Серия: Вечники
Книга 1
Книга воды
Пролог
Тихая южная ночь взорвалась внезапно.
Только что мирно стучали по шпалам колеса, устало поскрипывали вагоны и свет миллиардов звезд не мог рассеять предрассветную бархатную мглу.
А потом небо стало зеркалом, и в нем заплясал огонь. Поблекли созвездия, и только луна, неестественно раздутая, мертвенно-сизая, стояла в высоте с упорством последнего выжившего солдата. Бесстрастно взирала она, как уцелевшие в катастрофе борются за жизни, свои и чужие. Эти люди мечтали на рассвете увидеть море. Теперь они жаждали лишь одного: выбраться из пылающих вагонов.
Израненная женщина бежала по насыпи, крепко прижимая к себе липкое от крови тельце ребенка. Взгляд ее был прикован к скудной россыпи огоньков в низине. Там были люди, была жизнь. Сельчане уже проснулись от грохота, все больше окошек загоралось в домах, все громче лаяли взбудораженные псы. Там, конечно же, найдутся врачи, больница, помощь.
Выбравшись на дорогу, женщина вскинула голову, на глаз измеряя расстояние до цели. Теперь село казалось дальше, — а сил оставалось все меньше. Женщина позволила себе на миг остановиться и заботливо поправить обмякшее тело дочки с болтающимися словно у тряпичной куклы ногами и руками. Все еще можно поправить, если добраться поскорей.
Сухопарая фигура вынырнула из тьмы и деловито зашагала в сторону женщины. Сердце матери забилось в надежде — она так уверовала в чудесную помощь, что готова была ждать ее от любого случайного прохожего. Ее лишь немного смущала мысль о том, что фигура движется неестественно быстро. Пара мгновений — и вот она уже рядом.
Это была пожилая сельчанка с блеклым лицом и неприбранными со сна седыми лохмами. Глаза ее мерцали во тьме, как гибнущие звезды — в них отражался ночной пожар. Постанывали болотные сапоги до колен, развевался от быстрой ходьбы пропахший костром и потом дождевик. Под ним для тепла были поддеты куртка-косуха и плотные рейтузы. Шарф в крупную клетку плотно укутывал тощую шею.
|
|
Было что-то пугающее в этой ночной страннице, и в другой ситуации мать первым делом укрыла бы от нее свое сокровище, дочь. Но сейчас любая странность дарила надежду на чудо. Женщина бросилась старухе наперерез.
Та глянула мельком на несчастную мать, ничего не спросила и лишь ступила в сторону, пытаясь ее обойти. Но та не собиралась так просто сдаваться.
— Бога ради, помогите мне! — взмолилась эта обычно насмешливая атеистка.
— Прости, милая, сейчас я слишком спешу, — откликнулась старуха хриплым и неловким голосом, как будто до этого момента ей годами приходилось молчать. — Иди в село, отыщи там помощь.
— Я не дойду! — в отчаянии крикнула мать. — А моя дочь умирает!
Словно в подтверждение этих слов женщина медленно осела на землю, и старухе с явной неохотой пришлось подхватить ребенка. Отведя пальцем слипшиеся кудри, она заглянула в застывшее лицо малышки, покачала головой.
— Помогите ей, — прошептала женщина, обнимая тощие ноги старухи. — Я знаю, вы можете. Просто сделайте это!
— Зачем ты просишь об этом, глупая? Твоя дочь юна и невинна, она войдет в новый мир легче, чем раскаленный нож входит в холодное желтое масло. Позаботься лучше о себе. У тебя еще могут быть дети. Если хорошенько подлечиться, конечно.
|
|
— Нет! — крикнула мать. — Мне не нужны другие дети!
— Подумай-ка получше, дорогая. Не обрекай ее на судьбу, может, тысячекратно более горькую, чем ранняя смерть. У всего в мире есть цена…
Но женщина не желала ее слушать. Она понимала лишь одно — старуха почти согласна ей помочь, и жарко целовала ее сапоги.
— Что ж, воля твоя, - вздохнула та. – Крещена ли малышка?
— Нет!
— В крайней ситуации крестить ребенка может и тот, кто не имеет священного сана. Здесь есть мать, умирающее дитя и я — его крестная. И вот я крещу тебя, дитя, во имя…
Дальнейшего женщина уже не услышала. Вкус железа во рту стал невыносим, звезды погасли, темнота погребла ее под своей свинцовой тяжестью.
Она очнулась на скрипучей кровати в палате с деревянными стенами и низким желтым потолком. В распахнутые окна вливался запах сопревших на солнцепеке трав. Смуглая темноглазая медсестра улыбнулась ей и проворковала ласково:
— Ну, вот мы и открыли глазки. Значит, скоро встанем на ножки.
— Где мой ребенок?! — в ужасе оглядываясь, выдохнула женщина.
