В годы правления Диоклетиана (284-305) на смену принципату пришла новая политическая система - доминат (от лат. «господин»).
Императорская власть официально стала абсолютной и священной, что сопровождалось усложнением пышного церемониала, увеличением двора и созданием религиозного культа богочеловека - императора. Была создана стройная и необычайно разветвленная бюрократическая система, охватившая все стороны жизни римского населения. Диоклетиан провел административную реформу, увеличив количество провинций и нанеся, таким образом, удар по всевластию наместников (на провинции была разделена даже Италия, окончательно приравненная к периферии). Была проведена и военная реформа - увеличено количество легионов при уменьшении численности их состава (что опять же уменьшало опасность солдатских мятежей и гражданских войн); армию разделили на мобильные части и пограничные войска оседлых колонистов, куда в большом количестве набирались варвары.
Приводилась в порядок налоговая система, хотя налоги и выросли, но были установлены строгие правила их сбора для всей империи, проведена дифференциация уровня сборов в зависимости от плодородия почвы, количества урожая и т. п. (При этом новая система привела к закреплению работников сельского хозяйства на одном месте.) Диоклетиан боролся с инфляцией, установил максимальные цены на все продаваемые товары и транспортные перевозки, а также единую по всей империи максимальную заработную плату для всех наемных работников. Он вел широкомасштабное строительство, не без успеха воевал с варварами в Мезии и Паннонии, подавлял восстание в Египте, отражал набеги сарматов.
Что касается политики касательно религии, то в конце правления Диоклетиана начались гонения на христиан. В 302 г. Диоклетиан даже исключил из армии офицеров и солдат, исповедовавших христианство. Идейным вдохновителем гонений, по мнению многих современников тех событий, был Галерий.
|
Пытаясь определить политическую историю Римской империи на долгие годы вперед, Диоклетиан учредил так называемую тетрархию - правление четырех. Итак, наибольшим политическим злом эпохи, предшествовавшей правлению Диоклетиана, была узурпация власти, ставшая совершенно обычным явлением в III в.
Принципат не выработал четкой системы наследования власти. Для того чтобы покончить с этим наследием, Диоклетиан и ввел систему тетрархии. Помимо вопросов наследования для введения четырехвластия у него были и другие причины. Император понимал, что эффективно управлять огромной империей самостоятельно, даже разъезжая по ней, как в свое время Адриан, он не может.
Официального разделения империи при этом не было, хотя каждый август имел свою армию, своего преторианского префекта (управлявшего бюрократическим аппаратом) и свою резиденцию. Рим с этого времени утрачивает свое значение как столица: резиденцией Диоклетиана была Никомедия на востоке, а Максимиана - Медиолан (Милан) на западе. Эдикты и рескрипты издавались августами совместно, но инициатором всего законодательства оставался Диоклетиан.
Следующим шагом в создании новой политической системы стало назначение в 293 г. двух цезарей - помощников и заместителей каждого из августов - Гая Галерия (при Диоклетиане) и Констанция Хлора (при Максимиане). Оба цезаря были земляками Диоклетиана, все же четыре правителя были выходцами из низов. Констанций взял в жены
|
Феодору, падчерицу Геркулия, а Галерий женился на дочери Диоклетиана Валерии. Новая система предусматривала переход всей полноты власти к цезарям в случае внезапной смерти или отречения августов. Предполагалось, что через 20 лет оба августа отрекутся от престола и возведут в этот сан своих цезарей, которые, в свою очередь, провозгласят цезарями двух своих полководцев.
Разделение полномочий тетрархов
Вся Римская империя была разделена на четыре части. «Все галльские земли, лежащие за Альпами, были поручены Констанцию, Африка и Италия - Геркулию, побережье Иллирии вплоть до Понтийского пролива - Галерию; все остальное удержал в своих руках Диоклетиан». Столицами тетрархов стали Медиолан (а затем Равенна) у Максимиана, Трир у Констанция, Сирмий (в Паннонии) - у Галерия и Никомедия - у Диоклетиана. Главными заместителями цезарей и августов по гражданским, финансовым и судебным делам стали префекты претория. (Уже при Константине было завершено оформление из четырех частей империи четырех префектур.)
На всей территории империи продолжали действовать одни законы, издаваемые от имени всех четырех тетрархов. Надо отметить, что основание этой системы было весьма хрупким - в принципе она держалась лишь на взаимном согласии четырех правителей и авторитете ее создателя.
