19 декабря 1946
Я все еще в доме Лазаря и вижу Марту и Марию в саду в обществе несколько пожилого человека, который выглядит очень достойным и я бы сказала, что он не еврей, потому что его лицо чисто выбрито, как это принято у римлян. Как только они отошли на небольшое расстояние от дома, Мария спрашивает у него: «Ну, Никомед? Что ты думаешь о нашем брате? Мы видим, что его состояние существенно… ухудшилось… Скажи нам».
Человек разводит руками в жесте сочувствия и признания неизбежности ситуации, останавливается и говорит: «Он очень плох… Я никогда не обманывал вас, с тех пор как начал заботиться о нем. Я испробовал все, как вы знаете. Но безрезультатно. Я также… надеялся, да, я надеялся, что он мог бы, по крайней мере, выжить, борясь с истощением от болезни благодаря хорошему питанию и стимулирующими лекарствами, которые я приготовил для него. Я использовал также яды, которые предохраняют кровь от заражения и поддерживают силы, согласно старым школам великих учителей медицины. Но болезнь оказалась сильнее, чем те средства, которые мы использовали, чтобы исцелить его. Такие болезни подобны ржавчине, они разрушают. И когда они проявляются внешне, то внутри, в костях они уже действуют, и подобно лимфе, которая в дереве поднимается от корней к его вершине, так и в этом случае, болезнь распространялась от ступней на все его тело…»
«Но больны только его ноги», - жалобно говорит Марта.
«Да, но высокая температура вредит частям тела, которые, как ты думаешь, здоровы. Посмотри на эту маленькую ветвь, которая упала с этого дерева. Она кажется изъеденной червями только здесь, где она отломилась. Но, посмотри… (он крошит ее своими пальцами). Видишь? Под корой, которая по-прежнему гладкая, он прогнила до самого своего конца, где, кажется, еще должна быть жизнь, потому что там еще остаются маленькие листочки. Лазарь сейчас… умирает, бедные сестры! Бог ваш отец, и боги и полубоги нашей медицины не способны ничего сделать… или они не желают делать это. Я говорю о вашем Боге. Поэтому… Я предвижу, что его смерть близка, также потому, что его температура повышается, это симптом заражения его крови, приведший к беспорядочному сердцебиению, и к отсутствию стимулов и реакций в больных и во всех органах его тела. Как вы видите, он больше не принимает пищи, он не может удержать то небольшое количество пищи, которую он принимает, и он не усваивает то небольшое количество, которое он может удержать. Это конец… И, - верьте врачу, который вам благодарен, потому что он помнит Теофила, - то, чего сейчас следует больше всего желать – это смерть…. Такие болезни ужасны. В течение тысяч лет они уничтожали человека, но человек не может уничтожить их. 2. Только боги могли бы, если…» Он замолчал и смотрит на них, задумчиво потирая свой чисто выбритый подбородок. Затем говорит: «Почему вы не зовете Галилеянина? Он ваш друг. Он может исцелить его, потому что Он может сделать все. Я исследовал людей, которые были обречены на смерть и которые были исцелены Им. Странная сила исходит от Него. Это мистический флюид, который оживляет и соединяет вместе рассеянные реакции и заставляет их желать выздоровления… Я не знаю. Я знаю, что я следовал за Ним, смешавшись с толпой, и видел чудесные вещи… Пошлите за Ним. Я язычник. Но я воздаю почтение мистическому Чудотворцу вашего народа. И я был бы счастлив, если бы Он смог сделать то, чего я сделать не смог».
|
|
|
|
«Он Бог, Никомед. Вот почему Он может. Сила, которую ты называешь флюидом – это Его Божья воля», - говорит Мария.
«Я не высмеиваю вашу веру. Напротив, я стимулирую ее, чтобы достичь пределов невозможного. Во всяком случае… Мы читаем, что иногда боги спускаются на Землю. Я … никогда не верил в это… Но, по науке и по совести человека и врача, я должен признать, что это так, потому что Галилеянин творит такие исцеления, которые может творить только бог».
«Не бог, Никомед. Истинный Бог», - настаивает Мария.
«Хорошо. Как вы пожелаете. И я поверю в Него и стану одним из Его последователей, если увижу Лазаря… воскреснувшим из мертвых. Потому что сейчас мы должны говорить о воскресении, а не о выздоровлении. Так пошлите же за Ним срочно… потому что, если я не поглупел, он умрет, самое большее, в течение трех следующих дней. Я сказал: “самое большее”. Но это может произойти скорее, сейчас».
«О! Я хотела бы, чтобы мы смогли! Но мы не знаем где Он…» - говорит Марта.
«Я знаю, где Он. Мне сказал один из Его учеников, который пошел, чтобы встретиться с Ним вместе с несколькими больными людьми, двое из них были моими пациентами, Он за Иорданом, у брода. Так он сказал. Возможно, вы знаете это место лучше, чем я».
«Ах! Он, конечно, в доме Соломона!» - говорит Мария.
«Это очень далеко?»
