Роальд Даль
Матильда
Роальд Даль
Матильда
ЧИТАТЕЛЬНИЦА
Странные они люди, эти папы и мамы. Даже если их отпрыск – самое отвратительное маленькое существо на свете, родители все равно уверены, что оно лучше всех.
Некоторые родители идут еще дальше. Они подчас настолько ослеплены обожанием, что ухитряются убедить себя, будто их ребенок наделен талантами гения.
Что ж, ничего плохого во всем этом нет. Так уж повелось на свете. Но вот когда родители начинают расписывать блестящие достоинства своего ужасного отпрыска, тогда мы поднимаем крик: «Принесите‑ка тазик! Сейчас стошнит!»
Школьные учителя особенно страдают из‑за того, что им приходится выслушивать хвастовство гордых родителей, и когда приходит время по окончании четверти писать характеристики, они мстят. Будь я учителем, я бы состряпал нечто потрясающее для родителей, которые души не чают в своих детях. «Ваш сын Максимилиан, – написал бы я, – полный нуль. Надеюсь, у вас есть семейное дело, куда вы могли бы его пристроить по окончании школы, потому что ясно как дважды два – другой работы ему не найти». А будь у меня в тот день лирическое настроение, я бы написал так: «Интересно, что у кузнечиков органы слуха расположены в брюшке. Судя по тому, что ваша дочь Ванесса усвоила за эту четверть, у нее вообще нет органов слуха».
Я мог бы даже углубиться в естественную историю и заявить: «Певчая цикада шесть лет проводит под землей в качестве личинки и не более шести дней наслаждается солнцем и свежим воздухом. Ваш сын Уилфред шесть лет был личинкой в нашей школе, а мы все ждем, когда же он вылупится из куколки». Какая‑нибудь особенно ядовитая девчонка могла бы заставить меня высказаться так: «Фиона обладает леденящей красотой айсберга, но в отличие от айсберга ниже поверхности у нее нет решительно ничего». Думаю, мне доставило бы удовольствие писать в конце четверти характеристики на всяких попрыгунчиков и попрыгуний. Но довольно об этом. Нам нужно идти дальше.
|
|
Иногда встречаешь родителей, занимающих противоположную позицию, вовсе не интересующихся своими детьми, и эти, конечно же, гораздо хуже тех, которые обожают своих чад. Мистер и миссис Вормвуд были именно такими родителями. У них был сын по имени Майкл и дочь, которую звали Матильда, и родители смотрели на эту самую Матильду как на какую‑то букашку. Букашка – это нечто такое, с чем можно смириться, покуда не наступает время, когда от нее хочется отмахнуться. Мистер и миссис Вормвуд с громадным нетерпением дожидались того времени, когда можно будет отмахнуться от дочери, да так, чтобы по возможности она оказалась в соседнем графстве, а то и еще дальше.
Плохо, когда родители обращаются с обыкновенными детьми так, будто те букашки или прыщи, но еще хуже, когда ребенок необыкновенный, то есть наделен и чувством, и умом. Матильда была наделена и тем, и другим, а о способностях и говорить нечего. Ум у нее был такой живой, и она так быстро все схватывала, что ее способности не остались бы незамеченными даже самыми слабоумными родителями. Но мистер и миссис Вормвуд были такими бестолковыми и настолько были поглощены своей собственной глупой жизнью, что не замечали в дочери ничего необыкновенного. По правде, сомневаюсь, заметили бы они что‑нибудь необыкновенное, если бы она вползла в дом со сломанной ногой.
|
|
Майкл, брат Матильды, был совершенно нормальным ребенком, но его сестра, как я сказал, представляла собою нечто такое, отчего глаза вылезают из орбит.
В возрасте полутора лет речь ее была совершенна, и она знала столько же слов, сколько известно большинству взрослых. Родители, вместо того чтобы аплодировать ей, называли ее болтушкой и резко говорили ей, что маленькие девочки должны быть видимы, но не слышимы.
К трем годам Матильда самостоятельно научилась читать, подбирая газеты и журналы, валявшиеся повсюду в доме. В возрасте четырех лет она уже читала быстро и хорошо, и естественно, ей захотелось книг. Единственной книгой во всем этом высококультурном доме было нечто под названием «Общедоступная кулинария», принадлежавшее ее матери, и когда она прочитала этот труд от корки до корки и выучила наизусть все рецепты, то решила, что ей нужно что‑нибудь поинтереснее.
– Папа, – обратилась она к отцу, – ты мог бы купить мне книгу?.
– Книгу? – удивился он. – Это еще зачем?
– Чтобы читать, папа.