Диоклетиан оставался верховным главнокомандующим, хотя воинские контингенты, находящиеся на территориях, подконтрольных другим членам тетрархии, находились под их непосредственным командованием, что в последующем и стало фактором гражданской войны, разгоревшейся после попытки передачи власти по предложенной Диоклетианом схеме. Впрочем, поначалу идея тетрархии оправдала себя именно в военном отношении. Так, Констанций в Галлии нанес поражение лингонам и алеманнам, а в 296 г. его полководцы вновь овладели Британией. В 297-298 гг. Геркулий закончил войну в Африке. Не столь удачно, но, в общем, успешно закончил войну с персами и Галерий.
|
Диоклетиан впервые посетил Рим в 303 г., когда приехал на празднование двадцатой годовщины своего правления. На следующий год он тяжело заболел, после чего совершил небывалый поступок: 1 мая 305 г. он отказался от власти и заставил поступить так же Максимиана, который вовсе не хотел этого. Власть была передана «младшим тетрархам», Практически сразу между ними и родственниками удалившихся на покой «старших» правителей разгорелась борьба за масть. Системе, созданной Диоклетианом, не суждено было продержаться долго. Она противоречила одновременно созданной им же абсолютистской системе домината: «господин» должен быть один.
- Поздняя античность и современность: сравнительный политический анализ.
Сходства между политической ситуацией в эпоху поздней античности и той, которую можно наблюдать на рубеже 20-21 вв.
Античность | Современность (США) |
частное право, институты гражданства и управления, эффективная система коммуникации и превосходство римской военной организации | система частно-правовых отношений, институты власти, экономической, технологическое и военно-стратегическое лидерство |
резкое политическое, экономическое, культурное разделение на римлян и «варваров» | резкое политическое, экономическое, культурное разделение на «золотой миллиард» и остальное человечество |
доминирование Римской державы | доминирование глобальной державы США |
поворот от экономического доминирования западных областей к восточным провинциям | поворот от экономического доминирования западных областей к восточным провинциям |
постепенная деградация республиканского правления при сохранении внешних атрибутов | кризис демократии в странах Запада при сохранении внешних атрибутов |
высокое хозяйственно-технологическое развитие Рима | высокое хозяйственно-технологическое развитие США и стран «золотого миллиарда» |
Противостояние Рима и Китая с варварами | Противостояние США с исламским миром |
Демографические сдвиги внутри Римской империи (рост числа рабов, вольноотпущенников и варваров) | Демографические сдвиги внутри стран Запада (рост иммигрантов из стран «третьего мира» |
Падение религиозности Духовный кризис |
Несмотря на важные параллели с эпохой поздней античности, в мировом политическом развитии присутствует целый ряд качественно новых моментов. Полит. процессы носят более гибкий и многовариантный характер, чем в античном мире. Античный опыт не утратил своей актуальности. По-прежнему злободневными остаются вопросы: как не допустить выраждение демократии в олигархию и тиранию, превращения римской республики в империю, как предотвратить столкновения различных цивилизаций.
- Образ Рима в политике и культуре XX века
“Все дороги ведут в Рим”. Стоит ли в тысячный раз заниматься образами мирового величия бессмертного города, города-империи, раздающего в пространствах исторических вечностей метафизические лицензии и индульгенции всевозможным и всяческим локальным урбанистическим проектам — состоявшимся и не очень?
Память и политика используют образные консонансы и диссонансы одновременно, давая понять непреходящую амбивалентность любых политических смыслов, именно в этой со-временности даны нам острые или глубокие коллизии политических решений и действий. Хронотопы и топохроны великих политических событий раздвигают узкие и тесные поначалу пространства очевидных исторических и политико-географических последствий, становясь геологическими образами тектонических — историософских и геософских — разломов, нарушений и сдвигов. Тут-то опять и возникает вдруг Рим как несомненное свидетельство протяженного, многообразного, “симфонического” политического произведения, многовекового авторского опуса политических и религиозных деятелей, писателей, художников и архитекторов, не подозревавших иногда о своей коллективно-меморативной судьбе, компонующей захватывающую римскую стратиграфию мировых политико-географических образов.
Что, если Рим есть торжество главнейших оксидентальных образов, распространяющих свое политическое господство на смежные, сегодня слабо конкурентные образные поля? Что, если Рим — арена полновластной мечты о не простой, но сакрально-географически обустроенной мировой империи, в которой центр, вне зависимости от физических размеров политической территории, уже является средоточием автономной пространственной ностальгии по не захваченным и не присоединенным пока неведомым землям? Что, наконец, если Рим, преображая свою собственную историю и географию, являет нам пример столицы, чья драматическая топография порождает многомерные, объемные, голографические ведуты абсолютной, тотальной политической жизни, забывающей в игровом азарте и чехарде политических режимов о фиксации уже сотворенных здесь и теперь ландшафтов политической памяти?
Pax Romana не видел миров, освященных хоть какой-либо другой политической моралью, кроме той, какую он внедрял настойчиво и уверенно на пансредиземноморском пространстве, осознаваемом по-имперски рублено, четко, штампованно. И дело было не в неизбежных поражениях туземных царьков или гордых в своей доведенной до состояния бессмысленной окаменелости белоснежной античности эллинистических владык, не осознающих всей непредставимой военной и идеологической мощи римских легионов. Трезвый фатализм многих антиримских политиков заключался в понимании поистине природной, естественной, органической силы римского политического разума, впервые построившего весьма совершенное и устойчивое здание пространственной организации, блюдущей этику взаимной государственной ответственности — в котором память рассматривается как новый и эффективный материал унитарного мироустроения.
