, которые мы раньше вели вместе. Я хотел бы узнать, не возьмете ли вы меня в ассистенты?
Мгновение девушка молча смотрела на своего бывшего руководителя.
— Благодарю вас, Мишель, но я теперь прекрасно справляюсь сама.
— После вашего ухода наш центр лишился большей части финансирования. Меня уволили.
Мадлен стало немного жаль профессора. И этого человека еще недавно она так боялась! Мишель Рейнуар протянул ей маленький сверток, перевязанный ленточкой:
— В любом случае, с днем рождения!
Мадлен развернула пакет. Внутри оказался сиреневый кожаный футляр, а в нем большие наручные часы в оправе из драгоценных камней.
— Это потрясающе. Правда. Спасибо, Мишель.
— Примерьте их, пожалуйста. Мне хочется посмотреть, подойдут ли они вам.
Мадлен надела часы на запястье.
— Я знаю, что вы не носите наручных часов, но начать никогда не поздно!
Бывший руководитель отдела по перспективному прогнозированию в сфере биологии выглядел сильно постаревшим.
— Кроме того, я считаю, что каждая секунда имеет собственную ценность… — Профессор Рейнуар пятился к выходу. — Ну что ж, не буду вас больше беспокоить. Госпожа Валлемберг, с вашей стороны было очень любезно разрешить мне повидаться с вашей дочерью.
Воспользовавшись паузой после ухода Мишеля Рейнуара, к столу подошел метрдотель:
— Могу я предложить вам десерт?
Мобильный полковника зазвонил с таким звуком, с каким раньше звонили старые телефоны с диском. Взглянув на определившийся номер, Жерар Пантель поднес трубку к уху и побледнел как покойник.
— В чем дело, Жерар? — спросила Мари-Жо.
Полковник вскочил, схватил Мадлен за руку и потащил из-за стола.
— Чрезвычайные обстоятельства! Извините нас! — И они помчались к лифту.
Выскочив на улицу, полковник втолкнул Мадлен в военную машину, приказал водителю уступить ему свое место и рванул вперед.
— Вы скажете мне наконец, что происходит? — спросила Мадлен.
Вместо ответа полковник включил радиоприемник.
«…чудовищной силы, произошедший в считаные минуты. Этот неожиданный обмен ударами уже привел к гибели нескольких миллионов человек в Нью-Дели и Исламабаде. Но как мне сообщают сейчас… обе стороны произвели запуск новых ракет и…»
Полковник выключил радио, чтобы не отвлекаться от дороги. Не снижая скорости, они проскакивали между автобусами и то и дело вылетали на тротуар, сея панику среди пешеходов.
— Я не должна была уходить из лаборатории! — кипела от ярости Мадлен.
Неожиданно им в бок врезался внедорожник «лендровер», возникший словно из воздуха. Мадлен узнала сидевших в нем: это была та же троица, что когда-то преследовала ее. За рулем сидел усатый.
Полковник выхватил пистолет и начал стрелять через окно, не переставая давить на газ. Через некоторое время они сумели оторваться от преследователей и получили небольшую передышку.
— Как они нас нашли? — воскликнула Мадлен.
— Часы! Сейчас же снимите их! Похоже, ваш прекрасный коллега нашел новую работу! В часах радиомаяк.
Мадлен швырнула часы в окно.
Внедорожник догнал их и начал таранить задний бампер. Полковник Пантель отчаянно рисковал, вылетая на встречную полосу и проскакивая перекрестки на красный свет. На каждом повороте колеса отчаянно визжали.
Они выехали за город и мчались в сторону военной лаборатории, «лендровер» преследовал их по пятам. Внезапно сбоку прямо перед ними вывернул грузовик. Жерар крутанул руль, чтобы избежать столкновения, но машина вылетела в кювет, несколько раз перевернулась и замерла, врезавшись в дерево. Мадлен уже несколько секунд была без сознания.
Ребекка медленно нырнула. Сначала в прозрачных водах Сены скрылась ее голова, а затем и все тело превратилось в сиренево-красное пятно, в несколько отдельных темных капель, и совсем пропало. Ее спутницы также одна за другой исчезали в реке.
Время пошло быстрее.
Вода потеряла прозрачность, помутнела, потемнела, а затем стала грязной жижей. По небу стремительно проносились клочья облаков. Солнце вставало, катилось по небосклону, исчезало и появлялось опять — все быстрее и быстрее. Триумфальная арка так же стремительно лишалась роскошного растительного покрова. Старые белые камни обнажались как кости скелета.
Время уже не шло, а бежало.
