Прибытие ложных учеников в Сихем.
В Ефраиме Иисус восстанавливает язык
немого раба Клавдии Прокулы
7 февраля 1947
Главная площадь в Сихеме. Двойной ряд деревьев, окаймляющих площадь вдоль стен образующих ее домов, благодаря молодой листве превращается в весеннее время в своего рода галерею. Солнце играет среди нежных листочков платанов, проектируя на землю узор света и теней. Бассейн в центре площади в солнечном свете подобен серебряному блюдцу. Группы людей тут и там ведут переговоры о своих торговых сделках.
Несколько человек, которые, очевидно, незнакомы остальным, так как все спрашивают, кто они, входят на площадь, осматриваются и подходят к ближайшей к ним группе. Они обмениваются приветствиями к удивлению всех. Но когда они говорят: «Мы ученики Учителя из Назарета», все недоверие заканчивается, и несколько человек идут, чтобы сообщить об этом другим группам, тогда как оставшиеся спрашивают: «Вас послал Он?»
«Да, Он, с очень секретной миссией. Ребе в великой опасности. Никто больше не любит Его в Израиле и Он, Который так добр, просит вас, по крайней мере, оставаться верными Ему».
«Но это именно то, чего мы хотим! Что нам делать? Чего же Он хочет от нас?»
«О! Он ничего не хочет кроме любви. Потому что Он слишком полагается на защиту Бога. И на то, что говорят в Израиле. Но вы не знаете, что Он был обвинен в сатанизме и мятеже. Знаете ли вы, что это означает? Репрессии римлян против всех. И мы, уже настолько несчастные будем поражены даже суровее (, чем остальные)! И мы будем осуждены святыми нашего Храма. Это определенно, что римляне…
2. Также ради вас самих, вам следует начать действовать и убедить Его, чтобы Он защитил Себя и защитить Его, и сделать почти, нет, сделать окончательно невозможной ситуацию, при которой Он может быть схвачен и объявлен опасным, не имея подобных намерений. Убедите Его удалиться на гору Геризим. Там, где Он сейчас, Он слишком уязвим, и не смягчает гнева Синедриона и подозрений римлян. Геризим, конечно, полномочен, и имеет право быть убежищем! Не имеет смысла говорить об этом Ему. Если бы мы сказали Ему, то Он бы сказал, что мы прокляты, потому что советуем Ему быть трусливым. Но это не так. Это любовь. Это благоразумие с нашей стороны. Нам не позволено говорить. Но вы можете! Он любит вас. Он уже предпочитает ваш регион остальным. Так организуйтесь, чтобы принять Его. Потому что вы, по крайней мере, узнаете достоверно, любит ли Он вас или нет. Если Он отвергнет вашу помощь, то это означало бы, что Он не любит вас, и тогда было бы лучше, чтобы Он пошел куда-нибудь в другое место. Потому что, поверьте нам, - мы говорим вам это со скорбью, - Его присутствие опасно для тех, кто оказывает Ему гостеприимство. Но вы, конечно, лучшие из Его поклонников и вы не беспокоитесь об опасностях. Однако, если вы рискуете (подвергнуться) репрессиям римлян, то справедливо чтобы вы сделали это ради взаимной любви. Мы советуем вам это ради блага всех».
«Вы правы. И мы поступим так, как вы говорите. Мы пойдем к Нему…»
«О! Будьте осторожны! Он не должен знать, что это предложение исходит от нас!»
«Не беспокойтесь! Не бойтесь! Мы знаем, что делать. Конечно! Мы покажем людям, что презираемые самаряне в деле защиты Христа стоят сотен и тысяч иудеян и галилеян. Пойдемте, пойдемте к нам домой, вы посланцы Господа. Это то же самое как если бы Он Сам пришел к нам! Самария так долго ждала любви слуг Божьих!»
Они уходят, окружив тех, кого я, и я не думаю, что ошибусь, назвала бы эмиссарами Синедриона. И они при этом говорят: 2 Мы понимаем, что Он любит нас, потому что это вторая группа учеников, которую Он посылает к нам за несколько дней. И мы поступили правильно, оказав гостеприимство первой группе. Правильно быть столь добрыми к Нему из-за маленьких детей умершей женщины из нашего города! Отныне Он знает нас…»
И они удаляются, выглядя счастливыми.
…………..
3. Все жители Ефраима высыпали на улицы, чтобы увидеть необычное зрелище: процессию римских повозок, проходящую через город. Это множество повозок и крытых паланкинов, по обеим сторонам которых идут рабы. Впереди процессии идут и замыкают ее легионеры. Люди обмениваются жестами взаимопонимания и перешептываются. Когда процессия достигла перекрестка дорог на Вефиль и Раму, она разделилась на две части. Повозки и паланкины остановились вместе с эскортом вооруженных людей, тогда как остальные продолжили движение.
Шторы паланкина на мгновение отдернула белая рука женщины, усеянная драгоценностями, манящая главного из рабов, чтобы он подошел к ней. Мужчина молча повинуется. Он слушает. Затем он подходит к группе любопытных женщин и спрашивает: «Где Ребе из Назарета?»
