(Контрольно-наблюдательный комитет – оригинальное нововведение Хэкера. По его замыслу, предполагалось, что рядовые граждане будут сообщать в КНК о конкретных случаях бюрократической волокиты, растрат и т п., фактах, с которыми им лично пришлось столкнуться. КНК просуществовал около четырех месяцев. – Ред.)
Ничего другого я и не ожидал. Насколько мне известно, Хамфри спит и видит, как бы избавиться от КНК. Но этого я не допущу. Во-первых, КНК по душе избирателям. А во-вторых, это пока мое единственное нововведение на министерском посту.
– Благодаря КНК рядовой гражданин получил наконец практическую возможность подсказать нам, как уменьшить разбазаривание государственных средств.
– Общественность не имеет ни малейшего понятия о разбазаривании общественных средств, – высокомерно заметил сэр Хамфри. – Разбираемся в этом только мы.
Я ухмыльнулся.
– Вы готовы подтвердить это в письменном виде?
– Вы прекрасно понимаете, что я совсем не это имел в виду, – раздраженно сказал он. – Ваш КНК нужен только кляузникам…
– И тем не менее его мы трогать не будем.
Мы обменялись ледяными взглядами. После напряженной паузы сэр Хамфри сказал:
– Честно говоря, иных путей к сокращению штатов я пока не вижу.
– Это же абсурд! Неужели вы всерьез хотите убедить меня, что нам так-таки некого сократить?
Он пожал плечами.
– Почему же? Думаю, мы вполне могли бы пожертвовать одной-двумя официантками.
Я снова взорвался: попросил его не острить. Нужны не рассуждения, а цифры, конкретные ответы на конкретные вопросы.
В частности:
1. Сколько человек в штате МАДа?
2. Чем все они заняты?
3. Сколько у нас зданий?
4. Кто и что находится в этих зданиях?
Изложив все это, я еще раз потребовал немедленного и самого тщательного АСЭФО. Сначала наведем порядок в собственном доме. Потом займемся остальным Уайтхоллом. Детальное изучение вопроса, не сомневаюсь, поможет нам определить, где и как можно урезать расходы, сократить персонал и упразднить бюрократические процедуры.
Пока я говорил, сэр Хамфри нетерпеливо топтался на месте.
– Государственная служба, господин министр, – назидательно произнес он, как только я остановился, чтобы перевести дух, – существует прежде всего и в основном для претворения в жизнь законопроектов парламента. Чем больше парламент издает законов, регламентирующих жизнедеятельность общества, тем больше должна расти государственная служба.
– Ха! – презрительно воскликнул Фрэнк. Сэр Хамфри высокомерно взглянул на него.
– Надо понимать, господин Визел со мной не согласен?
– Ха! – повторил Фрэнк.
Его «ха» мне тоже действовало на нервы.
– Вот что, Фрэнк, – возмутился я, – либо смейтесь по-настоящему, либо не смейтесь вообще!
– Господин министр, – обратился ко мне Хамфри, – мне абсолютно ясно ваше требование, так что, если не возражаете, я пойду отдам необходимые распоряжения.
– Пускает пыль в глаза, – пробурчал Фрэнк, как только за сэром Хамфри закрылась дверь.
А затем доверительно сообщил мне довольно любопытную новость. Оказывается, некий ревизор сумел добиться сокращения бюджетных расходов на сумму 32 миллиона фунтов. И это только в своем северо-западном регионе, а государственная служба намеренно скрывает от всех, включая министра, то есть меня, любую информацию об этом ценном почине. Я спросил почему.
– Они же не хотят сокращений! – гневно тряхнул головой Фрэнк. – Просить сэра Хамфри сократить аппарат – это все равно, что просить алкоголика взорвать винокурню.
Я спросил Бернарда, известно ли ему об этом. Он сказал «нет», но если дело обстоит именно так, то он вполне разделяет чувства моего политического советника. Я попросил их обоих выяснить фактическую сторону вопроса. Бернард обещал «прощупать» свои источники, а Фрэнк – провести негласное расследование.
(Буквально на следующий день Бернард Вули встретился с сэром Хамфри Эплби. Верный своим привычкам, сэр Хамфри детально изложил всю беседу в отчете, который мы обнаружили в архиве МАДа. – Ред.)
