Г р а ж д а н и н
Да глядеть обидно.
П о э т
Ну, так уйди.
Г р а ж д а н и н
Послушай: стыдно!
Пора вставать! Ты знаешь сам,
Какое время наступило;
В ком чувство долга не остыло,
Кто сердцем неподкупно прям,
В ком дарованье, сила, меткость,
Тому теперь не должно спать…
П о э т
Положим, я такая редкость,
Но нужно прежде дело дать.
Г р а ж д а н и н
Вот новость! Ты имеешь дело,
Ты только временно уснул,
Проснись: громи пороки смело…
П о э т
А! знаю: «Вишь, куда метнул!
Но я обстрелянная птица.
Жаль, нет охоты говорить.
(Берет книгу.)
Спаситель Пушкин!- Вот страница:
Прочти и перестань корить!
Г р а ж д а н и н (читает)
«Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.
П о э т (с восторгом)
Неподражаемые звуки!..
Когда бы с Музою моей
Я был немного поумней,
Клянусь, пера бы не взял в руки!
Г р а ж д а н и н
Да, звуки чудные… ура!
Так поразительна их сила,
Что даже сонная хандра
С души поэта соскочила.
Душевно радуюсь — пора!
И я восторг твой разделяю,
Но, признаюсь, твои стихи
Живее к сердцу принимаю.
П о э т
Не говори же чепухи!
Ты рьяный чтец, но критик дикий.
Так я, по-твоему,- великий,
Повыше Пушкина поэт?
Скажи пожалуйста?!.
Г р а ж д а н и н
Ну, нет!
Твои поэмы бестолковы,
Твои элегии не новы,
Сатиры чужды красоты,
Неблагородны и обидны,
Твой стих тягуч. Заметен ты,
Но так без солнца звезды видны.
В ночи, которую теперь
Мы доживаем боязливо,
Когда свободно рыщет зверь,
А человек бредет пугливо,-
Ты твердо светоч свой держал,
Но небу было неугодно,
Чтоб он под бурей запылал,
Путь освещая всенародно;
Дрожащей искрою впотьмах
Он чуть горел, мигал, метался.
Моли, чтоб солнца он дождался
И потонул в его лучах!
|
|
Нет, ты не Пушкин. Но покуда,
Не видно солнца ниоткуда,
С твоим талантом стыдно спать;
Еще стыдней в годину горя
Красу долин, небес и моря
И ласку милой воспевать…
Гроза молчит, с волной бездонной
В сияньи спорят небеса,
И ветер ласковый и сонный
Едва колеблет паруса,-
Корабль бежит красиво, стройно,
И сердце путников спокойно,
Как будто вместо корабля
Под ними твердая земля.
Но гром ударил; буря стонет,
И снасти рвет, и мачту клонит,-
Не время в шахматы играть,
Не время песни распевать!
Вот пес — и тот опасность знает
И бешено на ветер лает:
Ему другого дела нет…
А ты что делал бы, поэт?
Ужель в каюте отдаленной
Ты стал бы лирой вдохновленной
Ленивцев уши услаждать
И бури грохот заглушать?
Пускай ты верен назначенью,
Но легче ль родине твоей,
Где каждый предан поклоненью
Единой личности своей?
Наперечет сердца благие,
Которым родина свята.
Бог помочь им!.. а остальные?
Их цель мелка, их жизнь пуста.
Одни — стяжатели и воры,
Другие — сладкие певцы,
А третьи… третьи — мудрецы:
Их назначенье — разговоры.
Свою особу оградя,
Они бездействуют, твердя:
«Неисправимо наше племя,
Мы даром гибнуть не хотим,
Мы ждем: авось поможет время,
И горды тем, что не вредим!»
Хитро скрывает ум надменный
Себялюбивые мечты,
Но… брат мой! кто бы ни был ты,
Не верь сей логике презренной!
Страшись их участь разделить,
Богатых словом, делом бедных,
И не иди во стан безвредных,
Когда полезным можешь быть!
Не может сын глядеть спокойно
На горе матери родной,
Не будет гражданин достойный
К отчизне холоден душой,
Ему нет горше укоризны…
Иди в огонь за честь отчизны,
За убежденье, за любовь…
Иди, и гибни безупрёчно.