«Нет, Никодим».
«Тогда пошлите слугу немедленно, сказать Ему, чтобы Он пришел. Я вернусь позже и останусь здесь, чтобы увидеть Его воздействие на Лазаря. Радуйтесь, госпожи. И… подбадривайте друг друга». Он кланяется им и идет к выходу, где его ждет слуга, чтобы подержать ему лошадь и открыть ему ворота.
|
|
3. «Что нам делать, Мария?» - спрашивает Марта после того как врач уехал.
«Мы будем подчиняться Учителю. Он сказал, чтобы мы послали за Ним после смерти Лазаря. И мы так и сделаем».
«Но когда он умрет… какая будет польза от присутствия здесь Учителя? Я согласна, это будет утешением для наших сердец. Но что касается Лазаря!... Я собираюсь послать за Ним слугу».
«Нет. Этим ты бы разрушила чудо. Он сказал, что мы должны суметь надеяться и верить вопреки любой неблагоприятной реальности. И если мы так поступим, то мы станем свидетелями чуда, я уверена в этом. Если же мы не поступим так, Бог оставит нас с нашей уверенностью в том, что мы можем действовать лучше, чем Он, и Он не даст нам ничего».
«Но разве ты не видишь, как страдает Лазарь? Разве ты не слышишь, когда он приходит в сознание, как он жаждет увидеть Учителя? Ты бессердечна, если хочешь отказать нашему бедному брату в этой последней радости!... Наш бедный брат! Скоро у нас не будет брата. Ни отца, ни матери, ни брата! Семья погибла, и мы остались одни, подобно двум пальмам в пустыне». Она обуреваема печалью, и я бы сказала, что она впадает в истерику в типично восточном стиле, она мечется, бьет себя в лицо, всклокочивает свои волосы.
Мария крепко обхватывает ее. Она приказывает ей молчать: «Замолчи! Замолчи, говорю тебе! Он может услышать тебя. Я люблю его сильнее и лучше, чем ты, и умею контролировать себя. Ты выглядишь как потерявшая рассудок женщина. Замолчи, говорю тебе! Такими неистовствами не переменишь ситуации и не тронешь сердца. Если ты ведешь себя так, чтобы тронуть мое сердце, то совершаешь ошибку. Подумай об этом. Мое сердце разбито, но оно повинуется: оно пребывает в послушании».
Марта, потрясенная силой своей сестры и ее словами, немного успокаивается, но в своем горе, которое стало более сдержанным, она стонет, призывая свою мать: «Мама! О! Мама, утешь меня. Я не знаю покоя с тех пор, как ты умерла. Если бы ты была здесь, мама! Если бы скорби не убили тебя! Если бы ты была здесь, мы бы подчинялись тебе, ко благу всех нас… О!»
Мария побледнела и беззвучно плачет, она выглядит удрученной и, ничего не говоря, заламывает свои руки.
Марта смотрит на нее и говорит: «Когда наша мама была при смерти, она заставила меня обещать, что я буду заботиться о Лазаре как мать. Если бы она была здесь…»
«Она бы подчинялась Учителю, потому что она была праведницей. Ты напрасно пытаешься тронуть меня. Ты можешь сказать мне, что я убила свою мать скорбями, которые доставила ей. Я скажу тебе: “Ты права”. Но если ты хочешь заставить меня сказать, что ты права, желая немедленного прибытия Учителя, то я говорю тебе: “Нет”. И я постоянно буду говорить: “Нет”. И я уверена, что с лона Авраама она оправдывает меня и благословляет. Пойдем в дом».
«У нас ничего не осталось! Ничего не осталось!»
«Все! Ты должна была сказать “Все”! Ты слушаешь Учителя и, кажется, внимательно, когда Он говорит, но позже ты не помнишь, что Он сказал. Разве Он не говорил всегда, что любовь и повиновение делают нас детьми Божьими и наследниками Его Царства? Так как же ты можешь говорить, что у нас ничего не осталось, если мы имеем Бога и обладаем Царством благодаря нашей верности? О! Верно, что следует быть непоколебимым во зле, какой была я, для того, чтобы быть, чтобы знать, как быть, и желать быть твердо непоколебимым в добре, в надежде, в вере, в любви!...»
«Ты позволила иудеям высмеять Учителя и бросить в Его адрес косвенные намеки. Ты слышала их позавчера…»
«Ты все еще думаешь о болтовне этих ворон, о писке этих стервятников? Пусть они выплевывают то, что у них внутри! Какое значение имеет для тебя мир? Что такое мир в сравнении с Богом? Взгляни: он меньше, чем этот грязный василек, который окоченел или отравлен грязью, которую он всосал, и меньше чем муха, на которую я наступаю», - и сильным ударом каблука она раздавливает овода, медленно ползущего по гравию аллеи. Затем она берет Мату за руку со словами: «Пойдем в дом и…»
«По крайней мере, позволь нам сообщить Учителю. Давай пошлем кого-нибудь сказать Ему, что Лазарь умирает, не говоря больше ничего…»
«Как если бы Он не знал об этом и нуждался бы в нашем сообщении! Нет! Это бесполезно. Он сказал: “Сообщите Мне, когда он умрет”. И я это сделаю. Но не прежде его смерти».