«Вули пришел ко мне в 17.15, чтобы обсудить вопрос о 32 миллионах фунтов, которые удалось сэкономить ревизору северо-западного региона. Я выразил по этому поводу свое искреннее возмущение.
Вули был не менее возмущен тем, что мы ничего об этом не знаем.
Иногда этот молодой человек проявляет поразительную наивность. Меня это несколько беспокоит. Я, естественно, был в курсе всей этой истории и возмущаюсь только тем, что она выплыла наружу. Ведь теперь казначейство может урезать наши расходы на следующий год.
Я подумал, что смогу лучше понять Бернарда, если наш разговор будет носить менее официальный характер. (Вероятно, для этого сэр Хамфри вышел из-за стола и, заметив, что уже 17.30, предложил ему рюмочку «шерри». – Ред.) Я присел рядом с ним и поинтересовался, почему у него такой встревоженный вид. Из ответа явствовало: он искренне ратует за то, чтобы МАД экономил государственные деньги.
Ужасно! Бернард, безусловно, еще очень и очень далек от понимания основ нашей работы.
У государственной службы должен быть свой собственный критерий успеха. Успех БЛ, например, измеряется ее прибылями. («Бритиш лейланд» – так называлась автомобильная компания, в которую в 80-е годы правительство перекачало миллиарды фунтов стерлингов из карманов британских налогоплательщиков с целью добиться полной занятости в Вест-Мидлендсе. Так что правильней было бы говорить, что провал БЛ оценивается размерами ее потерь. – Ред.) Но поскольку государственная служба не получает (а значит, и не теряет) прибылей, то – ergo! – наш успех оценивается размерами наших штатов и нашего бюджета. Согласно этой формуле, крупное министерство всегда оказывается более эффективным, чем мелкое. Остается только поражаться тому, что Вули, имея за плечами колледж госслужбы и определенный опыт практической работы, так и не уяснил себе простейшей истины: на этом принципе зиждется вся наша система.
Никто ведь не просил этого ревизора экономить 32 миллиона. А если все за это возьмутся? Представляете себе, что будет, если все начнут безответственно экономить государственные деньги?!
Однако Вули упрямо стоял на своем и даже позволил себе еще один нелепый аргумент: за экономию, дескать, выступает господин министр. Я счел себя обязанным довести до его сознания некоторые аксиомы нашего дела:
1. Министры приходят и уходят. В среднем ни один министр не задерживается на своем посту более одиннадцати месяцев. (В течение десяти лет президенту компании «Бритиш стил» сэру Монти Финнистоу пришлось иметь дело по меньшей мере с девятнадцатью министрами промышленности. – Ред.)
2. Наш первейший долг – помогать министру выколачивать из казначейства деньги на нужды министерства, не обращая внимания на его панические настроения.
3. Вместе с тем не следует мешать министрам ударяться в панику по любому поводу. Политики любят паниковать: им, как воздух, нужна видимость активности, заменяющая конкретные дела.
4. Утверждение о том, что мы должны выполнять все распоряжения министра, поскольку его, видите ли, избрали «демократическим путем», по сути, выеденного яйца не стоит. Члены парламента избираются не народом – их назначает партийное отделение избирательного округа, то есть тридцать пять мужчин в засаленных плащах или тридцать пять женщин в до безобразия нелепых шляпках. Дальнейший процесс «отбора» кандидатов не менее абсурден: из трехсот примерно депутатов (минимальное количество, необходимое для получения большинства в парламенте и права на формирование правительства) сто слишком стары и/или глупы, чтобы им можно было доверить министерство, а еще сто – слишком молоды и неопытны. Таким образом, остается сто кандидатов на сто государственных постов. Вот и весь «демократический выбор»!
5. Поскольку у министров, как правило, отсутствует необходимая профессиональная подготовка, наш гражданский долг – как можно чаще «подводить» их к принятию правильных решений.