Умрешь не даром, дело прочно,
Когда под ним струится кровь…
|
|
А ты, поэт! избранник неба,
Глашатай истин вековых,
Не верь, что не имущий хлеба
Не стоит вещих струн твоих!
Не верь, чтоб вовсе пали люди;
Не умер бог в душе людей,
И вопль из верующей груди
Всегда доступен будет ей!
Будь гражданин! служа искусству,
Для блага ближнего живи,
Свой гений подчиняя чувству
Всеобнимающей Любви;
И если ты богат дарами,
Их выставлять не хлопочи:
В твоем труде заблещут сами
Их животворные лучи.
Взгляни: в осколки твердый камень
Убогий труженик дробит,
А из-под молота летит
И брызжет сам собою пламень!
П о э т
Ты кончил?.. чуть я не уснул.
Куда нам до таких воззрений!
Ты слишком далеко шагнул.
Учить других — потребен гений,
Потребна сильная душа,
А мы с своей душой ленивой,
Самолюбивой и пугливой,
Не стоим медного гроша.
Спеша известности добиться,
Боимся мы с дороги сбиться
И тропкой торною идем,
А если в сторону свернем —
Пропали, хоть беги со света!
Куда жалка ты, роль поэта!
Блажен безмолвный гражданин:
Он, Музам чуждый с колыбели,
Своих поступков господин,
Ведет их к благородной цели,
И труд его успешен, спор…
Г р а ж д а н и н
Не очень лестный приговор.
Но твой ли он? тобой ли сказан?
Ты мог бы правильней судить:
Поэтом можешь ты не быть,
Но гражданином быть обязан.
А что такое гражданин?
Отечества достойный сын.
Ах! будет с нас купцов, кадетов,
Мещан, чиновников, дворян,
Довольно даже нам поэтов,
Но нужно, нужно нам граждан!
Но где ж они? Кто не сенатор,
Не сочинитель, не герой,
Не предводитель,
Кто гражданин страны родной?
Где ты? откликнись? Нет ответа.
И даже чужд душе поэта
Его могучий идеал!
Но если есть он между нами,
Какими плачет он слезами!!.
Ему тяжелый жребий пал,
Но доли лучшей он не просит:
Он, как свои, на теле носит
Все язвы родины своей.
… … … … …
… … … … …
Гроза шумит и к бездне гонит
Свободы шаткую ладью,
Поэт клянет или хоть стонет,
А гражданин молчит и клонит
Под иго голову свою.
Когда же… Но молчу. Хоть мало,
И среди нас судьба являла
Достойных граждан… Знаешь ты
Их участь?.. Преклони колени!..
Лентяй! смешны твои мечты
И легкомысленные пени — жалобы.
В твоем сравненье смыслу нет.
Вот слово правды беспристрастной:
Блажен болтающий поэт,
И жалок гражданин безгласный!
|
|
П о э т
Не мудрено того добить,
Кого уж добивать не надо.
Ты прав: поэту легче жить —
В свободном слове есть отрада.
Но был ли я причастен ей?
Ах, в годы юности моей,
Печальной, бескорыстной, трудной,
Короче — очень безрассудной,
Куда ретив был мой Пегас!
Не розы — я вплетал крапиву
В его размашистую гриву
И гордо покидал Парнас.
Без отвращенья, без боязни
Я шел в тюрьму и к месту казни,
В суды, в больницы я входил.
Не повторю, что там я видел…
Клянусь, я честно ненавидел!
Клянусь, я искренно любил!
И что ж?.. мои послышав звуки,
Сочли их черной клеветой;
Пришлось сложить смиренно руки
Иль поплатиться головой…
Что было делать? Безрассудно
Винить людей, винить судьбу.
Когда б я видел хоть борьбу,
Бороться стал бы, как ни трудно,
Но… гибнуть, гибнуть… и когда?
Мне было двадцать лет тогда!
Лукаво жизнь вперед манила,
Как моря вольные струи,
И ласково любовь сулила
Мне блага лучшие свои —
Душа пугливо отступила…
Но сколько б не было причин,
Я горькой правды не скрываю
И робко голову склоняю
При слове «честный гражданин».
Тот роковой, напрасный пламень
Доныне сожигает грудь,
И рад я, если кто-нибудь
В меня с презреньем бросит камень.
Бедняк! и из чего попрал
Ты долг священный человека?
Какую подать с жизни взял
Ты — сын больной больного века?..
Когда бы знали жизнь мою,
Мою любовь, мои волненья…
Угрюм и полон озлобленья,
У двери гроба я стою…
Ах! песнею моей прощальной
Та песня первая была!
Склонила Муза лик печальный
И, тихо зарыдав, ушла.
С тех пор не часты были встречи:
Украдкой, бледная, придет
И шепчет пламенные речи,
И песни гордые поет.
Зовет то в города, то в степи,
Заветным умыслом полна,
Но загремят внезапно цепи —
И мигом скроется она.
Не вовсе я ее чуждался,
Но как боялся! как боялся!
Когда мой ближний утопал
В волнах существенного горя —
То гром небес, то ярость моря
Я добродушно воспевал.
Бичуя маленьких воришек
Для удовольствия больших,
Дивил я дерзостью мальчишек
И похвалой гордился их.
Под игом лет душа погнулась,
Остыла ко всему она,
И Муза вовсе отвернулась,
Презренья горького полна.
Теперь напрасно к ней взываю —
Увы! Сокрылась навсегда.
Как свет, я сам ее не знаю
И не узнаю никогда.
О Муза, гостьею случайной
Являлась ты моей душе?
Иль песен дар необычайный
Судьба предназначала ей?
Увы! кто знает? рок суровый
Всё скрыл в глубокой темноте.
Но шел один венок терновый
К твоей угрюмой красоте…
Не секрет, что Николай Некрасов довольно иронично относился к своему творчеству, считая, что муза, кем бы она ни была, явно обделала его талантом, которым, несомненно, обладал Пушкин. В произведениях этого поэта Некрасов видел изящество и красоту слога, прямоту мыслей и тонкую иронию. Более того, расцвет творчества Пушкина пришелся на первую половину 19 века и совпал со многими знаменательными событиями, одним из которых стало восстание декабристов. К тому моменту Некрасову исполнилось всего лишь 4 года, и будущий поэт еще не осознавал того простого факта, что попытка свергнуть самодержавие, предпринятая не крестьянами, а лучшими представителями дворянского сословия, помогла Пушкину четко сформулировать призвание поэта.
К тому моменту, когда Некрасов стал достаточно известным литератором, социальная значимость поэзии утратила свою прежнюю остроту и актуальность. Стихи вновь, как и во времена Жуковского, стали светской забавой, призванной услаждать слух образованных людей. Пытаясь изменить это представление о поэзии, Некрасов в 1855 году создал одно из самых значимых своих произведений под названием «Поэт и гражданин».
Это стихотворение построено на диалоге двух людей, один из которых является литератором и, по-видимому, олицетворяет самого Некрасова, а другой – обычным гражданином своей страны, в меру начитанным и образованным. Их встреча начинается с упреков со стороны гражданина, который призывает поэта вспомнить о своем предназначении и повернуться лицом к собственному народу, которые нуждается в его поддержке. Между тем, поэт пребывает не в самом лучшем душевном состоянии, он «хандрит и еле дышит». Причина столь явной деградации очевидна: литератор не только разуверился в своем творчестве, но и считает, что от него обществу нет абсолютно никакой пользы.
Полемика между гражданином и поэтом по поводу того, что тот же Пушкин открыто заявлял о том, каким именно должен быть человек, взявший на себя смелость создавать стихи, раскрывает неожиданные черты и качества Некрасова. Пожалуй, впервые автор пытается не только иронизировать над своими произведениями, но и признается, что любовная лирика, так почитаемая в обществе, является, по сути, бессмысленной тратой времени для человека, который в состоянии формировать своими произведениями общественное мнение, Вот только является ли Некрасов таким поэтом?
Ответ на этот вопрос дает полемика между гражданином и поэтом, в ходе которой автор признается, что не может причислять себя к великим деятелям русской литературы хотя бы потому, что у России уже есть такие столпы поэзии, как Пушкин и Лермонтов. На что гражданин возражает ему достаточно убедительно, отмечая, что «нет, ты не Пушкин. Но покуда не видно солнца ниоткуда, с твоим талантом стыдно спать». Эту фразу можно расценивать двояко. Однако по отношению к Некрасову она означает лишь то, что на фоне романтических и умильных литературных опусов других авторов его произведения, имеющие социальную подоплеку и вскрывающие язвы современного общества, подобны разорвавшейся бомбе.
Апофеозом этого произведения по праву считается фраза «поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан», которая стала крылатой. Это – своеобразный итог дискуссии поэта и гражданина, который четко расставляет все точки над «i», показывая, что чем бы ни занимался в своей жизни человек, интересы общества не должны быть ему чужды. И если бы каждому из людей удалось это осознать, то мир стал бы намного чище и лучше. И, возможно, тогда бы поэзия имела совершенно другое предназначение, которое было ей свойственно во времена Пушкина, и смогла бы «глаголом жечь сердца людей».
Любовная лирика
«Я не люблю иронии твоей…»
Я не люблю иронии твоей.
Оставь ее отжившим и не жившим,
А нам с тобой, так горячо любившим,
Еще остаток чувства сохранившим,-
Нам рано предаваться ей!
Пока еще застенчиво и нежно
Свидание продлить желаешь ты,
Пока еще кипят во мне мятежно
Ревнивые тревоги и мечты —
Не торопи развязки неизбежной!
И без того она не далека:
Кипим сильней, последней жаждой полны,
Но в сердце тайный холод и тоска…
Так осенью бурливее река,
Но холодней бушующие волны…
В 1842 году Николай Некрасов познакомился с Авдотьей Панаевой, супругой писателя, в доме у которого часто собирались литераторы. Эта женщина, обладающая не только публицистическим даром, но и незаурядной внешностью, в прямом смысле слова пленила начинающего поэта. Впрочем, жертвой чар Панаевой стали многие завсегдатаи литературного салона, но лишь Некрасову она ответила взаимностью.
Этот роман длился без малого 20 лет, принеся много страданий не только влюбленным, но и супругу Панаевой. Он вынужден был стать не только участником любовного треугольника, но и жил под одной крышей с супругой и ее избранником. Однако после смерти ребенка, который родился у Панаевой от Некрасова в 1849 году, отношения между любовниками стали охладевать.
В 1850 году, понимая, что разрыв неизбежен, Некрасов создает стихотворение «Я не люблю иронии твоей…», посвященное взаимоотношениям с избранницей. Он отмечает, что когда-то испытывал очень нежные чувства к этой женщине, которая не менее сильно была влюблена в поэта. Однако время способно не только сгладить ненависть, но и уничтожить любовь. Именно это, по мнению Некрасова, и произошло после смерти малыша, словно бы разорвалась некая невидимая нить, связывающая двух людей. Поэт осознает, что любовь еще до конца не угасла, отмечая: «Пока еще застенчиво и нежно свидание продлить желаешь ты». Но все признаки предстоящей разлуки уже проявили себя, и автор понимает, что никто не в силах повернуть время вспять. Он просит у своей избранницы лишь одного: «Не торопи развязки неизбежной!».
О том, что она скоро настанет, сомневаться не приходится, хотя Некрасов отмечает, что оба они все еще «последней жаждой полны». Но ирония возлюбленной, которая так не нравится поэту, лучше всяких слов указывает на то, что этот роман очень скоро завершится расставанием, ведь «в сердце тайный холод и тоска» поселились после смерти сына.
Правда, Николай Некрасов всеми силами пытался спасти этот противоречивый союз, поэтому он распался лишь в начале 60-х годов. Причем, произошло это вопреки ожиданиям поэта, который рассчитывал, что смерть супруга Панаевой заставит ее пересмотреть свои взгляды на взаимоотношения с поэтом. Тем не менее, эта женщина не стала связывать свою дальнейшую жизнь с Некрасовым, решив остаться свободной и больше не вступать в брак, на который поэт так рассчитывал. В итоге пара рассталась, что и предсказал автор, в глубине души надеявшийся на то, что Панаева все же выйдет за него замуж.
«Мы с тобой бестолковые люди…»
Мы с тобой бестолковые люди:
Что минута, то вспышка готова!
Облегченье взволнованной груди,
Неразумное, резкое слово.
Говори же, когда ты сердита,
Все, что душу волнует и мучит!
Будем, друг мой, сердиться открыто:
Легче мир — и скорее наскучит.