— Ой, да шо ж вы так волнуетесь? На всю больницу прям караул кричите. Сейчас выгляну в коридор да покличу.
Она ненадолго скрылась за дверью, и вновь появилась, ведя за руку малышку с пылающими от беготни и смеха щеками. Мать разглядывала ее так, словно не доверяла собственным глазам. Платье, сандалии и даже бант в волосах были чужие, но это была ее дочь. Девочка радостно бросилась к матери.
— А почему она не в кровати?
— Тю, с какой стати? — удивилась медсестра. — На тихий час мы ее в сестринской укладывали, а сейчас-то ужинать пора.
|
|
— Разве она не ранена? Не нуждается в лечении?
— Да не царапинки нема! — заверила девушка. — У ней вся одежка была в крови, вот вы и спужались. И хорошо, что прибежали сюда, прямо к доктору на операционный стол. А то осталась бы ваша доча… ой, да вы отдыхайте, а то мне от врача нагорит, — спохватилась она. — А мы в столовку побежим, пока всё без нас не съели, ага, Лидуня-красуня?
— Да, — чуточку снисходительно отвечала ей девочка.
Глава 1. ИЗГОЙ
Лида Весна ощутила себя изгоем раньше, чем пошла в первый класс. Все началось в тот несчастный год, который сначала забрал у них бабушку, а потом при крушении поезда серьезно пострадала мать. Когда они уже поздней осенью вернулись в Питер, стылая погода и затяжные дожди разбудили едва зажившие раны. И не было больше рядом улыбчивых докторов и красивых ласковых медсестричек, твердивших, что все обязательно будет хорошо. А те врачи, к которым теперь обращалась мать, хмурились и намекали, что очень скоро ее ждет инвалидное кресло. Чтобы освободить время для лечебных процедур, Вере пришлось устроить дочку в садик.
Поначалу все складывалось просто отлично. Воспитательницы были добры и откровенно любовались хорошенькой складной девочкой. Дети охотно звали новенькую в свои игры. Все изменилось, когда Вера впервые оставила дочку на полный день. После обеда послушная Лида скинула платье и нырнула под одеяло. Она не спала, но тихо лежала с закрытыми глазами, привыкая к новой обстановке. И вдруг из разных концов спальной комнаты с двух кроватей донесся громкий рев.
Прибежала воспитательница, и красные от рыданий мальчик и девочка, тыча пальчиками в сторону новенькой, заявили, что она пугает их и не дает уснуть. Воспитательница, оторванная от долгожданного обеда, раздраженно нависла над Лидой:
— Что ты тут учудила? Корчила рожи? Страшилки рассказывала?
Лида отчаянно затрясла головой — нет, нечего подобного она не делала. На следующий день рев повторился, и воспитательницы стали на время сна выносить кроватку Лиды в игровую комнату. Для других детей она немедленно превратилась в персону загадочную и подозрительную, играть ее больше не звали.
На прогулках одинокая девочка держалась поближе к воспитателям. Пристраивалась рядом с беседкой и ковырялась в песке. Как все отверженные дети, во время игры она втягивала голову в плечи и низко наклонялась к земле. И однажды услышала разговор воспитательницы и няни прямо над головой. Те, вероятно, сочли, что если у ребенка заняты руки, то отключается и слух, или попросту не заметили ее, так что говорили в полный голос.
— Не могу объяснить, — жаловалась воспитательница, — но меня до жути пугает эта Весна. Вот так посмотришь — славная, послушная малышка, а коснусь ее — и аж в жар кидает. Ладно я, но ведь и дети ее боятся.
— Должно быть, карма отвратительная, — со знанием дела поддержала беседу няня. — Родовое проклятие. Вон мать совсем молодая, а еле ноги таскает, отца и в помине нет.
— Ох, перейти бы мне с этой группы на младшую, пока нервы целы, от греха подальше, — громко вздохнула в ответ воспитательница.
Подобное раз за разом повторялось во дворе, в бассейне, в кружке лепки и рисования. Всегда находились дети, которые, едва познакомившись с Лидой, вдруг начинали от нее шарахаться.
Бывало и иначе. Некоторые ребята охотно играли с новой подругой, но их очень скоро утаскивали прочь встревоженные родители. А уже на следующий день дети обходили Лиду стороной, бормоча себе под нос одно и то же:
— Мне мама не разрешает с тобой водиться.
И всего через год из веселой и открытой девочки Лидочка Весна превратилась в мрачное и нелюдимое существо. На прогулке она всегда искала уголок подальше от людей, мать не раз вытаскивала ее из колючих кустов или глубоких оврагов. Если кто-то из детей подходил к ней и звал играть, Лида косилась на него из-под пушистой челки и сердито бурчала:
— Не хочу я с тобой играть. Уходи.
Еще через год Вера провожала дочь в первый класс. С немыслимым мужеством она постаралась в этот день обойтись без костылей, отлично понимая, какое неизгладимое впечатление произведут эти жутковатые приспособления на будущих одноклассников дочери. Путь до школы занял почти час. Лида молча шагала рядом, подстраивалась под натужный, с частыми остановками ход матери и нещадно терзала пальцами головки багровых астр. От школы она не ждала ничего хорошего.
В школьном дворе Вера приклеилась спиной к железной ограде и велела себе улыбаться. Она смотрела на трогательных девочек с огромными букетами, на взволнованных, но отважных мальчиков, и всей душой желала, чтобы они стали для дочери хорошими друзьями. Ну, разве ее Лида этого не заслуживает? Потом перевела отяжелевший от боли взгляд на учительницу и подумала:
«Слишком стара. Уследит ли за всеми? Но, конечно, и опыт колоссальный».
Дети, словно кидаясь с головой в воду, спешили познакомиться и подружиться. Но только не Лида, которая к своим семи четко усвоила, что любое знакомство всегда заканчивается плохо. Она изображала слепоглухонемую до того момента, пока учительница Надежда Юрьевна не возглавила их робкую колонну на пути в класс.
Первая же девочка, которой было предложено сесть за одну парту с Лидой, немедленно заныла, размазывая слезы по пухлым щекам:
— Не хочу с ней сидеть, она даже не разговаривает! Она страшная!
Лида вскинула голову и в упор посмотрела на учительницу, словно говоря: «Да, вот такая я ужасная. И что вы со мной будете делать?»
За сорок лет в школе Надежда Юрьевна повидала сотни детских трагедий, и всегда немедленно вступала в незримый бой на стороне изгоя. Но сейчас она мучительно не могла сообразить, чем может отталкивать детей эта девочка, такая милая и грустная. Она пробежала взглядом по лицам ребят и выловила-таки восхищенные мальчишеские глаза.
— Что ж, Света, ты, возможно, потеряла шанс приобрести замечательную подругу на всю жизнь, — сказала учительница. — А с Лидой сядет Алеша Санин.
Самый маленький в классе мальчик распахнул рот от изумления, подергал себя за уши, словно сомневаясь, что они все услышали верно, а потом, забыв на полу ранец, бросился штурмовать стул рядом с Лидой.
В целом, первые месяцы в школе не принесли девочке ни потрясений, ни особой радости. Она жила, отгородившись от всех невидимой, но крепкой завесой, раз и навсегда решив, что ее жизнь — это когда дома, с мамой, а остальное нужно лишь перетерпеть. Правда, и дома бывало несладко. Все чаще, возвращаясь из школы, Лида находила маму на диване, стонущей от боли.
— Нужно сдаваться, — сквозь зубы приговаривала Вера. — Ложиться в больницу, чтоб меня малость подлатали. А то что я за мать такая: снова обед не приготовила. Сегодня же позвоню сестре — пусть приедет, поживет с тобой, пока меня ставят на ноги.
Но звонок сестре по неведомым причинам каждый раз откладывался. Понемногу Лида сама научилась и обед варить, и прибираться, и ходить по магазинам не просто с бумажкой в руках, а с четким планом в голове, что и из чего она собирается готовить.
— Сегодня у нас — проверка прописей, — объявила Надежда Юрьевна в начале второго урока. — На отметку.
Класс взволнованно загалдел — в первом полугодии им оценок еще не ставили. Лиду бросило в жар: она вспомнила, что к прописям вчера даже не прикасалась. А когда ей было выписывать строчки, если маме стало так плохо, что пришлось вызывать скорую? И врачи хотели забрать ее в больницу, но Вера категорически заявила, что ей не с кем оставить дочку. А вечером, собравшись с духом, все же позвонила сестре…
Лида испытала настоящее отчаяние. Она всей душой привязалась к своей первой учительнице, и очень боялась ее разочаровать. Вдруг та, как воспитательницы в детском саду, возненавидит ее? Она была готова украдкой сунуть тетрадку под парту и соврать, что забыла дома — все лучше, чем сдавать без домашки. Но опоздала: учительница уже стояла рядом с ее партой и заглядывала в тетрадь.
— Хорошо, Лидочка, молодец, — как гром с неба, прозвучал ее добрый ровный голос. Надежда Юрьевна никогда не упускала случая похвалить нелюдимую девочку. — Вижу, постаралась — написано очень аккуратно. Твердая пятерка.
И ушла смотреть другие тетради. А Лида осталась недоумевать по поводу случившегося. Что это было? Издевка? Или она вчера сделала задание, а потом об этом забыла? Или произошло какое-то волшебство? Ведь почерк в прописях совсем не похож на ее обычные скачущие каракули. Случайно взгляд Лиды упал на неприметного соседа по парте — тот, как обычно, завесился русой челкой и почти уткнулся носом в парту. Его левая щека цветом напоминала свеклу в разрезе.
«Что это с ним?» — мимоходом удивилась Лида.
В следующем году ее сосед больше не появился. И все оставшиеся три года начальной школы Лида по большей части просидела за партой одна, чему была очень рада.
Глава 2. РОКОВАЯ ПРОГУЛКА
Остались позади экзамены за девятый класс, и тем же вечером Вера объявила дочери, что собирается сказать ей нечто важное. К тому времени на смену костылям уже давно пришла инвалидная коляска, с которой Вера обращалась, как с домашним питомцем: то покрикивала, мол, занимает много места, да еще смеет скрипеть, то грозилась вышвырнуть на помойку, едва в ней исчезнет необходимость. А то разговаривала вполне дружески, называла Любашей и протирала специальной тряпочкой.
Сейчас мать сидела на кровати, соорудив из подушек нечто вроде трона. Лида опустилась на краешек стула и приготовилась слушать.
— Дочь моя, — торжественно начала Вера, — нас ждут великие перемены. Мы с тобой должны за лето сплавить эту нашу квартирку в надежные руки и купить что-то очень хорошее и просторное в пригороде.
— Зачем? — поразилась Лида, дитя центра, считавшая жутковатой жизнь на окраинах города, а уж пригороды воспринимавшая и вовсе как заповедники доисторического быта. — Нам и тут места хватает.
— Тебе — да, а вот Любаша недовольна, — Вера дружески потрепала истертое колесо. — Она просится пожить на природе.
— Мам, ну хорош прикалываться! Вечно ты со своими шуточками.
— А ты не критикуй мать. Моя северная сестрица выразила желание пожить с нами. И очень своевременно, потому что я сейчас немного сдала позиции. Временно, само собой.
— Что? — ахнула Лида. — Опять эта адская тетка из Мурманска? Да никогда!
Тетя Муза, старшая и сводная сестра матери, уже приезжала один раз, когда Лида училась в первом классе. Из того визита девочка хорошо запомнила, какие ужасные сны рождаются под воздействием чудовищного храпа с соседней кровати. А еще то, как тетка сказала ей на кухне, разливая по тарелкам густой багровый борщ: «Ты уже большая девочка, Лидия, и в состоянии понять, что болезни даются нам за грехи. Твоя мама стала калекой, потому что родила тебя, не будучи замужем».
Лида тогда метнула в нее чашку с горячим чаем, и через пару дней — мать едва успела вернуться из больницы — тетки простыл и след. Девочка очень рассчитывала, что навсегда.
— Она больше не станет расстраивать твой сон, — заверила мать, которой Лида изложила лишь часть претензий к родственнице. — В нашем новом доме у каждого будет своя комната. А без Музы нам не обойтись.
— Что ты, мам, обойдемся! Я сама могу ухаживать за тобой. А если ты меня стесняешься, то пойду работать и найму сиделку. Это ведь лучше, чем тетка!
— Так, яйцо, прекрати учить свою курицу, — нахмурилась Вера. — Если ты куда и пойдешь, то только в десятый класс тамошней школы. И будешь жить нормальной жизнью юного цветущего создания. А мы тут с сестрой по-родственному решим наши проблемы. Без всяких зловредных сиделок. Тетушка наша вовсе не плоха, просто заморозилась маленько на своем севере. И, кстати, она прибудет с внуком семи годков от роду.
Девушка в отчаянии закатила глаза. Значит, все уже решено. Без нее.
— В коем души не чает и считает самым выдающимся ребенком тысячелетия. А по мне так будет здорово снова услышать детский смех.
— Ха-ха, — выдавила Лида.
— И твой тоже. Прямо вижу в своем воображении, как вы станете играть и беситься, и разносить в щепки наш уютный загородный домик… который нам еще предстоит найти.
То лето оказалось самым суматошным в жизни Лиды. Но все же через два месяца им удалось обменять квартиру на Петроградской стороне на небольшой, чуточку кособокий, потерявшийся среди одичалых яблонь дом в пригороде.
Понадобились героические усилия, чтобы перебраться туда со всеми вещами и растащить их по двум этажам новой обители. Ни с одной живой душой в Питере Лида не простилась, никому не пожаловалась на трудности переезда. Некому было жаловаться.
Первую ночь на новом месте она провела почти без сна, боязливо затаившись под одеялом и слушая скрипы и стоны дома-старичка. К этим надоедливым жалобам несмело присоединялось повизгивание мебели, втиснутой в непривычно узкое пространство, и заговорщический шепот деревьев за окном. Белые ночи уже миновали, а без рекламного зарева ночного города было жутковато, словно в склепе. Заснула Лида только под утро, почему-то успев подумать напоследок: «Не слететь бы завтра спросонок с лестницы».
Она проспала почти до полудня. Вскочила, сбежала заполошно вниз, мучаясь чувством вины, — а там Вера, умытая и причесанная, готовила на кухне обед, почти лежа грудью на столе и подперев себя со всех сторон табуретками.
— Мама, зачем? — возмутилась Лида. — Я сейчас сама все приготовлю, а ты возвращайся в постель. Или в кресло.
— Ничего подобного, — отозвалась Вера, победно потрясая ножом. — До начала учебного года ты будешь только гулять, смотреть город и всячески развлекаться. А Любочка пусть пока остынет от моего тела.
— А что насчет тетки?
— Те-те-чки, ты собиралась сказать? Им со Славиком удалось достать билеты только на тридцатое августа. Пока насладимся жизнью вдвоем. Но я надеюсь поменьше видеть тебя до начала сентября, усекла?
Лида усекла и сразу после обеда отправилась на первую обзорную экскурсию. Город был ей интересен, поскольку врага стоит знать в лицо. Мир вокруг пока что казался опасным и чужим, словно другая планета. Но к школе она должна освоиться. Кажется, тут есть большой парк и заповедный лес. Когда от нее в очередной раз начнут шарахаться одноклассники, эти места могут стать надежным убежищем.
За пару часов прогулки Лида честно осмотрела и парк, и озера, и центр города. А потом, утомившись от духоты — август выдался жарким — достигла той границы, где лишь кованая ограда отделяла парк от леса-заповедника. Местные жители уже подсуетились и проделали в ограде удобные проходы, одним из них девушка и воспользовалась. И побрела, куда глаза глядели, по утоптанной каменистой тропинке.
Здесь было прохладнее, чем в парке. Тропинка, широкая вначале, скоро начала истончаться и делиться. Лес был исхожен вдоль и поперек, совсем ручной, ничуточки не страшный. И Лида придумала от скуки себе задание — отыскать краткий путь до своего нового дома, чтобы не таскаться всякий раз в обход через железнодорожный переезд. Шум электричек стал для нее надежным ориентиром.
Земля под ногами все больше пружинила и сочилась влагой. Болото давно осушили, загнали под слой грунта, насадили деревья, но оно все еще здесь, мечтает вырваться наружу и снова собирать смертельный урожай. Чмокает под ногами, словно облизывается. Лида сама не заметила, в какой момент ощутила тревогу. Электрички больше не шумели, возможно, перерыв в расписании? Вряд ли она заблудилась, поскольку не сходила с тропы. И могла в любой момент вернуться по ней назад. Но отступать от цели девушке не хотелось, да и слишком далек был обратный путь. А силы — на исходе.
Справа в гуще деревьев то и дело раздавался странный звук, будто вдруг распахивалась огромная заржавевшая дверь. И всякий раз Лида останавливалась и всматривалась в лес, словно надеясь эту дверь увидеть.
Потом вдоль тропы, совсем узкой, потянулась стена сухой травы выше человеческого роста. И у Лиды вдруг появилось крайне неприятное ощущение: там, за гигантской травой, кто-то следовал крадучись ее курсом. Несколько раз хрустнула ветка, прошуршал выбитый из лунки камень, в просвете между травяными зарослями мелькнуло что-то темное, большое.
«Так, немедленно возвращаться».
Она с клацающими от испуга зубами выбралась из этой кошмарной травы. Немного постояла, стараясь взять себя в руки. И торопливо зашагала в обратном направлении.
На повороте Лида обнаружила молодого человека, сидящего на поваленном стволе метрах в трех от тропы. Он обеими руками растирал правую щиколотку. Его всклокоченные волосы закрывали покрасневшее от напряжения лицо, и Лида уже собиралась проскочить мимо, но хитрый темный глаз из-под челки глянул на нее в упор, а насмешливый голос произнес:
— Снова хотите не заметить попавшего в беду?
— А разве вы здесь уже сидели? — вежливо осведомилась девушка.
— Конечно. Но вы так целеустремленно шагали вперед…
— И что с вами случилось?
— Я подвернул ногу и теперь обречен на мучительную смерть в лесу, — с готовностью сообщил парень. — До зимы сюда едва ли кто сунется — топкое место. Кроме кабанов, конечно. А зимой мой обглоданный скелет обнаружат лыжники.
— Зачем так мрачно? Забыли дома телефон?
— Никогда не брал его на пробежку. Ничто не должно отвлекать человека от его главного дела.
— Мне жаль, — вздохнула Лида. — Потому что я свой точно забыла. Но я могу при случае рассказать кому-нибудь о вашей участи. Может, вас еще успеют спасти.
— Это едва ли. Потому что вы тоже не дойдете. Эта тропа ведет не в сторону цивилизации.
— Как? — растерялась Лида. — Я же все время шла прямо. Специально, чтобы не заблудиться.
Парень вежливо хмыкнул.
— Вы, девушка, наверно, редко бывали в лесу. Он умеет дурачить новичков. Вот и вы попались. Если пойдете по тропе, то окажетесь у разрушенного моста. Перейти его все равно не сможете, придется или возвращаться обратно, или долго прыгать с кочки на кочку по полузатопленной местности.
— А куда идти-то? — совсем скисла девушка.
— Спасете обреченного? Поможете ему сделать первые шаги к жизни?
— Конечно, спасу, куда деваться, — вздохнула Лида и шагнула ближе.
— Хорошо, — молодой человек, охнув, поднялся на ноги и оперся на плечо девушки. Тяжело оперся, не понарошку. Лида поморщилась, но стерпела. Она очень хотела домой, лес-обманщик сделался ей ненавистен. Парень, хромая, сразу повел ее на боковую тропу, потом еще несколько раз свернул, так что у девушки скоро голова пошла кругом. Теперь вся надежда оставалась на травмированного, но опытного попутчика.
— Туристка? — спросил парень. — Меня, кстати, Андреем зовут.
— Что? Я Лида. И нет, мы сюда переехали. Жить. У нас дом в поселке.
— Вот как? Надо было предупредить. Это немного в другой стороне, но не бойся — отведу тебя прямо туда.
— А твоя нога? — Лида сама удивилась, как легко перешла с незнакомцем на «ты». Учитывая, что ее опыт вольных бесед с парнями ровнялся нулю с несколькими жалкими десятыми после запятой.
— Она не посмеет спорить с хозяином, зная его свирепый нрав.
— Здорово. Но ты скажи, когда захочешь отдохнуть.
— Отдыхать, Лидочка, будем в травмпункте. Ты ведь меня не бросишь в этом лесу, где скоро останемся только мы с тобой?
— Почему это?
— Потому что надвигается большая гроза, и все в ужасе разбегаются по домам. А мы бежать не можем, верно?
— Ага, — Лида глянула вверх. Ох какая жуткая туча на половину неба! — Пойдем скорее! — взмолилась она. — Ты же знаешь, куда идти?
— Конечно. Слышишь крик электрички? Значит, там железная дорога, за которой ты живешь.
Лида прислушалась — нет, ни звука не слыхать. Может, оттого, что кровь пульсирует в висках — тащить на себе парня нелегко. Зато далекий удар грома саданул прямо по нервам.
— А, знаешь, мы, пожалуй, спрячемся с тобой от грозы, — сказал задумчиво Андрей. — Тут есть одно дерево с такой густой кроной, что на нас ни капли не упадет. Сядем на мох и станем болтать, пока гроза не кончится.
— Мама с ума сойдет, — пробормотала Лида.
— Смотри сама. Направление знаешь, сориентируешься по шуму железной дороги. А я хочу остаться сухим.
— Да я тоже. И электричек я не слышу, — досадливо вздохнула Лида. — Ладно, куда идти-то?
— Позволь поведу тебя, — Андрей уже практически не хромал, возможно, расходился. Его пальцы так впились в кисть Лиды, что в другой ситуации девушка возмутилась бы — но сейчас было не до того.
Дождь все не начинался, хотя разбухшая туча провисла брюхом почти до земли. Андрей и Лида брели через чащу, спотыкаясь о корни. Парень больше ничего не говорил, даже не отвечал на вопросы, словно забыв о той, чью руку сжимал.
«Наверно, волнуется, что промокну», — успокаивала себя Лида. Но предчувствие чего-то куда более ужасного, чем гроза, уже проникало понемногу в ее сознание.
Впереди показался просвет, вроде как просека среди леса. И здесь снова была та противная трава, выстроилась круговым дозором вокруг дряхлого дерева с безвольно поникшими ветками.
— Ага, вот и милый дом, — пробормотал Андрей, тяжело втягивая ноздрями воздух, точно принюхиваясь.
— Все, я хочу вернуться, — Лида уперлась ногами в землю. — Мне нужно… туда… в другую сторону.
— Нет других сторон, — ухмыльнулся он, сжал ей плечо второй рукой так, что затрещали кости, и потащил дальше.
— Пусти меня! — заорала девушка, пытаясь вырваться.
— С чего бы это?
— Просто пусти!
— А я не хочу, — широко улыбнулся Андрей.
Сдаваться так просто Лида не собиралась, но парень упорно тащил ее в заросли сухой травы. Она уцепилась рукой за какой-то тонкий ствол.
— Так, быстро отпустил меня, гад! Иначе будет хуже.
— Правда? — уточнил Андрей, перехватывая ее запястье.
Лида в панике отшатнулась.
И вдруг Андрей замер, будто прислушиваясь к чему-то. Девушка разом воспрянула духом, завертела головой — сюда идут? Но, кажется, этот тип слушал что-то внутри себя. Лицо его сделалось испуганным и чуточку обиженным, узкие губы посерели, словно их припорошило пеплом.
— Что за?.. — пробормотал он. — Нехорошо мне…
И рухнул навзничь, увлекая за собой Лиду. Она едва успела вырвать руку из холодеющих пальцев и шустро отпрыгнула в сторону, еще не веря до конца в чудесное спасение. Хотела бежать без оглядки, но страх, что это может оказаться притворством и ловушкой, пересилил панику.
Лида осторожно приблизилась к Андрею, крепко сжимая в кулаке массивный ключ от ворот нового дома. Боязливо пару раз ткнула ногой в кроссовок, уже четко понимая, что парень окончательно и бесповоротно мертв. И только потом, рыдая от ужаса и облегчения, бросилась прочь.
Лес на этот раз оказался добр к ней и позволил почти сразу выбраться на опушку. Какие-то люди вывели ее в город, другие подвезли к отделению полиции. И здесь все завертелось мгновенно. Первым делом пришлось возвращаться в лес теперь уже на полицейском уазике, и девушка была бесконечно удивлена, когда без особого труда отыскала то страшное место. Настолько удивлена, что бесстрашно опознала труп и по возвращению в отделение согласилась немедленно ответить на вопросы следователя. Хотя имела полное право уехать прочь вместе с опекавшей ее врачебной бригадой.
— Ты можешь четко сказать, отчего он умер? — допытывался налитый нездоровой желчью полицейский чин. — Ударила ты его чем-то? Удачно толкнула? Не бойся, дочка, никто тебя за это не осудит. Наоборот, я лично тебе благодарность объявлю…
— Не била и не толкала.
— Вот так прям сам и упал, да? Схватил тебя и упал? Ох, счастливица! И что тебя в лес-то понесло, не слышала, что ли, про маньяка? Городской канал не смотрела?
— Вообще никакой не смотрела, — угрюмо ответила девушка. — Мы только переехали, не до того было.
— Ох, и дурочка ты везучая… показал бы тебе фотографии других жертв для острастки, да спать перестанешь. Ладно, успокойся и звони родителям, пусть за тобой приедут.
— Что? — переполошилась Лида. — Нет, зачем это, никуда я звонить не буду! У меня только мама, и она инвалид, ее нельзя беспокоить!
— Если о матери печешься, то не шляйся по лесам, — поддел ее полицейский, и тут же схватился за оживший телефон. — Сделали вскрытие? И чего там? Точно сердечный приступ? Ну, дочка, везучая ты, в самом деле, — это он снова к Лиде обернулся, глянул вроде как с уважением.
А ее в этот момент волновало только одно:
— Вы слышите, я не стану звонить, мама все равно не сможет сюда приехать! Вы что, в самом деле, добить ее хотите? И вообще, я домашний номер еще не выучила!
Через десять минут препирательств следователь сдался, подобрел, и сам на личной машине доставил Лиду домой. По пути было достигнуто хрупкое соглашение: без особой нужды мать в известность ставить не будут, а если поставят, то лишь в присутствии врача. Связываться в случае необходимости станут по Лидиному мобильному. А она обязана, как штык, являться по вызову в отделение.
— Счастливая ты, — снова повторил на прощание мужчина. В тусклом сумеречном свете он выглядел совсем больным. — Только не обольщайся. Любое везение однажды сходит на нет.
Лида про себя усмехнулось: заканчиваться нечему, в первый раз только и повезло. Правда, по-крупному. А потом долго стояла у калитки дома, рассматривала свое лицо в маленькое зеркальце и гадала, нормально ли она выглядит, чтобы явиться перед материнским взором без угрозы себя выдать.
— Мама, скажи, что со мной не так? — этот вопрос она задала поздним вечером, когда убедилась, что опасность миновала, и Вера ничего не заподозрила.
— А что с тобой не так? Ну, кроме того, что мать у тебя хуже мачехи, висит ярмом на твоей юной шее…
— Мам, ну хватит уже! И отшучиваться тоже хватит. Я ведь понимаю, не маленькая…
— И что такого ты там понимаешь? — заволновалась, заерзала на диване Вера.
— Ну, я раньше считала себя уродиной. Думала, в моей внешности есть что-то гадкое, и это всех отталкивает. Я даже в зеркало лишний раз боялась глянуть. Но, вроде, ничего такого. Почему же от меня все вечно шарахаются?
— Да кто от тебя шарахается, что ты?!
— Все. Ну, почти все. И не делай вид, что не понимаешь, ты вечно напрягаешься, когда я говорю об этом. Мам, скажи мне…
— Хорошо, — вдруг сдалась Вера. — Я скажу, только, чур, не отправляй свою единственную мать в дурку. И лучше присядь.
Лида, сама напуганная материнским энтузиазмом — ведь столько раз заводила с ней подобные разговоры, и ноль результатов, — поспешно опустилась на край дивана.
— В общем, сама знаешь, когда тебе было пять лет, мы с тобой поехали на море, в Анапу, и по пути поезд сошел с рельсов. Ты что-нибудь помнишь об этом?