В заключение я проинструктировал Вули, как ему следует объяснить министру факт экономии 32 миллионов. Я предложил ему на выбор несколько вариантов. Например, он может сказать, что:
а) в северо-западном регионе была изменена система финансовой отчетности; или
б) были изменены географические границы региона, в силу чего финансовые показатели этого года несопоставимы с данными прошлых лет; или
в) сумма экономии была всего лишь компенсацией за непредвиденные расходы в предыдущие два года (по 16 миллионов), то есть фактически имело место простое погашение задолженности; или
г) экономия была достигнута только на бумаге, так что ее всю необходимо списать в будущем году; или
д) в регионе с опозданием вводится в строй крупный промышленный объект, поэтому в следующем году бюджет региона будет значительно превышен; или
е) в самом начале отчетного периода в целях экономии было заморожено несколько крупных проектов, на которые были выделены солидные бюджетные средства, но в использовании этих средств отпала необходимость.
По-моему, Вули все понял, хотя пробелы в его профессиональной подготовке не перестают меня беспокоить. Пожалуй, имеет смысл уделять ему побольше внимания, так как, несмотря ни на что, из него может выйти толк.
В конце беседы он доверительно сообщил мне о негласном расследовании, которое проводит политический советник Хэкера. Естественно, я выделил в распоряжение Фрэнка служебную машину».
(Предоставление служебной машины чересчур любознательному «чужаку» – это одна из стандартных уловок Уайтхолла: для установления надзора за его действиями через шофера, которому как минимум приходится отчитываться за сожженный бензин.
Для Уайтхолла шоферы не только обслуживающий персонал, но и ценный источник информации. Их пассажиры, как правило, не задумываются над тем, что водитель тоже имеет уши, кроме того, они – особенно министры – нередко оставляют на сиденье секретные бумаги и иную важную документацию.
Информация в Уайтхолле ценится на вес золота, и шоферы охотно ею обмениваются и торгуют. – Ред.)
(В одном из досье архива МАДа мы обнаружили несколько записок, которыми в тот период обменялись сэр Хамфри Эплби и сэр Фредерик Стюарт. – Ред.)
Дорогой Хампи!
Меня беспокоит упорное стремление вашего министра к бессмысленной экономии.
Дорогой Джамбо!
Эта кампания, убежден, закончится так же, как и все остальные: три дня газетной трескотни, три недели министерской суеты, затем очередной ближневосточный кризис – и все вернется на круги своя.
Дорогой Хампи!
Надеюсь, ты прав, но зачем рисковать? Предлагаю повторить операцию «Власяница»: «показать личный пример», «нельзя требовать от других того, чего не делаешь сам» и т п.
Дорогой Джамбо!
Отличная мысль! Надо попробовать. Самопожертвование это, как всегда, выход. Спасибо.
P.S. Увидимся на обеде у лорда-мэра.
Декабря
Сегодня наконец-то провел совещание по сокращению бюджетных расходов. Расследование Фрэнка продолжается вот уже две недели. Итоги обсуждения оказались не совсем такими, как я рассчитывал, но теперь у нас, во всяком случае, имеется конкретная программа действий, хотя лично мне она представлялась несколько иной.
На совещании присутствовали сэр Хамфри, Бернард и Фрэнк. Кстати, ему все-таки удалось добыть кое-какие поистине ошеломляющие сведения о вопиющих финансовых излишествах со стороны МАДа. Я счел необходимым предупредить сэра Хамфри, что его ожидает не очень-то приятный сюрприз: вскрытые факты послужат суровым обвинением бюрократизма и неэффективности государственного аппарата.
Вид у моего постоянного заместителя был очень озабоченный и заинтригованный. Похоже, он горит желанием во всем разобраться и наметить конкретные пути, как он выразился, «осуществления радикальной экономии».
Фрэнк предусмотрительно подготовил два досье: одно – по персоналу, другое – по зданиям. Я решил начать с последнего.
– Чедвик-хаус, – зачитал я. – На Уэст-Одли-стрит.
– Огромное здание, где работает горстка людей, – уточнил Фрэнк.
Хамфри ответил, что, по имеющимся у него сведениям, Чедвик-хаус действительно частично пустует, но там предполагается разместить новую комиссию по окружающей среде.
– Мы даже опасаемся, что оно окажется маловато, когда штат комиссии будет полностью укомплектован, – заключил он.
Что ж, вопросов нет.
– Ледисмит-билдингз, Уолтхэмстоу, – продолжал я. – Пустует несколько лет.
– Естественно, – отозвался сэр Хамфри.
Я поинтересовался, что он хочет этим сказать.
– Безопасность, господин министр. Этим все сказано.
– Вы имеете в виду МИ-6[30]?
