И действительно, не так давно д-р Квентин Янг придумал неологизм для обозначения одного из аспектов деятельности Современной Медицины – ятрогеноцид (от древнегреч. «iatros» – врач) – систематическое уничтожение врачами большого количества людей. Один из примеров ятрогеноцида – это жертвы среди детей в развивающихся странах, описанные мной в предыдущей главе. Активная пропаганда искусственного вскармливания среди людей, которые не могут позволить себе купить молочные смеси или правильно их приготовить, – это и есть «священная война» врачей против ничего не подозревающих, беззащитных «неверных».
Насколько смертоносна Церковь Современной Медицины, становится очевидным, когда происходят забастовки врачей. В 1976 году в столице Колумбии, Боготе, все врачи, за исключением врачей скорой помощи, исчезли со своих рабочих мест на 52 дня. «Национальный католический вестник» описал «ряд необычных побочных эффектов» этой забастовки. Уровень смертности упал на тридцать пять процентов. Представитель Национальной ассоциации похоронных бюро заявил: «Это может быть совпадением, но это факт». В округе Лос-Анджелес произошло падение уровня смертности на восемнадцать процентов, когда в 1976 году врачи вышли на забастовку против повышения стоимости страховки на случай врачебной ошибки. Д-р Милтон Ремер, профессор Управления здравоохранения из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, провел исследование в семнадцати крупнейших больницах и обнаружил, что в этот период операций проводилось на шестьдесят процентов меньше. Как только забастовка закончилась и медицинский молох вновь заработал, уровень смертности поднялся до уровня, отмечавшегося до забастовки.
|
|
То же самое произошло в Израиле в 1973 году, когда врачи ограничили общение с пациентами до 7 000 приемов против прежних 65 000. Забастовка продолжалась в течение месяца. По сведениям Иерусалимского похоронного общества, уровень смертности в Израиле упал на пятьдесят процентов. Такого кардинального падения уровня смертности не случалось со времен предыдущей забастовки врачей, которая состоялась за двадцать лет до этого Когда врачей попросили объяснить этот феномен, они ответили что, так как принимали только пациентов с острыми случаями, то смогли приложить наилучшие усилия для лечения действительно больных людей. Когда врачам не приходилось слушать повседневные, и предположительно – маловажные, жалобы среднестатистических пациентов, они смогли посвятить себя более важному делу – спасению жизней.
Это неплохой ответ. Я всегда это говорил: нам нужна вечная «забастовка» врачей. Я не сомневаюсь, что если бы врачи снизили свое вмешательство в жизнь людей на девяносто процентов и работали бы только с острыми случаями, нам стало бы лучше.
Мы не можем игнорировать тот факт, что тревожный процент врачебных манипуляций ориентирован на смерть. Я говорю своим студентам: все, что вам нужно сделать, чтобы преуспеть в Современной Медицине, это найти такую специальность, которая поддерживает смерть или мысли о смерти, и тогда перед вами откроется блестящее будущее. С точки зрения Современной Медицины смерть – это развивающаяся отрасль. Вы не найдете медицинского журнала, который не сообщал бы последних новостей на тему контрацепции, абортов, стерилизации, генетических консультаций и мониторингов, амниоцентеза, нулевого прироста населения, «достойной смерти», «качества жизни» и эвтаназии. Все эти виды деятельности имеют своей целью препятствование жизни или ее прекращение. Такие вещи, как массовый генетический мониторинг и обязательный амниоцентез с возможностью аборта, сейчас находятся на уровне разговоров, но дыма без огня не бывает.
|
|
Торопясь воспользоваться этими услугами – с энтузиазмом, который я могу описать лишь как религиозный пыл, – мы позволяем себя одурачить, игнорируя и бесчеловечные последствия их, и недостаточное научное обоснование. Это просто таинства. Таинства смерти.
Например, с благословения Современной Медицины то, что раньше считалось грехом, больше таковым не считается. Так, гомосексуализм теперь называется «альтернативным стилем жизни». Это, равно как и другие формы нерепродуктивной сексуальной жизни, теперь поощряется, продвигается, прославляется. В течение своей жизни я наблюдал, как отношение общества, например, к мастурбации прошло через три различимых фазы. Когда я был подростком, мастурбация считалась греховной и опасной. Если ты этим занимаешься – ты ослепнешь, или у тебя на ладонях вырастут волосы. Естественно, ученые даже не пытались выяснить, правда ли это. Позднее, когда я учился в колледже, отношение к мастурбации стало нейтральным, это было ни вредно, ни полезно. Однако теперь мы вступили в третью фазу. Мастурбация – это не просто нормально, это хорошо, это здоровое явление. Если вы этим не занимаетесь – с вами что-то не так. А если вы не знаете, как это делать – есть люди, которые вас научат, особенно, если вы – женщина.
|
|
Я объясняю такой радикальный поворот в сознании нации и течение жизни одного поколения, соотнеся его с отношением общества к приросту населения. Когда иметь детей было хорошо, – мастурбировать было нехорошо. Когда направление ветра переменилось, и иметь детей стало плохо, – мастурбация, гомосексуализм, и все, что удерживает нас от рождения большего количества детей, стало хорошим.
В нас очень глубоко заложена жажда жизни. Нашим сильнейшим побуждением является воспроизведение и поддержание жизни, и именно эти инстинкты и направленные на их реализацию действия подвергаются нападкам Современной Медицины. Такие опасные формы контроля рождаемости – аборт по желанию, мастурбация, гомосексуализм, все нерепродуктивные формы половой жизни – приводят к уменьшению роста населения. Эти «альтернативные стили жизни», которые не способствуют жизни, считаются приемлемыми, а вещи, которые люди делали тысячелетиями, чтобы поддерживать жизнь, более не приемлются.
Единственный «альтернативный стиль жизни», который не принимается, – это любой стиль, препятствующий пребыванию в лоне Церкви Современной Медицины. Грех рожать дома, а делать аборт – не грех. Грешно поклоняться чужому богу, обращаясь к мануальному терапевту, но не грешно пойти в один из храмов Современной Медицины, чтобы сделать себе операцию по изменению пола. Биологический стресс, которому эти операции подвергают тело и душу, не принимается во внимание.
Плохо, что, расширяя свою поддержку антижизненных проявлений, Церковь Современной Медицины усиливает свое пренебрежение жизнью. Более гуманный здравый смысл попирается. Современная Медицина, например, заявляет, что каждая женщина имеет право на аборт. Независимо от политической выигрышности такой позиции, важно признать, что с биологической точки зрения это может означать нечто большее, чем просто свобода выбора. Согласно некоторым этическим системам, например, по иудейскому закону, аборт разрешается, если на кону стоит жизнь матери. Решение принимается на основании того представления, что жизнь матери важнее жизни плода. Но то, как Современная Медицина поддерживает аборты, не имеет ничего общего с жизнью вообще – ни с жизнью матери, ни с жизнью ребенка: ее больше всего интересуют ее собственные технологии.
Один из духовных провалов последних двадцати лет – продвижение Церковью Современной Медицины контроля рождаемости любой ценой. Здесь становится наиболее очевидной разница между духовным и физическим «грехом». Контроль рождаемости сам по себе не аморален. Тем не менее, некоторые методы этого контроля неверны с биологической точки зрения постольку, поскольку они оказывают негативное воздействие на жизнь того, кто пользуется этими методами. Не говоря уже о полном отказе от таких опасных методов, как гормональные контрацептивы или внутриматочные устройства. Если бы врачи признавались каждой женщине, какие реальные опасности представляют эти методы и позволяли бы каждой из них делать информированный выбор, было бы меньше проблем. Но врачи никогда не дают пациентам согласиться на процедуру или отказаться от нее, взвесив биологический риск и желание женщины подвергнуть свою жизнь опасности. Они просто игнорируют биологию, игнорируют тот факт, что определенная процедура может принести больше вреда, чем пользы. Их преданность такому невежеству столь велика, что единственным объяснением может быть то, что глубинная цель Современной Медицины – удерживать преданных слуг посредством невежества.