— Да не особо. Только больницу, и как медсестры со мной играли, а я все к тебе просилась. Я еще фильм в интернете потом смотрела о той катастрофе. А что?
— Я говорила тебе, что ты совсем не пострадала, но это… не вполне правда. У тебя…в общем, много чего было сломано, — тут Вера тяжело перевела дух, и Лида начала жалеть о заведенном разговоре. — Я не стала ждать, когда до нас доберется помощь и побежала в ближайшее село. По пути встретила женщину, молила ее о помощи, а потом… отключилась, что ли. Очнулась уже в больнице на следующий день, и тебя привели ко мне целую и невредимую.
Лида вытаращилась на мать, пытаясь подловить ее на коварной улыбочке. Потом возмутилась:
— Ну, мам, опять твои шуточки! И что, после этого меня все стали бояться? Типа я в зомби превратилась?
— Ну, персонал больницы тебя просто обожал, — улыбнулась, вспоминая, Вера. — Я как-то тоже никаких страхов не ощущаю. По-моему, у кого-то просто слишком бурное воображение.
— И есть в кого, — пробормотала девушка. — Ну, а что хоть то была за женщина? Которую ты умоляла?
— Да, знаешь, такая обыкновенная старушенция, в резиновых сапогах и в куртке-косухе. Наверняка с внука сняла.
— Ой, да ну тебя, мама! — Лида рассерженно вскочила на ноги. — Никогда серьезного разговора от тебя не дождешься. Пойду лучше суп варить.
— Давай-давай, хлопотунья ты моя, — одобрила Вера. Она с самого начала рассчитывала на то, что дочка не поверит. Но все-таки пусть знает. На всякий непредвиденный случай.
Тетка объявилась на рассвете. Она за девять лет еще больше располнела и превратилась в шар на коротких ножках. Маленькая головка с прилизанными волосами тонула во многоступенчатой, как ракета-носитель, шее. К тетке жался тощий мальчик с узким хмурым личиком и крепко стиснутыми губами.
— Не встретили на станции, так могли бы хоть с постелей подняться к нашему приезду, — попеняла тетка с порога. — Полчаса во двор ломились, пока сами засов не отыскали.
Старше Веры на десять лет, она по виду годилась ей, субтильной и моложавой, в матери. И шпынять младшую привыкла с юности.
— Ох, прости, Муза, полночи из-за грозы не спали, вот и сморило под утро, — сокрушалась с постели Вера.
— Здрасте, тетя Муза, — нейтральным тоном отметилась Лида, свешиваясь с площадки второго этажа. — А тебя Славик зовут, да?
Мальчишка только хмуро на нее зыркнул.
— Ну, показывай, племяшка, где мы в этих хоромах жить будем! — распорядилась тетка Муза.
Лида показала, и это вылилось в новую волну недовольства. Оказывается, тетка рассчитывала, что у внука будет отдельная комната.
— Откуда ж ей тут взяться, Муза, — снова оправдывалась Вера. — Я, правда, как царица, целый этаж заняла, но ведь наверх мне не забраться. Я и не видела его даже, этот верхний этаж. Лидуша в мансарде. А у тебя комната огромная, можно ширмами ее разделить, а со временем так и стенку поставить.
— Славуле в мансарде очень понравилось, — подметила как бы ненароком тетка. — Может, вы с Лидой внизу разместитесь, а мы уж, так и быть, займем второй этаж? Хоть я давно и не девочка по ступенькам бегать…
— Нет, — разволновалась и нахмурилась Вера. — У Лиды должна быть своя комната, она ведь учится.
— Странно как-то получается, — тетка Муза поджала единственное, что у нее было тонким — губы. — Делаем вам одолжение, бросаем родное жилье, а нас загоняют в какой-то собачий угол даже без извинений.
— Извини, Муза, если тут все так плохо, то удерживать тебя силой мы не станем.
Тетка сразу притихла — наверно, ее пока не тянуло обратно на север.
Глава 3. ПЕРВАЯ ПОДРУГА
Последний вечер перед началом учебного года прошел для Лиды печально. Тетка без передышки высказывала матери претензии, на улице серо и сыро, все к школе заранее приготовлено, заняться нечем. Ближе к полуночи она задремала, но почти сразу проснулась от непривычных звуков за стеной. Там кто-то громко всхлипывал и икал. Сквозь створки окна тянуло сигаретным дымком.
Лида выглянула в окошко: внизу среди голых яблонь прохаживалась тетка с сигаретой в зубах. Наверно, накрутила себя и теперь не могла заснуть. Девушка окликать ее не стала, закуталась в халат и пошла проведать племянника.
Мальчик обнаружился на диване, в скрюченном состоянии и с подушкой на голове. Одеяло съехало на пол, посиневшие от холода ноги ребенка нервно скребли по простыне. Он без устали издавал жалобные звуки.