Плиты мостовой душили траву на Елисейских Полях. На Марсовом поле Эйфелева башня сбросила зеленые растительные меха, явив миру проржавевшие куски железного лома. Кареты и коляски с впряженными в них страусами и казуарами испарились с кольцевой автодороги вместе со своими погонщицами. На улицах Парижа, как уродливые бородавки, выросли искромсанные остовы автомобилей и распавшиеся на части человеческие скелеты. Песок и обломки камней повсюду захватывали территорию: это была решающая победа мира минералов над миром растений и животных.
Вскоре возникла плотная дымовая завеса, которая становилась все гуще. Облако дыма стало багровым, затем оранжевым. Интенсивность цвета нарастала, появились желтые прожилки, и облако столбом опустилось вниз.
Гриб атомного взрыва рос в обратную сторону. Он уменьшился, превратился в огненный шар. Еще шаг назад — и вот это всего лишь небольшая вспышка, словно разорвалась обычная петарда.
Мадлен Валлемберг вздрогнула. До ее сознания донесся звук еще одного взрыва. И еще одного.
— Мадлен! Мадлен!
Она с трудом открыла глаза. Безносое, лишенное рта лицо. Протянутая рука. В следующую секунду она поняла, что над ней нависает перевернутое лицо Жерара Пантеля.
— Двигаться можешь? — спросил он с беспокойством.
Мадлен попыталась перевернуть изображение. Острая боль пронзила виски. Ремень безопасности удержал ее в кресле, и она висела вниз головой в опрокинувшейся машине. Жерар освободил ее и осторожно вытащил наружу.
Мир встал с головы на ноги.
— Ты в порядке?
— Не знаю.
— Быстрее, нужно убираться отсюда.
Мадлен стояла, опираясь на руку полковника. Она почувствовала, как что-то теплое течет по ее голове. Она коснулась своего лба и увидела, что рука в крови. Должно быть, она ударилась обо что-то головой.
И тут она увидела трупы троих преследователей и еще одного незнакомца — вероятно, водителя грузовика.
Жерар все еще держал пистолет в руке. Она поняла, что за взрывы слышала сквозь забытье.
— Нужно как можно скорее вернуться в лабораторию!
Полковник уже сидел за рулем «лендровера», принадлежавшего их преследователям. Он включил зажигание. Мадлен с трудом забралась на кресло рядом с водителем, пристегнула ремень и включила радио.
«Ответные запуски ракет были произведены автоматически и… Что?! Радары НАТО только что зафиксировали старт неизвестной ракеты в окрестностях Исламабада. Судя по всему, противоракетные системы не смогли ее остановить…»
Полковник выключил радио.
В нашем положении лучше сначала действовать, а уже потом интересоваться новостями.
Спидометр «лендровера» показывал более двухсот километров в час. Машина мчалась в тревожно клубящейся ночной тьме.
Мадлен закрыла глаза и вновь перенеслась в будущее.
Она видела, как исчезают остовы машин и скелеты, как возвращаются растения, цветы. Стебли плюща опять показались из земли, постепенно опутывая Эйфелеву башню, Сакре-Кер, Лувр, Триумфальную арку. Воды Сены прояснились.
Ребекка вышла на берег, вытерлась и направилась к страусу. Подойдя с седлом в руках к своему пернатому скакуну, она замерла.
«Значит, будущее еще не определено. Его судьба решится в ближайшие секунды. Все еще возможно ».
Полковник лавировал между машинами, не убирая ноги с педали газа.
Они появились перед военной лабораторией как из-под земли и, не замедляя хода перед будкой часового, снесли шлагбаум. Взвизгнули тормоза, распахнулась дверца, и Жерар выскочил из машины, держа Мадлен за руку.
Используя свои магнитные карты, они миновали все уровни системы безопасности и оказались в лифте, который начал опускаться вниз сквозь слои бетона и стали.
Мадлен знала: чтобы попасть на самый глубокий этаж, где находилась ее секретная лаборатория, нужно несколько минут.
«Будущее Земли зависит от того… что я сделаю в ближайшие секунды ».
Мадлен повторяла эту фразу про себя, чтобы набраться смелости. Но пока она была еще не готова действовать. И закрыла глаза, чтобы узнать, как обстоят дела в ее сне о будущем.
Верхом на страусе, Ребекка мчалась вперед. Она остановилась у входа в метро напротив башни Монпарнас, покрытой зелеными листьями, привязала верховую птицу к столбу. Вход зарос растениями. Ребекка зажгла факел, раздвинула стебли лиан, протиснулась вглубь коридора и спустилась по неподвижному эскалатору. Она прошла по перрону и, освещая путь чадящим факелом, приблизилась к газетному киоску, который каким-то чудом уцелел. В витрине стоял один-единственный журнал с парой знаменитостей на обложке.
Мадлен узнала фотографию. Ребекка из будущего разглядывала глянцевую обложку, на которой были изображены… Мадлен Валлемберг и полковник Жерар Пантель, которые, держась за руки, выходили из бронированного лимузина у подножия Эйфелевой башни.
