Толстой и арабские страны 7 глава

В ответном письме Толстой сообщил, что разрешает переводчикам и издателям всех стран безвозмездно переводить и издавать его сочинения.

Наряду с подобными письмами но прекращается в последние годы и ноток обращений к нему разных лиц, возмущенных зверствами колонизаторов в Африке.

Известный американский ученый и путешественник Оливер Бейнбридж, проведший много лет среди диких племен Африки, узнав о большом интересе русского писателя к Африке, предлагает ему подробные сведения и материалы об этом континенте⁸⁰.

Молодой англичанин Карл Хардинг, участник войны в Южной Африке, пишет Толстому 26 августа 1910 г.:

«Мне хочется, чтобы наши руки сомкнулись через все то огромное пространство, которое нас разделяет. Я — ревностный последователь Ваших идей. Пришлите мне весточку, чтобы подбодрить меня на моем нелегком пути.

Я еще молод и только вступаю на путь борьбы за мир и социальную справедливость — поприще, на котором я надеюсь принести пользу. Я видел все ужасы войны в Южной Африке и хочу сделать все, что в моих силах, чтобы такое безумие не повторилось в будущем».

О себе автор письма сообщает, что он работает на ферме «Братья Кэдбери», где производятся известные во всем мире шоколад и какао. Письмо заканчивается словами:

«Надеюсь, Вы еще долго будете жить и продолжать свое благородное дело. Здесь много Ваших последователей»⁸¹.

Об этом же пишет молодой голландец Френсис Гильдместер, сражавшийся в Южной Африке на стороне буров: «Глубокоуважаемый граф, я сейчас работаю в Голландии над тем, чтобы организовать среди молодежи Общество борьбы против милитаризма. Мне всего 23 года, и вы подумаете, что я еще молод. Но ведь именно в этом возрасте люди служат солдатами. Я прошу вас сообщить мне адреса нескольких русских молодых людей, с которыми я мог бы установить связь. Я хотел бы в связи с мировой конференцией в Гааге создать Международное общество молодых людей разных стран, сочувствующих идеям мира.

Мне доводилось находиться во время англо-бурской войны в Южной Африке, и я видел, как были убиты 24 тысячи ни в чем не повинных женщин и детей. А что этим достигла Великобритания?

Мы, молодые люди всех стран, должны активно сотрудничать друг с другом, чтобы в решающий час мы могли вместе сказать: "Нас хотят принудить проливать кровь за чуждые нам интересы, но мы не будем делать того, что противно нашей совести »⁸².

Поддержки Толстого ищет и основанная в Африке в 1908 г. антирасистская «Лига всеобщего братства». Она просит его принять на себя почетное звание вице-президента Общества. В приложенной к письму программе «Лиги» содержатся следующие положения:

«Мы утверждаем, что все люди родились свободными и равными в своих естественных правах и подлежат защите против несправедливости, угнетения и зла. Мы надеемся, что все люди доброй воли объединятся в едином братстве для совместной борьбы за мир и справедливость»⁸³.

К Толстому обращаются и многие европейцы, кто возмущен несправедливыми действиями колонизаторов в Африке. Так, англичанка Л. Анстинс пишет из Лондона:

«Дорогой сэр! Несколько лет назад я прочитала некоторые из Ваших несравненных книг и брошюр и думаю, что Вы — самый подходящий человек, с которым можно посоветоваться по нижеследующему поводу. Один из членов моей семьи вернулся недавно из Южной Африки, где в качестве официального лица узнал много страшного об обращении с арестованными туземцами. Я хочу публично разоблачить это злодеяние, но как лучше это сделать? Назвать имя близкого мне человека я не могу, так как он сам этого не желает, но, может быть, это и не нужно?

Он узнал, что цветных арестантов и китайцев бьют немилосердно и с ними жестоко обращаются по приказу начальника тюрьмы, пьяного грубияпа, который срывает злобу на своих жертвах. Он мучает и истязает их самым ужасным образом, не останавливаясь ни перед чем.

Арестованные, как рабы, работают в рудниках, а тюремщики и надзиратели получают за каждого из них по доллару или около того в качестве поощрения за то, чтобы подгонять их и заставлять выполнять р.аданную норму.

Арестовать человека — дело выгодное для полиции, и она так и делает по каждому придуманному ею поводу, например за отсутствие паспорта, который она сама предварительно уничтожила.

В отношении смертной казни царит отвратительный произвол: туземцев и китайцев убивают, как овец.

Возможно ли все это разоблачить и вырвать власть из рук порочных и корыстных людей?

Искренне Ваша

мисс Л. Анстинс» ⁸⁴.

На эти письма, как и на аналогичные обращения, поступавшие ранее, Толстой отвечает и личными посланиями, и статьями, и воззваниями, которые публикуются в мировой печати. Таковы его статьи: «Не убий никого» (1907), «Закон насилия и закон любви» (1908), «Неизбежный переворот» (1909), «Действительное средство» (1910) и др. Таковы и его письма этих лет, в частности письма к Ганди в защиту индийских рабочих от южно-африканских расистов. Голос Толстого звучал на весь мир, обличая рабство, угнетение и социальную несправедливсть.

Интерес к Африке не ослабевал у Толстого и в самые последние годы его жизни.

Летом 1909 г. в Россию приехал из Парижа выдающийся русский ученый И. И. Мечников и вскоре отправился в Ясную Поляну, где провел целый день в беседах с Толстым. Это был большой разговор двух мыслителей о современной цивилизации, о судьбе человечества, о положении народов в современном мире. В числе других тем была затронута и проблема Африки, в частности вопрос о судьбе ее народностей, находящихся на самой низкой ступени развития. И. И. Мечников проявил осведомленность о положении племен Черной Африки, об их жизненном укладе, верованиях и психологии. Толстого эти рассказы очень заинтересовали, и он попросил Мечникова прислать ему какие-нибудь достоверные книги с описанием жизни диких племен Африки.

Позднее, в очерке «День у Толстого в Ясной Поляне» И. И. Мечников так воспроизвел эту беседу:

«Когда в ответ на слова Толстого о людоедстве я сказал, что в Центральной Африке, в Конго, существуют негритянские племена, у которых победители поедают своих пленников, и когда я рассказал ему подробности о том, как это делается, то Лев Николаевич пришел в волнение и спросил, существуют ли у таких негров какие-нибудь религиозные представления. Я ответил, что им но чуждо поклонение предкам, что религия их сходна с верованиями многих других дикарей и что людоеды Конго считаются не более злыми и дурными, чем их соплеменники, не едящие человеческого мяса. Людоедство в Центральной Африке путешественники объясняют распространением болезни тце-тце (нагана), которая до такой степени губительна для животных, что делает их разведение невозможным. При таких условиях, ввиду инстинктивной потребности в мясе, негры и прибегали к поеданию себе подобных.

Толстой настолько заинтересовался этими сведениями, что просил меня прислать ему подробные данные об этом вопросе и еще при прощании сказал моей жене, чтобы она мне напомнила сделать это. Вскоре после возвращения в Париж я выслал ему несколько статей французских путешественников, побывавших в Конго»⁸⁵.

Жена И. И. Мечникова, Ольга Николаевна, присутствовавшая при беседе мужа с Толстым, в письме к В. А. Чи-стович писала: «Когда Илья Ильич рассказывал ему про антропофагов в Конго, он прямо стонал, как от физической боли... Здесь проявилась его необыкновенная отзывчивость и чувствительность. Он ближе всех нас, гораздо более молодых, принимал к сердцу эту жестокость и, видимо, страдал от нее»⁸⁶.

По возвращении в Париж Мечников, как мы уже упомянули, прислал Толстому книгу Эдуарда Фоа «Путешествие по Африке от Замбези до Французского Конго», и Толстой прочитал ее с большим интересом. Осмысливая прочитанное применительно к своей религиозно-нравственной доктрине и задумавшись над тем, что произошло бы, если бы дикие племена-людоеды набросились на людей, исповедующих принцип непротивления злу насилием, Толстой записал в дневнике:

«Вечером читал о людоедах в Африке и думал об отношениях с ними христиан, разумеется, непротивляющихся. И сначала смутился, но потом одумался и понял, что, во 1-х, если и побьют многих, неизбежно будут удивлены и пожелают воспользоваться их добротой и самоотречением, а потом и поймут, глядя на их всегдашнее довольство, преимущество их понимания жизни» (57, 148).

Иными словами, дикие племена Африки в соприкосновении с народами, ведущими высоконравственный образ жизни, неизбежно будут удивлены «их добротой и самоотречением» и вскоре поймут преимущество их «понимания жизни» и последуют их примеру. Это рассуждение полемически направлено против главной мысли автора книги, Эдуарда Фоа, будто между дикими племенами Африки и цивилизованным человечеством лежит непроходимая пропасть. Насчет того, что людоеды набросятся на другие народы и «побьют многих», Толстой далее отметил в дневнике: «Ну да это может и не быть» (57, 148). А главное — это то, что нельзя, как это делает автор книги, считать отсталые племена враждебными остальному миру, ибо нельзя делить человечество на «диких» и «святых». «Одно несомненно, — записал Толстой далее в дневнике, — что никогда род человеческий или общества людей не разделятся на два лагеря: одних — диких зверей, а других — святых. В действительности везде, как было, так и есть: весь род человеческий стоит на постепенных в духовном совершенстве состояниях, и между дикими и святыми много промежуточных ступеней, все приближающихся к совершенству любви» (57,148).

Человечество, считал Толстой, развивается постепенно, и вместе с ним в духовном отношении развиваются и отсталые народы Африки. Толстой верил в духовное развитие африканских народов, даже самых отсталых.

Проявляя дальнейший интерес к жизни и судьбе народов Африки, Толстой с 29 июля по 11 августа 1910 г., т. е. за три месяца до кончины, с увлечением читал упомянутую выше книгу французского публициста Пьера Милля «Конго Леопольдвиль». Опираясь на многочисленные документы и собственные наблюдения, автор рассказывает о продолжающейся эксплуатации туземцев бельгийской компанией, о жестоком режиме, установленном для местного населения, об огромных богатствах, выкачиваемых бельгийцами из этой страны. Но христианских миссионеров в Конго он изображает как благодетелей «диких» народов и восторгается тем, как успешно они обращают конголезцев в христианскую веру. В этой связи Толстой прочитал в энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона статью о Конго, но «нашел очень мало» интересующих его сведений⁸⁷. По поводу деятельности миссионеров в Конго он записал в дневнике: «Какая ужасная, или скорее удивительная, дерзость или безумие тех миссионеров, которые, чтобы цивилизовать, просветить "диких", учат их своей церковной вере» (58, 88).

Вероятно, в связи с прочитанной в журнале статьей об Африке Толстой вернулся к книге Эдуарда Фоа, присланной ему Мечниковым. В дневнике А. Б. Гольденвейзера от 8 августа 1910 г. мы находим такие записи:

«Лев Николаевич читал французскую книгу о Конго. Его заинтересовала сравнительная величина Африки и Европы, и мы с ним справлялись в карманном атласе Маркса и в словаре Брокгауза»⁸⁸.

Назавтра разговор о жизни обитателей Конго возобновился. А. Б. Гольденвейзер записал: «Лев Николаевич показал мне песни, помещенные в присланной Мечниковым книге Foa о Конго, и сказал:

— Вот посмотрите песни Конго, одна с "ге" начинается. Кажется, очень миленькая, плясовая»⁸⁹.

А. Б. Гольденвейзер, успевший найти необходимые Толстому сведения, сказал ему:

«А я вам неверно вчера сказал, что в Африке сорок миллионов жителей. Это, оказывается, только без колонистов-европейцев, а всего, кажется, 160 миллионов. То-то мы с вами удивлялись, что так мало»⁹⁰.

Внимательное чтение книги об Африке продолжалось несколько дней, пока Толстой ее не кончил. Как раз в ту минуту, когда он сказал Гольденвейзеру: «Я кончил эту книгу — очень интересно», в комнату вошел домашний врач Душан Петрович Маковицкий и принес Толстому только что полученное на его имя письмо из Африки на португальском языке. Это было письмо от негра из Мозамбика (Восточная Африка) Мануэля Кавако, который горячо благодарил Толстого за его благородную миссию защитника угнетенных народов: «Поверьте, — писал он, — эти слова идут из глубины моего сердца»^9l.

Д. П. Маковицкий, немного знавший португальский язык, перевел с листа это письмо, и Толстой выслушал его с большим вниманием. По словам А. Б. Гольденвейзера, Лев Николаевич с удовлетворением сказал: «Мне это интересно... Я теперь интересуюсь Африкой»⁹².

Это было последнее письмо в африканской почте Толстого. Через три месяца он умер.

Сведения о распространении произведений Толстого в странах Африки (за исключением нескольких наиболее развитых арабских стран) очень скудны. Отсутствие крупных библиотек и национальных библиографий не позволяет в ряде стран получить хотя бы самые первичные материалы на эту тему. Чтобы восполнить этот пробел, Государственный музей Л. Н. Толстого в Москве совместно с Союзом писателей СССР обратился к ряду прогрессивных африканских писателей с просьбой рассказать, какое распространение получили сочинения Толстого в их странах, каково отношение читателей и писателей к ним. Полученные ответы, а также отдельные материалы, которые удалось собрать в научных учреждениях СССР⁹³, позволяют сделать первые, самые общие и заведомо неполные выводы.

Толстой пришел к народам Африки преимущественно на языках тех государств, которые владели ее территориями, т. е. на языках колониальных держав. Из местных языков он переводился только на арабский, на котором говорит примерно 40 миллионов человек. Можно горько сожалеть, что большинство других африканцев (общая численность населения Африки — свыше 180 млн. человек) лишено возможности читать его на родных языках. Вместе с тем нельзя не видеть и значения того факта, что Толстой все же до Африки дошел и, как это показала его переписка с африканцами, оказал известное влияние на ее передовую общественную мысль.

Говоря о распространении сочинений Толстого в среде коренных африканских народов, следует прежде всего учесть, что подавляющее большинство народов, несмотря на завоевание независимости, до сих пор не имеет письменности. Обилие языков, диалектов и наречий, на которых говорят различные этнические группы, не позволяет многим африканским государствам создать общий для своей страны язык и письменность. И это, конечно, является серьезной помехой для их культурного обмена с другими странами.

Картина распространения книг Толстого в странах Африки весьма пестра. Если в такие страны, как Египет, Алжир, Тунис, Марокко, Судан, Эфиопия, ЮАР и другие, сочинения Толстого доходили и доходят в европейских переводах, а также в переводах на арабский язык, то во многие весьма обширные районы Западной, Восточной и особенно Центральной Африки они почти совсем не доходят. Местное население, за исключением весьма мизерного верхушечного слоя, из-за почти поголовной неграмотности лишено возможности что-нибудь читать. Говорить здесь о сколько-нибудь значительном распространении русской культуры, в том числе и сочинений Толстого, пока не приходится.

Тем отраднее первые успехи, достигнутые отдельными африканскими странами. Они показывают, что там, где слаборазвитые народы обретают твердую почву под ногами, к ним вместе с другими культурными достижениями приходят и творения Толстого.

Из языков африканских народов, на которые переведены отдельные сочинения Толстого, следует прежде других назвать африкаанс — язык потомков голландских переселенцев-буров, на котором теперь говорят и другие жители Южной Африки. Этот язык вобрал в себя много слов из языков банту и готтентотских и поэтому понятен многим африканцам. Еще в 1950 г. на этот язык кроме упомянутого выше рассказа «Чем люди живы» переведен сборник произведений Толстого под заглавием «Одиннадцать рассказов» (переводчик Ф. Джордан, Кейптаун). В 1960 г. здесь же в переводе А. Лее увидела свет на языке африкаанс и повесть «Смерть Ивана Ильича».

На языке эве, распространенном на гвинейском побережье, от Либерии до Камеруна, издан «Кавказский пленник» и подготовлены отдельные другие рассказы, но они пока еще не увидели света.

На языке га, распространенном в Гане и других районах Африки, издан сборник народных рассказов Толстого, в который вошли: «Бог правду видит, да не скоро скажет», «Кавказский пленник», «Охота пуще неволи», «Вражье лепко, а божье крепко», «Девчонки умнее стариков», «Как чертенок краюшку выкупал», «Зерно с куриное яйцо», «Кающийся грешник», «Чем люди живы», «Два старика», «Где любовь, там и бог», «Три старца».

Этот сборник впервые издан в 1947 г. в переводе Т. К. Батгвэй, через два года он был переиздан, В 1958 г. вышел новый сборник рассказов.

