Мы принялись хохотать, и все напряжение последних трех месяцев как будто разом ушло.
— Спасибо, Жислен, — сказал я.
Он подмигнул и обнял меня:
— Знаешь, одним лишь энтузиазмом, с которым ты относился к своему делу, ты многое изменил здесь, у нас. Мэр стал гораздо чаще появляться на разных мероприятиях. Теперь он выделяет больше средств местным культурным союзам и обществам. Мадам Виолетта подняла квартплату и теперь называет твою комнату «комнатой парижанина». А на берегу канала, там, где нашли мальчика, наконец установили фонарь.
Ровно год и месяц спустя, 16 октября 1984 года, на всю страну прогремело так называемое дело маленького Грегори, случившееся в крохотной деревеньке в департаменте Вогезы. Ребенка сунули в мешок для мусора и швырнули в реку Волонь. Все известные парижские репортеры-криминалисты ринулись в Вогезы, чтобы следить за ходом расследования.
Задавался ли журналист, первым сообщивший об этом деле, вопросом: не станет ли оно примером для других людей, лишенных воображения?
Завтра только женщины
(Будущее возможное)
Однажды на Земле останутся только женщины, а мужчины превратятся в легенду.
Эта странная фраза звучала, повторяясь, в голове Мадлен Валлемберг.
Пламенеющее солнце только что показалось над горизонтом, и луч светила упал на идеально гладкий лоб девушки, погруженной в глубокий сон.
Солнце мало-помалу осветило каждый изгиб ее тела, каждую подробность планеты, покрытой кожей, мира, который тихо дышал.
Угол падения солнечного луча изменился. Тонкие золотистые волоски отбрасывали на тело еле заметные тени. Продолжив движение, солнце скользнуло в долину между грудей, коснулось равнины живота, заглянуло в колодец пупка.
|
|
Поверхность розовой планеты неожиданно содрогнулась как от землетрясения.
Мадлен видела сон.
Однажды мать сказала ей: «Сны — это послания, приходящие к нам ночью. Если, проснувшись, мы забудем их, они будут навсегда утрачены». Вот почему девушка старалась запоминать подробности своих путешествий в страну грез. На этот раз удержать сновидение в памяти было совсем нетрудно, потому что оно повторялось уже несколько недель подряд.
Однажды на Земле останутся только женщины, а мужчины превратятся в легенду.
И всякий раз эту загадочную фразу сопровождали чудесные картины.
Мадлен оказывалась в городе, похожем на Париж, каким он мог бы стать в будущем — без машин и мотоциклов, без метро и автобусов. Жители как будто отказались от всего, что порождало шум и дым, от серости и холодных цветов. Город был во власти вьющихся растений. Эйфелева башня зеленела, листья вьюнков и лиан плотным ковром покрывали ее фермы. Цепкие побеги плюща опутывали фасады зданий на Елисейских Полях, балконы прогибались от обилия ярких цветов всевозможных оттенков.
Асфальт тут и там лопался под натиском корней. Дикие растения дерзко захватывали территорию, превращая все вокруг в лужайки и газоны.
По улицам столицы, утопающей в пышной растительности, сновали женщины в одеяниях из тонких тканей. Одни передвигались пешком, неся в руках пакеты с овощами и фруктами, другие ехали верхом на страусах или в легких колясках, которые везли эти птицы. Теплый воздух был напоен ароматом цветов.
Все женщины были молоды, с длинными волосами, заплетенными в косы. На ногах у них были сандалии с лентами, обвивавшими лодыжки.
|
|
«Миролюбивые амазонки в Париже, превратившемся в сад ».
Этой ночью Мадлен снилась группа женщин, купавшихся в прозрачных водах Сены напротив моста Александра III. Вокруг кружили форели, угри, красные карпы и сазаны. Узкие летучие рыбы выпрыгивали из родной стихии и на мгновение повисали над гладью реки. Неожиданно из воды показалось лицо одной из купающихся девушек, обрамленное темными косами. Не торопясь, как в замедленной съемке, она вышла на берег. Вода стекала с нее струйками, длинное сиреневое платье липло к телу. Девушка повернулась к спящей и отчетливо повторила уже знакомую фразу: «Однажды на Земле останутся только женщины, а мужчины превратятся в легенду ».