– Тебе что, телевизора мало? У нас отличный телевизор, двенадцать дюймов по диагонали, а тебе книгу подавай! Ты портишься, моя девочка!
Почти целыми днями Матильда сидела одна в доме. Ее брат (он был на пять лет старше сестры) учился в школе. Отец уходил на работу, а мать уезжала в соседний городок, находившийся в восьми милях, чтобы поиграть там в лото. Миссис Вормвуд была помешана на лото и играла в него пять раз в неделю. В тот самый день, когда отец отказался купить Матильде книгу, она сама отправилась в библиотеку. Явившись туда, она представилась заведующей, миссис Фелпс, после чего спросила, нельзя ли ей посидеть немного и почитать книгу.
|
|
Миссис Фелпс, слегка огорошенная прибытием столь маленькой девочки без сопровождения родителя, тем не менее сказала ей, что она может располагаться.
– Скажите пожалуйста, а где у вас детские книги? – спросила Матильда.
– Вон на тех нижних полках, – ответила миссис Фелпс. – Хочешь, я найду тебе что‑нибудь интересное, где много‑много картинок?
– Спасибо, не надо, – сказала Матильда. – Я уверена, что сама справлюсь.
Начиная с этого времени Матильда каждый день шла в библиотеку, едва ее мать уезжала играть в лото. На дорогу у нее уходило всего десять минут, и это давало ей возможность провести два божественных часа, в течение которых она могла тихонько сидеть в углу в полном одиночестве и проглатывать одну книжку за другой. Прочитав все до единой детские книги, имевшиеся в библиотеке, она стала искать что‑нибудь еще.
Миссис Фелпс, с восхищением следившая за нею в последние несколько недель, вышла из‑за стола и подошла к ней.
– Могу я чем‑нибудь тебе помочь? – спросила она.
– Я не знаю, что бы мне еще почитать, – ответила Матильда. – Все детские книжки я прочитала.
– Ты хочешь сказать, что рассмотрела все картинки?
– Да. Но я также прочла и все, что в них написано, – ответила Матильда.
Миссис Фелпс посмотрела на Матильду с высоты своего огромного роста, а Матильда посмотрела на нее снизу вверх.
– Некоторые книжки показались мне довольно глупыми, как будто писали их глупые люди, – продолжала Матильда, – но некоторые – просто замечательными. Больше всего мне понравился «Таинственный сад». Там столько тайн! Тайна комнаты за закрытыми дверями и тайна сада за высокой стеной.
Миссис Фелпс была потрясена.
– Сколько же тебе лет, Матильда? – спросила она.
– Четыре года и три месяца, – ответила Матильда.
Миссис Фелпс была еще более потрясена, но у нее хватило ума не выказывать свои чувства.
– Какую книжку тебе теперь хотелось бы прочесть? – спросила она.
– Какую‑нибудь очень хорошую, которую читают взрослые. Знаменитую. Но я не знаю никаких писателей.
Миссис Фелпс окинула взглядом полки. Она и сама не знала, что бы предложить. Интересно, спрашивала она у самой себя, как выбирают знаменитую взрослую книгу для четырехлетней девочки? Ее первой мыслью было взять с полки роман о первой любви, из тех, что пишутся для пятнадцатилетних девушек, но чутье подсказало ей: нужно пройти мимо полки с такими романами.
– Попробуй вот это, – сказала она наконец. – Это очень знаменитая книга и очень хорошая. Если она покажется тебе чересчур сложной, скажи мне об этом, и я подыщу для тебя что‑нибудь покороче и полегче.
– «Большие ожидания», – прочитала Матильда. – Чарльз Диккенс. С удовольствием попробую.
«Я, наверно, с ума сошла – решила про себя миссис Фелпс. А Матильде она сказала вот что:
– Конечно же, попробуй.
В продолжение нескольких следующих дней миссис Фелпс глаз не могла оторвать от маленькой девочки, часами просиживавшей в большом кресле в дальнем углу с книгой на коленях. Держать книгу можно было только на коленях, потому что она была очень тяжелая, и Матильде приходилось еще и вытягивать шею, чтобы удобнее было читать. И как странно было видеть этого крошечного темноволосого человечка с ножками, едва достающими до пола, захваченного необыкновенными приключениями Пипа и старой мисс Хэвишэм, обитательницы затянутого паутиной дома, человечка, очарованного волшебством, которое великий рассказчик сплел из слов. Читательница лишь время от времени поднимала руку, чтобы перевернуть страницу, и миссис Фелпс всякий раз испытывала сожаление, когда ей приходилось подходить к девочке и говорить: „Без десяти пять, Матильда“.
