АНДЕРКЛАСС НА ЗАПАДЕ: ДИСКУССИИ И РЕАЛЬНОСТЬ




В конце XX в. начались "серьезнейшие трансформационные процессы, принципиально меняющие систему социальных отношений, а также позиции и облик социальных групп в наиболее развитых странах, перешедших в постиндустриальную стадию развития". В контексте этих процессов следует рассматривать и возникновение новых социальных слоев, одним из которых является андеркласс. Это понятие, введенное в научный оборот во второй половине XX в. Американским исследователем Дж. Мирдалом, с самого начала не было однозначным. В западной социологии наметилось несколько позиций, методологически отличающихся друг от друга. Влиятельная группа исследователей (А. Гидденс, У. Уилсон, Х. Гене, К. Аулетта и др.) рассматривают андеркласс как внутренний продукт стратификационных процессов постиндустриального мира. В него включаются "свои" чернокожие, "вечные" безработные, иные маргинальные социальные группы. Эту позицию можно назвать интерналистской. Ее разделяют многие западные социологи. В то же время среди этой части западного научного сообщества пока не достигнуто согласия по поводу того, кого следует зачислить в ряды андеркласса. Критериями выделения данной страты называют ее маргинальное экономическое положение, крайняя степень социальной депривации, контркультура как система альтернативных ценностей, получение социальной помощи от государства на постоянной основе.

В этой совокупности трактовок целесообразно выделить две основные интерпретации – структуралистскую и аксеологическо-поведенческую. В попытке сочетать оба подхода Аулетта выделяет четыре группы внутри андеркласса:

1) пассивных бедных, то есть тех, кто в течение длительного времени получают государственную помощь;

2) агрессивных уличных преступников, наркоманов;

3) лиц, занятых в теневой экономике;

4) травмированных пьяных, бродяг [Моррис, 2003]. Критикуя авторов смешения понятий "преступности, бедности и невежества" (М. Катц), сторонники интерналистской точки зрения пытаются не столько выйти за рамки намеченного подхода, сколько по возможности расширить его [Моррис].

Некоторые социологи (О. Льюис, Х. Гене) стремятся обосновать данный взгляд с помощью концепции культуры бедности, согласно которой жизненный опыт, накопленный в условиях бедности, воспроизводит соответствующую субкультуру. В рамках такой позиции акцентируются следующие факторы возникновения андеркласса: предоставление социальных пособий государством для поддержания самых элементарных условий существования; отсутствие или слабость этики труда и, соответственно, трудовых мотиваций; поколенческая преемственность и наследуемость образа жизни и культурной специфики андеркласса.

Поборники структурного подхода предпочитают анализировать феномен андеркласса, прежде всего в системе экономических отношений, а не в рамках социопсихологических и социокультурных факторов. Основой для смещения теоретико-методологических акцентов служит радикальная трансформация сферы производства и трудовых отношений. Главным итогом перехода от индустриального общества к постиндустриальному стало появление так называемого "информационного общества". В нем знание и информация становятся, по словам Т. Стюарта, "исходным материалом" и "конечным продуктом их деятельности". М. Кастельс, развивая эту концепцию, пишет о формировании "информационального общества". По его мнению, термин "информациональный" указывает на "атрибут специфической формы социальной организации, в которой... генерирование, обработка и передача информации стали фундаментальными источниками производительности и власти".

Базовые изменения, соответственно, произошли и в системе трудовых отношений. Одно из кардинальных следствий этого процесса - "индивидуализация труда". "Мы являемся, - отмечает Кастельс, - свидетелями обращения вспять исторической тенденции к наемному труду и социализации производства... индустриальной эры". По оценкам А. Гидденса, сегодня менее 20% рабочих мест в экономически развитых странах сосредоточены в сфере традиционных отраслей промышленности.

Попытки провести демаркационную линию между парадигмой культуры бедности и социально-экономическим подходом не всегда выдерживаются в рассуждениях авторов структуралистски ориентированных концепций. Не все исследователи готовы рассматривать категорию безработных в качестве ключевого элемента андеркласса. Так, Л. Моррис выступает против включения безработных в андеркласс. Кастельс не считает тенденцию роста безработицы определяющей и отказывается принять тезис о том, что Запад движется в направлении "безработного общества". Такая точка зрения подтверждается некоторыми фактами. В Германии, например, получатели социальных пособий обязаны отрабатывать их в сфере общественно полезного труда. Кроме того, во многих странах среди тех, кто официально зарегистрированы в качестве безработных, есть группы людей, занятых в сфере теневой экономики или имеющих побочные, часто случайные, заработки.

Для оценки анализируемой позиции следует принять во внимание и такой феномен, как институт "профессионального нищенства". Профессиональные нищие проходят специальную подготовку, чтобы как можно убедительнее сыграть свою социальную роль. Заработки этой группы могут даже превышать доходы государственных служащих среднего звена управления (как, например, на Тайване). Тем самым образ нищего принимает форму символической реальности в виде так называемого социального "реалити-шоу", которое становится хорошо продаваемым товаром. "Производство" такой реальности выявляет еще один аспект символизации классово-стратификационных отношений в условиях постиндустриального общества.

К "символическому классу", определяемому как социальная группа, зарабатывающая "деньги, имея дело лишь с символами", обычно относят продюсеров, издателей, политиков, работников средств массовой информации. Новизна ситуации состоит в том, что в этот ряд символических производителей начинает включаться и институт профессиональных нищих при всех отличиях этой социальной группы от представителей индустрии развлечений, спортивных звезд или работников, занятых в сфере информационных технологий. Все эти процессы размывают социальные границы депривированных слоев вообще и безработных в частности, что только осложняет задачу идентификации андеркласса с просто неимущими слоями общества.

Недостаточность интерналистской интерпретации вызвала появление иных концепций, которые можно назвать экстерналистскими. Их сторонники считают андеркласс особой социальной группой, состоящей из семей иммигрантов. И. Валлерстайн описывает эту страту как плохо оплачиваемую, социально неинтегрированную и лишенную политических прав. Другой представитель этой точки зрения - Р. Клаттербак также рассматривает андеркласс в качестве значимой социальной группы, состоящей из "непропорционально большого числа иммигрантов, часто становящихся добычей в руках наркоторговцев". Несмотря на различия в позициях Валлерстайна, относящего андеркласс к "низшему слою рабочего класса", и Клаттербака, предпочитающего рассматривать его в качестве отдельной страты, оба социолога сходятся в том, что важные признаки андеркласса – принцип социального исключения, связь со средой иммигрантов, участие в криминальном бизнесе. Более того, сопоставление подходов этих социологов со взглядами сторонников интерналистского направления показывает общность ряда позиций. Прежде всего, их объединяет рассмотрение андеркласса в рамках модели социального исключения. Как подчеркивает Гидденс, "исключение не обозначает градацию неравенства, но является механизмом, отдаляющим группы людей от главного социального потока". Как и "интерналисты", "экстерналисты" отмечают также присутствие групп наркозависимых в составе андеркласса. Их расхождения возникают там, где появляется необходимость учета новой социальной силы - иммигрантов.

Признание за андерклассом "иммигрантского" происхождения позволяет адекватнее оценить направление социально-стратификационных процессов в современных западных обществах. Эти процессы направляются не только внутренними изменениями, но и глобализационными факторами.

Возникновение андеркласса отражает процесс дихотомизации современного постиндустриального общества, смену основных социальных тенденций, выразившуюся в кризисе государства благосостояния, сокращении среднего класса, трансформации самой категории капитала. Социально-экономическая перестройка современных западных обществ на основе развития информационных технологий и средств массовой коммуникации, процессы "индивидуализации" труда, формирование "индивидуализированного общества", неэффективность бюрократических структур, порожденных правлением западноевропейских социал-демократий, крах "реального социализма" существенно поколебали широко распространенное, и прежде всего в Европе, убеждение в безальтернативности государства всеобщего благоденствия.

Возникает вопрос, почему именно определенная иммигрантская группа должна рассматриваться в качестве андеркласса? Почему к нему не могут быть отнесены другие группы неимущих - бедные слои, пауперы или люмпен-пролетариат? Прежде чем ответить на поставленные вопросы, сопоставим три последние социальные категории.

Как отмечают исследователи, бедные слои - не однородная страта. В ней выделяются высшие бедные слои (удовлетворение самых необходимых социальных, культурных, экономических потребностей), средние бедные слои (удовлетворение потребностей в пределах физиологического минимума) и низшие бедные слои (удовлетворение потребностей ниже физиологически допустимого минимума). Последнюю группу логично отождествить с пауперами. Стало быть, пауперизм не тождествен бедности вообще, а обозначает лишь нижний порог этого социального слоя.

Специфическую группу общества составляет люмпен-пролетариат. Его особенностью обычно называют деклассированность. Однако она не всегда была сущностной характеристикой люмпен-пролетариата. Он занимает разное социальное положение в различных общественно-экономических системах и, соответственно, имеет разную социальную природу. Представители античного люмпен-пролетариата существовали за счет правительственной поддержки, получая от государства "хлеб и зрелища". Их социальный статус как свободных людей был выше социального статуса рабов. К положению античного люмпен-пролетария приближается положение современного "вечного безработного" или "потомственного велфериста", существующих на государственные пособия. Люмпен-пролетариат эпохи промышленного капитализма - уже не следствие системы социального паразитизма, он возник в результате распада доиндустриальных форм социума.

Вместе с тем следует иметь в виду, что социальные границы между бедными, пауперами и люмпен-пролетариатом подвижны, а взаимопереходы из одного слоя в другой более чем возможны. Принятое в Европейском союзе определение бедности, согласно которому "под бедными понимаются те люди, семьи или группы людей, чьи материальные, культурные или социальные ресурсы ограничены таким образом, что они исключены из минимально приемлемого образа жизни в обществе", подчеркивает общность всех отмеченных выше социальных групп, объединенных принципом социального исключения. Внешняя схожесть их положения с социальной позицией андеркласса порождает впечатление, что речь идет об однотипных явлениях. Думается, однако, что эти группы не могут служить историческим аналогом андеркласса. Последний отличается от других малоимущих слоев населения по ряду существенных признаков.

Прежде всего, это исторически новое явление, продукт глобализированного мира. Его рождение обусловлено несколькими тенденциями, среди которых особую роль играют рост числа иммигрантов из менее благополучных стран в зоне "золотого миллиарда" и укрепление позиций теневой экономики. Развитию этих тенденций способствует глобализация как современный общецивилизационный контекст, стимулирующий распространение сетевой организации социума. Как отмечает А. Мартинелли, "впервые в истории... люди поставлены в глобальные... социальные сети. Системы производства и рынки координируются на уровне мира. СМИ достигают своими посланиями массы людей во всем мире... Материальные и символические коммуникации означают сжатие времени и пространства. Но нет нормативного консенсуса, отвечающего всему этому и способного основать приемлемые для широкой общественности институты демократического глобального управления". Созданные на Западе информационные технологии не только превращают мир, говоря словами М. Маклюэна, в "глобальную деревню", но и позволяют обитателям сельских районов развивающихся стран видеть западное "изобилие", вызывая у них острое желание приобщиться к нему.

Еще один важный фактор - появление "безгосударственных обществ". Тенденция к их образованию прослеживается в некоторых странах Азии и Африки. Феномен "безгосударственных обществ" отражает кризис современных национальных государств и связан с появлением failed states (несостоявшихся государств) с их хроническими социальными неурядицами, коллапсирующей экономикой, неурегулированными вооруженными конфликтами и массовой эмиграцией. А. Хадениус обращает внимание на то, что лидеры таких стран имеют связи с международным капиталом, осуществляющим контроль над природными ресурсами. Это, по мнению шведского социолога, вызывает анархию как внутри, так и за пределами этих стран, питает международную преступность. Этот процесс стал одной из причин роста современной теневой экономики, превращающейся в весомую составляющую глобальной экономики. К концу прошлого столетия ежегодный оборот только в наркобизнесе достигал 500 млрд. долл.

Действие всех этих факторов приводит к глобальному перераспределению мировых трудовых ресурсов, стимулируя демографическое наступление стран Юга на государства Севера. В результате в западном мире возникают большие конгломерации иммигрантов из бедных стран. Непропорциональна велика в этом захлестнувшем западный мир иммигрантском потоке доля выходцев из мусульманских стран. Самая большая мусульманская община существует во Франции (от 5 до 6 млн. человек). Великобритания и Германия по разным данным приняли от 3 до 4 млн. человек, Голландия - 1 млн. Всего в Европе проживают 15 - 20 млн. мусульман, при этом 80% всех турок, живущих в Евросоюзе, - в Германии, 86% тунисцев и 61% марокканцев и алжирцев - во Франции.