Темноволосая купальщица протянула руку. Не колеблясь ни секунды, Мадлен попыталась схватить ее. Она спала на боку, и ее рука упала рядом — на то место, где обычно спал ее друг. Но сейчас там было пусто.
Во сне Мадлен случайно коснулась конверта, оставленного на подушке. Включились рефлексы. Веки затрепетали, изумрудно-зеленые глаза распахнулись.
Девушка взяла конверт и открыла его: «Пришлось уехать на работу раньше, чем собирался. Ты была так хороша во сне, что я не стал тебя будить. До вечера, милая Мадо. Я люблю тебя и буду любить всегда. Миллион поцелуев. Кевин ».
Мадлен улыбнулась и прижала записку к груди, а потом бросилась к «Дневнику сновидений» и записала то, что еще помнила: «Женщины были в платьях теплых цветов — оранжевых, красных, желтых, цвета охры — из таких тонких шелковых и хлопчатобумажных тканей, что они казались полупрозрачными. Еще на них были резные украшения. Амазонки будущего очень грациозны и гибки. Они выглядели счастливыми, у них не было часов, и они, казалось, вообще не интересовались временем. В одном из окон я видела совсем юную девушку, игравшую на арфе среди цветов. Женщина в сиреневом платье вышла из воды, чтобы поговорить со мной». Чтобы поговорить именно со мной.
|
|
И Мадлен захлопнула дневник.
Когда ей было семь лет, она мечтала стать космонавтом. Чтобы покинуть Землю и наблюдать за ней издалека, с большой высоты. Она всегда говорила, что ей на все хочется смотреть со стороны.
Впрочем, Мадлен пришлось отказаться от первоначальных планов. У нее была астма, и она носила очки. Она выбрала другую профессию, связанную с наукой: стала биологом и занималась мутациями живых организмов.
Когда Мадлен блестяще сдала выпускной экзамен, мать не без иронии сказала ей: «Все мечтают превзойти своих родителей, но до смерти рады, когда удается добиться того же, чего добились они».
Мать Мадлен, Карина Валлемберг, была известным биологом. Бабушка, Люсьен Валлемберг, также имела отношение к биологии. Правда, она всего лишь производила контрольные анализы мочи, проверяя велосипедистов на допинг.
Мадлен убрала «Дневник сновидений» в ящик стола, заперла его на ключ, потом приняла душ, почистила зубы и занялась макияжем.
По привычке она включила радио, которое тут же обрушило на нее бурный поток утренней информации: «…нат мира по футболу: сборная Новой Зеландии победила сборную Таиланда со счетом 2:0. Биржа: индекс Доу-Джонса незначительно сократился, снижение составило 0,01 процента. Франция: премьер-министр провел встречу с представителями профсоюзов авиапилотов, угрожающих всеобщей забастовкой в случае, если их требования не будут услышаны. Научные открытия: рыбы по всему миру мутировали, чтобы выжить в условиях интенсивного промысла».
Мадлен прислушалась и увеличила громкость.
«…Рыбы стали быстрее воспроизводить себе подобных, чтобы повысить свои шансы на выживание. Кроме того, если верить ученым, рыбы на всей планете уменьшаются в размерах, чтобы проходить сквозь ячейки промышленных рыболовных сетей. За рубежом: премьер-министр Пакистана Али Пешнавар стал жертвой покушения, его машина была уничтожена взрывом. После известия о гибели премьер-министра руководитель пакистанских спецслужб генерал Ахмед Хасан провозгласил себя главой временного правительства и объявил о введении в стране чрезвычайного положения. В целях лучшего обеспечения собственной безопасности генерал занял бункер на севере республики. Он в категоричной форме возложил на Индию вину за подготовку покушения и объявил о возможных репрессивных мерах в отношении этой страны. Погода: температура воздуха повышается, синоптики обещают жару на выходные…»
Мадлен выключила приемник. Свою дозу хороших новостей на этот день она уже получила. Она заторопилась, отключила мобильник от зарядного устройства, сунула его в сумочку, но тут зазвонил городской телефон. Мадлен бросилась в гостиную.