Римский нарратив структурирует пространство политики на уровне профессионального “беспамятства”, сплошной ненарочитой забывчивости президентов, королей и министров, когда стремление к демонстрациям и презентациям якобы имперских амбиций натыкается на проседание, оседание самой “почвы” почти своего дискурса. Рим не терпит показных паломничеств к великим образам уникальности места, чей политический гений представляет собой беспримерное пространство событий, берущих историческое время в онтологический плен. Цезарь и Август, Траянова колонна и Колизей, Собор Святого Петра и вилла Тиволи, Ганнибал и Микеланджело, Вергилий и Святой Павел, Карл Великий и Николай Гоголь — нескончаемая вереница имен и сооружений окружает нас ментальной протоплазмой, в которой политическое действо, эксплуатирующее римские шлейфы и ореолы, обязано строго дистанцироваться посредством “снижающих” и профанирующих ситуацию знаков и символов настоящей, присутствующей на дворе.
Политика любит использовать образы, сконцентрированные, сгущенные каким-либо одним географическим образом. Здесь есть удобство, здесь есть хорошо заранее “упакованные” стереотипы, здесь есть сливки памяти, долженствующей подчеркнуть необходимость политической современности. Образ Рима несомненно предоставляет упомянутые меморативные и коммеморативные услуги, но сила его, по существу, — метагеографическая. Рим размещается в центре метагеографической карты, на которой обозначены образы-топосы, образы-архетипы, характеризующие своим метагеографическим положением генеральные топики всякой претендующей на мировое значение политики.
Второй Рим. Третий Рим. Тридцать Третий Рим. И так далее. Образные зеркала множат, размножают и тиражируют образы-архетипы, чья общественная и сакральная ценность общепризнана. Рим колесит по земной поверхности, меняя ее не только политически, но и географически, придавая ее отдельным локусам черты и признаки других, возможно, менее видимых каждому, но от того не менее, а гораздо более значимых пространств — пространств политической памяти римского образца; пространств, облаченных в суровую римскую тогу; пространств, имперская самоидентификация которых ведет к интенсивной работе по воспроизводству и наращиванию механизмов образно-географической абсорбции, позволяющих проводить политики, опирающиеся исключительно на места-памяти, памяти-места, местопамяти.
Культура
Расцвет римского искусства приходится на I -II вв. н.э. В рамках этого этапа стилистические особенности памятников позволяют различить: ранний период -- время Августа, первый период -- годы правления Юлиев - Клавдиев и Флавиев, второй -- время Траяна, поздний период -- время позднего Адриана и последних Антонионов. Времена Септимия Севера, как ранее Помпея и Цезаря, при этом, очевидно, следует считать переходными. С конца правления Септимия Севера начинается кризис римского искусства.
Все художественное творчество Европы от средневековья до наших дней несет на себе следы сильного воздействия римского искусства. Внимание к нему всегда было очень пристальным. В идеях и памятниках Рима многое поколения находили нечто созвучное своим чувствам и задачам, хотя специфика римского искусства, его своеобразие оставались нераскрытыми, а казались лишь позднегреческим выражением античности. Историки от Ренессанса до ХХ века отмечали в нем различные, но всегда близкие их современности черты. В обращении итальянских гуманистов XV - XVI вв. к древнему Риму можно видеть социально-политические (Кола ди Риенцо), просветительско-моралистские (Петрарка), историко-художественные (Кирияк Анконский) тенденции. Однако сильнее всего воздействовало древнеримское искусство на архитекторов, живописцев и ваятелей Италии, по-своему воспринимавших и трактовавших богатейшее художественное наследие Рима. В XVII в. древнеримским искусством заинтересовались ученые других европейских стран. Это было время интенсивного сбора художественного материала, период "антикварный", сменивший гуманистический, ренессансный. Революция XVIII в. во Франции пробудила внимание французских ученых и художников к римскому искусству. Тогда же возникло научно-эстетическое отношение к древнему наследию. И.Винкельман, в отличие от деятелей "антикварного" периода, выступил представителем просветительской философии своего времени, создателем истории древнего искусства. Правда, он еще относился к римскому искусству как к продолжению греческого. В конце XVIII - начале XIX в. древнеримским искусством начали заниматься уже не частные лица, а государственные учреждения Европы. Финансировались археологические раскопки, основывались крупные музеи и научные общества, создавались первые научные труды о древнеримских произведениях искусства.
Попытки философского осмысления сущности и специфики древнеримского искусства были сделаны в конце XIX в. Ф.Викгофом и А.Риглем.
Ценным теоретическим исследованием явилась также книга О.Бренделя "Введение в изучение искусства древнего Рима", где рассмотрены различные точки зрения на древнеримское искусство от Ренессанса др наших дней.
.