«Он живет в том доме. Но в это время дня Он обычно у ручья. Там есть маленький островок, около тех ив, вот там, где этот тополь. Он остается там и молится весь день». Мужчина возвращается и докладывает. Паланкин вновь трогается с места. Повозка остается там, где была. Солдаты сопровождают паланкин до берегов ручья и преграждают путь. Только паланкин движется вдоль ручья до островка, который в течение весеннего сезона полностью зарос, превратившись в огромные непроницаемые заросли трав, увенчанные стволом и серебристой листвой тополя. Носильщики, повинуясь приказу, с подоткнутыми одеждами входят в воду и паланкин переносится на другую сторону небольшого водного потока.. Из него выходит Клавдия Прокула вместе с вольноотпущенницей и кивает темнокожему рабу, сопровождавшему паланкин, чтобы он следовал за ней. Остальные возвращаются на берег речки.
4. Клавдия, сопровождаемая двумя людьми, идет по островку, направляясь к тополю стоящему в его центре. Высокая трава заглушает шум шагов. Таким образом она достигает того места, где Иисус, погруженный в мысли, сидит у подножия дерева. Она зовет Его, сама продолжая идти к Нему, тогда как повелительным жестом останавливает двух своих верных служителей там, где они были.
Иисус поднимает глаза и сразу встает, как только увидел женщину. Он приветствует ее выпрямившись, прислонившись к стволу тополя. Он не проявляет ни удивления, ни недовольства или раздражения вторжением.
Поприветствовав Его, Клавдия прямо переходит к существу дела: «Учитель. Несколько человек пришли ко мне, или, вернее, к Понтию… Я не произношу длинных речей. Но так как я восхищаюсь Тобой, я говорю Тебе то, что я сказала бы Сократу, если бы жила в его дни, или какому-нибудь другому добродетельному человеку, которого несправедливо преследуют: “Я не могу сделать очень многого, но хочу сделать то, что могу”. А пока я буду писать туда, куда это возможно для меня, чтобы сделать это, чтобы защитить Тебя… и чтобы Ты стал сильнее. Так много недостойных людей сидят на тронах или занимают высокие должности…»
«Домина, Я не просил у тебя почестей или защиты. Пусть истинный Бог вознаградит тебя за твои мысли. Но отдай ваши почести и защиту тем, кто страстно желает их. Я не жажду их».
«Ах! Ты такой и есть! Это то, что я хотела (услышать)! Так что Ты на самом деле тот Праведный Человек, которого я предвидела! А остальные, Твои никчемные клеветники! Они приходят к нам и…»
«Тебе не нужно говорить Мне об этом, Домина. Я знаю».
«Знаешь ли Ты также, что они говорят, что из-за Своих грехов Ты утратил всю Свою силу и, следовательно, живешь здесь как изгой?»
«Я знаю также и это. И Я знаю, что тебе было легче поверить в последний слух, чем в первый, потому что твой языческий ум может обнаружить человеческую силу или человеческую низость в человеке, но он еще не может понять, что такое сила духа. Ты разочарована вашими богами, которые в вашей религии представляются постоянно конфликтующими и имеющими такую несовершенную силу, которая легко подвергается взаимным ограничениям из-за их конфликтов. И ты думаешь, что истинный Бог такой же, как они. Но это не так. Когда ты увидела Меня в первый раз, Я исцелил прокаженного, Я обладаю этой силой и сейчас. И таким же Я буду, когда буду казаться полностью уничтоженным. 5. Это твой немой раб, не так ли?»
«Да, Учитель».
«Скажи ему, чтобы подошел»
Клавдия издает крик, и мужчина подходит и простирается на земле между Иисусом и своей госпожой. Его бедное сердце дикаря не знает, кого он должен почтить больше. Он боится, что если почтит Христа больше, чем свою госпожу, то за это его могут наказать. Но при всем этом, бросив умоляющий взгляд на Клавдию, он повторяет тот жест, который он сделал в Кесарии: он берет босую стопу Иисуса в свою большую темную руку и, прикоснувшись лицом к земле, ставит стопу Иисуса себе на голову.
«Домина, слушай. Что, по-твоему, легче, завоевать царство, или заставить вырасти вновь часть человеческого тела, которой больше не существует?»
«Завоевать царство, Учитель. Удача сопутствует смелым. Но никто, то есть, только Ты можешь оживить мертвого человека и даровать глаза слепому».
«Почему?»
«Потому что… Потому что Бог может сделать все».
«Значит, по-твоему, Я Бог?»
«Да… или, по крайней мере, Бог с Тобой».
«Может ли Бог быть с грешным человеком? Я говорю об истинном Боге, не о ваших идолах, которые являются образами расстроенного сознания тех людей, которые хотят, чтобы то, что они воспринимают, существовало, не зная, что это, и они воображают иллюзии, чтобы удовлетворить свои души».
«Нет. Я бы так не сказала. Даже наши жрецы теряют свою силу, как только они впадают в грех».
«Какую силу?»
«Ну… способность читать знаки неба и ответы жертв, полеты и песни птиц. Ты знаешь… авгуры, гаруспики…»
«Я знаю. Так? Смотри. Подними свою голову и открой свой рот, человек, которого жестокая человеческая власть лишила дара Божьего. И по воле истинного, единственного Бога, Творца совершенных тел, имей то, что человек отобрал у тебя».
Он вкладывает свой белый палец в раскрытый рот немого человека. Вольноотпущенница из любопытства не смогла остаться на том месте, где была, и подошла поближе, чтобы лучше видеть. Клавдия нагнулась, чтобы получше рассмотреть. Иисус удаляет Свой палец, восклицая: «Говори, и используй возрожденный член тела для хвалы истинному Богу». И, совершенно внезапно, подобно реву трубы, из инструмента до сих пор немого, гортанный, но ясный крик, отвечает: «Иисус!» и негр падает на землю, плача от радости, и он лижет, он действительно лижет босые стопы Иисуса, в точности как это делала бы благодарная собака.
«Потерял ли Я Свою силу, Домина? Дай этот ответ тем, кто высказывает такие косвенные намеки. А ты… встань и будь хорошим, думая о том, как сильно Я возлюбил тебя. Я поместил тебя в Свое сердце с того дня в Кесарии. И вместе с тобой всех тех, подобных тебе, к которым относятся как к товарам, считая их низшими даже по сравнению со зверями, тогда как они люди, равные Цезарю по пониманию и, возможно, лучше его благодаря доброй воле своих сердец… 6. Ты можешь идти, Домина. Мне больше нечего сказать».
«Да. Есть еще что-то. Это факт, что я засомневалась… что я, с печалью, почти поверила тому, что они говорили о Тебе, И не только я. Прости всех нас, за исключением Валерии, которая никогда не меняла своего отношения к Тебе, нет, ее вера в Тебя стала более непоколебимой, чем когда-либо. И еще осталось принять мой подарок: этого человека, поскольку он больше не сможет служить мне, так как уже может говорить, и мои деньги».
«Нет. Ни его, ни деньги».
«Значит, Ты не простил меня?»
«Я прощаю также тех из Моих людей, которые виновны вдвойне, потому что не знают Кто Я. Мог ли Я не прощать всех вас, лишенных, как ты, божественного знания? Вот. Я сказал, что Я не приму твоих денег или этого человека. Сейчас Я приму и его и деньги, и с помощью денег Я освобожу этого человека. Я возвращаю тебе твои деньги, потому что Я покупаю этого человека. Я покупаю его, чтобы освободить, чтобы он мог вернуться в свою страну, чтобы рассказывать, что на Земле есть Человек, Который любит всех людей, и чем больше Он видит их несчастье, тем больше Он любит их. Сохрани свой кошелек».
«Нет, Учитель, он Твой. Человек точно так же свободен. Он был моим. Я отдала его Тебе. Ты освободил его. Для этого не требуется никаких денег».
«Хорошо… У тебя есть имя?» - спрашивает Он у человека.
«Мы насмешливо называли его Каллисто[1], Но когда он был пойман…»
«Это не имеет значения. Сохрани это имя и оправдай его, став очень красивым своим духом[2]. Иди. Будь счастлив, потому что Бог спас тебя».
Иди! Негр не устает целовать и повторять: «Иисус! Иисус!» Он вновь кладет стопу Иисуса на свою голову со словами: «Ты. Мой единственный Учитель».
«Я твой истинный Отец. Домина, ты возьмешь на себя его возвращение в свою страну. Используй деньги для этого и отдай ему оставшиеся. До свидания, Домина. И никогда не слушай голосов тьмы. Будь праведной И стремись познать Меня. До свидания, Каллисто. До свидания, женщина».
И Иисус завершает разговор, перепрыгнув через ручей на сторону противоположную той, где находится паланкин, и исчезает среди кустов, ив и зарослей камыша.
7. Клавдия зовет носильщиков паланкина и вновь садится в него с задумчивым выражением лица. Но если она молчит, то вольноотпущенница и освобожденный раб говорят за десятерых и даже легионеры забыли о своей строгой дисциплине в присутствии чуда возрожденного языка. Клавдия слишком погружена в свои мысли, чтобы приказать им замолчать. Полулежа в паланкине, одним локтем опершись на подушки, поддерживая свою голову рукой, она ничего не слышит. Она погружена в мысли. Она даже не замечает, что вольноотпущенница не с ней, а болтает как сорок с носильщиками паланкина, пока Каллисто разговаривает с легионерами, которые если и сохраняют строй, но только не молчание. Для этого они слишком взволнованы!
Возвратившись тем же путем, они достигают перекрестка дорог на Вефиль и Раму; паланкин покидает Ефраим, чтобы присоединиться к остальной процессии.
[1] Каллисто – в греческой мифологии спутница (нимфа-охотница) Артемиды, обольщенная Зевсом, явившимся ей в облике Аполлона. Превращенная в медведицу Артемидой, чтобы спасти ее от мести Геры. (Мифы народов мира том 1. М. 1980) – примечание переводчика.
[2] Каллисто на самом деле является греческим словом, означающим «очень красивая, очень статная».