— Да, мама. Нет, мама. Нет, не забыла. Да, мама. Уже выхожу. Обещаю. Ладно. Да. Скоро увидимся!
Она раздраженно бросила трубку.
По улице Мадлен передвигалась рысью. Юбка, хоть и с разрезом, мешала ей пуститься во весь опор. Она нырнула в метро и, спустившись на платформу, растворилась в пестрой толпе. Неподвижно стоя среди сотен безучастных лиц, она стала сравнивать свой сон с реальностью.
Миллионы живых созданий, копошащихся на поверхности планеты… Какая великая тайна! Почему именно они, а не пустота?.. Полагаю, природе нравится ставить эксперименты.
1. Минерал.
2. Растение.
3. Животное.
4. Человек.
Человек — это самый сложный опыт, произведенный природой.
Появился поезд метро, и показатель давки тут же подскочил на одно деление. Неожиданная мысль рассмешила Мадлен:
«Станет ли человек уменьшаться в размерах, чтобы приспособиться к столпотворению в метро? »
Мадлен почувствовала, как чья-то рука бесцеремонно касается ее, но лишь стиснула зубы. Выскочив из метро, она стала свидетельницей горячей стычки между двумя автомобилистами.
— Эй, ты что, не видел светофора? Кретин!
— Сам смотри, куда прешь, балда!
Машины столкнулись, образовав интересную скульптурную группу в современном стиле. Инсталляция была окрашена в два цвета, из нее валил дым и вытекали масло и бензин.
— Ничего себе! Да за кого ты себя принимаешь?! Я тебе покажу, кусок дерьма!
— Сейчас же отпусти!
Мадлен пронеслась мимо спорщиков в самый разгар перебранки, под шум борьбы и восклицания зевак. Удаляясь от места событий, она продолжала размышлять:
«Человек — результат самого сложного опыта. Самый хрупкий результат».
Девушка подняла лицо к небу: облака стремительно летели прочь, гонимые сильным ветром. Казалось, будто мечта Мадлен сбылась, и теперь она видит всю планету — с большой высоты и издалека — благодаря одной лишь силе своего воображения.
Иногда этот мир кажется призрачным. Уникальным подарком неведомых сил. А что, если мы одни во Вселенной? Что, если больше нигде нет жизни? Какую невероятную ответственность это возлагает на нас! Ведь если мы потерпим неудачу, Вселенная опустеет… Больше не будет разума, не будет сознания. Быть может, в космосе нет никого, кроме нас…
Мадлен глубоко вздохнула и попыталась навести порядок в мыслях.
…Фантастический подарок. Нужно сохранить его любой ценой. Чего бы это ни стоило. ЧЕГО БЫЭТО НИ СТОИЛО!
Толпа, на которую она в мыслях смотрела с большой высоты, постепенно распадалась на отдельные пятна.
Час спустя Мадлен стояла склонившись над стеклянной пластинкой, вставленной в микроскоп, и изучала совсем другие пятна. Она смешала синий химикат с оранжевым раствором. Получилось маслянистое сиреневое вещество, по краям отливавшее различными оттенками серого. С помощью пипетки Мадлен перелила несколько капель в пробирку, чтобы сделать химический анализ.
Целью ее работы был поиск средства, способного сделать человека менее восприимчивым к воздействию радиации. И поэтому мою деятельность финансирует крупный производитель атомной энергии.
После Чернобыля Министерство здравоохранения открыло два новых направления научных исследований. Первое — поиск способа предотвращения подобных катастроф в будущем. Второе — разработка средств, позволяющих адекватно реагировать в том случае, если, несмотря на все меры предосторожности, катастрофа все-таки произойдет.