Огромный заголовок, напечатанный белыми буквами, гласил: «Редкое появление на публике великого ученого Мадлен Валлемберг, лауреата Фельдмановской премии года. Свой день рождения она встретила в обществе полковника Пантеля».
«Значит, это будущее возможно. Оно снова появляется… »
Мадлен даже почувствовала удивление Ребекки, пытавшейся понять, что изображено на фотографии.
Она даже услышала мысли Ребекки, которая говорила сама себе:
«Значит, это прошлое возможно… »
Обе девушки одновременно подумали:
«Как рассказать об этом остальным? »
Лифт внезапно остановился. От резкого толчка Мадлен и Жерар не удержались на ногах и ударились о стенки. Замигали красные лампы, завыла сирена. — Что случилось? — спросила девушка. В ответ шахту лифта сотрясла целая серия мощных толчков, как при сильном землетрясении. Почти полчаса кабина болталась из стороны в сторону на конце троса. Мадлен и полковника по очереди вырвало. Когда тряска наконец прекратилась, в динамиках раздался голос, читавший записанное на пленку сообщение:
«Протокол мер, соответствующих тревоге четвертой степени, активирован. Уровень радиации на поверхности: смертельный. Выходы блокированы. Фильтрация воздуха включена. Немедленная эвакуация людей с верхних уровней. Повторяю: протокол мер, соответствующих тревоге четвертой степени, активирован…»
Жерар Пантель рукоятью пистолета сбил замок на потолочном люке и вытащил Мадлен из металлической клетки. Стоя на крыше лифта, они перевели дух и начали спускаться по тросам на нижние этажи бункера.
Мадлен почти сразу до крови ободрала руки, но, стиснув зубы, продвигалась вперед.
«Будущее Земли зависит от того, что я сделаю в ближайшие секунды ».
Первым добравшись до нижнего этажа, Жерар вновь воспользовался пистолетом, чтобы взломать маленькую дверцу, за которой оказались электрические провода. Он что-то сделал с ними, и двери лифта открылась. Когда они выбрались в коридор, полковник повторил манипуляции с проводами, и двери лифта захлопнулись.
Они добрались до лаборатории и теперь находились в безопасности.
Посмотрев друг на друга, они тяжело вздохнули. Да, им удалось спастись, но что стало с другими людьми, с их близкими?
По всей лаборатории мигали сигнальные лампы, сирена не умолкала:
«Тревога четвертой степени, тревога четвертой степени!»
Полковник бросился к пульту внутренней связи, установленному в лаборатории. На большинстве телеэкранов появились лишь помехи. На мониторах, передающих изображение с поверхности, были четко видны вспышки огня и клубы дыма.
Жерар Пантель схватил телефонную трубку и набрал несколько номеров, но нигде не получил ответа.
Сквозь вой сирены доносились обрывки объявлений, которые механический голос передавал по громкой связи: «Автоматическое включение ворот выполнено. Все входы блокированы. Произведен запуск автономной системы вентиляции. Система фильтрации воды приведена в действие. Тревога четвертой степени».
Полковник попытался воспользоваться резервными линиями связи. Безуспешно. Наконец он сдался и рухнул в кресло:
— Мы в безопасности, однако полностью отрезаны от внешнего мира.
Мадлен помедлила. Потом тихо сказала:
— Поцелуй меня.
Сначала Жерару показалось, что он ослышался. Но Мадлен снова заговорила:
— Может быть, мы последние мужчина и женщина, которые будут заниматься любовью. Я хочу, чтобы мы в последний раз совершили то, что будет казаться нелепостью нашим потомкам: половой акт между мужчиной и живородящей женщиной.
Жерар прижал ее к себе и поцеловал со всем пылом отчаявшегося человека.
«Будущее Земли зависит от того, что я сделаю в ближайшие секунды ».
Только теперь Мадлен по-настоящему поняла смысл этой фразы.
Справа, в застекленной комнате, раздался еле слышный шум, исходивший от яйца с этикеткой «Ева-103». Верхушка яйца, освещенного красными лучами, завибрировала. Скорлупа, пробитая изнутри, раскололась. Один кусок упал на пол. За ним другой. Обнажилась прозрачная, эластичная оболочка.
Крошечные пальчики уперлись в упругую преграду, и та растянулась. Через некоторое время показалась маленькая ладонь, надорвавшая оболочку, сквозь которую стала сочиться маслянистая жидкость. Крепко сжатый кулачок ударил снаружи по скорлупе, расширяя отверстие. Вот уже рука до плеча высунулась за пределы яйца, второй кулачок принялся очищать проход, и вторая рука показалась целиком…