Когда Матильда только начала ходить в библиотеку, миссис Фелпс спросила у нее:
– Твоя мама провожает тебя сюда, а потом забирает домой?
– Моя мама каждый день ездит в Айльзбери, где играет в лото, – ответила Матильда. – Она не знает, что я сюда хожу.
– Но ведь это нехорошо, – заметила миссис Фелпс. – Думаю, тебе нужно спросить у нее разрешения.
– Лучше мне этого не делать, – возразила Матильда. – Она не одобряет чтение книг. Да и папа тоже.
– Но чем же, по их мнению, ты должна заниматься целый день в пустом доме?
– Слоняться без дела и смотреть телевизор.
– Понятно.
– Ей вообще‑то все равно, чем я занимаюсь, – с грустью произнесла Матильда.
Миссис Фелпс сразу же подумала о том, как же ребенок один идет по довольно‑таки оживленной главной улице и как переходит через дорогу, но потом решила не вмешиваться.
Через неделю Матильда прочитала „Большие ожидания“, книгу, которая в этом издании насчитывала четыреста одиннадцать страниц.
– Мне она очень понравилась, – сказала она миссис Фелпс. – А мистер Диккенс что‑нибудь еще написал?
– Он написал много книг, – ответила изумленная миссис Фелпс. – Хочешь, я дам тебе еще одну?
В продолжение следующих шести месяцев Матильда под бдительным и сочувственным взором миссис Фелпс прочитала следующие книги:
„Николас Никльби“ Чарльза Диккенса.
„Оливер Твист“ Чарльза Диккенса.
„Джейн Эйр“ Шарлотты Бронте.
„Гордость и предубеждение“ Джейн Остин.
„Тэсс из рода д'Эрбервиллей“ Томаса Харди.
„Ким“ Редьярда Киплинга.
„Человек‑невидимка“ Герберта Уэллса.
„Старик и море“ Эрнеста Хемингуэя.
„Шум и ярость“ Уильяма Фолкнера.
„Гроздья гнева“ Джона Стейнбека.
„Брайтон‑рок“ Грэма Грина.
„Скотный двор“ Джорджа Оруэлла.
Это был внушительный список, и миссис Фелпс переполняло изумление и любопытство. Однако она не позволяла себе излишне восхищаться. Наверно, любой другой, наблюдая за достижениями этого маленького ребенка, поддался бы искушению и поднял большой шум на весь город, а то и на всю округу, но не такой была миссис Фелпс. Она была из тех, кто не вмешивается в чужие дела, и уже давно пришла к выводу, что только в редких случаях можно совать свой нос в дела людей, у которых дети.
– Мистер Хемингуэй говорит много такого, чего я не понимаю, – сказала ей Матильда. – Особенно о мужчинах и женщинах. Но мне он все равно нравится. Он рассказывает так, что у меня появляется чувство, будто я сама там нахожусь и наблюдаю, как все происходит.
– Хороший писатель всегда заставит тебя так чувствовать, – сказала миссис Фелпс. – А насчет того, что ты чего‑то не понимаешь, не волнуйся. Просто сиди и читай, и пусть слова обволакивают тебя, как музыка.
– Хорошо.
– А ты знаешь, – спросила миссис Фелпс, – что в библиотеке можно брать книги домой?
– Я этого не знала, – ответила Матильда. – И мне это можно делать?
– Конечно, – сказала миссис Фелпс – Выбери книжку, которая тебе нравится, принеси ее мне, чтобы я ее записала, и она твоя на две недели. Если хочешь, можешь взять несколько.
Начиная с этого времени Матильда стала приходить в библиотеку только раз в неделю, чтобы взять новые книги и вернуть прочитанные. Ее маленькая спальня превратилась в читальный зал, и она там сидела и читала целыми днями, иногда с кружкой горячего шоколада. Ей трудно было дотянуться до некоторых предметов на кухне, но в сарае был небольшой ящик, который она приносила в дом, чтобы встать на него и достать то, что ей было нужно. Приготовив на кухне кружку горячего шоколада, она отправлялась к себе в комнату, где и проводила весь день. Книга переносили ее в новые миры и знакомили с удивительными людьми, которые жили интересной жизнью. Она уплывала на старинных парусниках с Джозефом Конрадом, уезжала в Африку с Эрнестом Хемингуэем и в Индию с Редьярдом Киплингом. Не выходя из своей маленькой комнатки и даже не выезжая из города, она объездила весь мир.