Мадлен подняла пресс-папье в виде человеческого черепа и вытащила из-под него листок бумаги, исписанный колонками цифр.
На самом деле следовало бы сказать иначе: «Как добиться, чтобы в случае масштабной катастрофы хоть кто-нибудь остался в живых?»
Мадлен надела резиновые перчатки и отправилась за подопытной мышью в комнату, где рядами стояли клетки. Поместив мышь в террариум, она герметично закрыла его, настроила приборы и надела очки с затемненными стеклами. Она нажала какую-то кнопку, и лучи яркого зеленого света залили террариум, заработал мотор. Его урчание становилось все громче. Мадлен посмотрела на боковой экран, на котором появились цифры: 1, 2, 3…
Мышь явно была крайне встревожена, а вскоре по-настоящему запаниковала. Цифры на мониторе мелькали все быстрее: 4, 5, 6, 7, 8, 9. В террариуме вспыхнул и замигал красный свет.
Вдруг мышь упала на бок и замерла. Мадлен сняла темные очки и тяжело вздохнула:
«Воздействие радиации изучали на клетках кукурузы и на мухах. Теперь дело дошло до мышей. Я собственноручно убила их больше, чем любой кот в этом квартале ».
Она пинцетом вытащила тельце подопытной мыши из террариума и попыталась услышать биение ее сердца с помощью стетоскопа. Потом отнесла грызуна в искусственный садик, который на самом деле был кладбищем жертв эксперимента, и похоронила. Над свежим холмиком Мадлен установила стелу с надписью «Галилей».
В этот момент к Мадлен подошел мужчина с прилизанными седыми волосами в безупречно белой рубашке. Он недовольно поднял бровь:
— Та-а-ак… Вы, кажется, сегодня опять опоздали? Все надо делать вовремя.
— Извнинте. Будильник сломался.
— Если вы хотите являться на работу, когда вам удобно, то работайте сами по себе.
— Мне очень жаль…
— Вы даже не носите наручных часов!
— Я сожалею…
Мужчина раздраженно вздохнул:
— Итак, каковы ваши последние результаты?
— Пока ни одному из моих мутантов не удалось перенести уровень излучения, превышающий девять баллов по двадцатибалльной шкале.
— Госпожа Валлемберг, вам прекрасно известно: сообщить об успешном ходе исследований мы можем, толька если получим восемнадцать баллов из двадцати.
Разумеется, господин профессор Мишель Рейнуар из Академии наук! Вы чистый продукт административной системы. Вы не изобрели ничего стоящего, однако пользуетесь безраздельной властью. По крайней мере, в лаборатории. Знаю, вы очень спешите прославиться. Однако придется подождать.
Мишель Рейнуар с презрением указал на мышиное кладбище. Рядом с маленькой стелой Галилея выстроились памятники Копернику, Архимеду, Фале-су, Тесле. Тьюрингу.
— Кроме того, госпожа Валлемберг, вы страдаете сентиментальностью, не совместимой с профессией биолога. Скажите на милость, зачем называть мышей именами знаменитых ученых?
— Они тоже послужили делу науки.
— Та-а-ак… Я всерьез опасаюсь, что вам никогда не удастся добиться нужного результата. Очень жаль. Вам известно, что я возлагал на вас большие надежды? Я даже считал вас именно тем человеком, который нужен для продвижения наших передовых исследований. Однако вы с каждым днем все больше разочаровываете меня. — Он просмотрел листки со статистикой испытаний. — Слышали в утренних новостях о мутации рыб, которые уменьшились в размерах, чтобы пролезать в ячейки рыболовных сетей? Рыбы нашли выход, рыбы! А вы почему не можете?
— Вероятно, потому, что приспособиться к размеру ячеек в сетях легче, чем к угрозе радиоактивного излучения.