«Никто не имеет сострадания к моему горю! И меньше всех – ты…»
«Перестань так плакать. Я не могу этого выносить…» И в своем собственном горе она закусывает губу, чтобы ободрить сестру и сдержать свои слезы.
4. Марселла выбегает из дома в сопровождении Максимина: «Марта! Мария! Скорее! Лазарю плохо. Он больше не отвечает…»
Две сестры бегут домой… и вскоре после этого слышится громкий голос Марии, отдающей приказания в соответствии с ситуацией, и видны слуги, бегающие с настойками и тазами кипяченой воды, от которой поднимается пар, перешептывающиеся и обменивающиеся жестами печали…
Постепенно восстанавливается спокойствие после столь сильного волнения. Я вижу слуг, беседующих друг с другом приглушенными голосами, менее взволнованных, но их жесты выражают глубокое уныние, которым проникнуты их слова, Некоторые качают головами, другие поднимают их, глядя в небо и протягивая руки, как бы говоря: “Это так”, некоторые плачут, а некоторые все еще надеются на чудо.
5. Вновь появляется Марта. Она бледна как смерть. Она оборачивается, чтобы посмотреть, не следует ли за ней кто-нибудь. Она смотрит на слуг, которые с беспокойством окружили ее. Она вновь оборачивается, чтобы посмотреть, не выходит ли из дома еще кто-нибудь, чтобы последовать за ней. Затем говорит одному из слуг: «Пойдем со мной».
Слуга покидает группу и следует за ней в беседку, обвитую ветвями жасмина и входит в нее. Марта заговорила, все еще следя одним глазом за домом, который виден сквозь густое переплетение ветвей: «Выслушай меня внимательно. Когда все слуги войдут в дом, и я отдам им распоряжение заняться делами внутри, ты пойдешь к стойлам, выберешь одну из самых быстрых лошадей и оседлаешь ее… Если кто-нибудь случайно увидит тебя, скажи, что ты едешь позвать врача… Ты не солжешь и я не учу тебя лгать, потому что я действительно посылаю тебя к благословенному Врачу… Возьми с собой немного корма для лошади и немного пищи для себя и этот кошелек для возможных нужд. Выедешь из дома через малые ворота и поедешь по вспаханному полю, где копыта не производят шума. Затем поедешь по Иерихонской дороге галопом, не останавливаясь даже ночью. Ты понял? Ты не должен останавливаться. Новая луна будет освещать тебе дорогу, если станет темно, пока ты все еще будешь в пути. Запомни, что жизнь твоего хозяина находится в твоих руках и зависит от твоей скорости. Я полагаюсь на тебя».
«Госпожа, я буду служить тебе, как верный раб».
«Пезжай к броду Бетабара. Пересеки реку и езжай к деревне, которая после Вифании на противоположном берегу Иордана. Ты знаешь… где Иоанн крестил в самом начале».
«Я знаю. Я тоже ходил туда, чтобы очиститься».
«Учитель находится в той деревне. Любой укажет тебе дом, где Он гостит. Но будет лучше, если ты будешь следовать вдоль берегов реки, вместо того, чтобы ехать по главной дороге. Тогда ты не будешь очень заметен и сможешь сам найти этот дом. Он первый на единственной дороге в этой деревне, которая ведет от деревни к реке. Ты не сможешь ошибиться. Это низкий дом без террасы или верхней комнаты, с огородом, огороженным низкой изгородью из боярышника и маленькой калиткой, я думаю, изгородью, в любом случае. Это ясно. Повтори эти подробности».
Слуга терпеливо повторят их.
«Все правильно. Попроси разговора с Ним наедине, и скажи Ему, что твоя госпожа послала тебя, чтобы сообщить Ему, что Лазарь очень плох, что он умирает, что мы больше не можем выдерживать, что Лазарь хочет Его видеть и просит Его немедленно, сразу же приехать, во имя милосердия. Ты понял?»
«Да, понял, госпожа».
«Затем немедленно возвращайся сюда, чтобы никто не заметил твоего отсутствия. Возьми с собой фонарь, тебе он понадобится, когда станет темно. Иди, поспеши, скачи галопом, гони лошадь во весь опор, но возвращайся побыстрее с ответом Учителя».
«Я сделаю это госпожа».
«Теперь иди. Видишь? Все вошли в дом. Иди немедленно. Никто не увидит тебя делающим приготовления. Я сама принесу тебе немного еды. Иди! Я оставлю еду на пороге малых ворот. Иди! И да пребудет с тобой Бог. Иди!...»
Она с нетерпением подталкивает его, затем спеша, но осторожно возвращается в дом, вскоре после этого крадучись выскальзывает из задней двери на южной стороне дома с маленькой сумкой в руках, идет вдоль изгороди до первой бреши в ней и исчезает из виду…