В Аккре в 1952 г. на языке тви вышел сборник, содержащий три рассказа Толстого: «Бог правду видит, да не скоро скажет», «Где любовь, там и бог» и «Чем люди живы». Там же на языке фанте в 1964 г. издан сборник сказок и рассказов Толстого под заглавием «23 рассказа».

Толстовские «Рассказы для детей» вышли в Москве (1965) на языке суахили, широко распространенном в Восточной Африке.

Все это, разумеется, лишь первые «ласточки», первые робкие начинания, но значение их трудно переоценить. Они свидетельствуют об огромных переменах в жизни ранее отсталых народов — переменах, предвещающих большую их будущность.

Ответы современных африканских писателей на упомянутую выше анкету дополняют имеющиеся скудные материалы ценными сведениями⁹⁴.

Так, выдающийся южноафриканский писатель Алекс Ла Гума пишет:

«Насколько мне известно, ни одно произведение Толстого до сих пор на местные языки Южной Африки не переведено. Официальный язык Южно-Африканской Республики (ЮАР) — английский, и большинство классиков доступно населению только на этом языке.

Произведения Толстого впервые попали в Южную Африку в английских или голландских изданиях. Английские переводы преобладают до сих пор — их можно найти в библиотеках, на книжных полках всех культурных людей. Среди самых популярных произведений Толстого следует в первую очередь назвать романы "Война и мир" и "Анна Каренина". Они составляют неотъемлемую часть духовного мира южноафриканской интеллигенции.

В настоящее время книги Толстого в дешевых изданиях "Пингвин букс" находятся в широком обращении, их можно найти почти во всех книжных магазинах, торгующих литературой на английском языке.

К несчастью, вследствие все большей стандартизации западной культуры классики мировой литературы, в том числе и романы Толстого, приходят к широким массам населения Южной Африки в виде бесцветных, а то и искаженных экранизаций, а это — большое зло».

Относительно истории появления сочинений Толстого в Южной Африке и их дальнейшего бытования в этом районе Алекс Ла Гума пишет:

«Впервые гуманистическая мысль Толстого проникла в Южную Африку в начале XX века вместе с его письмами к Махатме Ганди. Как известно, Ганди начинал тогда свою общественную деятельность именно в Южной Африке, откуда и переписывался с Толстым. Ганди участвовал в создании партии Индийский Конгресс в провинции На-таль, которая позднее объединилась с аналогичной партией Трансвааля и мыса Доброй Надежды, образовав единую партию Индийский Конгресс Южной Африки.

Массовое движение под руководством Индийского Конгресса стало поворотным пунктом в истории освободительной борьбы Южной Африки.

Кампания гражданского неповиновения, обогащенная революционными, антирасистскими и антиколониалистскими идеями, показала свою силу в 1952 году и в других массовых выступлениях, в которых вместе с индийцами участвовали и коренные африканцы».

О своем собственном отношении к Толстому Алекс Ла Гума говорит:

«Лев Толстой был одним из самых выдающихся художников, которого дала миру старая Россия. Он был не только крупнейшей фигурой в современной ему мировой литературе, но и живым воплощением русского гения, его интеллектуальной и моральной мощи.

Духовная драма Толстого, определившаяся к концу его жизни, имела истоком сознание страдающего представителя привилегированного класса, который пришел к выводу, что весь его досуг, состояние и знания были основаны на угнетении его родного народа. Пораженный этим сознанием, он отказался от имущества, от всех прав собственности и полностью приобщился к миру трудящихся. В последнее десятилетие жизни он был выразителем протеста русского народа против войн, против жестокости правительства, против системы частного землепользования, против засилья духовенства и всех сил тьмы и реакции.

В молодости я несколько раз пробовал читать произведения Толстого, но отступал перед их, как мне казалось, пространным объемом и беспрестанно путающимися именами персонажей. Только гораздо позже я возобновил попытки и, наконец, добился успеха. Вначале я прочитал "Севастопольские рассказы", а затем, проявив упорство, атаковал и "Воскресение". Этот роман потряс меня. На мой взгляд, он сыграл не последнюю роль в разоблачении мерзости русского царизма и в свержении его».

И далее:

«Наследие Толстого неисчерпаемо. В то время как более ранний роман "Война и мир" был огромной панорамой русского общества, роман "Анна Каренина" был выражением духовного пробуждения писателя, его приближения к новому, более демократическому миропониманию.

Как мыслитель Толстой следовал тенденциозной доктрине пассивности, непротивления; революция, которая разразилась в России через семь лет после его кончины, не последовала за его принципами. Но мы не можем требовать от него больше, чем он мог дать. Он прошел длинный и каменистый путь к народу, его гуманистическая мысль потрясла мир, его достижения огромны.

Коротко говоря, он дал миру итог художественного опыта целого века и сделал это с неповторимой силой, правдивостью и красотой».

Крупнейший марокканский писатель и ученый, профессор филологии и гуманитарных наук университета Мохам-меди в Рабате, доктор М. А. Лахбаба в своем ответе пишет:

«Ваше письмо относительно темы "Толстой и Африка" меня приятно удивило. Я не знал, что великий русский писатель интересовался нашим континентом.

В ответ на ваш вопрос сообщаю:

Наши интеллектуальные марокканцы читают Толстого

во французских изданиях или в переводах на арабский язык, которые завозятся из Египта и Ливана.

Творчество Толстого должным образом ценится в кругах марокканской интеллигенции. Все его переводы находятся в наших библиотеках и издательствах».

Крупнейший писатель Восточной Африки Джонатан Кариара пишет из Найроби (Кения):

«Насколько мне известно, Толстого не переводили на языки Восточной Африки. В высших учебных заведениях его читают в переводе на английский язык.

Я не думаю, что Толстой известен широкой массе африканцев. Поэтому он не мог оказать большого влияния на нашу литературу, культуру и социальное мышление.

Лично я был очень захвачен его глубоким пониманием человеческой природы в "Aline Карениной". Меня воодушевляло великолепное описание русских сельских пейзажей и то, как они символично представлены, чтобы показать любовь Левина к Китти. В характере Левииа чувствуешь самого Толстого; при чтении чувствуешь свежую непосредственность его поразительно прогрессивных идей, касающихся использования сельского хозяйства, деревенского труда.

"Война н мир" — одно из любимых чтений для студентов университета, хотя это произведение очень объемно. Однако для тех, кто читает его, оно быстро становится вполне доступным».

О своем глубоком преклонении перед гением Толстого говорят и сенегальский поэт Жан Бриер, малийский литератор Гауссу Дивара, нигерийский писатель Тай Соларин, кенийский прозаик Джон Мванге, замбийский публицист Виллиам Саиди и многие другие. Все они выражают надежду, что с течением времени вместе с общим ростом культуры в освобожденной Африке творения Толстого станут широким достоянием ее многострадальных народов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В этой книге рассказано об огромном интересе Толстого к Востоку, о месте Востока в мировоззрении писателя, о взаимоотношениях Толстого с общественными деятелями, писателями, публицистами и читателями из стран Азии и Африки. Мы рассказали также об антиколониалистской публицистике Толстого, о его страстной защите восточных народов от империалистического разбоя, порабощения и угнетения.

Приведенными материалами, касающимися наиболее крупных стран Азии и Африки, восточные связи великого писателя отнюдь не исчерпываются. В своих статьях и письмах Толстой упоминает также Абиссинию, Бирму, Индонезию, Корею, Цейлон и другие страны Азии и Африки. Передовые люди этих стран читали его произведения, проникались его идеями, писали ему о жизни своих народов. И эти письма находили в его душе такой же горячий отклик, как и письма из Индии, Китая, Японии, Ирана, Турции и арабских стран Азии и Африки. Любое письмо, откуда бы оно ни приходило, если только оно касалось жизни народа, пусть даже самого отдаленного, вызывало у Толстого немедленное желание побольше узнать об этом народе, поддержать его в борьбе за лучшую жизнь.

Толстой глубоко дорожил своей международной перепиской и придавал ей огромное значение. «Мне всегда особенно радостно чувствовать, — писал он в 1909 г. индийскому философу Бишену Нарайяну, — свое братское общение с людьми, которые и географически, и этнографически, и политически, казалось бы, так отдалены, как только могут быть отдалеиы люди, а между тем, живя одной и той же духовной жизнью, так близки, как только могут быть близки люди между собой» (80, 107). Себя он всегда рассматривал как представителя великой русской литературы, дружественно общающейся с другими литературами, бескорыстно делящейся со всем миром своим духовным богатством.

Незадолго до смерти, в апреле 1910 г., просматривая однажды огромную почту, которую он получил в этот день, Толстой сказал о самом себе:

«Мне совестно говорить это, но я радуюсь авторитету Толстого. Благодаря ему у меня сношения, как радиусы, с самыми далекими странами: Дальним Востоком, Индией, Америкой, Австралией»¹.

Вечером того же дня он добавил:

«Я не заслуживаю этого, но я со всех сторон, сидя в Ясной Поляне, получаю выражения сочувствия моим взглядам, и это — большая радость»².

Связи Толстого с Востоком были не только свидетельством поистине всесветного диапазона его литературных и общественных интересов, но и свидетельством всемирного значения русской литературы, лучшие мастера которой выступали поборниками мира и гуманизма. Это превосходно понимали и отмечали в своих статьях и письмах выдающиеся деятели русской и мировой культуры.

А. В. Луначарский писал: «Европа, Азия и Америка, вслед за миллионами русских, протягивали к нему руки, ища помощи на путях жизни от мудреца из Ясной Поляны»¹³. Это же утверждал и А. М. Горький: «Весь мир, вся земля смотрит на него: из Китая, Индии, Америки — отовсюду к нему протянуты живые, трепетные нити, его душа — для всех и навсегда»⁴. Анатоль Франс считал Толстого главою современной ему всемирной литературы и «общим учителем» человечества⁵. Бернард Шоу писал ему: «Смелость и искренность, с какою Вы представили перед человечеством новые и возвышенные идеалы, заставили мир полюбить Вас»⁶.

Влияние Толстого на Востоке было и остается столь великим, что для изучения его причин, масштабов и характера потребуется не один десяток исследований, выполненных деятелями культуры самих восточных народов. Но и те документы и факты, которые приведены в настоящей книге, позволяют сделать некоторые выводы.

Толстой близок народам Востока прежде всего своей защитой порабощенных и эксплуатируемых, своим решительным отрицанием угнетения.

Многие передовые деятели Востока понимали утопичность непротивленческих идеалов Толстого, слабость и противоречивость его религиозно-нравственной доктрины. Вместе с тем они чувствовали в творчестве Толстого такую силу обличения капитализма, что преисполнялись благоговения перед смелостью и глубиной мысли великого художника.

Стефан Цвейг в книге «Три певца своей жизни» утверждал, что Толстой — величайший бунтарь в мировой литературе. «Не надо поддаваться, — писал он, — обману евангелической кротости его братских проповедей, христиански смиренной окраске его речи, ссылок на евангелие по поводу враждебной государству социальной критики. Толстой больше, чем кто-либо из русских, вскопал и подготовил почву для бурного взрыва»⁷.

Так думали и многие деятели Востока. И поэтому они столь чутко прислушивались к голосу Толстого. Широкие народные массы были покорены в творчестве Толстого не только художественной силой образов, но и глубоким уважением к людям труда, пламенными выступлениями против социальной несправедливости, обличениями богатых и сытых. Все это было созвучно настроениям миллионов людей в странах Востока, дошло до их сердца и сознания.

Жизнь народов Востока выдвигала свои собственные сложные и наболевшие проблемы, — они определялись историческими особенностями их национального развития. Однако главные бедствия, от которых страдали народы Азии и Африки, — эксплуатация, безземелие, голод, бесправие, — были те же, что и у народов России. Вот почему социальная проблематика произведений Толстого оказалась близкой всем людям труда, будь то индийцы, китайцы, африканцы или арабы.

Определяя значение толстовского наследия для России, В. И. Ленин писал, что критика Толстого отличается бесстрашием, страстностью и убедительностью, ибо отражает перелом во взглядах миллионов крестьян, увидевших, что капитализм несет им ужасы разорения и голодной смерти. «Толстой отражает их настроение так верно, что сам в свое учение вносит их наивность, их отчуждение от политики, их мистицизм, желание уйти от мира, "непротивление злу", бессильные проклятья по адресу капитализма и "власти денег". Протест миллионов крестьян и их отчаяние — вот что слилось в учении Толстого»⁸.