Когда я был студентом в конце– начале 1990-х годов, я полагал, что медицина имеет дело почти исключительно со спасением и продлением жизни. Я не могу вспомнить, чтобы тогда сколько-нибудь серьезно обсуждалась проблема, которая теперь называется «качество смерти». Я учился отвергать смерть, поддерживать надежду. Сегодня отрицание смерти считается дурным тоном, несмотря на то, что некоторые исследования показывают – пациенты, больные раком и другими тяжелыми заболеваниями, которые отвергали болезнь и боролись с ней, жили дольше тех, кто «смирился» с болезнью. 22 ноября 1975 года «Британская медицинская газета» сообщила интересную деталь. Оказывается, «...психологические факторы могут играть роль в продлении жизни. Вайсман и Ворден недавно сравнили раковых пациентов, которые прожили дольше, и пациентов, проживших меньше, чем это предполагалось усредненными статистическими данными. Они обнаружили связь между желанием выжить, выраженным в «восстании» против прогрессирующей болезни и положительном отношении к лечению, и более долгим выживанием. И напротив, пациенты, выразившие желание умереть или готовность принять смерть, умерли раньше, чем ожидалось. Подобным образом, по некоторым исследованиям, предполагается, что у пациентов с тромбозом коронарных сосудов, склонных к депрессии или впавших в депрессию после инфаркта, меньше вероятность выжить, чем у тех, кто ведет себя менее меланхолично. В конечном счете, похоже, что решительное отношение и надежда продлевают жизнь, тогда как приятие смерти или уныние и отчаяние укорачивают ее». Недавно я присутствовал на медицинском совещании, где один врач, который занимается лечением раковых больных при помощи химиотерапии, признался, что он заинтересован в спасении жизни и открытии новых методов лечения не меньше, чем в том, чтобы быть уверенным, что его пациенты умерли в «мире и согласии». Он со своими подчиненными тратит большую часть своего времени и сил, консультируя умирающих пациентов, предпочитая делать это в отсутствие членов их семей. Для меня нет загадки в том, почему эти продавцы смерти предпочитают «консультировать» в отсутствие семьи пациента. Вся цель семьи и, соответственно, ее действия направлены на жизнь, а не на смерть.
Этот врач и многие ему подобные, изучающие смерть, работают с допущением, что человек должен быть готовым ее принять. В результате они залечивают пациента до состояния смерти, потому что не могут вылечить его до состояния жизни. Они утверждают, что отрицать смерть в определенной степени глупо. Танатологи заявляют, что если вы не говорите о смерти, не сталкиваетесь с ней, не поддаетесь ей, – вы заболеете!
По моему убеждению, танатологи и все, кто советует отступить перед смертью, навлекают гибель на своих пациентов. Врач, говорящий пациенту, что надежды на жизнь нет, не делает ему ничего хорошего. Прежде всего, врач проявляет чрезмерную самонадеянность, считая, что его власть – это единственная сила, которая может восстановить здоровье пациента. Сказать пациенту, что он умирает, равноценно проклятию. Пациент верит в него, и оно сбывается.
Мы только начинаем изучать, как сознание может повлиять на самоисцеляющие силы организма. Разумеется, врачи станут последними, кто признает, что организм обладает значительными ресурсами самоисцеления. Но вы можете убедиться, что сохранять оптимизм – первоочередная задача. Вместо того, чтобы предсказывать смерть, врач должен спланировать вместе с пациентом его будущее. Одно дело – довести до сведения пациента, что он болен смертельным заболеванием и что магия врача не так велика, чтобы сделать что-нибудь. И совершенно другое дело – сказать пациенту, что кончина неминуема.
Конечно, если врач признает, что он не властен над недугом пациента, но что другие силы – способности целителей или собственные силы пациента – могут помочь, он потеряет контроль над пациентом. Более того, поскольку обряды Современной Медицины становятся все менее успешными и все более смертельными, это весьма практично – подготовить пациента к неизбежному итогу трудов врача. Как только смерть начнет восприниматься как «другая часть жизни», ей найдется достойное место в больничном меню.
Современная Медицина в наши дни более приспособлена для убийства, чем для исцеления. Это отчетливее всего заметно в начале и в конце жизни, когда жизнь более хрупка и смерть ближе, когда смерть проще списать на «естественные причины». Например, новорожденным с синдромом Дауна, у которых выявляют кишечную непроходимость, становится все опасней оставаться в детском отделении. Хотя непроходимость поддается хирургическому лечению, растет вероятность того, что ребенка лишат лечения и оставят умирать. То же относится к отстающим в развитии, находящимся в государственных больницах детям, которые серьезно заболели.
В конце жизни «неудобным» пациентам позволяют умереть или даже подталкивают к смерти. Стариков помещают в дома престарелых, чтобы, несмотря на пышную рекламу этих домов, убрать их с дороги «настоящих» людей. Их отвозят туда умирать, и они, в общем, понимают намек. Невелика хитрость – увидеть проклятие, когда оно направлено против тебя.
Врачи действительно помогают старикам убраться с дороги и умереть. Их отношение к старым людям и их проблемам доходит до приговора к медленной смерти. Такие выражения, как: «Вам просто нужно научиться с этим жить» или «А что вы хотели в ваши-то годы?», убеждают пожилого человека в том, что его проблем следовало ожидать. Как следствие, пожилые люди ожидают эти проблемы. И получают их. Так как врачи не допускают, что проблемы, обычно связанные с пожилым возрастом, не являются неизбежными и могут быть предотвращены или вылечены натуральными методами, пациент оказывается незащищенным перед целым строем паллиативных – и смертельных – лекарств. В культурах, еще не подпавших под смертельный морок Современной Медицины, люди доживают до пожилого возраста, полностью сохраняя свои способности. Но Современная Медицина помогает старикам стать недееспособными и вместо того, чтобы продлевать им жизнь, делает их смерть более медленной и тяжелой.
Я всегда считал, что если вы хотите узнать, что действительно представляет собой общество, взгляните на его пословицы и запреты. Посмотрите на монету, и вы увидите: «Мы верим в бога» Уж если и существует общество, где в бога верят меньше, чем в Соединенных Штатах, то я не слышал о таком. Первой пословицей медицинской профессии всегда было: «Главное – не навреди». Как мы уже убедились, это правило нарушается чаще, чем какое-либо другое, но оно служит одной очень полезной цели. Медики могут скрыть очень многие грубые промахи под видом непричинения вреда.
Первое, что нужно изменить, когда одна культурная сила превосходит другую и захватывает общество, – это язык. Когда вы контролируете то, как люди описывают понятия, – вы контролируете и отношение людей к этим понятиям.
У нас есть выражение «демографический взрыв», которое указывает, что много детей – это опасно и вредно. У нас есть слова «планирование» беременности и «прерывание» беременности, которые делают аборт клинически обособленным от жизни и смерти. Мы говорим «эвтаназия» вместо «убийство из жалости», что было так или иначе очень точным термином, даже с таким мягким определением. Наиболее возмутительная попытка спрятать реальность за терминологией – это термин «достойная смерть». Таким образом, смерть – это хорошо при любых обстоятельствах, поскольку она «достойная». Забавно, что этот термин наиболее часто используется в ситуации «отключения аппаратуры», что лишает событие всякого достоинства.
Мне все эти процедуры, ориентированные на смерть, пугающе напоминают нацизм. Перед Второй Мировой войной немецкая медицина сместилась в сторону этих процедур. Немецкие врачи с удовольствием избавлялись от детей с отставаниями в развитии и уродствами. За разрешением абортов и эвтаназии последовала «достойная смерть» стариков – это означало, что им позволяли и помогали умереть. Затем последовали убийства цыган, затем облавы на антифашистов и геноцид евреев. Нацисты тоже пошли в крестовый поход.
Так как война Современной Медицины против Жизни обостряется, больницы перестают справляться с нагрузкой. Поэтому нам приходится строить «центры смерти», названные – опять же, по удобной для сокрытия правды терминологии – хосписами. Советники смерти тоже переезжают в больницы, которые я уже определил как Храмы Судьбы, чтобы подготовить пациентов к восприятию основной продукции своего учреждения. Конечно, ничего не вышло бы без хорошей маркетинговой стратегии. Что вам нужно сделать, чтобы продать что-либо, – это сформировать желание и приятие вашего продукта. Так как продуктом Современной Медицины является смерть, для начала «смягчают» наше восприятие идеи не жизни. Как только нас отчуждают от нашего инстинкта выживания, нам становится легче воспринимать бесчеловечные, опасные процедуры. В конце концов, имея в перспективе только мучение лекарственно-зависимой полу жизни, мы радостно приветствуем продавца смерти, когда он приходит проводить нас прочь из этого мира.