МИСТЕР ВОРМВУД, ВЕЛИКИЙ ТОРГОВЕЦ АВТОМОБИЛЯМИ
У родителей Матильды был приличный дом с тремя спальнями наверху, а на первом этаже находились столовая, гостиная и кухня. Ее отец торговал подержанными автомобилями и, похоже, преуспевал в этом занятии.
– Опилки, – с гордостью заявил он как‑то, – вот один из самых больших секретов моего успеха. К тому же, они мне ничего не стоят. Я их беру даром на лесопильном заводе.
– А что ты с ними делаешь? – спросила его Матильда.
– Ха! – ответил отец. – А тебе это зачем знать?
– Просто я не могу понять, как опилки могут помочь тебе продавать подержанные машины, папочка.
– Это потому, что ты глупая маленькая тупица, – сказал отец. Речь его никогда не была изысканной, но Матильда привыкла к этому. Она знала также, что он любил прихвастнуть, и иногда подбивала его к этому.
– Ты, наверно, очень умный, если используешь то, что ничего не стоит, – сказала она. – Вот бы мне так.
– У тебя ничего не выйдет, – отвечал отец. – Ты слишком глупа. Но я, пожалуй, расскажу об этом Майку. Ведь рано или поздно он вступит в мое дело.
Не обращая более внимания на Матильду, он повернулся к своему сыну и продолжал:
– Никогда не могу отказать себе в удовольствии купить машину у какого‑нибудь дуралея, который так разбил клапана в моторе, что они стучат как ненормальные. Беру ее, разумеется, за бесценок. Затем я просто‑напросто высыпаю опилки в большом количестве в двигатель, где они смешиваются с маслом, и машина бегает как новенькая.
– И сколько она будет бегать, прежде чем снова не загрохочет? – спросила Матильда.
– Столько, сколько нужно, чтобы покупатель отъехал на приличное расстояние, – усмехнувшись, ответил отец. – Миль на сто.
– Но это нечестно, папа, – сказала Матильда. – Это обман.
– Еще никто не стал богатым, будучи честным, – заметил отец. – Клиенты для того и существуют, чтобы их дурили.
Мистер Вормвуд был маленьким человечком, похожим на крысу; его передние зубы торчали из‑под тонких крысиных усиков. Он любил пиджаки ярких цветов в крупную клетку и щеголял в галстуках, которые были обычно желтыми или бледно‑зелеными.
– Ну, а возьми, к примеру, пробег, – продолжал он. – Тот, кто покупает подержанную машину, первым делом хочет знать, сколько миль она прошла. Так?
– Так, – ответил сын.
– Покупаю я старую развалюху, у которой на спидометре примерно сто пятьдесят тысяч миль. Беру ее, разумеется, за бесценок. Но кто же ее купит с таким пробегом? Между тем в наше время не вынешь спидометр и не открутишь цифры назад, как мы это делали раньше. Его так теперь монтируют, что невозможно что‑то переделать, если только ты не какой‑нибудь там чертов часовщик или еще кто‑нибудь в этом роде. Так что же я делаю? Шевелю мозгами, парнишка, вот что я делаю!
– Как это? – в восхищении спросил юный Майкл. Похоже, он унаследовал любовь отца к мошенничеству.
– Я сажусь и спрашиваю у самого себя – каким образом можно изменить показание в сто пятьдесят тысяч миль и сделать так, чтобы было всего лишь десять тысяч, не разбивая при этом спвдометр? Разумеется, если бы я какое‑то время поездил в этой машине задним ходом, то ясно, что это было бы то, что нужно. Цифры бы побежали назад, так? Но кому взбредет в голову ездить в чертовой машине тысячи и тысячи миль назад? Да никому!
– Конечно, никому, – согласился юный Майкл.
– Вот и я задумываюсь, – продолжал отец. – То есть, шевелю мозгами. Если уж имеешь отличные мозги, вроде моих, то ими надо обязательно шевелить. И вдруг ко мне приходит решение. Скажу тебе, в тот момент я чувствовал себя точно так же, как, наверно, тот умный парень, когда он открыл пенициллин. „Эврика! – закричал я. – Ну конечно же!“
– И что же ты придумал, папа? – спросил у него сын.
– Спидометр, – сказал мистер Вормвуд, – соединен проводом с одним из передних колес Поэтому прежде всего я отсоединяю провод в том месте, где он связан с передним колесом. Затем беру высокоскоростную электрическую дрель и соединяю ее с проводом таким образом, что когда сверло начинает вращаться, то вращается оно в обратном направлении. Понятно? Врубаешься?
– Да, папа, – сказал юный Майкл.