Если проза в любви неизбежна,
Так возьмем и с нее долю счастья:
После ссоры так полно, так нежно
Возвращенье любви и участья…
Личная жизнь Некрасова вызывала осуждение у многих его знакомых. Все дело в том, что начинающий литератор не только влюбился в замужнюю женщину, но и переехал жить в ее дом, деля кров с законным супругом. Безумный и вопиющий по своей дерзости роман с Авдотьей Панаевой продолжался почти 16 лет, и его кульминацией стало рождение общего ребенка, который прожил всего несколько недель. После его смерти отношения между возлюбленными стали ухудшаться, и вскоре они расстались.
Одной из причин разрыва сам Некрасов считал невыносимую атмосферу, которая царила в доме Панаевых. Он ревновал свою возлюбленную к законному супругу, а она периодически устраивала безобразные сцены с руганью и битьем посуды. Примечательно, что это совершенно не мешало этой необычной троице прекрасно ладить, когда речь заходила о работе. Панаев и Некрасов в этот период возрождали журнал «Современник», а Авдотья являлась владелицей литературного салона, где регулярно проходили встречи с молодыми писателями и поэтами. К слову, в сети Авдотьи Панаевой, которая на тот момент считалась одной из самых привлекательных женщин Петербурга, угодили многие литераторы, включая Федора Достоевского. Однако она ответила взаимностью лишь Некрасову, став не только его любовницей, но и единомышленником. Именно при ее участии был создан так называемый «панаевский цикл» произведений, куда вошли не только стихи, но и повести Некрасова. Часть своих творений автор посвятил избраннице, и среди них – стихотворение «Мы с тобой бестолковые люди…», написанное в 1851 году. В это время роман поэта с Авдотьей Панаевой был в самом разгаре, однако первые признаки предстоящей разлуки уже давали о себе знать. Выражались они в постоянных ссорах влюбленных, и эти непростые взаимоотношения Некрасов характеризует одной емкой фразой: «Что минута, то вспышка готова!». Действительно, одно необдуманное слово или же недостаточно нежный взгляд могли спровоцировать сору. Поэтому, обращаясь к своей избраннице, Некрасов просит: «Говори же, когда ты сердита, все, что душу волнует и мучит!». Автор считает, что если с самого начала не сдерживать свое раздражение и давать возможность ему выплескиваться наружу, то вспышки гнева будут менее бурными. Да и сам он сможет вовремя остановиться, не доводя ситуацию до скандала.
Вместе с тем, Некрасов видит особую прелесть в таких будничных ссорах, которые считает неизбежными, но при этом полагает, что и они могут привнести во взаимоотношения двух влюбленных людей особую пикантность. «После ссоры так полно, так нежно возвращенье любви и участья…», — считает поэт.
Тема труда
«Железная дорога» (гражданская лирика)
В а н я (в кучерском армячке).
Папаша! кто строил эту дорогу?
П а п а ш а (в пальто на красной подкладке),
Граф Петр Андреевич Клейнмихель, душенька!
Разговор в вагоне
1
Славная осень! Здоровый, ядреный
Воздух усталые силы бодрит;
Лед неокрепший на речке студеной
Словно как тающий сахар лежит;
Около леса, как в мягкой постели,
Выспаться можно — покой и простор!
Листья поблекнуть еще не успели,
Желты и свежи лежат, как ковер.
Славная осень! Морозные ночи,
Ясные, тихие дни…
Нет безобразья в природе! И кочи,
И моховые болота, и пни —
Всё хорошо под сиянием лунным,
Всюду родимую Русь узнаю…
Быстро лечу я по рельсам чугунным,
Думаю думу свою…
2
Добрый папаша! К чему в обаянии
Умного Ваню держать?
Вы мне позвольте при лунном сиянии
Правду ему показать.
Труд этот, Ваня, был страшно громаден
Не по плечу одному!
В мире есть царь: этот царь беспощаден,
Голод названье ему.
Водит он армии; в море судами
Правит; в артели сгоняет людей,
Ходит за плугом, стоит за плечами
Каменотесцев, ткачей.
Он-то согнал сюда массы народные.
Многие — в страшной борьбе,
К жизни воззвав эти дебри бесплодные,
Гроб обрели здесь себе.
Прямо дороженька: насыпи узкие,
Столбики, рельсы, мосты.
А по бокам-то всё косточки русские…
Сколько их! Ванечка, знаешь ли ты?
Чу! восклицанья послышались грозные!
Топот и скрежет зубов;
Тень набежала на стекла морозные…
Что там? Толпа мертвецов!
То обгоняют дорогу чугунную,
То сторонами бегут.
Слышишь ты пение?.. «В ночь эту лунную
Любо нам видеть свой труд!
Мы надрывались под зноем, под холодом,
С вечно согнутой спиной,
Жили в землянках, боролися с голодом,
Мерзли и мокли, болели цингой.
Грабили нас грамотеи-десятники,
Секло начальство, давила нужда…
Всё претерпели мы, божии ратники,
Мирные дети труда!
Братья! Вы наши плоды пожинаете!
Нам же в земле истлевать суждено…
Всё ли нас, бедных, добром поминаете
Или забыли давно?..»
Не ужасайся их пения дикого!
С Волхова, с матушки Волги, с Оки,
С разных концов государства великого —
Это всё братья твои — мужики!
Стыдно робеть, закрываться перчаткою,
Ты уж не маленький!.. Волосом рус,
Видишь, стоит, изможден лихорадкою,
Высокорослый больной белорус:
Губы бескровные, веки упавшие,
Язвы на тощих руках,
Вечно в воде по колено стоявшие
Ноги опухли; колтун в волосах;
Ямою грудь, что на заступ старательно
Изо дня в день налегала весь век…
Ты приглядись к нему, Ваня, внимательно:
Трудно свой хлеб добывал человек!
Не разогнул свою спину горбатую
Он и теперь еще: тупо молчит
И механически ржавой лопатою
Мерзлую землю долбит!
Эту привычку к труду благородную
Нам бы не худо с тобой перенять…
Благослови же работу народную
И научись мужика уважать.
Да не робей за отчизну любезную…
Вынес достаточно русский народ,
Вынес и эту дорогу железную —
Вынесет всё, что господь ни пошлет!
Вынесет всё — и широкую, ясную
Грудью дорогу проложит себе.
Жаль только — жить в эту пору прекрасную
Уж не придется — ни мне, ни тебе.
3
В эту минуту свисток оглушительный
Взвизгнул — исчезла толпа мертвецов!
«Видел, папаша, я сон удивительный,-
Ваня сказал,- тысяч пять мужиков,
Русских племен и пород представители
Вдруг появились — и он мне сказал:
«Вот они — нашей дороги строители!..»
Захохотал генерал!
«Был я недавно в стенах Ватикана,
По Колизею две ночи бродил,
Видел я в Вене святого Стефана,
Что же… всё это народ сотворил?
Вы извините мне смех этот дерзкий,
Логика ваша немножко дика.
Или для вас Аполлон Бельведерский
Хуже печного горшка?
Вот ваш народ — эти термы и бани,
Чудо искусства — он всё растаскал!»-
«Я говорю не для вас, а для Вани…»
Но генерал возражать не давал:
«Ваш славянин, англо-сакс и германец
Не создавать — разрушать мастера,
Варвары! дикое скопище пьяниц!..
Впрочем, Ванюшей заняться пора;
Знаете, зрелищем смерти, печали
Детское сердце грешно возмущать.
Вы бы ребенку теперь показали
Светлую сторону…»
4
Рад показать!
Слушай, мой милый: труды роковые
Кончены — немец уж рельсы кладет.
Мертвые в землю зарыты; больные
Скрыты в землянках; рабочий народ
Тесной гурьбой у конторы собрался…
Крепко затылки чесали они:
Каждый подрядчику должен остался,
Стали в копейку прогульные дни!
Всё заносили десятники в книжку —
Брал ли на баню, лежал ли больной:
«Может, и есть тут теперича лишку,
Да вот, поди ты!..» Махнули рукой…
В синем кафтане — почтенный лабазник,
Толстый, присадистый, красный, как медь,
Едет подрядчик по линии в праздник,
Едет работы свои посмотреть.
Праздный народ расступается чинно…
Пот отирает купчина с лица
И говорит, подбоченясь картинно:
«Ладно… нешто… молодца!.. молодца!..
С богом, теперь по домам,- проздравляю!
(Шапки долой — коли я говорю!)
Бочку рабочим вина выставляю
И — недоимку дарю!..»
Кто-то «ура» закричал. Подхватили
Громче, дружнее, протяжнее… Глядь:
С песней десятники бочку катили…
Тут и ленивый не мог устоять!
Выпряг народ лошадей — и купчину
С криком «ура!» по дороге помчал…
Кажется, трудно отрадней картину
Нарисовать, генерал?..
Поэт Николай Некрасов является одним из основоположников так называемого гражданского направления в русской литературе. Его произведения лишены каких-либо приукрашиваний и характеризуются необыкновенной реалистичностью, которая подчас вызывает улыбку, но в большинстве случаев является прекрасным поводом для переосмысления окружающей нас действительности.
К таким глубинным произведениям относится стихотворение «Железная дорога», написанное в 1864 году, спустя несколько месяцев после отмены крепостного права. В ней автор пытается показать обратную сторону медали строительства путепровода между Москвой и Петербургом, который для многих рабочих стал огромной братской могилой.
Стихотворение состоит из четырех частей. Первая из них носит романтический и умиротворенный характер. В ней Некрасов рассказывает о своем железнодорожном путешествии, не забывая отдать должного красоте русской природы и восхитительным пейзажам, которые открываются за окном поезда, проплывающего по лугам, полям и лесам. Восхищаясь открывающейся картиной, автор становится невольным свидетелем разговора между отцом-генералом и его сыном-подростком, который интересуется, кто же построил железную дорогу. Следует отметить, что эта тема во второй половине 19 века была особой актуальной и животрепещущей, так как железнодорожное сообщение открывало поистине неограниченные возможности для путешествий. Если на почтовой карете из Москвы в Петербург можно было добраться примерно за неделю, то путешествие на поезде позволяло сократить время в дороге до одних суток.
Однако мало кто задумывался над тем, какую цену пришлось заплатить за то, чтобы Россия, наконец, превратилась из отсталой аграрной страны в развитую европейскую державу. Символом преображения в данном случае выступила железная дорога, которая была призвана подчеркнуть новый статус русской империи. Строили ее бывшие крепостные крестьяне, которые, получив долгожданную свободу, попросту не знали, как распорядиться этим бесценным даром. На стройку века их гнало не столько любопытство и желание в полной мере вкусить прелести вольной жизни, сколько банальный голод, который Некрасов в своем стихотворении именует не иначе, как «царем», который правит миром. В итоге на строительстве железной дороги погибло несколько тысяч человек, и об этом поэт посчитал нужным рассказать не только своему юному спутнику, но и читателям.
Последующие части стихотворения «Железная дорога» посвящены спору между автором и генералом, который пытается уверить поэта в том, что русский мужик, тупо и бесправный, не в состоянии построить ничего более стоящего, чем деревянная сельская изба, убогая и перекошенная. По мнению оппонента Некрасова, лишь образованные и благородные люди имеют право считать себя гениями прогресса, им принадлежат великие открытия в области науки культуры и искусства. При этом генерал настаивает на том, что безрадостная картина, которую нарисовал поэт, вредит неокрепшему юношескому разуму его сына. И Некрасов берет на себя смелость показать ситуацию с другой стороны, рассказав о том, как были завершены строительные работы, и на празднике по этому поводу с барского плеча лабазника рабочие получили бочку вина и – списание долгов, которые накопили во время возведения железной дороги. Попросту говоря, поэт прямо указал на тот факт, что вчерашние рабы вновь оказались обманутыми, а результаты их труда присвоили себе те, кто является хозяином жизни и может позволить себе распоряжаться жизнью других по собственному усмотрению.
Крестьянская лирика
«Элегия»
Пускай нам говорит изменчивая мода,
Что тема старая «страдания народа»
И что поэзия забыть ее должна.
Не верьте, юноши! не стареет она.
О, если бы ее могли состарить годы!
Процвел бы божий мир!… Увы! пока народы
Влачатся в нищете, покорствуя бичам,
Как тощие стада по скошенным лугам,
Оплакивать их рок, служить им будет муза,
И в мире нет прочней, прекраснее союза!…
Толпе напоминать, что бедствует народ,
В то время, как она ликует и поет,
К народу возбуждать вниманье сильных мира —
Чему достойнее служить могла бы лира?…
Я лиру посвятил народу своему.
Быть может, я умру неведомый ему,
Но я ему служил — и сердцем я спокоен…
Пускай наносит вред врагу не каждый воин,
Но каждый в бой иди! А бой решит судьба…
Я видел красный день: в России нет раба!
И слезы сладкие я пролил в умиленье…
«Довольно ликовать в наивном увлеченье,-
Шепнула Муза мне.- Пора идти вперед:
Народ освобожден, но счастлив ли народ?..