Когда настает этот момент, все внимание Церкви направлено на ваше участие в Главном Таинстве. Подобно католической мессе, которая служится в честь Воскресения, ваша смерть в реанимации является высочайшим таинством. Подготовительные церемонии настолько засекречены, что вас разделяют с вашей семьей, подобно тому, как, я уверен, ритуальные жертвы примитивных религий содержались отдельно от родственников, дабы те не вмешивались в махинации жрецов. Вместо того, чтобы дать вам возможность держать за руку родственника, вас подсоединяют к лучшим и новейшим электронным безделушкам. Наконец, глубоко в святая святых храма, вы выполняете обещание и причащаетесь богу Современной Медицины.
Когда новая религия хочет дискредитировать прежнюю, она сваливает все проблемы людей на старых богов. Современная Медицина говорит: «Ваша болезнь вызвана вирусом». Кто создал вирусы? Старый Бог. И так далее. Не мы и не вы вызвали вашу болезнь, это все естественные причины, такие же, как вирусы, бактерии, или тенденция клеток к беспорядочному делению, или наследственность, или... Во всем виноват старый бог – Бог Жизни.
Современная Медицина может освободить вас от оков старого бога. Современная Медицина даст вам нового бога, который может противодействовать всем досадным формам жизни, – таким, как бактерии, вирусы, бесконтрольно делящиеся клетки, ненужные беременности, уродливые или отстающие в развитии дети, старики.
К счастью, те природные процессы, на которые нападает Современная Медицина, имеют на своей стороне вес истории. Если вы рассмотрите основные наиболее древние религиозные конфессии – христианство, ислам, иудаизм и восточные религии – вы обнаружите, что их этические системы не слишком различаются Они поощряют большие семьи и уважение младших поколений к старшим – в своих рамках, конечно. Все судят об обществе по его отношению к пограничным группам – недоношенным детям, больным детям, старикам. Они не одобряют не репродуктивных форм половой жизни. Конечно, между этими религиями есть отличия, но они не такие труднопреодолимые, как отличия от религий, ориентированных на смерть, – религий, которые не выжили. Античные греческая и римская религии поощряли контроль рождаемости, аборты, детоубийство, убийство стариков, гомосексуализм и другие нерепродуктивные формы секса – и все во имя качества жизни.
Однако качество жизни – это просто функция количества жизни. Я хочу жить долго потому, что я надеюсь иметь много внуков. Качество моей жизни зависит от того, сколько внуков вырастет на моих глазах. Я хочу жить так долго, как только возможно. Если я действительно жив, пока я живу, качество моей жизни позаботится о себе само. Мне не нужна толпа профессионалов, чтобы давать мне советы о качестве моей жизни.
Конечно, профессионалы, возглавляемые врачами, агрессивно вторгаются в качество и количество нашей жизни. Нам нужно найти врачей, которые ориентированы на жизнь, которые разделяют наше уважение к жизни и которые прилагают свои знания и умения к ее защите. Это, к сожалению, может оказаться очень сложной задачей.
Глава VII
Слуги Дьявола
Мне всегда становится смешно, когда кто-нибудь из Американской медицинской ассоциации или другой организации подобного толка заявляет, что врачи не имеют никакой особой власти над людьми. Закончив смеяться, я спрашиваю, многие ли могут запросто попросить вас раздеться.
Так как врачи – это настоящие служители Церкви Современной Медицины, люди, в большинстве своем, не препятствуют их чрезмерному влиянию на нашу жизнь. В конце концов, само звание врача предполагает, что носят его честные, преданные своему делу, разумные, ответственные, здоровые, образованные и талантливые люди, не правда ли? Врач – это скала, на которой зиждется здание Современной Медицины, не так ли?
Отнюдь. Врачи – простые смертные, и даже худшие из них. Не стоит надеяться, что вашему врачу свойственно какое-либо из перечисленных выше приятных качеств, потому что врачи оказываются нечестными, продажными, неэтичными, нездоровыми, плохо образованными и просто глупыми гораздо чаще, чем другие члены общества.
Моим любимым примером, как врачи могут быть глупее, чем того требует ситуация, является широко известный случай. В ходе слушаний в сенатском подкомитете по проблемам здравоохранения сенатор Эдвард Кеннеди вспомнил о давней травме плеча, которую получил в молодости, катаясь на лыжах. Его отец пригласил четырех специалистов, которые должны были рекомендовано лечение. Трое, осмотрев его, посоветовали сделать операцию. Тем не менее, родители последовали совету четвертого врача, который назначил нехирургическое лечение. Он имел столько же научных степеней, что и каждый из тех троих. Травма была вылечена. Тогда коллеги сенатора Кеннеди обратились к д-ру Лоуренсу Виду, профессору медицины из Вермонтского университета, автору очень распространенной системы ведения историй болезни для больниц. Д-р Вид ответил, что «возможно, плечо сенатора зажило бы не хуже, если бы было проведено хирургическое лечение».
Результаты формальных тестирований врачей не вдохновляют. В ходе одного из них, по вопросам назначения антибиотиков, половина врачей, добровольно пожелавших участвовать в тестировании, не сумела дать правильного ответа на каждый третий вопрос. Из предыдущих глав мы уже узнали, сколь опасно позволять врачу обрабатывать вас. Эта опасность не обязательно обусловлена риском, присущим самому лечению. Просто врачи недобросовестно выполняют некоторые процедуры. Когда я вижу врача, как правило, представляю, что передо мной недалекий, предубежденный человек, неспособный к рассуждению и умозаключению. И немногие из врачей оказались способными опровергнуть это мое представление.
Кроме того, нельзя рассчитывать хоть на какую-то этичность врачей. Подделка научных данных настолько распространена, что уже сошла с первых полос газет. Управление контроля продуктов и лекарств раскрыло такие фокусы, как передозировка и недодача лекарств пациентам, фальсификация записей и ликвидация препаратов при проверках экспериментальных испытаний лекарств. Конечно, в этих случаях врачи, работающие на фармацевтические компании, имеют целью получить результаты, которые убедят Управление одобрить лекарство. Иногда, по мере того как конкуренция за гранты становится все более острой, врачи просто хотят добиться результатов, которые продлят финансирование. Так как все «славные ребята»-исследователи находятся в одной лодке, неизбежно процветает терпимость к небрежно проведенным экспериментам, неподтвержденным результатам и недобросовестному их толкованию..
Возможно, самой показательной характеристикой профессии, которая призвана обеспечивать здравоохранение, является то, что врачи как социальная группа являются более больными, чем остальное общество. Скромные оценки определяют число американских врачей с психическими отклонениями как семнадцать тысяч, или один из двадцати, алкоголиков – более тридцати тысяч, наркозависимых – три с половиной тысячи. В течение тридцатилетнего наблюдения врачи сравнивались с людьми подобных (с социально-экономической и интеллектуальной точек зрения) профессий. И что же? К концу периода наблюдения около половины врачей были разведены или несчастливы в браке, более трети использовали амфетамины, барбитураты или другие наркотики и еще около трети страдали столь серьезными эмоциональными проблемами, что побывали на приеме у психиатра не менее десяти раз каждый. Люди из контрольной группы не-врачей был в гораздо лучшем положении..
Суицид является причиной смерти врачей чаще, чем в случаях авто- и авиакатастроф, утоплений и убийств вместе взятых. Самоубийства среди врачей происходят в среднем вдвое чаще, чем среди всех белых американцев. Ежегодно около 100 врачей кончают жизнь самоубийством – цифра, равная ежегодному выпуску среднестатистической медицинской школы. Мало того – частота самоубийств у женщин-врачей почти вчетверо превышает таковую среди прочих женщин старше двадцати пяти лет.
Апологеты медицинской профессии называют несколько причин высокого уровня болезненности врачей. Врачам легко получить доступ к наркотикам, они вынуждены бодрствовать помногу часов подряд в тяжелой стрессовой обстановке, опыт и склад характера заставляют их работать на грани возможностей, а пациенты и общество предъявляют к ним чрезвычайно высокие требования. Однако принимаете ли вы эти аргументы, отвергаете ли, – ничто не может оправдать ситуации, когда врачи являются очень больной группой людей.
Несмотря на это, я предпочитаю искать еще и другие причины. Мошенничество и коррупция в процессе исследований не являются сюрпризом для того, кто наблюдает, как далеко заходят фармацевтические компании и фирмы, производящие искусственные смеси, чтобы заманить врачей на свою сторону. Бесплатные обеды, коктейли, конференции, финансирование исследовательских стипендий – это только поверхностные причины. Если вы изучите психологический и моральный климат Современной Медицины, вы приблизитесь к пониманию того, почему врачи так нездоровы.
Например, медицинская политика – это смертельная силовая игра самого низшего сорта. Я гораздо больше предпочитаю политическую политику, поскольку в ней есть искусство компромисса, то есть ее задача – добиться возможного. Медицинская политика – чисто силовая. Здесь невозможен компромисс: вы должны уничтожить противника, пока он не уничтожил вас. Тут нет места компромиссу, потому что церкви никогда не уступают в вопросах церковного права. Вместо относительно открытой процедуры, в ходе которой люди с разными интересами могли бы собраться вместе, чтобы найти наилучший выход из положения, в медицинской политике существует жесткая авторитарная структура, которую можно сдвинуть только в результате силовой игры под названием «Победитель получает все». Исторически врачи, осмелившиеся существенно изменить ситуацию, подвергались остракизму и вынуждены были жертвовать карьерой, чтобы не поступиться принципами. Однако немногие врачи хотят такой судьбы.
Другая причина, по которой врачи не склонны к компромиссам, заключается в том, что они стараются ограничивать круг свои их друзей другими врачами. Близкая дружба врачей с не-врачами явление редкое. Следовательно, врачам редко приходится отстаивать свое мнение перед людьми, не разделяющими их взгляды и способными выдвигать другую точку зрения. Врачи могут разрабатывать свою философию в относительном покое, совершая время от времени вылазки в общество для продвижения своих идей и быстро отступая затем под прикрытие других врачей, которые якобы придерживаются тех же взглядов. Такая роскошь недоступна другим людям, имеющим вес в обществе.
Конечно, врачи осматривают своих пациентов. Но они не видят в них людей. Отношения между врачом и пациентом скорее напоминают отношения между господином и рабом, поскольку врач требует от пациента полного повиновения. В такой обстановке не стоит и надеяться на равноценный обмен мнениями. Профессиональная отчужденность выхолащивает чувства врача, а его внутренний мир неспособен к восприятию обычных человеческих влияний и ценностей. Врачи редко общаются с другими людьми с какой-либо иной позиции, кроме профессиональной.
Поскольку амбиции врачей заносят их в высшие классы, там же лежат и их интересы. Более того, врачи относят себя к сливкам светского общества. Стиль жизни и профессиональное поведение врача побуждают к деспотическому мышлению, поэтому его политика и экономика предсказуемо консервативны. Большинство врачей – белые и богатые мужчины, и мало что способствует их плодотворному общению с цветными, бедными и женщинами. Даже если врачи – выходцы из числа последних, они редко возвращаются обратно, чтобы служить этим людям и поддерживать их. Они тоже становятся белыми и богатыми мужчинами! И начинают обращаться со своими бывшими товарищами с теми же отеческим высокомерием и корыстолюбием, что и другие врачи.
Когда меня спрашивали, где врачи приобретают эти дурные привычки, я обычно отвечал: в медицинских школах. Теперь я понимаю, что гораздо раньше. К тому времени, когда молодые люди поступают на подготовительные курсы, они успевают нахвататься вирусов мошенничества, конкуренции, борьбы за должность – всех штучек, которые, как они знают, пригодятся при поступлении в медицинскую школу. В конце концов, наша университетская система построена по подобию медицинских школ, а высшие школы – по подобию университетов.
Правила поступления в учебное заведение, основанные на «количественном» тестировании и привычке полагаться на средний балл аттестата, уже гарантируют, что из студентов выйдут плохие врачи. В медицинские школы просачивается определенный тип личности – человек, не способный и не желающий общаться с людьми. Эти «избранные» наиболее подвержены авторитарному влиянию служителей Современной Медицины. Их вынуждают преуспевать, но им не хватает воли или честности для того, чтобы оказывать сопротивление. Иерархии власти нужны студенты, которые пройдут обучение пассивно, задавая лишь те вопросы, на которые преподавателям будет удобно отвечать. Обычно это означает задавать каждый раз только по одному вопросу. Один из моих советов студентам: если вы хотите выжить в медицинской школе, всегда задавайте один вопрос, никогда не задавайте два сразу.
Медицинская школа прилагает все усилия к тому, чтобы превратить сообразительного студента в тупицу. Честного – в продажного. Здорового – в больного. Сделать это не так уж трудно. Прежде всего, приемная комиссия заботится о том, чтобы в руки преподавателей попали слабовольные, зависимые от авторитетов люди. Затем составляется расписание занятий, которое лишено всякого смысла с точки зрения здоровья. Лучшие преподаватели медицины сами говорят, что период полураспада медицинского образования составляет четыре года. В течение этого времени выясняется, что половина из того, что студент узнал раньше, – неправильно. Но и половина вновь полученных знаний оказывается неверной. Единственная проблема – студентов не предупреждают, какая же половина неверна! Их заставляют учить все. И очень строго за этим следят. В медицинских школах на преподавателя я среднем приходится меньше студентов, чем в любом другом учебном заведении страны. Здесь на последних курсах часто встречаются группы, где один доктор опекает двух-трех студентов Ясно, что этот человек имеет огромное влияние на своих подопечных и не только из-за непосредственной близости к ним, но и в силу жизненно важной власти над их карьерами.
Студентов-медиков делает еще более слабохарактерными то обстоятельство, что их умышленно переутомляют. Заставлять тяжело работать, особенно по ночам, ни на минуту не давая возможности прийти в себя – верный способ ослабить волю человека, чтобы вылепить из него нечто, соответствующее вашим целям. Так учат бешеной гонке за успехом. В результате студент настолько устает, что не может противостоять наиболее истощающему инструменту, используемому для обучения – страху.
Если бы меня попросили охарактеризовать врачей, я бы сказал, что основная психологическая особенность их внутреннего состояния – страх. Они все время гонятся за высочайшим уровнем безопасности, которого так и не могут достичь из-за страха, вбитого в них в медицинской школе. Они боятся всего: поставить неправильный диагноз, совершить врачебную ошибку; вызвать замечания своих коллег... Боятся, наконец, что им придется искать честную работу.
Некоторое время назад вышел фильм, который начинался танцевальным марафоном. Через некоторое время все соревнующиеся, кроме одного, выбыли. Проигрывают все, кроме победителя. Вот чем стали медицинские школы. Так как все не могут стать победителями, каждый страдает от потери самоуважения. Выпускники покидают медицинскую школу с неприятным чувством.
В качестве компенсации за готовность проглотить пилюлю страха и пожертвовать способностями к врачеванию и человеческими эмоциями, которые могли бы помочь в работе, врачи получают одно качество: высокомерие. Их учат перенимать авторитарное поведение своих преподавателей. В такой обстановке, когда приходится работать, разрываясь между двумя крайностями, неудивительно, что врачи – основной источник болезней в нашем обществе. Они начинают жульничать еще на экзамене по биологии, поворачивая предметное стекло микроскопа так, что следующему студенту достается не тот препарат. Затем они подбрасывают сахар в образец мочи, чтобы у следующего испытуемого получились неправильные результаты анализа. Нанимают людей, которые пишут за них работы и сдают экзамены. Проводят «чисто лабораторные» эксперименты с поддельными результатами. И вполне закономерно оканчивают фабрикацией исследовательских отчетов с целью получить добро на производство лекарства.
Неуверенность в себе, что берет начало в страхе перед экзаменами и аттестациями и в переутомлении от них, завершается приобщением к наркотикам или алкоголю. А ничем не обоснованное чувство собственной исключительности, начинаясь с легкого высокомерия по отношению к другим, имеет логическим концом назначение смертельно опасных процедур – из-за недостатка уважения к жизни и здоровью пациента.