Из специфики генезиса андеркласса вытекает другое его принципиальное отличие - отсутствие у его представителей статуса гражданства. Возможность обладания им в условиях массовой иммиграции, жестких мер, предпринимаемых западными правительствами по высылке нелегальных иммигрантов, можно рассматривать как важный фактор социальной дифференциации.

Феномен андеркласса может быть описан в терминах концепций М. Вебера и П. Бурдье. Вебер выделял среди факторов классообразования не только частную собственность на средства производства, но и такие внеэкономические критерии, как уровень квалификации, навыки, образование. В классификации классов немецкого социолога методологический интерес для анализируемой темы представляет понятие "негативно привилегированных классов собственников". К ним были отнесены "зависимые", "деклассированные" ("античный пролетариат"), "должники", "пауперы". Таким образом, андеркласс в рамках подхода Вебера можно определить как "негативно привилегированный класс собственников", возникающий в результате отсутствия гражданства как одной из внеэкономических форм собственности (наряду с квалификацией, опытом, образованием).

Дополнительные возможности для понимания социальной природы андеркласса дает концепция множественности форм капитала Бурдье. Наряду с экономическим капиталом французский социолог выделяет культурный, в том числе информационный, капитал, социальный капитал, символический капитал, разновидностью которого он называет политический капитал. Позиции агентов в социальных полях распределяются как по общему объему капитала, которым они обладают, так и по сочетаниям своих капиталов, то есть по весу разных видов капитала в системе отношений собственности как одного из действующих свойств. Так, документ, подтверждающий право владения, указывает на экономическую собственность, диплом или ученое звание - на культурную, дворянский титул - на социальную. В терминах концепции Бурдье представители андеркласса принадлежат к совокупности "агентов", которые "прибегают к практической или символической стратегии с целью максимизировать символическую прибыль от номинации". В случае андеркласса речь идет о негативной номинации, вызывающей классовую дифференциацию по отношению к обладанию званием гражданина как институционализированной и законной формы символического капитала. С этой точки зрения, андеркласс - социальная группа, место которой в классово-стратификационной структуре определяется отсутствием статуса гражданства как способа исключения доступа такой группы ко всем конституционно гарантированным правам человека. Поэтому такие признаки, как участие в теневой экономике, исключение из сферы социальных, гражданских, экономических прав, простая принадлежность к иммигрантам, сами по себе не являются отличительными признаками андеркласса. Их могут разделять другие социальные группы, например бедные слои или пауперы. При том, что доступ этих групп к жизненно важным средствам человеческого существования затруднен, они, тем не менее, не лишены гражданства в своих странах, вследствие чего сохраняют право на получение социальной помощи на постоянной основе со стороны государства.

Не случайно западные социологи практически единодушно выделяют в качестве одного из базовых признаков низших социальных слоев получение ими государственных пособий. Однако этого права из-за отсутствия статуса гражданства не имеют легальные иммигранты, которые, исходя из излагаемых здесь соображений, и составляют подлинный андеркласс. В этом отношении он представляет собой крайнюю форму социального исключения, отделяющую его даже от социальных групп с самыми низкими статусными позициями.

Специфика андеркласса состоит также в его смешанной природе. Наряду с теми, кто лишены собственности, в андеркласс входят и представители криминального капитала (владельцы нелегального бизнеса, наркоторговцы). Смешанная природа андеркласса меняет критерии классовой принадлежности. Андеркласс не подпадает полностью под традиционное понимание класса, которое выделяет в качестве его основных признаков отношение к средствам производства и вытекающую отсюда величину дохода. Эти признаки оказываются недостаточными для понимания данной социальной группы. Андеркласс не вмещается в рамки обычного понимания категории класса еще и потому, что входящие в него страты не объединены между собой общими ценностными предпочтениями, поведенческими паттернами и не осознают себя как класс. В терминах традиционного классового анализа андеркласс можно определить не как "класс для себя", а как "класс в себе". Не будучи классом в обычном смысле слова, андеркласс может рассматриваться в качестве класса в символическом понимании этого термина, то есть как совокупность "негативно привилегированных" владельцев социального и символического капитала.

Существование андеркласса - пример возникновения нового социального института из неформальных практик, той формы сетевых отношений нелегитимного типа, которая рождается из отсутствия у иммигрантов статуса гражданства, играющего особую роль в условиях массовых миграционных потоков, стимулируемых глобализацией.

Состояние идентичности и объем социального капитала могут по-разному отражать позиции той или иной социальной группы. Применительно к андерклассу это означает, что в данной страте существует наиболее низкий уровень доверия к институционально-легитимным формам социальной жизни и повышенный уровень доверия к нелегитимным формам социальной активности. Иными словами, существование андеркласса служит индикатором состояния персональной идентичности и объема социального капитала в их негативном и позитивном выражении. В условиях социального исключения, где иммигранту без статуса гражданства легче всего перекрыть доступ к социальным ресурсам страны проживания, и глобализации с ее фрагментацией социальных отношений представители андеркласса беспрепятственно вовлекаются в процесс социальных фрустраций и становятся удобным объектом манипуляций со стороны радикально или криминально ориентированных сил. "Андеркласс, - подчеркивает Р. Дарендорф, - это не революционная сила, а сила, заставляющая ощущать свое присутствие преступлениями, нарушениями общественного порядка, а также образующая изменчивую воинственную группу на одном из концов политического спектра".

Специфика ценностно-политической ориентации андеркласса выявляет двойственный характер его ресурсности. Несомненно, он наиболее слабая ресурсная группа в социально-стратификационной структуре постиндустриального общества. Однако такая оценка подразумевает лишь отсутствие позитивной ресурсности. Напротив, с точки зрения негативной ресурсности андеркласс представляет собой сильную социальную группу, где под сильной негативной ресурсностью понимается обладание социально деструктивным потенциалом. В этом отношении его следует рассматривать в качестве исторически долговременного фактора дестабилизации современных западных обществ, способного играть возрастающую роль в воспроизводстве острых форм социального конфликта.

Андеркласс как социальный институт не был учтен теоретиками ранней версии постиндустриализма. В ней предсказывалась эволюция общества в направлении более "совершенных" форм. Укрепление позиций андеркласса расстраивает возможность такой эволюции, обозначая тенденцию к смене модели роста "позитивно привилегированных классов собственников" на основе восходящей социальной мобильности процессом увеличения "негативно привилегированных классов собственников" на основе нисходящей социальной мобильности. Феномен андеркласса отражает символизацию социально-стратификационных отношений, характеризующую переход от классовой структуры индустриального общества к социальной структуре постиндустриального мира. Будучи крайней формой социального исключения, андеркласс обрекает попытки его социальной интеграции на неудачу.

Это выявляет пределы интеграционных возможностей современного постиндустриального общества. Здесь кроется ответ на вопрос о том, почему западному капитализму, который в прошлом смог обуздать враждебные ему социальные силы (например, рабочий класс с его притязаниями на более широкое участие в распределении и потреблении общественного богатства), сейчас не удается сделать то же самое в отношении андеркласса. Это типичный продукт глобализации и ее следствий - демографического давления стран Юга на государства Севера и образования мировой теневой экономики. Отражая тектонические сдвиги в системе мирового хозяйства, андеркласс указывает на нарастающую тенденцию к дихотомизации в современном мире, характер которой существенно усложнился по сравнению с прошлым. Она стала не только социально-экономической, но и культурно-цивилизационной.

Впервые в недрах западного сообщества возникает враждебная его устоям социальная сила, сформировавшаяся не в лоне западной культуры, а за ее пределами. Как страта с инородными ценностными и поведенческими паттернами андеркласс образует один из сложных узлов межцивилизационного взаимодействия. В отличие, например, от рабочего класса андеркласс несет в себе не просто возможность изменения социальных институтов, а угрозу смены вектора культурно-цивилизационного развития. Такой поворот, если он произойдет, не будет совпадать с господствующими представлениями о прогрессе. Вместе с тем в культурно-цивилизационном отношении андеркласс не является чем-то однородным. В нем выделяются два основных сегмента - "христианский" (иммигранты из стран Восточной Европы и Латинской Америки) и "исламский". Поэтому его угроза воспринимается по-разному в разных частях западного мира. В наиболее острой форме она дает о себе знать в европейских странах, в менее кричащей - в США. Пока поиск решений несопоставим с масштабом проблемы. Опыт двух последних десятилетий демонстрирует невозможность ее решения в рамках мультикультурной модели развития. Это делает более правдоподобной мысль С. Хантингтона о столкновении цивилизаций.

 

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-03-17 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: