Глава седьмая. ВЕЛИКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ МАХНОВЦЕВ И ИХ ПОБЕДА

Казнь Григорьева. — Бой под Перегоновкой. — Разгром деникинцев. — Эра свобод

Нами было указано, что Махно, уйдя с поста командующего повстанческой армией, удалился с небольшим кавалерийским от­рядом. Он ушел в сторону г. Александровска. Здесь, несмотря на то, что большевики охотились за ним на фронте в районе ст. Гяйчур, он успел официально сдать должность и дела повстанческой дивизии новому командиру бригады, только что прибывшему от большевиков. Передачу дел Махно совершил для того, чтобы пря­мо, открыто и спокойно уйти с поста командира и чтобы больше­вики не имели никакого основания обвинить его в чем бы то ни было, касавшемся дел дивизии. Во всем этом было много тонкой игры, которую Махно вынужден был вести и из которой вышел с честью.

Тем временем наступление Деникина принесло новые беды широкому трудовому населению. Масса беглецов из крестьян, спа­саясь, потянулась к Махно как к народному руководителю. К не­му же устремились многочисленные повстанцы, разбросанные по району. В неделю-другую вокруг Махно сформировался совершен­но новый революционно-повстанческий отряд. С этим отрядом и с некоторыми частями основной повстанческой армии, прибывши­ми под Александровск, Махно стал сдерживать деникинцев, мед­ленно отступая, стараясь уяснить создающиеся условия и сориентироваться.

Деникинцы, быстро распространяясь по Украине, все время не упускали Махно из вида, помня, каких громадных усилий и жертв он стоил им в течение прошедшей зимы. Против него они выста­вили особый корпус войск, состоявший от 12 до 15 полков кава­лерии и пехоты. Но это была война не только с армией Махно. Почти все села махновского района, занятые деникинцами, под­вергались разгрому и опустошению: крестьян грабили, насиловали, убивали. Офицерство мстило им за революцию.

В первый же день по занятии деникинцами Гуляй-Поля было расстреляно множество крестьян, население разгромлено; сотни бричек и телег с награбленным добром казаки Шкуро отправилина Дон и Кубань. Почти все еврейские женщины села были изна­силованы.

Поэтому за отступавшей армией Махно из разных сел двину­лись тысячи крестьянских семейств со своим имуществом и скотом. Образовался громадный обоз, растянувшийся на сотни верст. Это было поистине великое передвижение народа, обширное «царство на колесах», двигавшееся вслед за армией на запад. По пути от­ступления эта огромная, сковывающая войско масса беженцев по­степенно таяла, оседая по разным местам Украины. Большинство из этих беженцев лишилось навсегда своего крова и имущества, а многие и жизни.

Первоначально Махно закрепился на Днепре, под городом Алек­сандровском, и некоторое время удерживал за собой Кичкасский мост 1. Затем, ввиду превосходящих неприятельских сил, отступил на Долинскую, а оттуда под г. Елисаветград. К этому времени советские войска утратили самостоятельное значение на Украине. Часть их была уведена в Великороссию, а оставшиеся начали ко­лебаться, проникаясь недоверием к своему командному составу.

Для Махно подошел удобный момент перевести их в свои ряды. Но внимание его в это время было сосредоточено на другом. Уже давно на фоне украинской революционной действительно­сти двигалось темное пятно, с которого Махно все время не спускал глаз. Это — григорьевщина.

Хотя она после первых дней своего выступления против совет­ской власти и пошла быстро на убыль, однако окончательно не разложилась. Григорьев закрепился несколькими отрядами в Хер­сонской губернии и повел партизанскую войну с большевиками. Общая численность отрядов, рассеянных по губернии и находив­шихся под его влиянием, достигала нескольких тысяч человек. От­ряды эти часто делали налеты на небольшие красноармейские части, разоружали их, занимали местечки, разрушали железные дороги. Последняя мера практиковалась ими больше всего. Способ порчи железных дорог у Григорьева был следующий: из шпал на протяжении двух-трех рельсов вынимались все костыли; в одном месте, на стыке, рельсы разъединялись между собою; к свободному концу рельсы припрягалось несколько пар здоровых волов, которые и загибали в полукруг все освободившиеся от шпал рельсы.

Григорьев оказался довольно искусным руководителем парти­занского метода войны. В районе Знаменки, Александрии и Ели-саветграда господствовал скорее он, нежели большевики. Однако борьбу с советской властью Григорьев вел не по революционным мотивам, а по личным и, по сути, — контрреволюционным. Не имея какой бы то ни было устойчивой идеологии, он хватался за то, что было ближе: сначала за петлюровщину, потом — за боль­шевизм, затем вновь за петлюровщину, а под конец — за дени­кинщину.