– Эти дрели вращаются с огромной скоростью, – продолжал отец, – поэтому как только я ее включаю, цифры начинают бежать назад с фантастической скоростью. При помощи высокоскоростной электрической дрели я за несколько минут могу сбросить со спидометра пятьдесят тысяч миль. А когда закончу, на спидометре останется только десять тысяч, и машина готова к продаже. „Да она почти новая, – говорю я клиенту. – И десяти тысяч не прошла. Одна пожилая дама ездила на ней раз в неделю за покупками“.
– А что, правда можно с помощью электродрели изменить показания на спидометре? – спросил юный Майкл.
– Я раскрываю тебе секреты торговли, – ответил отец. – Так что не вздумай кому‑нибудь проболтаться. Ты ведь не хочешь, чтобы меня упекли в тюрягу, а?
– Никому не скажу, – произнес мальчик. – А ты со многими машинами такое делаешь, папа?
– Каждая машина, которая попадает в мои руки, проходит курс лечения, – ответил отец. – Им всем сбрасывается километраж до десяти тысяч, а то и меньше. Только после этого они выставляются на продажу. А самое главное, я сам все это придумал, – с гордостью прибавил он. – Я таким образом кучу денег заработал.
Матильда, которая все это время внимательно его слушала, сказала:
– Но, папа, это еще более нечестно, чем в случае с опилками. Это отвратительно. Ты обманываешь людей, которые тебе доверяют.
– Если тебе это не нравится, тогда не ешь ничего в этом доме, – ответил отец. – Тут все куплено на прибыль.
– Это грязные деньга, – сказала Матильда – Я их ненавижу.
На щеках отца выступили красные пятнышки.
– За кого, черт возьми, ты себя принимаешь? – вскричал он. – За архиепископа Кентерберийского? О честности мне тут проповедует. Ты всего‑навсего глупая маленькая тупица, и у тебя нет абсолютно никакого представления о том, что мы говорим!
– Ты совершенно прав, Гарри, – сказала мать.
А Матильде она заметила:
– Как ты смеешь так разговаривать со своим отцом! А теперь закрой‑ка свой ужасный рот, чтобы все могли спокойно посмотреть телевизор.
Ужинали они в гостиной перед телевизором. Тарелки стояли у них на коленях. Это были походные тарелки из фольги с отделениями для тушеного мяса, вареной картошки и горошка. Миссис Вормвуд жевала, не отрывая глаз от экрана; показывали американскую мыльную оперу. Миссис Вормвуд была крупной женщиной; волосы ее были выкрашены в платиновый цвет, однако корни волос были по цвету, как коричневые мыши. Она обильно пользовалась косметикой, а фигура у нее была такая, что казалось, она специально всю себя перепоясывает, чтобы тело не расплылось.
– Мама, – сказала Матильда, – можно я поужинаю в столовой и почитаю там книгу?
Отец вскинул на нее глаза.
– Нет, нельзя! – рявкнул он. – Ужин – семейное дело, и никто не выйдет из‑за стола, пока он не закончится.
– Но мы не за столом, – сказала Матильда. – Мы никогда не садимся за стол. Мы всегда ставим еду на колени и при этом смотрим телевизор.
– А что плохого в том, что мы смотрим телевизор, могу я тебя спросить? – сказал отец. Голос его неожиданно стал вкрадчивым и угрожающим.
Матильда не решилась ответить ему и потому промолчала. Она чувствовала, как внутри у нее нарастает гнев. Она знала, что нельзя так ненавидеть родителей, но ей было очень трудно не ненавидеть их. Все, о чем удалось ей узнать из книг, открыло ей такие стороны жизни, которых ее родители никогда не знали. Если бы только они почитали Диккенса или Киплинга, то поняли, что жизнь – это нечто большее, чем мошенничество или сидение перед телевизором.
И еще. У нее вызывало негодование, что ей постоянно говорили о том, какая она тупая и глупая, ведь она знала, что это не так. Гнев ее все нарастал, и ночью она приняла решение. Она решила постоять за себя, если отец или мать будут вести себя жестоко по отношению к ней. Одна‑две маленькие победы помогут ей стерпеть их выходки и не позволят сойти с ума. Ведь не забывайте, что ей еще не было и пяти лет, а человеку в таком возрасте трудно соперничать со всемогущими взрослыми.
После того, что произошло в тот вечер перед телевизором, список предполагаемых жертв возглавил ее отец.
ШЛЯПА И СУПЕРКЛЕЙ
На следующее утро, незадолго до того, как отец должен был отправиться в свой мерзкий магазин подержанных автомобилей, Матильда проскользнула в гардероб и взяла шляпу, которую он надевал каждый день. Для этого ей пришлось приподняться на цыпочки и с помощью трости подцепить шляпу с вешалки, и то она достала ее с трудом. Шляпа была с плоской круглой тульей, загнутыми кверху полями, и с пером сойки, воткнутым за ленту. Мистер Вормвуд очень гордился ею. Он полагал, что шляпа придавала ему лихой и бравый вид, особенно когда он надевал ее набекрень и облачался в яркий клетчатый пиджак с зеленым галстуком.
Держа шляпу в одной руке, а тоненький тюбик Суперклея в другой, Матильда очень аккуратно обмазала клеем внутреннюю кромку шляпы. Затем она снова повесила шляпу на вешалку с помощью трости. Она тщательно рассчитала всю операцию по времени, и клей намазывала как раз в тот момент, когда отец поднимался из‑за стола, кончив завтракать.
Мистер Вормвуд ничего не заметил, когда надел шляпу, но, явившись в гараж, снять ее не смог. Суперклей – очень липучая вещь, такая липучая, что можно кожу содрать, отрывая то, что к ней прилипло. Мистер Вормвуд не хотел снимать с себя скальп, поэтому весь день был в шляпе, даже когда засыпал опилки в двигатель и изменял показания спидометра с помощью электродрели. Дабы сохранить лицо, он напустил на себя невозмутимый вид, надеясь, что его служащие подумают, будто он нарочно решил целый день быть в шляпе, как гангстер из какого‑нибудь фильма.
Возвратившись вечером домой, он так и не смог снять шляпу.
– Какой же ты болван, – сказала ему жена. – Иди сюда. Я ее сниму.
Она попыталась сдернуть шляпу. Мистер Вормвуд издал крик, от которого задрожали оконные стекла.
– А‑а‑а! – кричал он. – Не делай этого! Отпусти меня! Ты кожу со лба сдерешь!
Матильда, уютно устроившись в кресле, с некоторым любопытством наблюдала за этим представлением поверх книги.
– Что случилось, папа? – спросила она. – У тебя что, голова распухла?
Отец метнул в сторону дочери взгляд, полный глубокого подозрения, но промолчал. Да и что он мог сказать? Миссис Вормвуд заметила ему:
– Наверно, это Суперклей. Ничего другого и быть не может. Пусть это будет для тебя уроком. С такими пакостями нужно обращаться осторожнее. Ты, вероятно, хотел приклеить еще одно перо на свою шляпу.
– Да не трогал я эту дрянь! – вскричал мистер Вормвуд. Он снова взглянул на Матильду, которая смотрела на него большими невинными глазами.
– Прежде чем иметь дело с опасными веществами, обязательно прочитай, что написано на тюбике, – говорила ему миссис Вормвуд. – Всегда все делай по инструкции.
– Что ты такое несешь, глупая курица? – закричал мистер Вормвуд, хватаясь за края шляпы, чтобы никто не попытался снова сорвать ее. – Ты думаешь, я специально приклеил ее к голове?
– Тут недалеко живет один мальчик, – сказала Матильда, – который, сам не зная что делает, намазал палец Суперклеем, а потом засунул палец в нос.
Мистер Вормвуд подскочил на месте.
– И что с ним стало? – захлебываясь от возбуждения, проговорил он.
– Палец застрял в носу, – ответила Матильда, – и ему пришлось целую неделю так проходить. Ему говорили: „Прекрати ковырять в носу“, – а он ничего не мог поделать. Выглядел он ужасно глупо.
– Так ему и надо, – сказала миссис Вормвуд. – Он вообще не должен был засовывать палец в нос. Это скверная привычка. Если бы всем детям смазывали пальцы Суперклеем, они бы быстренько избавились от нее.
– Взрослые тоже это делают, мама, – заметила Матильда. – Я вчера видела, как ты на кухне ковыряла в носу.
– Ну ладно, довольно, – сказала миссис Вормвуд, розовея.
Мистер Вормвуд вынужден был просидеть в шляпе перед телевизором в продолжение всего ужина. Он выглядел смешно и за весь вечер не произнес ни слова.
Укладываясь спать, он попытался еще раз снять эту штуковину. Пыталась это сделать и его жена, но шляпа не поддалась.
– Как же я буду принимать душ? – спросил он.
– Обойдешься без душа, – ответила ему жена. Потом, глядя, как ее муж, этот тощий маленький человечек, пробирается тайком вдоль кровати в своей пижаме в фиолетовую полоску и в шляпе на голове, она подумала – как же глупо он выглядит. Не о таком муже мечтает женщина, отметила она про себя.
Мистер Вормвуд пришел к заключению, что если с головы не снимается шляпа, то самое худшее – это то, что в ней приходится спать. Невозможно удобно устроиться на подушке.
– Да прекрати же ты ворочаться, – сказала ему жена после того, как он целый час крутился и вертелся. – К утру она будет сидеть свободно, а потом легко сама сползет.
Но и к утру она не сидела свободно и не желала сползать.
Тогда миссис Вормвуд взяла ножницы и срезала эту штуку с его головы по кусочкам, начиная с тульи и переходя к полям. Там, где шляпа прилипла к волосам, ей пришлось срезать волосы до самой кожи, так что в результате вокруг головы образовалось лысое белое кольцо, и он сделался похожим на монаха. А на лбу, где шляпа прилипла прямо к коже, осталось целое множество коричневых лоскутков, которые никаким количеством воды нельзя было смыть.
За завтраком Матильда сказала ему:
– Ты должен убрать эти кусочки со лба, папочка. Глядя на тебя, можно подумать, будто по тебе ползают какие‑то маленькие коричневые насекомые. Люди могут подумать, что у тебя вши.
– Замолчи! – рявкнул отец. – Захлопни свой поганый рот!
В целом эксперимент удался. Но вряд ли можно было надеяться на то, что отец чему‑нибудь научился.
ПРИВИДЕНИЕ
После происшествия с Суперклеем в течение примерно недели в доме Вормвудов царило относительное спокойствие. Случившееся явно охладило пыл мистера Вормвуда, и он, похоже, на какое‑то время избавился от пристрастия к хвастовству и грубому обращению.
Потом он неожиданно снова взялся за свое. Наверно, дела у него в гараже шли скверно, и ему не удалось продать столько неисправных подержанных машин, сколько хотелось. Мужчина возвращается вечером домой с работы раздраженным по многим причинам, но благоразумная жена вовремя заметит признаки бури и оставит его в покое, пока он не остынет.
Мистер Вормвуд явился тем вечером из гаража мрачнее тучи, и кто‑то обязательно должен был попасться ему под руку. Его жена тотчас же сообразила, в чем дело, и постаралась скрыться из виду. Он вошел в гостиную. Матильда сидела в кресле в углу, целиком захваченная чтением. Мистер Вормвуд включил телевизор. Засветился экран. Появился громкий звук. Мистер Вормвуд бросил сердитый взгляд на Матильду. Она не шевелилась. Каким‑то образом она научилась не обращать внимания на мерзкие звуки, вырывавшиеся из этого жуткого ящика. Она продолжала читать, и это почему‑то вывело ее отца из себя. Возможно, гнев его усилился еще и потому, что он видел – она получает удовольствие от того, что было недоступно его пониманию.
– Ты когда‑нибудь прекратишь читать? – рявкнул он на нее.
– А, привет, папочка, – любезно произнесла она. – Хорошо прошел день?
– Что за ерунду ты читаешь? – спросил он, вырывая книгу у нее из рук.
– Это не ерунда, папочка, это очень хорошая книжка. Она называется „Красный пони“. Ее написал Джон Стейнбек, американский писатель. Почему бы тебе не попробовать почитать ее? Она тебе понравится.
– Мерзость, – произнес мистер Вормвуд. – Если ее написал американский писатель, то это наверняка какая‑нибудь мерзость. Ничего другого они не пишут.
– Нет, папочка, это прекрасная книга, правда. В ней рассказывается о том, как…
– Знать не хочу, о чем она, – прервал ее мистер Вормвуд. – Да и сыт я по горло твоим чтением. Найди‑ка себе какое‑нибудь полезное занятие.
Неожиданно он принялся вырывать страницы из книги и выбрасывать их в корзину для мусора.
Матильда застыла в ужасе. Отец продолжал вырывать страницы одну за другой, а то и по нескольку сразу. Не было никакого сомнения: он испытывает что‑то вроде зависти. Да как она смеет, казалось, говорил он, вырвав очередную страницу, как она смеет наслаждаться чтением книг, когда мне это недоступно? Как она смеет?
– Это же библиотечная книга! – воскликнула Матильда. – Она не моя! Мне нужно вернуть ее миссис Фелпс!
– В таком случае тебе придется купить другую! – сказал отец, продолжая вырывать страницы. – Тебе придется копить карманные деньги, пока у тебя в копилке не наберется достаточная сумма для того, чтобы ты смогла купить новую книгу для своей драгоценной миссис Фелпс. Понятно?
Любой другой ребенок на месте Матильды залился бы слезами. Но только не она. Она сидела, очень спокойная и бледная, и думала. Судя по всему, ей было известно, что ни слезы, ни обиды ни к чему не приведут. Единственное разумное, что можно сделать, когда вас атакуют, это, как однажды сказал Наполеон, перейти в контратаку. Необыкновенно живой ум Матильды уже был занят обдумыванием еще более подходящего наказания для гадкого родителя. Успех плана, который созревал в ее мозгу, зависел, впрочем, от того, действительно ли попугай Фреда разговаривает так хорошо, как об этом говорил Фред.
Фред был приятелем Матильды. Этот маленький шестилетний мальчик жил рядом, за углом, и целыми днями только и делал, что хвастался этим выдающимся попугаем, которого ему подарил отец.
На следующее утро, как только миссис Вормвуд уехала в своей машине на очередное заседание по игре в лото, Матильда отправилась в дом Фреда на разведку.
Она постучала в дверь и, войдя в дом, спросила, не будет ли Фред столь любезен, чтобы показать ей свою знаменитую птицу. Фред с радостью согласился и повел ее к себе в спальню, где в высокой клетке сидел поистине замечательный желто‑голубой попугай.
– Вот он, – сказал Фред. – Его зовут Болтун.
– Пусть он поболтает, – попросила Матильда.
– Его нельзя заставить говорить, – сказал Фред. – Потерпи немного. Он заговорит, когда сам захочет.
Какое‑то время они бродили по дому, и вдруг попугай произнес:
– Привет, привет, привет, – совсем как человек заговорил он.
– Здорово! А что еще он может сказать? – спросила Матильда.
– Черт побери! – сказал попугай голосом, удивительно похожим на голос привидения, – Черт побери!
– Он всегда так говорит, – сказал Фред.
– А что еще он может сказать? – спросила Матильда.
– Пока больше ничего, – ответил Фред. – Но и это неплохо, правда?
– Потрясающе, – сказала Матильда. – А ты не одолжишь мне его на одну ночь?
– Нет, – ответил Фред. – И не подумаю.
– Я отдам тебе все мои карманные деньги за следующую неделю, – сказала Матильда.
Это меняло дело. Фред обдумывал предложение несколько секунд.
– Ну ладно, – согласился он наконец. – Если обещаешь вернуть его завтра.
Взяв высокую клетку в обе руки, Матильда с трудом дотащила ее до своего пустого дома. В столовой был большой камин, в который она и принялась запихивать клетку от глаз подальше. Это было нелегко сделать, но в конце концов ей это удалось.
– Привет, привет, привет! – крикнула птица. – Привет, привет!
– Замолчи! – сказала Матильда и пошла смывать сажу с рук.
Вечером, когда Матильда, а также ее мать, отец и брат ужинали, как обычно, перед телевизором, в столовой кто‑то громко и отчетливо произнес: „Привет, привет, привет!“
– Гарри! – крикнула мать, бледнея. – В доме кто‑то есть! Я слышу чей‑то голос!
– Я тоже, – сказал брат.
Матильда вскочила со своего места и выключила телевизор.
– Тс‑с, – произнесла она. – Слышите?
– Привет, привет, привет, – снова послышался чей‑то голос.
– Это снова он! – крикнул Майкл.
– Воры! – прошипела мать. – Они в столовой!
– По‑моему, ты права, – сказал отец, не сдвинувшись с мести.
– Так хватай же их, Гарри! – прошипела мать. – Иди и хватай их на месте преступления!
Отец не шевелился. Судя по всему, он не спешил сделаться героем. Лицо его было серого цвета.
– Иди же! – прошипела мать. – Они, наверно, пришли за серебром!
Он нервно вытер салфеткой губы.
– А почему бы нам всем вместе не посмотреть? – спросил он.
– Ладно, пошли, – сказал Майкл. – Идем, мам.
– Они точно в столовой, – прошептала Матильда. – Я уверена в этом.
Мать вынула из камина кочергу. Отец схватил биту для игры в гольф. Майкл вооружился настольной лампой, вырвав предварительно вилку из розетки. Матильда взяла нож, с помощью которого она ела, и все четверо крадучись направились в столовую, при этом отец держался далеко позади остальных.
– Привет, привет, привет, – снова послышался чей‑то голос.
– Стоять! – закричала Матильда, врываясь в комнату и размахивая ножом. – Руки вверх! – крикнула она. – Вы пойманы!
За ней, размахивая своими орудиями, вбежали все остальные. Остановившись, они огляделись. В комнате никого не было.
– Здесь никого нет, – произнес отец с большим облегчением.
– Я хорошо слышала, Гарри! – вскричала мать, продолжая дрожать. – Я отчетливо слышала чей‑то голос. Да и ты тоже!