Сэр Хамфри пожал плечами. Я повторил свой вопрос.
– Мы не признаем существования МИ-6, – после небольшой паузы заявил он.
Большей глупости мне еще не приходилось слышать.
– Все, абсолютно все знают, что такая служба существует!
– А мы отрицаем… К тому же не все за этим столом имеют допуск…
«Допуск» – на редкость глупое определение. Мне всегда казалось, что оно относится к станкам, болванкам…
– И к болванкам, и к ищейкам, – отрезал мой постоянный заместитель, пристально глядя на Фрэнка. – Ледисмит-билдингз – это государственная тайна.
– Интересно, – саркастически заметил я, – как это семиэтажное здание в полквартала длиной вообще может быть тайной?
– Было бы желание… – многозначительно произнес сэр Хамфри, и в его глазах промелькнула лукавая искорка (или мне только показалось?).
Несмотря на мирный, вполне джентльменский тон нашего разговора, было ясно: в присутствии Фрэнка сэр Хамфри не намерен обсуждать вопросы, даже отдаленно связанные со службой безопасности. Попросить Фрэнка удалиться значило смертельно его обидеть, поэтому я решил временно отступить и перешел к следующим двум «белым слонам»[31].
– «Веллингтон-хаус, Гайд-парк-роуд. Оценочная стоимость – семь с половиной миллионов фунтов стерлингов. Вестминстер-Олд-холл, Сэквил-сквер. Оценочная стоимость – одиннадцать миллионов фунтов стерлингов. Оба здания практически пустуют…» – зачитал я.
– Позвольте… а каков источник этих «оценок»? – полюбопытствовал сэр Хамфри.
– Бюллетень текущих ставок на государственные учреждения в этом районе, – ответил Фрэнк.
– Разумеется, разумеется, – понимающе кивнул сэр Хамфри. – Но, к сожалению, ни одно из этих зданий не соответствует текущим ставкам. Например, Веллингтон-хаус не имеет пожарной лестницы и запасных выходов, а вносить изменения в его планировку не представляется возможным из-за крайней ветхости здания. Так что его, при всем желании, вряд ли можно продать под учреждение.
– Тогда как же мы используем его? – перешел в наступление Фрэнк.
– Требования противопожарной безопасности не распространяются на учреждения Уайтхолла.
– Почему?
– Очевидно, потому, что служащих Ее Величества не так легко зажечь.
Сэр Хамфри весело захихикал. Что это, очередная шуточка? Похоже, мой постоянный заместитель просто в восторге от собственной находчивости. Ладно, меня это ничуть не задевает.
(На самом деле правила противопожарной безопасности полностью распространяются и на правительственные учреждения, правда, за исключением аварийных выходов. – Ред.)
Поняв, что мы недалеко продвинулись в поисках экономии, я спросил, почему нельзя продать огромный корпус Вестминстер-Олд-холл.
– Это здание относится к категории А, – ответил Хамфри. – Мы не имеем права изменять его проектное назначение. Окружающая среда и все такое прочее…
Фрэнк, видя, что мы снова топчемся на месте, предложил продать здание 3/17 по Биконсфилд-стрит.
– В принципе, конечно, можно, – согласился Хамфри, – но в нем три бетонированных подземных этажа.
– И что же? – не понял я.
– Это на тот случай, – пояснил Хамфри.
Я ожидал, что он как-то разовьет свою мысль, однако мой постоянный заместитель, видимо, счел свой ответ исчерпывающим.
– На тот случай? – пришлось мне переспросить.
– Вы же сами понимаете, господин министр, – произнес он многозначительно. – Резервный штаб правительства на тот случай, если…
– Если что? – Я по-прежнему ничего не понимал.
– Если… Вы знаете что. – Сэр Хамфри загадочно понизил голос до шепота.
– Что?
– Ну вы и сами знаете что.
– Я не знаю, – в замешательстве пробормотал я. – Что?
– Как что? – Теперь, казалось, и Хамфри смутился.
– Что вы имеете в виду, говоря: «Если… Вы знаете что»? Если я знаю что – что?
Хамфри наконец решился приподнять завесу таинственности.
– Господин министр, если придет время открыть карты и все погрузится во мрак и полетит в тартарары, у правительства должно быть место, откуда оно будет осуществлять управление, даже если управлять станет некем.
– А зачем? – спросил я после нескольких минут напряженного раздумья.
Хамфри, похоже, мой вопрос ошеломил. Немного придя, в себя, он с подчеркнутым спокойствием – как если бы перед ним был слабоумный – объяснил:
– Правительства не прекращают править только потому, что страна подверглась полному разрушению. Последствия такой катастрофы сами по себе слишком серьезны, чтобы усугублять их разгулом анархии.
Видно, сэр Хамфри всерьез озабочен проблемой возможного бунта пепелищ.
Как бы там ни было, здание 3/17 по Биконсфилд-стрит, судя по всему, находится в ведении министерства обороны. Тут я абсолютно бессилен.
В списке Фрэнка оставалось еще одно пустующее здание.
– Ну а как насчет Центральной регистратуры? – спросил я без особой надежды.
– Не имеем права без разрешения планирующих органов, а они его не дадут, – ответил сэр Хамфри с милой улыбкой человека, выигравшего пять раундов подряд.
В разговор неожиданно вмешался Фрэнк.
– Откуда ему все это известно? – Он с негодованием ткнул в сэра Хамфри пальцем. – Вы знали, где я побывал!
Мне это не приходило в голову, но Фрэнк, безусловно, прав. Я хотел было пристыдить Хамфри, но он с обезоруживающей улыбкой кивнул.
– Конечно, мы знали, где побывал господин Визел. Разве он выполнял секретное поручение?
К такому выпаду я был не готов. Что и говорить – довольно щекотливое положение.
Хамфри продолжал наступать:
– Мы ведь выступаем за открытость информации, не так ли?
Возразить было нечего, поэтому я без проволочек закрыл «дело» о наведении экономии в зданиях Уайтхолла и перешел к вопросу о занятости. Уж здесь-то я ощущал под ногами твердую почву.
– Насколько мне известно, – начал я, – девяносто государственных служащих в Сандерленде заняты элементарным дублированием работы девяноста своих коллег здесь, в Уайтхолле.
– Совершенно верно, – подтвердил сэр Хамфри. – Создание новых рабочих мест на северо-востоке. Проводилось в соответствии с решением кабинета.
Наконец-то хоть в чем-то мы пришли к согласию!
– Так давайте избавимся от них, – предложил я.
– Да-да, – горячо поддержал меня Фрэнк. – Давайте одним махом избавимся от девяноста чиновников!
Слово «чиновник» он не произносит, а как бы выплевывает, вкладывая в него более уничижительный смысл, чем в слово «карманник». Если бы я был чиновником, такое откровенное презрение меня бы безусловно оскорбило, а вот сэра Хамфри, судя по всему, это нисколько не задевает.
Однако за выражение «одним махом» он тут же ухватился.
(Собственно, первым его употребил Эдуард Хит применительно к обещанному снижению цен, которого, естественно, так никто и не дождался. – Ред.)
– Или, лучше сказать, одним ударом – и баста, – уточнил он.
– Что? – не понял я.
– Лично мне, господин министр, такой подход весьма импонирует. Серьезная впечатляющая экономия. Но позвольте напомнить вам, что в данном случае речь идет об экономически отсталом регионе. Ведь именно этим соображением и была продиктована необходимость создания новых рабочих мест. Массовые увольнения в неустойчивом избирательном округе потребуют от правительства изрядного политического мужества.
Некоторое время мы сидели в полном молчании. Должен заметить, Хамфри проявил известное благородство, напомнив мне, что на карту поставлено благополучие неустойчивого избирательного округа. Обычно государственные служащие даже не задумываются над такими жизненно важными политическими реалиями.
Вызывать угрозу массовой забастовки? Естественно, так рисковать я не могу. Но как тогда быть с экономией? Ума не приложу. А что если предоставить инициативу самому Хамфри?
– Послушайте, Хамфри, – сказал я, – все это очень хорошо, но… мне как-то не верится, что мы не можем найти резервы для экономии. Ведь разбазаривание государственных средств стало просто вопиющим!
– Целиком и полностью с вами согласен, господин министр, – с неожиданной готовностью отозвался он. – Возможности для экономии, безусловно, имеются…
– Так скажите мне, ради бога, где? – Я вскочил. – Где они?
К еще большему моему удивлению, сэр Хамфри не стал, как обычно, ходить вокруг да около.