Григорьев был несомненно контрреволюционер и авантюрист, но район и масса, им руководимые, были революционны. Их-то и решил Махно включить в общее число революционных сил. Сде­лать это можно было, лишь насильственно удалив Григорьева и его штаб. Махно с присущей ему резкостью и прямотою решил публично разоблачить и убить Григорьева. Государственники-боль­шевики, воевавшие с Григорьевым в течение нескольких месяцев, ничего лучшего не нашли, как обещать полмиллиона рублей тому, кто убьет Григорьева, и половину этой суммы — за голову каждого из его помощников (объявление советвласти, напечатанное в июле 1919 г. в ряде украинских газет). Крестьянин-революционер Мах­но, в силу революционной необходимости, решил публично разоб­лачить Григорьева. Чтобы найти к нему свободный доступ, Махно вступил с ним и его отрядами в связь, якобы для объединения всех партизанских сил.

27 июля 1919 г. в селе Сентове, близ Александрии, Херсонской губернии, по инициативе Махно был созван съезд повстанцев Ека-теринославщины, Херсонщины и Таврии. Согласно своей програм­ме, съезд должен был наметить задачи всему повстанчеству Украины в связи с моментом. Съехалась масса крестьян и повстан­цев, отряды Григорьева и части Махно — всего до 20 тысяч че­ловек. Докладчиками были записаны Григорьев, Махно и ряд других сторонников того и другого движения. Первым выступил Григорьев. Он призывал крестьян и повстанцев отдать все силы на изгнание большевиков из страны, не пренебрегая в этом деле ни­какими союзниками. Григорьев был не прочь ради этого соединить­ся с Деникиным. После, мол, когда иго большевизма будет низвергнуто, народ сам увидит, как ему устроиться. Заявление это оказалось роковым для Григорьева. Выступившие немедленно после него махновец Чубенко и Махно указали на то, что борьба с боль­шевиками может быть революционной только в том случае, если она ведется во имя социальной революции. Союз с злейшими вра­гами народа — с генералами — будет преступной авантюрой и контрреволюцией. К этой контрреволюции зовет Григорьев, следо­вательно — он враг народа. Затем Махно публично, перед всем съездом, потребовал Григорьева к немедленному ответу за чудо­вищный погром, совершенный им в мае 1919 г. в г. Елисаветграде, и за ряд других антисемитских действий. — «Такие негодяи, как Григорьев, позорят всех повстанцев Украины, и им не должно быть места в рядах честных тружеников-революционеров», — так за­кончил Махно свое обвинение Григорьеву. Последний увидел, что дело принимает для него опасный оборот. Он схватился за оружие. Но было уже поздно. Семен Каретник — ближайший помощник Махно — несколькими выстрелами из «кольта» сбил его с ног, а подбежавший Махно с возгласом — «Смерть атаману!» тут же до­стрелил его. Приближенные и члены штаба Григорьева бросились было к последнему на помощь, но на месте были расстреляны группой махновцев, заранее поставленной на страже. Все это про­изошло в течение двух-трех минут на глазах съезда.

Первое время съезд был несколько взволнован совершенными актами, но затем, после следующего доклада Махно, Чубенко и других представителей махновщины, съезд одобрил акты, назвав их исторически необходимыми. По протокольному постановлению съезда, ответственность за совершенное и за его последствия мах­новщина взяла на себя. Все же партизанские отряды, бывшие под руководством Григорьева, согласно резолюции съезда, влились в общую армию повстанцев-махновцев 2.

1 - Один из крупнейших ж.-д. мостов в России, через Днепр, близ г. Алексан-дровска.

2 - Протоколы съезда, а также конспекты речей Махно и Григорьева, наряду с другими документами, пропали в боевой обстановке 1920 года.

* * *

Мы уже указали, что те немногие советские войска, которые задержались в разных местах Украины, были охвачены духом не­доверия к своему командному составу. На позорное бегство совет­ской власти из Украины они смотрели как на измену революции. Махно являлся единственным средоточием революционных надежд страны. К нему обращались взоры тех, кто хотел биться за свободу. Заразились этим духом и оставшиеся на Украине красноармейские части. В конце июля крымские части большевиков сделали военный переворот и пошли на присоединение к Махно. Переворот был организован бывшими в рядах красной армии махновскими коман­дирами — Калашниковым, Дерменджи и Будановым. От Нового Буга и до Помощней двигались огромные части красных войск, разыскивавших Махно и везших к нему пленниками своих недав­них командиров — Кочергина, Дыбеца и других. Соединение про­изошло за ст. Помощная, в местечке Добровеличковке, Херсонской губ., в начале августа 1919 г. Для большевиков этот переворот явился жестоким ударом, сведшим на нет остатки их военной силы на Украине.

Район Помощней, Елисаветграда и Вознесенска (под Одессой) был первым опорным пунктом, где Махно остановился и стал при­водить в порядок стекавшиеся к нему с разных сторон боевые ча­сти. Здесь были сформированы четыре бригады пехотных и кавалерийских войск, отдельный артиллерийский дивизион и пу­леметный полк — всего около 15 000 бойцов. Отдельная конная сотня в 150-200 сабель, находившаяся всегда с Махно, не входила в это число войск. Этими силами махновцы перешли затем в на­ступление на деникинцев. Столкновение приняло ожесточеннейший характер. Несколько раз деникинцев отбрасывали на 50-80 верст обратно к востоку. В боях они отдали махновцам три или четыре бронепоезда, среди которых был огромнейший — «Непобедимый». Но подкрепленные свежими силами, они вновь оттесняли махнов­цев к западу. На их стороне был значительный численный перевес и превосходство в вооружении. Между тем, в армии махновцев почти не было патронов. Из трех наступлений на деникинцев два приходилось делать с исключительной целью отбить у них патроны. Кроме того, махновцам приходилось действовать и против больше­вистской группы, отступавшей из Одессы на север. Поэтому район Елисаветград — Помощная — Вознесенск пришлось бросить и от­ступать дальше.

Отступление шло с непрерывными боями. Группа деникинцев, преследовавшая Махно, отличалась крайним упорством и настой­чивостью. Особенно мужественны были офицерские полки — Пер­вый Симферопольский и 2-й Лабинский. Участвуя в боях против этих полков, Махно восхищался их стойкостью и пренебрежением к смерти. По свидетельству Махно, конница у деникинцев заслу­живала высшей похвалы. Многочисленная же конница красной ар­мии, созданная впоследствии, была конницей скорее по названию. Никогда не была она способна на сабельный бой, а действовала лишь тогда, когда неприятель уже был сбит орудийным и пуле­метным огнем. За все время гражданской войны красная конница ни разу не приняла сабельного удара махновской кавалерии, хотя численно всегда превосходила последнюю. Совсем иное — казачьи и кавказские кавалерийские полки Деникина. Они всегда прини­мали сабельный удар и всегда шли полным карьером на неприя­теля, не дожидаясь, когда огонь орудий и пулеметов дезорганизует его.

Тем не менее, и эта конница потерпела не одно поражение в ожесточенных боях с махновцами. Руководители деникинских пол­ков в своих дневниках, попадавших после боев к махновцам, не­однократно отмечали, что война с махновской кавалерией и артиллерией есть наиболее тяжелое и страшное дело во всем их походе.

С середины августа 1919 г. группа эта начала сильно теснить Махно, стремясь все время охватить его с нескольких сторон. Мах­но видел, что малейший промах с его стороны может оказаться гибельным для всей армии. Поэтому он тщательно высматривал момент, когда бы можно было пойти на решительное сражение с врагом. В северном направлении деникинцы были уже под Кур­ском. Махно учитывал это обстоятельство, находя, что, чем дальше на север продвинется деникинский фронт, тем вернее будет их разгром в тылу. Но пока Махно приходилось отступать на запад под напором превосходящих военных сил противника. Во второй половине августа к группе деникинцев, теснившей Махно с восто­ка, прибавилась вторая группа, шедшая со стороны Одессы и Воз­несенска. Положение ухудшилось. Тогда повстанческая армия бросила железнодорожный район, взорвав предварительно все быв­шие у нее бронепоезда. Отступление пошло проселочными дорогами из села в село. Деникинцы не отставали ни на шаг. Их цель бы­ла — не только разбить, но совсем ликвидировать армию Махно.

Это отступление, сопровождаемое ежедневными боями, продол­жалось свыше месяца, пока армия махновцев не подошла к городу Умани, занятому войсками петлюровцев. Последние находились в состоянии войны с деникинцами. И здесь сам собою возник воп­рос — как быть с петлюровцами? Воевать ли с ними или же в отношении их отыскать иную тактику? В это время армия мах­новцев имела около 8000 раненых бойцов, лишенных самой не­обходимой медицинской помощи. Они составляли огромный обоз, прикрепленный к армии и тормозивший ее передвижение и боевые операции. После всестороннего обсуждения вопроса решено было предложить петлюровцам военный нейтралитет. Тем временем из Умани в лагерь махновцев прибыла петлюровская делегация, из­ложившая взгляд петлюровского командования на создавшееся по­ложение. Взгляд этот сводился к тому, что петлюровцы, находясь в войне с Деникиным, не желали иметь нового фронта и хотели бы избежать военных столкновений с махновцами. Это совпадало с планами махновцев. Делегация последних, выехавшая в Жме­ринку, выработала окончательное соглашение, по которому обе сто­роны обязались сохранить в отношении друг друга строгий военный нейтралитет, не считаясь с политическим направлением каждой стороны. Петлюровцы, кроме того, взялись принять и разместить по больницам всех раненых махновцев.

Конечно, и Махно, и все остальные в армии видели, что нейтралитет этот фикция; что не сегодня-завтра можно ожидать союза петлюровцев с деникинцами и их совместного нападения на махновцев. Но для последних важно было выиграть одну или две недели времени, чтобы предотвратить удар с противо­положной — западной — стороны и не оказаться в военном мешке. Фактически же отношение махновцев к петлюровцам ос­тавалось нисколько не измененным против прежнего. Относясь по-товарищески к петлюровской рядовой массе, они против вер­хов петлюровщины вели прежнюю революционную агитацию, и как раз в это время реввоенсовет армии махновцев выпустил листовку — «Кто такой Петлюра?», — в которой разоблачал последнего как защитника имущих классов, достойного гибели от рук трудящихся. Многие из петлюровских «сечевиков» по ду­ху и по традиции принадлежали к махновцам, и не будь по­следние в то время так сильно теснимы деникинскими полками, махновцы несомненно сагитировали бы значительную часть их перейти в свои ряды. Махновцы думали об этом, а петлюровское командование подозревало это и, наученное опытом с Григорь­евым, держалось очень осторожно с махновцами.

Подозрения махновцев относительно того, что петлюровцы вой­дут в сговор с деникинцами для совместных действий против Мах­но, начали подтверждаться. По соглашению с петлюровцами, армия махновцев могла занимать территорию в 10 кв. верст в районе села Текуче, близ Умани. С севера и запада находились петлю­ровцы; с востока и юга (со стороны Голты) были деникинцы. Это условие соглашения, предъявленное петлюровцами, сразу же пока­залось подозрительным. А через несколько дней были получены сведения о том, что они ведут переговоры с деникинским коман­дованием об условиях окружения и разгрома Махно совместными силами. В то же время — 24-25 сентября — в тылу у махновцев, с западной стороны, оказалось около 4-5 деникинских полков. Они

могли попасть туда, лишь пройдя местность, занятую петлюровца­ми, т.е. при их прямом содействии или попустительстве.

25 сентября вечером махновцы оказались окруженными дени­кинскими полками со всех сторон, причем наиболее сильные их части стояли с восточной стороны. Умань была также занята ими. Тогда настал момент быстрых действий. Решалась судьба всей ар­мии повстанцев-махновцев.

***

Отступление махновцев, растянувшееся на 600 с лишним верст, продолжалось в общей сложности около четырех месяцев. Оно со­провождалось крайними трудностями. Повстанцы были разуты, раз­деты. В страшный зной, в облаках пыли, осыпаемые беспрерывным дождем пуль и снарядов, удалялись они от своего района в неиз­вестную даль. Но все были одухотворены идеей победы над врагом и терпеливо сносили тяготы отступления. Иногда среди наименее терпеливых раздавались возгласы: «Назад! К Днепру!» Но неумо­лимая необходимость гнала их все дальше от Днепра и от родного им, гордого района. И вновь все с величайшим терпением, с на­пряженной волей, осыпаемые боевым огнем, шли за своим вождем. Концом отступления явилась Умань. Дальше идти некуда. Враг со всех сторон. И вот здесь Махно с присущей ему простотою, кото­рая, однако, имела свойство подымать героизм в его товарищах, заявил, что все предыдущее отступление было лишь необходимым стратегическим шагом и что настоящая война начнется с завтраш­него дня, 26 сентября.

Было учтено положение деникинских войск в северном направ­лении и на других фронтах. И Махно проникся уверенностью, что судьба дает ему возможность нанести смертельный удар всей де-никинской контрреволюции.

С 25 на 26 сентября махновские части, державшие все время курс на запад, вдруг повернули все свои силы на восток и пошли в лоб главным силам деникинской группы. 25 сентября, вечером, под селом Крутенькое произошло сражение первой бригады махновской армии с частями деникинцев. Последние отступили, стре­мясь прочнее расположиться и завлечь противника, но махновцы их не преследовали. Этим была обманута бдительность деникинцев, убедившихся, что направление повстанческой армии — прежнее, т.е. на запад. Между тем глубокой ночью все части махновцев, стоявшие в нескольких селах, снялись и двинулись на восток — на врага, расположившегося главными силами под селом Перегоновкой, занятым махновцами.

Между тремя и четырьмя часами утра завязалось сражение. Оно шло беспрерывно, развиваясь и усиливаясь. К восьми часам утра оно достигло высочайшего напряжения. Пулеметная стрельба превратилась в сплошной рев бури. Сам Махно со своей сотней исчез еще с ночи, пойдя в обход противнику, и в течение всего сражения о нем не было никаких известий. К 9 часам утра махновцы начали отступать. Бой шел уже на окраине села. Деникинцы с разных мест подтянули остальные свои силы и окатывали мах­новцев беспрерывными огневыми волнами. Члены штаба повстан­ческой армии пошли в цепь. Настал критический момент, когда, казалось, сражение проиграно, а значит, все кончено. В центре села раздалась тревожная команда, чтобы все, в том числе и жен­щины, взяли винтовки и были готовы к бою на улице. Все при­готовились к последним минутам борьбы и жизни. Но вот пулеметный рев и раскаты «ура» начали постепенно удаляться, становясь все тише и тише, и, наконец, находившиеся в селе по­няли, что противник отброшен, и бой идет на значительном рас­стоянии. Исход боя решил внезапно появившийся Махно. Уже в тот момент, когда махновцы волной стали отступать и бой шел на окраине села, Махно, измученный и запыленный, выехал с боковой стороны неприятеля, из-за крутой балки. Молча, без призывов, устремился он со своей сотней полным карьером на неприятеля и врезался в его ряды. Словно рукой сняло усталость и упадок духа у отступавших. — «Батько впереди!… Батько рубится!…» — про­неслось по всей массе. И все с удесятеренной энергией вновь рва­нулись вперед за любимым вождем, который, казалось, обрек себя на смерть. Пошел ожесточеннейший рукопашный бой, «рубка», как выражаются махновцы. Как ни был стоек 1-й офицерский Симфе­ропольский полк, но он был сбит и начал поспешно отступать — первые минут десять в порядке, стремясь рассыпаться в цепь и задержать победителя, а затем просто пустился бежать. За этим полком бросились другие полки, и, наконец, все деникинские части обратились в бегство к реке Синюхе, стремясь переправиться через нее и закрепиться на другом берегу.

Махно великолепно учел момент и спешил максимально ис­пользовать его. Пустив полным карьером по следам отступающих всю кавалерию и артиллерию, он сам, с наиболее быстрым кава­лерийским полком, взял несколько правее и понесся наперерез от­ступающим. Преследование длилось верст 12-15. В самый важный момент, когда деникинцы добрались до реки, их настигла махнов-ская кавалерия. Несколько сот их погибло в реке. Большая же часть успела переправиться, но была перехвачена Махно. Стояв­ший по ту сторону реки штаб деникинцев и запасный полк тоже были, к их неожиданности, захвачены. Из всех частей, упорно преследовавших махновцев в течение последних полутора месяцев, удалось спастись немногим. Первый офицерский Симферопольский полк и другие полки были вырублены полностью. Дорога на рас­стоянии двух-трех верст пестрела трупами павших. Каким бы тя­желым ни казалось это зрелище некоторым, оно, однако, явилось только неотвратимым следствием единоборства деникинской армии с махновцами. Будь малейший промах со стороны Махно — та же участь постигла бы революционную повстанческую армию; при этом не было бы пощады женщинам, вынужденным пойти в армию за своими мужьями. Махновцы имели достаточно материала для таких выводов.

***

Среди крестьян Великороссии живет следующее предание о Пу­гачеве. Попав после своего бунта в руки властей, Пугачев заявил собравшимся около него барам: «Я своим бунтом вас только попу­гал- Но вот подождите, незадолго после меня придет метла, — она вас всех заметет по-настоящему». Этой народной исторической метлой оказался Махно в течение всей своей революционно-по­встанческой деятельности и, в частности, в период разгрома дени­кинщины.

Сбив главный кулак деникинцев, он, не медля ни минуты, пустил свои части по трем направлениям. Словно исполинское помело, шел он по селам, местечкам, городам и выметал всякий дух эксплуатации и рабства. Помещики, кулаки, урядники, свя­щенники, старшины, припрятавшиеся офицеры — все падали жертвами на пути движения махновцев. Тюрьмы, полицейские и комиссарские участки — символы народного рабства — разруша­лись. Всякий, кто изобличался, как обидчик крестьян и рабочих, погибал. Больше всего в этот период погибло помещиков и круп­ных кулаков. Это, между прочим, может показать, чего стоят вздорные и заведомо ложные толки большевиков о якобы кулац­ком характере махновщины. В действительности — там, где на­рождалась махновщина, кулачество всегда искало и находило себе защиту под крылом советской власти.

Движение армии назад к Днепру шло со сказочной быстротой. На другой день после разгрома деникинцев под Перегоновкой Мах­но находился за сто с лишним верст от места боя. Он двигался со своей сотней верст на сорок впереди остальных частей. Еще день — и махновцы заняли Долинскую, Кривой Рог и подошли к Нико­полю. А еще через день на рысях был захвачен Кичкасский мост через Днепр и занят город Александровск. Как будто в заворожен­ное, сонное царство влетели махновцы: никто еще не знал о их прорыве под Уманью, не имел представления о том, где они; власти не принимали никаких мер, пребывая в обычной тыловой спячке. Поэтому всюду махновцы являлись врагам, как весенний гром, неожиданно. За Александровском последовали Пологи, Гуляй-Поле, Бердянск, Мелитополь, Мариуполь. В неделю-полторы весь юг Ук­раины был очищен от войск и властей Деникина.

Освобождение махновцами юга Украины, главным образом при­азовского района, поставило под угрозу смертельной опасности всю противореволюционную кампанию Деникина. Дело в том, что в районе Мариуполь — Волноваха находилась основная база снаб­жения деникинской армии. При взятии Бердянска и Мариуполя там оказалось не поддающееся учету количество снарядов. В Волновахе находились целые ярусы снарядов. И хотя последняя еще е была взята махновцами (за нее шел в течение пяти дней бой), *ако она уже не могла обслуживать армии Деникина, так как железнодорожная магистраль всего района находилась в руках мах­новцев. Тыловые части Деникина, обслуживавшие этот район, бы-

ли уничтожены. Таким образом, вся эта гигантская артиллерийская база попала в круг махновцев, и, начиная с этого времени, она уже не могла послать ни одного снаряда ни на северный, ни на какой-либо другой фронт.

Деникинцы наспех выслали против Махно части, стоявшие в резерве под Таганрогом; но и эти части были разбиты, и волны махновщины стали устремляться в глубь донецкого бассейна и на север. В 20-х числах октября махновцы заняли Екатеринослав и ряд других прилегающих к нему мест. Тогда деникинцы признали действительность такою, какой она была. Они заявили, что центр борьбы с севера перенесся на юг; что на юге будет решена судьба их дела. Генерал Май-Маевский в обращении к казачеству говорил: «Настал момент непосредственной опасности нашим землям. Враг бушует на юге, угрожая нашему жилью. Необходимо спешить туда для защиты своих земель» (речь Май-Маевского, напечатанная в одной из деникинских газет).

В связи с таким положением дел деникинцы сняли с северного фронта свои лучшие кавалерийские части — Мамонтова и Шкуро — и пустили их в гуляй-польский район. Но было уже поздно. Пожар охватил весь край, от берегов Черного и Азовского морей до Харькова и Полтавы. Благодаря свежим силам и множеству автоброневиков де­никинцы как будто начали вытеснять махновские части из отдельных мест: Мариуполя, Бердянска, Гуляй-Поля. Но это означало только то, что Махно занимал Синельникове, Павлоград, Екатеринослав и ряд других мест. В течение октября и ноября борьба вновь приняла ожесточеннейший характер, и в ней частям Деникина вновь было на­несено несколько огромных поражений. Больше всего досталось кав­казским частям — чеченцам и другим. Их в эти месяцы погибло несколько тысяч. В конце ноября массы чеченцев категорически за­явили, что они не желают больше воевать с Махно, самовольно бро­сили посты и армию Деникина и поехали к себе на Кавказ. Так начался общий распад деникинской армии.

В борьбе с махновщиной на юге России деникинцы потерпели полное поражение, и этим был предрешен исход всего их похода на русскую революцию.

Мы, в соответствии с исторической истиной, должны сказать здесь, что честь победы над деникинской контрреволюцией осенью 1919 г. принадлежит, главным образом, махновцам. Не будь уманского прорыва и последовавшего за ним разгрома тыла, артилле­рийской базы и всего снабжения деникинцев, последние, вероятно, вошли бы в Москву приблизительно в декабре 1919 г. Бой красных с деникинцами под Орлом имел малое значение. В своей основе отступление войск Деникина на юг началось уже раньше — именно в связи с разгромом тыла. Все последующие военные операции их имели целью провести, по возможности, безболезненное отступле­ние и вывезти имущество. На протяжении всего пути от Орла и Курска до берегов морей Черного и Азовского красные войска шли беспрепятственно. Их въезд на Украину и Кавказ произошел, как и после падения гетмана, по очищенным уже путям.

***

Военная сторона дела поглощала в это время почти все силы махновцев. Боевая обстановка района крайне не благоприятствова­ла созидательной работе внутри. Однако и в этой области махновцы проявляли необходимую инициативу и старание. Прежде всего они всюду спешили предупредить важное недоразумение — возмож­ность принятия их за новую власть или партию. Войдя в тот или иной город, они всякий раз заявляли, что не представляют собою никакой власти, что их военная сила никого ни к чему не обязы­вает, а лишь охраняет свободу трудящихся. Свобода крестьян и рабочих находится у них самих и потому не может быть ограни­чена. Во всех областях своей жизни они должны сами устраиваться, как найдут нужным. Махновцы же могут помогать им лишь сове­том, отдельными культурными работниками или военной силой, но никоим образом не предписывать им что бы то ни было 1.

Александровск и прилегающий к нему район были первым местом, где махновцы закрепились на продолжительное время. Там они преж­де всего обратились к широким рабочим массам, позвав их на общее рабочее совещание города. Совещание состоялось. На нем было пред­ставлено положение всего района в военном отношении и предложено было приступить к налаживанию жизни в городе, на фабриках и за­водах силами самих рабочих и их организаций на принципах труда и равенства. Рабочие горячо приветствовали это предложение; однако с делом медлили, смущенные, во-первых, его новизною, а во-вто­рых, — и это главное — близостью фронта, который невольно вну­шал им мысль о неопределенном, неустойчивом положении города. За первым совещанием последовало второе. Вопрос об организации жизни на принципах рабочего самоуправления широко освещался и дебатировался массой, которая целиком держалась за основную идею трудового самоуправления, но не находила пока первых конкретных форм его. Железнодорожники сделали в этом направлении почин. Они создали железнодорожный комитет, взяли железные дороги рай­она (местного) в свое ведение, разработали план движения поездов, перевозки пассажиров, систему оплаты и т.д. Мысль пролетариата г. Александровска отныне начала систематически направляться в об­ласть создания органов самоуправления.

Вскоре за рабочими совещаниями состоялся районный съезд кре­стьян и рабочих, собравшийся 20 октября 1919 года в г. Алексан-дровске. На съезде было свыше 200 делегатов, из которых 180 — крестьяне, остальные — рабочие. Съезд занимался вопросами — а) военным: борьба с деникинцами, пополнение и содержание повстанческой армии; и б) вопросом внутреннего строительства.

Съезд работал около недели при необыкновенном подъеме деле­гатов. Этому содействовала особая обстановка. Во-первых, само по­бедоносное возвращение махновской армии в родной район являлось громадным событием для крестьян, из которых каждый почти имел в армии того или иного члена семьи. Главное же — это то, что съезд собрался в условиях абсолютной свободы. Он не испытывал над собой никакого давления извне. В довершение к этому съезд имел прекрас­ного работника-докладчика, анархиста Волина, который, к изумле­нию крестьян, оказался лучшим выразителем их дум и надежд. Идея вольных советов, работающих в согласии с желанием местных тру­жеников; связь крестьян с рабочими городов на почве взаимообмена продуктами их труда; идея равенственной безвластной организации их жизни, — все эти идеи, развитые в докладах Волина, были и жи­выми идеями крестьянства. В ином смысле оно и не представляло себе революцию и революционное строительство.

Первый день представители политических партий пытались вне­сти в общую работу съезда дух раздора, но тут же были осуждены всем съездом, и работа последнего протекала при полном содруже­стве участников.

Последние дни съезд принял характер красивой поэмы. Деловые резолюции чередовались с энтузиазмом настроения. Все были оду­хотворены верой в свои силы, в мощь революции… Настоящая свобода, какую немногим приходилось чувствовать, реяла в зале съезда. Каждый видел перед собою и сознавал действительно ве­ликое дело, на которое стоит отдать силы и за которое не жаль умереть. Крестьяне, среди которых много было пожилых и стари­ков, говорили, что это — первый съезд, где они чувствуют себя не только свободными, но и братьями в отношении друг к другу и что они никогда не забудут его. Да и вряд ли кто из участников забудет его. У многих, если не у всех, съезд этот остался в памяти, как красивая греза жизни, когда великая свобода сблизила людей, дала им возможность жить одним сердцем, одной любовью.

Постановления съезда касались, во-первых, расширения и ук­репления повстанческой армии. Последнюю, согласно резолюции съезда, решено было пополнить всем мужским населением до 48 лет включительно. При этом пополнение должно было идти в со­гласии с духом постановления съезда, т.е. добровольно, но по воз­можности широко и полно, как того требовало опасное положение района. Выше мы отмечали, какой смысл имело постановление 11-го районного съезда 12 февраля 1919 г. о добровольной мобилиза­ции за 10 лет. Этот же смысл имело постановление о мобилизации и настоящего съезда. Содержание армии, по резолюции съезда, дол­жно было основываться на добровольных взносах крестьян, на во­енных трофеях и на реквизициях у богатого сословия. В области внутреннего строительства съезд отметил общую идею — обходить­ся трудящимся у себя на местах без какой бы то ни было власти устраивать свою жизнь местными силами тружеников.

Разъезжаясь, крестьяне усиленно подчеркивали необходимость и важность выполнить постановления съезда. Резолюции последствия были взяты разъезжавшимися делегатами и распространены по се­лам и деревням. Несомненно, через три-четыре недели сказались бы на местах реальные результаты съезда, а следующий съезд кре­стьян и рабочих привлек бы к работе большие массы трудящихся. Но свободу последних вечно сторожит их злой враг — власть. Не успели делегаты съезда разъехаться по своим местам, как многие из этих мест были заняты деникинцами, в большом количестве переброшенными с северного фронта. Правда, захват этот был кратковременным, представлявшим собою последние судороги вра­га, но он в самый дорогой момент приостановил творческую работу крестьян на местах. А ввиду того, что с севера уже надвигалась другая власть — большевизм, также непримиримо относившийся к свободе масс, — этот захват принес громадный вред делу трудя­щихся: после первого районного съезда не только не удалось созвать следующие съезды, но не пришлось проводить в жизнь даже по­становлений первого съезда.

В городе Екатеринославе, занятом повстанческой армией в дни работы съезда, условия для внутреннего хозяйственного строительства были еще менее благоприятными. Выгнанные из города деникинские войска успели закрепиться на противопо­ложном — левом — берегу Днепра и в течение целого месяца, изо дня в день, бомбардировали город из нескольких бронепо­ездов. Всякий раз, когда по инициативе культурно-просветитель­ного отдела армии устраивалось рабочее совещание города, деникинцы, прекрасно осведомленные об этом, открывали уси­ленный артиллерийский огонь и срывали совещание. Серьезная систематическая работа в городе в этой области была невоз­можна. Удалось лишь провести несколько митингов в центре города и по окраинам. Кроме того, махновцы прекрасно нала­дили выход ежедневной газеты «Путь к свободе», а некоторое время спустя — ее украинский вариант: ежедневную газету «Шлях до Воли» 2.

Во всем освобожденном районе махновцы были единственной организацией, располагавшей реальной силой, с помощью которой они могли диктовать противнику свою волю. Но никогда они не пользовались этой силой в целях политического господства или влияния, не применяли ее к чисто политическим противникам. Во­енный противник, заговорщики против рабочих и крестьян, аппарат государства, тюрьмы — вот на что они обращали силы своей армии.

Тюрьмы есть символ народного рабства. Они всегда строились только для народа, для рабочих и крестьян. На протяжении тыся­челетий буржуазия всех стран всегда укрощала бунтующую под­невольную массу плахой и тюрьмой. И в настоящее время, в коммунистическом и социалистическом государстве, тюрьмы пожи­рают, глазным образом, пролетариат города и деревни. Свободному народу они не нужны. Раз существуют тюрьмы — народ не сво­боден. Тюрьма является вечной угрозой труженику, покушением на его сов