— Та-а-ак… Вы знаете, что через девять месяцев состоится вручение Фельдмановской премии, которой отмечают самые перспективные исследования в области биологии? А в этом году в нашей лаборатории нет ни одного проекта, который можно было бы представить на конкурс. И скоро мы в очередной раз с треском провалим это профессиональное состязание.
Мадлен промолчала, вернулась к столу для химических опытов и принялась что-то смешивать в пробирках. Ей хотелось только одного: чтобы профессор наконец ушел и оставил ее в одиночестве.
Она крепко сжала кулаки.
Наступил вечер. Карина Валлемберг протянула дочери бокал текилы с грейпфрутовым соком, который она украсила долькой лайма.
— Ты будешь довольна: я решила наконец как следует заняться своей жизнью, — объявила Карина.
— Снова выходишь замуж?
— Типун тебе на язык! Нет, я действительно займусь своей жизнью. Первое, что я сделала в этом направлении, — купила сегодня утром лотерейный билет! — С этими словами Карина громко расхохоталась.
Мадлен даже не улыбнулась. Лишь окинула взглядом берлогу, в которой жила ее мать: обстановка в стиле хиппи образца 1970-х годов, мебель из гладкого пластика с закругленными углами, белое кресло в виде яйца, обитого изнутри красным бархатом. В этом яйце она как раз и сидела.
Стены были сверху донизу покрыты плакатами, увековечивавшими память о Вудстоке[26], битловском альбоме «Yellow Submarine»[27], фильме Стэнли Кубрика «Заводной апельсин»[28], альбоме «Nursery Сгуmе»[29] группы «Дженезиз», фильме «Роза»[30] о жизни Дженис Джоплин, с Бетт Мидлер в главной роли, и мюзикле «Волосы»[31].
Гипсовая статуэтка над желтым камином — Мэрилин Монро, придерживающая белое платье, взметнувшееся над вентиляционным отверстием, — была похожа на охотничий трофей. Рядом с ней стояла клетка из кованых перевитых прутьев, в которой сидел желто-голубой попугай.
Сама Карина была в тунике от Курреджа[32] из искусственной кожи и мини-юбке, открывавшей ее длинные ноги в лакированных туфлях без каблука. Ее прямые волосы, черные, как вороново крыло, были подстрижены, как у Луизы Брукс, — заостренные пряди почти касались уголков рта. Она курила небольшую сигару в длинном перламутровом мундштуке. На шее у нее висела цепочка с символом женского начала — кружком и крестиком.
— А потом я напишу книгу, — продолжала Карина. — Пока нет ни названия, ни сюжета, но я уже придумала рекламу: «Если бы эту книгу написала не я, я бы обязательно ее купила!» — И снова расхохоталась.
Мадлен еще глубже отодвинулась вглубь пластикового яйца, висевшего на кронштейне.
— Мадо, почему ты такая кислая? В чем дело?
— Да нет же, мама, нет. Все в порядке.
— Давай! Мне ты можешь сказать… Кому же еще довериться, как не собственной матери? М-м-м… Подожди, я сама угадаю. Должно быть, Кевин опять тебя достал… Он совсем не тот человек, который тебе нужен! Вот уж действительно… Никак не подберу слова… А, вот, нашла: «у-бо-гий».
— Мама, прекрати! Ты просто ненавидишь мужчин. Всех до одного.
— Естественно, я же в другом лагере. Я лесбиянка и горжусь этим. Впрочем, раньше у меня были мужчины. Я даже помню сколько… Трое, и твой отец в том числе. У меня была возможность самой убедиться, как они могут разочаровать. Поверь мне, только женщина в состоянии нежно и деликатно ласкать женскую кожу. Попробуй хотя бы из любопытства. Сама убедишься.
— Прекрати, мама, ты мне…
— Что? Противна?
— Нет, но всему есть предел…
Карина замолчала, потушила сигару и погладила дочь по голове:
— Ну, мужчинам все равно крышка! Такова логика эволюции. Поэтому они и злятся. Знают, что их конец близок. Во всем мире они запирают женщин в гаремы, снижают им зарплату, перекрывают доступ к образованию, к медицинской помощи, лишают избирательных прав, прячут женскую красоту под покрывалами. — Мать ласково коснулась подбородка Мадлен. — Это давняя война полов. И в ней, разумеется, будет победитель и проигравший.
— Мама, ты говоришь ерунду.
Попугай встрепенулся и начал выкрикивать, четко произнося слова: «Война полов! Война полов!» Карина прошлась по комнате.
— Нет, дорогая, я совершенно серьезна. Вскоре мужчины исчезнут. Они это знают и боятся. Тебе ведь известно, что в Китае, Индии, на Ближнем Востоке, в странах Северной Африки они с помощью ультразвука определяют пол будущего ребенка и заставляют делать аборт тех женщин, которые должны родить девочек. Они надеются, что так одержат верх — не давая женщинам рождаться.
— Мама!
— Удаляя их хирургическим путем! Прибегая к инфибуляции![33]
— Ты прекрасно знаешь, что матери сами поступают так со своими дочерьми! — возразила Мадлен.
— Да, но по чьему приказу? По приказу мужей!
— Мама!
— Знаешь, почему мужчины скоро исчезнут? Из-за спермы. Мужские гаметы слабее клеток, передающих женские наследственные признаки. И они продолжают хиреть! Из-за слишком тесных джинсов, излучения от мобильных телефонов, переедания, заболеваний половых органов, лекарств, наркотиков, алкоголя, курения… Слава табаку!
Карина снова закурила.
— Мама!
— Хочешь, я расскажу, как ты у меня получилась? Благодаря простому трюку. Чем дальше от пикового периода овуляции, тем больше шансов зачать девочку. В день овуляции шансы составляют пятьдесят на пятьдесят. Но и до, и после мужские гаметы становятся все более редкими, поскольку они менее долговечны и подвижны. Это научно доказано. Ты — живое тому подтверждение. Поверь, мужчинам крышка.
«Мужчинам крышка! Крышка!» — подхватил попугай.
— Твой попугай меня бесит.
— Да? Уинстон?
— Да. И мне очень обидно, что назвала его, как папу.
— Подумаешь! Какая разница — мужчина или попугай? Хотя Уинстон умеет поддерживать беседу лучше, чем твой отец, предоставляет мне полную свободу и ни в чем не упрекает.
Мать подошла к клетке и сунула крикливой птице арахис.
«Крышка! Мужчинам крышка!»
— Мама, почему ты так настроена против мужчин?
Карина собралась было привести решающий довод, но сдержалась и неопределенно махнула рукой:
— Ладно, поговорим о другом. Кевин — твой жених? Ты не хочешь его бросать? О'кей. Оставайся с этим самовлюбленным болваном. А как продвигаются исследования невосприимчивости к радиации?
— Пока что результаты выглядят неутешительно. Я вызвала мутацию у мышей, чтобы увеличить толщину их шкуры и сделать более выносливыми к рентгеновским, гамма- и бета-лучам. Для этого нужно, чтобы у них с рождения был некий природный щит, и тогда, я полагаю, они смогут переносить высокий уровень радиации.
— Ты говоришь — щит?
— Да, и с самого рождения.
Мать налила дочери еще текилы с грейпфрутовым соком:
— Хочешь, я помогу тебе, Мадо? В свое время я занималась решением проблем, связанных с генетическими мутациями у различных видов…
Мадлен выпрямилась:
— Нет, мам, спасибо. Я достаточно взрослая и справлюсь сама. Кстати, уже поздно, мне пора.
Она вскочила с кресла, схватила куртку и сумку.
— Боишься, как бы Кевин не остался без своих тапочек, пива и горячего супа?
Мадлен резко обернулась и посмотрела матери в глаза:
— Я люблю его, мама. У тебя, похоже, каменное сердце, и ты не можешь этого понять, но я действительно люблю этого человека. И уверена, что буду с ним счастлива.
— Фу, подумаешь… Я тоже прошла через это. Любовь между мужчиной и женщиной! Это просто кино, наши собственные фантазии. Мы верим, что мужчины, как и мы, способны испытывать настоящие чувства. А затем приходят разочарования — одно за другим. Я вышла замуж за твоего отца и могу сказать тебе, что ложь окружала нас уже на свадьбе. Все притворялись, будто это лучший день в их жизни. «В счастье и в горе, пока смерть не разлучит вас», — говорил священник. Ха! Мы очень быстро расстались. И уж поверь, когда мы разводились, то знали друг друга как облупленных. Брак — это ложь, а развод — истина. Брак — это победа надежды над опытом.
— Мама! Хватит! Мне не нравится, что ты все время говоришь гадости о папе. Это мой отец! Что касается Кевина, то я его люблю. А что поделаешь с любовью?
Карина на мгновение задумалась и с удовлетворением изрекла:
— Любовь — это победа воображения над разумом!
Попугай счел эту фразу вполне достойной повторения: «Воображения над разумом! Воображения над разумом!»
— Ох! Уинстон, заткнись!
Мадлен стукнула кулаком по клетке и, не дожидаясь того, что мать на это скажет, выскочила на улицу, хлопнув дверью.
Она сняла крышку, погрузила ложку в кастрюлю, поднесла к губам и осторожно, чтобы не обжечься, попробовала суп. Удовлетворившись результатом, Мадлен вернулась к кухонному столу, который был удивительно похож на ее рабочее место в лаборатории. Кастрюли вместо реторт, бокалы вместо пробирок, столовые приборы вместо пинцетов. И священнодействовала она здесь, действуя так же четко, как в лаборатории. Мадлен взяла пульт дистанционного управления, и кухню заполнили нежные звуки музыки. Она открыла духовку, из которой вырвались клубы пара, и вытащила форму с каким-то разноцветным блюдом.
«Думаю, что тайна жизни и смерти скрывается в самом сердце клетки ».
Мадлен повернулась к салатнице с листьями латука, добавила приправ и перемешала. Острый запах уксуса соединился с ароматом оливкового масла, и это было похоже на то, чем пахли препараты, которые она разглядывала в микроскоп.
«Сначала мне захотелось понять прошлое. Понять, как все стало таким, как оно есть ».
Она принялась резать морковку тонкими кружочками, потом нарезала огурец и помидор.
«Затем мне захотелось понять будущее.
1. Минерал.
2. Растение.
3. Животное.
4. Человек.
А что потом?
5. Человек, не восприимчивый к радиации? »
Мадлен убрала салатницу в холодильник, зажгла в подсвечнике красные свечи и уселась в кресло. Она окинула взглядом накрытый стол, улыбнулась и включила телевизор. Заработал круглосуточный новостной канал.
«…Новый теракт в Пондишери, в Индии. Автобус был почти полностью уничтожен вскочившим в него смертником. В автобусе находилась группа детей, которые направлялись в школу. 23 человека погибли, 47 получили ранения. Ответственность за теракт взяло на себя движение, борющееся за независимость Кашмира. Власти Индии немедленно обвинили спецслужбы Пакистана в поддержке террористов…»
Раздался звонок: первые такты вдохновенной «Оды к радости» Бетховена. Мадлен Валлемберг выключила телевизор и побежала открывать дверь жениху.
Однако, увидев, что находится за порогом, она попятилась:
— Ты пьян!
Кевин попытался обнять девушку, но та сделала еще шаг назад.
— Отмечали увольнение одного парня, с которым я работаю.
— Ты должен перестать пить, Кевин!
— О, Мадо… Хватит читать дешевые проповеди! Лучше поцелуй меня.
Кевин вошел в квартиру и с грохотом захлопнул дверь. Сбросил куртку и вновь попытался заключить Мадлен в объятия.
— Посмотри на себя! На кого ты похож! Да ты еле стоишь на ногах!
Кевин отказался от попыток поймать невесту и направился в ванную, чтобы освежиться. Вскоре в зеркале показалось отражение Мадлен.
— Отстань, Мадо. Не действуй мне на нервы. Вечно ты лезешь со своими упреками… Знаешь, почему я пью?
Мадлен с отвращением пожала плечами:
— Чтобы забыть, кто ты такой на самом деле?
— Я пью, потому что мне это нравится. Вот и все. А если тебя это не устраивает, мне, в общем-то, чихать. Мне по барабану, что ты об этом думаешь.
Мадлен смотрела на него так, словно видела в первый раз.
Кевин Нильсен был, как это принято называть, представителем золотой молодежи. Закончив один из крупных американских университетов, он поступил на работу в банк, формировал инвестиционные портфели и управлял торговлей акциями на бирже. Высокий, темноволосый, всегда элегантно одетый, он носил только костюмы, сшитые на заказ, — Кевин был очень привлекателен.
Как-то одна знакомая сказала Мадлен: «Он красив, умен, богат и любит тебя. Тебе так повезло!» И Мадлен тоже так думала. Она верила, что любит идеального мужчину. Просто клад, если не считать одной маленькой детали — легкой склонности Кевина уделять чрезмерное внимание алкоголю.
— Посмотри на себя! — настаивала Мадлен, указывая на зеркало.
Кевин грубо толкнул Мадлен, и та упала прямо на свое отражение. Зеркало взорвалось и медленно осыпалось грудой острых треугольных осколков.
— Теперь семь лет везти не будет! Вот дура! Ты такая же неуклюжая, как твоя чокнутая мамаша-лесбиянка!
Мадлен не дала ему закончить фразу. Ее рука как бы сама собой двинулась к щеке Кевина. Раздался звук пощечины.
В уголке его рта появилась тонкая струйка крови. Он вытер ее и удивленно уставился на испачканную ладонь. Затем спокойно размахнулся и отвесил ответную пощечину так, словно отбил подачу на корте. Мадлен упала навзничь.
— По пятнадцати, — объявил Кевин ровным голосом.
Мадлен вскочила, схватила статуэтку херувима — крылатого ангелочка с луком и стрелами — и размахнулась, чтобы ударить снова, но Кевин успел схватить ее за запястья, обезоружил и швырнул на диван.
Оказавшись сверху, Кевин сурово взглянул в изумрудные глаза Мадлен, но тут выражение его лица вдруг смягчилось.
— Бедная Мадо! Неудачница, как твоя мать. Думаешь, что двигаешь вперед научную мысль? А чего ты добилась? Просто уничтожила прорву мышей!
— Как ты смеешь!
— За кого ты себя принимаешь, Мадо?! За кого? Ты не сделала в жизни ровным счетом ничего интересного. Просто идешь по стопам своей ненормальной мамаши. Ох уж эта твоя матушка! Толстая чокнутая хиппушка!
— Замолчи!
— Обе вы хороши!
— Убирайся! Я больше не хочу тебя видеть! Пошел вон, или я тебя…
— Что? Поколотишь Купидоном? Или своими кулачками? Вырвешь волосы, расцарапаешь лицо? Меня достала твоя бледная физиономия! Реви тут одна сколько влезет. Я ухожу. Ciao bella![34]
И молодой человек нетвердой походкой удалился. Мадлен взглянула на свое отражение в разбитом зеркале.
И закрыла глаза.
Триумфальная арка была сплошь увита плющом, а на ее вершине колыхалась бамбуковая роща.
По поверхности Сены скользили джонки, нагруженные ящиками с овощами. Перед большой пирамидой Лувра, также покрытой зеленью, сновали повозки, в которые были запряжены казуары и страусы. На площади Трокадеро начался праздник, множество молодых женщин в платьях из невесомого шелка играли на арфах, флейтах и тамтамах. В центре образованного ими круга легко кружились амазонки в пестрых одеждах.