– Господин министр, у меня иногда тоже создается впечатление, что в Уайтхолле все поставлено на слишком широкую ногу: служебные автомобили, личный штат, приемы, копировальная техника…
Великолепно! Лучшего и не придумаешь. Именно так!
– Однако здесь есть определенные сложности, – добавил он. (Сердце у меня снова защемило, но я промолчал, ожидая, что за этим последует.) – Когда власть имущие продолжают пользоваться благами и льготами, которых они лишили своих подчиненных, это вызывает у последних чувство глубокой неприязни и недоверия, не говоря уж о неминуемых отрицательных последствиях газетной шумихи…
Он замолчал, очевидно, предвкушая мою реакцию. Должен заметить, такое уточнение меня отнюдь не вдохновило. Хамфри, ясное дело, клонит к тому, что нам надо показать личный пример: дескать, экономия начинается дома, нельзя требовать от других того, чего не делаешь сам, и тому подобное, и тому подобное.
– Неужели это даст сколь-нибудь ощутимую экономию? – с сомнением спросил я.
– Непосредственную – вряд ли, но как пример всему Уайтхоллу – просто неоценимую!
Решающий аргумент в пользу идеи Хамфри высказал Фрэнк. Тут, мол, кроются отличные возможности для саморекламы. Он даже придумал несколько впечатляющих газетных заголовков вроде: «МИНИСТР УКАЗЫВАЕТ ПУТЬ!», «БЕРЕЖЛИВОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО: ХЭКЕР ПОДАЕТ ЛИЧНЫЙ ПРИМЕР!» или «„В ЭКОНОМИИ НАШЕ СПАСЕНИЕ!” – ПРИЗЫВАЕТ ДЖИМ».
В результате я дал «добро» на немедленное претворение этой идеи в жизнь. Любопытно поглядеть, чем это все обернется. Пока что я полон радужных надежд.
Декабря
Воскресное утро. Запись делаю дома, в своем избирательном округе.
Вот уже несколько дней не имел возможности вести дневник – кампания за экономию отнимает практически все свободное время. Неважно, я по-прежнему уверен: игра стоит свеч.
В пятницу вечером с превеликим трудом выбрался из Лондона. Домой попал за полночь, и Энни уже спала.
Хотел добраться до Юстона на такси, но из-за сильной грозы они все как сквозь землю провалились. Пришлось с тремя тяжеленными красными кейсами тащиться на метро. В результате я опоздал на поезд, насквозь промок и смертельно устал.
Разбудив Энни, извинился перед ней и рассказал о своих злоключениях.
– А твоя машина? Что-нибудь случилось? – встревожилась она.
– Я отказался от машины, – гордо заявил я. – А также от шофера, от шикарной мебели, от бара и даже наполовину сократил штат своей личной канцелярии.
– Тебя уволили! – Энни обожает делать поспешные выводы и бить тревогу по любому, самому ничтожному поводу.
Спокойно объяснил, что мы ведем борьбу за экономию и что я первый подал пример, отказавшись от всех излишеств, атрибутов роскоши и прочих привилегий.
Но Энни не желала ничего понимать.
– Ты спятил, черт побери! – взорвалась она. – Двадцать лет ты прозябал в оппозиции и все время ныл, что у тебя нет возможностей, что тебе никто не помогает! А теперь, добившись своего, готов выбросить все это коту под хвост?
Я попытался объяснить ей суть проблемы, но переубеждать Энни, когда она входит в раж, – дело практически безнадежное.
– Двадцать лет ты стремился занять достойное положение! – кричала она. – К чему же все твои труды, если от них одни только лишения?!
– Надеюсь, мой поступок оценят и в будущем у меня появятся еще большие возможности…
Такой аргумент не произвел на Энни ни малейшего впечатления.
– Интересно, – язвительно заметила она, – если ты станешь премьер-министром, то будешь передвигаться автостопом?
И почему она не хочет понять?…
Декабря
Борьба за экономию идет полным ходом.
Правда, сократив на двенадцать человек аппарат моей личной канцелярии, мы не справляемся с текущими делами и нам с Бернардом приходится задерживаться в министерстве по вечерам. Однако правильность принятого решения не вызывает сомнений: нам не нужны все эти «штатные единицы», занятые чтением и написанием моих писем, ответами на адресованные мне телефонные звонки и подготовкой проектов моих резолюций. Фактически такая система отгораживала меня от внешнего мира. Мне этот заслон ни к чему. Я – представитель народа и должен быть доступен всем и каждому. Только так и не иначе!
Хотя желательно было бы по возможности избегать досадных накладок вроде сегодняшней, когда я на полтора часа опоздал на конференцию, которую сам же и должен был открывать. Тем более что это была конференция по вопросам управленческой эффективности.
Не говоря уж о том, что из-за отмены ночных смен в МАДе (на мой взгляд, весьма существенная экономия!) уборщица теперь пылесосит мой кабинет по утрам и нам с Бернардом минут по двадцать – тридцать приходится орать во всю глотку, обсуждая план предстоящего дня. Со временем, уверен, все эти неприятные морщины можно будет как-то разгладить.
Завтра мне предстоит исключительно важная встреча с директором Управления планирования трудовых ресурсов северо-восточного региона господином Броу по вопросу о сокращении штатов. Я с ним еще не знаком, но, по словам Бернарда, он горит желанием приступить к сокращению в любую минуту.
Пресса просто захлебывается от восторга, освещая мою роль в кампании за экономию. Взять, например, передовицу в «Экспресс». Лучше и не придумаешь.
«НЕТ – РОСКОШНЫМ ЛЕНЧАМ В НОВОМ АСКЕТИЧЕСКОМ РЕЖИМЕ ХЭКЕРА!
«Экономия начинается дома!» – заявил Джим Хэкер, держа в руках бумажную тарелочку с сандвичем и тем самым показывая личный пример огромный армии погрязших в роскоши бюрократов…»
Вспоминает сэр Бернард Вули:
«Да-да, я прекрасно помню всю эту историю с кампанией Хэкера за экономию. Я уже тогда, несмотря на свою неискушенность в такого рода делах, подозревал, что сэр Хамфри Эплби намеренно создал ситуацию, чреватую самыми серьезными последствиями.
Ну скажите, мог ли я, имея в своем распоряжении всего лишь двух машинисток, как следует организовать работу личной канцелярии министра? Конечно, нет: накладки и ляпы были просто неминуемы, а за ними рано или поздно должно было последовать настоящее ЧП.
Оно и последовало, и даже раньше, чем я ожидал. 21 декабря, на следующий день после появления в прессе очередного панегирика Хэкеру, в министерство без предварительного согласования прибыл генеральный секретарь профсоюза транспортных и муниципальных работников Рон Ватсон.
Он потребовал немедленной аудиенции у министра в связи, как он выразился, «с тревожными слухами относительно предстоящих увольнений, затрагивающих насущные интересы членов его союза». Основным разносчиком этих слухов, естественно, были бесчисленные газетные статьи, которыми Хэкер столь откровенно восторгался.
Я сказал Ватсону, что без предварительной договоренности встреча с министром невозможна. И вышел за какой-то надобностью в соседний кабинет: из-за острой нехватки персонала мне самому приходилось бегать за каждой ерундой. Было бы у нас достаточно людей, Ватсон никогда бы не проник дальше секретариата. Доложить министру о приходе Ватсона я поручил дежурной машинистке.
После того как я вышел из комнаты, позвонил Броу из Управления планирования трудовых ресурсов с просьбой передать министру, что он опоздал на поезд и не сможет прибыть в назначенное время. Ватсон, очевидно, слышал этот разговор, понял, что в данный момент Хэкер свободен, и, не раздумывая, прошел к нему в кабинет.
Поскольку же в пылу борьбы за экономию всех моих помощников тоже сократили, его никто не остановил и никто не предупредил министра о том, что вместо Броу к нему вошел Ватсон…»
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
Декабря
Все летит в тартарары! Катастрофа! Полная и сокрушительная катастрофа!
В 15.00 я ожидал господина Броу из Управления планирования трудовых ресурсов. Когда в назначенное время в кабинет вошел человек, я, естественно, принял его за Броу.
– Господин Броу? – спросил я.
– Нет, – ответил он, – меня зовут Рон Ватсон. Господин Броу по не зависящим от него обстоятельствам прибыть не смог.
Решив, что вместо себя Броу прислал Ватсона, я поблагодарил его за то, что он нашел время встретиться со мной, пригласил сесть и сказал: