Градостроительная криминология, ориентированная на предупреждение преступности с помощью организации пространственной среды, получила свое развитие в исследованиях западных криминологов. В частности в работе немецкого криминолога Г. Шнайдера, который анализировал влияние городского планирования и проектирования зданий на преступность.
Кроме того, с 1970 г. криминологические изыскания в области жилищной политики проводились во многих крупных городах США. Она особенно заинтересовалась 169 проектами строительства муниципальных жилых домов в городе Нью-Йорке, в которых было 150 000 единиц жилья с 528 000 жильцов. Органы жилищного управления Нью-Йорка содержат свою полицию, насчитывающую 1600 человек, которая составляет подробные отчеты обо всех преступных деяниях и актах вандализма, а также фиксирует все жалобы жильцов.
Группа исследователей криминологов сумела с помощью этих отчетов и сведении выявить виктимогенные комплексы зданий (или их частей), где имелись благоприятные возможности для виктимизации[7]. Далее стало возможным сравнить друг с другом в отношении уровня и видов преступности различные типы зданий и проектов зданий. Поскольку в Нью-Йорке густо заселенные высотные дома расположены посреди районов, где преобладают односемейные дома, и поскольку в центральных районах Манхэттена есть отдельные дома с низкой плотностью, стало возможным такое сравнение, в котором были учтены самые разные формы застройки. Жилые массивы с высоким уровнем преступности, как правило, очень велики; в них проживает иногда свыше 1000 семей. Эти массивы состоят большей частью из жилых домов башенного типа высотой от семи этажей и выше. Такие дома располагаются в виде гигантских блоков так, что к ним невозможно подвести никакой городской транспорт. Дома весьма произвольно разбросаны; на обширных участках. Обычно высотные дома имеют в плане плоскую или крестообразную конфигурацию, и в каждом из них живет 150 – 500 семей. На каждом этаже находятся общий блок почтовых ящиков и отсек с 2 – 4 лифтами. Типичный вестибюль этажа имеет один длинный общий коридор с квартирами, расположенными по обе его стороны[8].
|
В таком здании нет ни портье, ни сторожа. Этажи, лестничные площадки, кабины лифтов; коридоры открыты для доступа любому. Высотные жилые дома, в которых совершается в семь раз больше преступлений и актов вандализма, чем в многосемейных домах, располагают к преступности тем, что порождают отношение анонимности среди жильцов, заставляют их забывать о своих гражданских обязанностях и не способствуют возникновению у них сознания территориальной общности. Люди, живущие в высотных башнях, считают, что их ответственность заканчивается сразу за порогом их собственной квартиры.
Таким образом, общественная территория улиц и площадей, почти не прерываясь, подходит вплотную к частным жилым единицам, и вестибюли на этажах, коридоры и кабины лифтов уже не рассматриваются как полуобщественные или получастные подходы или проходы, предназначенные для жильцов, их друзей, знакомых и тех, кто доставляет им что-то домой. То же самое относится и к скверам вокруг зданий, которые не дифференцированы, не определены как полуобщественные и получастные и в отношении которых жильцы, хотя и часто ими пользуются, не осуществляют никакого неформального контроля. Более того, подобный контроль крайне затруднен для жильцов как общим расположением зданий, так и их планировкой.
|
В противоположность многосемейным домам без лифтов высотные жилые башни с лифтами не допускают никакого разграничения ответственности. Кроме того, жилые башни выше семи этажей требуют более дорогостоящих скоростных лифтов, которые лишь тогда могут использоваться экономно, когда они обслуживают большое количество жилых единиц в расчете на одно здание и один этаж. В этой комбинации лифтов, лестничных клеток и длинных коридоров, вдоль которых расположено большое количество квартир, внутри здания образуется огромное большинство анонимных, почти непросматриваемых помещений, в которых как раз и совершается большая часть преступлений. Поскольку эти помещения, лестничные клетки, переходы и коридоры доступны всем, они могли бы контролироваться просто мимо идущими людьми и полицейскими патрулями и не требовать какого-то особого постоянного контроля.
Жильцы, пользующиеся этими помещениями, не могут, однако, отличить живущих в этом доме их друзей, знакомых и известных им лиц от посторонних, преследующих преступные намерения. Особенно подвержены преступности жилые башни выше семи этажей. В муниципальных зданиях уровень преступности возрастает с увеличением этажности. Приводились исследования по изучению ограблений, совершавшихся внутри высотных зданий – в общедоступных местах, в лифтах и на лестничных клетках.
Исследователи отмечают, что дома выше семи этажей в четыре раза чаще подвергаются разбойным нападениям и ограблениям, чем дома с шестью и меньше этажами. 32% всех разбойных нападений в домах совершается в лифтах, ибо за кабиной лифта нет никакого контроля и наблюдения снаружи. Поэтому в США начали оснащать лифты телекамерами с помощью которых портье или жители могут следить за происходящим в лифте через особый канал, и это привело к сокращению краж и актов вандализма, так как перспектива быть обнаруженным устрашающе действует на потенциальных преступников[9].
|
Различные инженерные устройства и насаждения вокруг жилых зданий, мимо которых жители выходят на общественные улицы и площади, а также возвращаются домой, особенно опасны, если они не просматриваются и если в них не заглядывают полицейские патрули. Высотные жилые дома в Нью-Йорке спроектированы и выполнены в отношении примыкающих к ним участков так, словно каждое здание является оторванным от других и замкнутым в самом себе, на своей узкой территории. Архитекторы полностью пренебрегли созданием возможности для жильцов пользоваться скверами вокруг высотных домов и не нашли способа связать такие скверы с домами по соседству, жители которых так же пользуются этими скверами. Из-за этого скверы, особенно в темное время суток, становятся настолько опасными, что по вечерам никто из жильцов не решается более выходить из высотных жилых башен на улицу. Все это выглядит так, словно архитекторы выступили здесь в роли скульпторов, видевших в этих скверах вокруг домов лишь некие участки территории, с которых лучше можно рассмотреть созданные ими «произведения искусства»[10].
В том, как проектирование здания влияет на поведение людей, можно убедиться на примере развития жилого района Прюитт-Айдоу в Сент-Луисе, штат Миссури. В этой новостройке, возведенной в 1957 г., было совершено, главным образом, из-за ее архитектурных просчетов и недостатков, столько преступлений с нанесением телесных повреждений, изнасилований, разбойных нападений, краж со взломом и актов вандализма, что в 1976 г. здание пришлось разрушить. Ее жители не смогли освоить ни полуобщественные, ни получастные территории и помещения, и потому здесь не возникла сеть неформального социального контроля. Лестничные площадки были сконструированы таким образом, что туда можно было легко забираться, и это создавало серьезные трудности даже для самих жильцов.
Разорванность социального взаимодействия, внешняя изолированность лифтов, лестничных площадок и коридоров, а также отсутствие формального и неформального контроля за входом в здание (отсутствие портье, сменных переговорных устройств) способствовали полному исчезновению контроля. Сдержать процесс саморазрушения было уже невозможно. Все большее количество квартир пустело, их стали использовать в своих целях и постоянно разрушать бездомные и наркоманы. Весь новый жилой комплекс пришел в упадок.
Жители ряда улиц в Сент-Луисе, осознавая большую опасность преступности, решили осуществлять собственную программу стабилизации своих общин и устрашения правонарушителей. За счет уменьшения налогов, вводимых городскими властями, они взяли на себя ответственность за свои улицы, за их очистку и освещение. Улицы были перегорожены в одном конце, чтобы ликвидировать возможность сквозного прохода и проезда. В жилой части этих улиц преступность серьезно снизилась.
Из интервью с преступниками известно, что они выбирают для своих деяний места, дающие им возможность совершить преступление и быстро скрыться. Они избегают улиц, на которых считаются чужими. Надзор за «частными улицами»» в Сент-Луисе интенсивнее, «поскольку жители этих улиц рассматривают их как свои собственность и поскольку здесь, в этих жилых комплексах, сложились достаточно сплоченные общины.
Подозрительное поведение чужаков распознается очень быстро и легко. Между страхом перед преступностью и планированием городского строительства существует определенная взаимосвязь. Так, разделение какого-либо жилого массива широкой магистралью или значительным пустым пространством вызывает у людей страх перед преступностью, ибо эти пустые пространства и широкие улицы с большим движением позволяют чужакам беспрепятственно проникать в жилые кварталы и находить возможности для совершения преступлений.
Территориальные общины разделены крупными магистралями, где насильственные преступления вдвое превышают аналогичные деликты в тех частях города, где движение транспорта не столь интенсивно. В Миннеаполисе было проведено эмпирическое исследование, из которого следовало, что больше всего квартирных краж совершается в тех домах, которые расположены на самых людных и проезжих улицах. Было изучено несколько типов улиц в 65 жилых массивах, и выяснилось, что на трех видах улиц в экспериментальном блоке (а именно тупик, тупик с пространством для разворота машин в его конце и тупик с загнутым под прямым углом глухим концом) фиксируется меньшее количество краж и ограблений со взломом, чем на проезжих улицах контрольного блока, которые располагались рядом.
Проезжие улицы не только наиболее удобны для преступников в смысле доступа к объекту и быстрого исчезновения, но они еще и разрушают общины и затрудняют неформальный контроль крупных городах с максимальной личной свободой выбора для каждого отдельного человека, рекомендуется создавать больше условий для образования территориальных общин[11]. При этом речь идет не о каком-то «всенародном сообществе», об охватывающем весь крупный город сверхмощном «коллективе», который в конце концов отнял бы у индивидуума всякое свободное пространство и который с помощью принуждения разрушил бы индивидуальность личности. В данном случае имеются в виду малые заинтересованные общины, организованные группы соседей, товарищества, которые берут на себя задачу обеспечить более серьезный неофициальный социальный контроль, благодаря чему человек может полнее выразить свою индивидуальность в общих социальных взаимоотношениях, а его способности могут полнее раскрыться при сохранении свободы личности и обеспечении неприкосновенности сферы его личной жизни и свободы мнений.
Притязания малых общин на контроль в крупных городах, будучи удовлетворенными, могут позволить успешнее организовать предупреждение преступности. Ключевым фактором планирования при этом будет установление порядка пользования этими частными, получастными и полуобщественными территориями, благодаря чему они снова смогут быть взяты под контроль местных общин.