Теперь точно ясно, что не за ним. Возможно, свора сделала круг потому, что псы почуяли его, ощутили та`верен. Но он не сомневался, что Гончие не побоялись бы зайти в лагерь, если бы искали именно его. Стая, с которой он сталкивался до этого, зашла в Иллиан, хотя даже и не собиралась его убивать. Сообщают ли Гончие Тьмы то, что они видели, как это делают крысы и вороны? От этой мысли свело челюсти. Внимание Тени было как раз тем, чего любой нормальный человек боялся больше всего на свете. Это могло помешать его планам по освобождению Фэйли. В данный момент это волновало Перрина больше всего. Но с Созданиями Тени, даже Отрекшимися, можно сражаться, если это необходимо. Чтобы не встало между ним и Фэйли — Гончие тьмы или Отрекшиеся или ещё кто-нибудь — он найдет способ их обойти или пройти сквозь них. Человек не может одновременно бояться всего на свете, а весь его страх был сосредоточен сейчас на Фэйли. Для другого просто не было больше места.
Прежде чем Перрин успел вернуться к месту, откуда начал идти по следу Гончих, ветер донес до него запахи людей и лошадей. Он натянул поводья Ходока, чтобы тот шёл медленнее, а затем совсем остановил коня. Примерно в ста шагах впереди он различил приблизительно пятьдесят или шестьдесят лошадей. Солнце наконец выглянуло из-за горизонта и начало посылать сквозь лес косые лучи света, отражавшиеся от снега и немного разгонявшие мрак, хотя между стройными лучами солнца все еще оставались глубокие тени. Некоторые из этих теней окутывали и его. Люди находились неподалеку от того места, где он впервые заметил следы Гончих тьмы, и он разглядел зеленый плащ Айрама и его красную куртку в полоску — одежду Лудильщика, резко контрастирующую с мечом на спине. Большинство всадников имели крылатые шлемы по форме напоминающие горшки и сверкающие красные доспехи. Наконечники копий раскачивались в воздухе — солдаты старались присматривать за каждым направлением. Первенствующая Майена по утрам часто выезжала на прогулку со своими телохранителями из Крылатой гвардии.
Он начал было поворачивать назад, чтобы не встречаться с Берелейн, но когда он увидел трех высоких женщин, шагавших среди лошадей, с обернутыми вокруг голов длинными темными шалями, он заколебался. Хранительницы Мудрости ездили на лошадях лишь тогда, когда на то была серьезная необходимость. Того, чтобы пройти милю или две по снегу, даже в тяжелых шерстяных юбках, было явно недостаточно, чтобы вынудить их ехать верхом. Наверняка в этой группе были также Сеонид или Масури, и конечно айилки — все они относились с симпатией к Берелейн. Он никак не мог понять по каким причинам.
Ему не хотелось встречаться с всадниками, независимо от того, кто бы там ни был, но заминка стоила ему шанса скрыться. Одна из Хранительниц, он решил, что это Карелле, женщина с огненными волосами, небесно-голубые глаза которой всегда смотрели с вызовом, рукой указала солдатам в его направлении. Было невероятно, чтобы они смогли разглядеть его сквозь плотное сплетение теней и ярких полос солнечного света. Он еще раз убедился, что Хранительницы, как и все айильцы, имели острое зрение.
Масури, стройная женщина в плаще бронзового цвета, была здесь на пятнистой кобыле, как и Анноура на своей миниатюрной коричневой лошадке. Из под её капюшона свисало множество тонких темных косичек. Сама Берелейн спокойно восседала среди своей небольшой свиты, красивая высокая молодая женщина с длинными темными волосами, в красном плаще с черным подбоем. Единственный недостаток, полностью лишавший ее привлекательности в его глазах — она не была Фэйли. От нее он узнал о похищения жены, и о контактах Масимы с Шончан, но почти все в лагере считали, что он переспал с Первенствующей той же ночью, когда пропала Фэйли, а она не делала ничего, чтобы опровергнуть эти слухи. Это был не тот случай, когда он мог требовать, чтобы она встала и публично опровергла все слухи, но все же она могла хоть что-то сказать. Например, велеть своим горничным это отрицать, или что-нибудь ещё. Вместо этого Берелейн молчала, а ее горничные сплетничали словно сороки, фактически придумав эту историю. Подобного рода репутация способна свести в могилу мужчину из Двуречья.
Начиная с той самой ночи он старался избегать встречаться с Берелейн, и собирался ускакать прочь, даже после того, как его заметили. Но она, подхватив у сопровождавшей ее горничной — пухлой женщины, завёрнутой в сине-золотой плащ, корзину с ручкой, переговорила с другими, и направила своего мерина к нему. Одна. Анноура подняла руку и сказала что-то ей вслед, но Берелейн не оглянулась. Перрин не сомневался, что она последует за ним, куда бы он ни пошел, и это только заставит людей считать, что он сам захотел остаться с ней наедине. Он вдавил пятки в бока Ходока, желая присоединяться к остальным. Он хотел заставить её последовать за ним назад. Но она пустила своего мерина в легкий галоп, несмотря на неровную землю и снег, даже перепрыгивая каменные выступы. Ее красный плащ развевался за спиной. И встретила его на полпути. Она была хорошим наездником, неохотно признал он. Но не столь хорошим как Фэйли, хотя и лучше чем большинство.
"У тебя довольно мрачный вид", — мягко улыбнулась она, остановив своего коня прямо перед Ходоком. Она была готова преградить ему дорогу, если он постарается объехать ее сбоку. У этой женщины вообще не было никакого стыда! "Улыбнись, так люди подумают, что мы флиртуем". Она подала ему корзину рукой в тёмно-красной перчатке. "Это, по крайней мере, должно заставить тебя улыбнуться. Я слышала, что ты забываешь поесть", — Ее носик сморщился. — "И мыться. Твоя борода тоже нуждается в уходе. Измученный заботами, растрепанный муж, спасающий свою жену — романтическая фигура в ее глазах, но она не сможет так подумать о грязном оборванце. Ни одна женщина никогда не простит вам разрушение вашего же собственного образа в ее глазах".
Внезапно смутившийся Перрин взял корзинку, поставил на высокую луку седла перед собой, и бессознательно потер нос. Он знал некоторые из запахов Берелейн — так пахнут волчицы на охоте, а он, кажется, ее добыча, но сегодня она не была настроена поохотиться. От неё исходил запах каменного терпения, развлечения и затаенного чувства опасности. Женщина никогда его не боялась, это он помнил. Но почему она должна быть терпелива? И что именно должно было ее развлечь? Горный кот, пахнущий ягненком, не смог бы запутать его больше.
У него в животе заурчало от ароматов, доносившихся из под крышечки. Жареная куропатка, если он не слишком ошибся, и белый хлеб, еще теплый. Муки было очень мало, и хлеб был почти столь же редок как и мясо. Правда, он не ел несколько дней. Он действительно иногда забывал, и когда вспоминал ел от случая к случаю. Если повезет, ему приходилось просить у Лини и Брианы, а иногда перехватить остывшую косточку с остатками мясца у людей с которыми он вырос. От еды прямо под носом у него потекли слюни. Но будет ли это честно есть еду, принесенную Берелейн?
"Спасибо за хлеб и куропатку", — сказал он грубо, — "но для меня было бы хуже всего на свете, чтобы люди думали, что мы флиртуем. И я моюсь, когда могу, если тебя это так волнует. Но при такой погоде это не просто. Кроме того, все пахнут не лучше чем я." Внезапно он понял, что она пахла чистотой. Никакого намека на пот или грязь за вуалью легких, цветочных духов. И это его разозлило — толи что он заметил ее духи, толи что она пахла чистотой. Это казалось Перрину предательством.
Глаза Берелейн расширились от изумления, – Почему? – а потом она вздохнула сквозь улыбку, которая начинала казаться застывшей, и в ее запахе появилась ниточка раздражения. "Для этого тебе следует поставить палатку. И я знаю, что в одной из ваших телег есть хорошая медная ванна. Люди ждут от дворянина, что он будет выглядеть дворянином, Перрин, и частью этого является внешняя презентабельность, даже когда для этого требуются дополнительные усилия. Это такая сделка между тобой и твоими людьми. Ты должен дать им то, что они ждут, то, в чём они нуждаются или чего хотят. Иначе, они теряют уважение и начинают на тебя обижаться. Откровенно говоря, никто из нас не может себе позволить, чтобы это случилось. Мы очень далеко от дома. Окружены врагами. И я верю, что ты – Лорд Перрин Златоокий — быть может, наш единственный шанс выжить и вернуться снова домой. Без тебя все развалится. Теперь улыбнись, потому что если мы не флиртуем, то значит разговариваем о чем-то другом".
Перрин оскалил зубы. Майенцы и Хранительницы Мудрости наблюдали, находясь от них в пятидесяти шагах, так что в подобном полумраке, это, пожалуй, сойдёт за улыбку. Потеря уважения? Берелейн помогла ему лишиться последнего уважения, какое он когда-либо имел у Двуреченского народа, не говоря уж о прислуге Фэйли. Хуже того, Фэйли как-то несколько раз прочла ему очень похожую версию этой лекции об обязанности лордов давать людям то, что они желают. Обидно выслушивать подобное именно от Берелейн, из такой толпы окружающих тебя людей, в качестве эха собственной жены. "Итак, о чем мы разговариваем тогда, когда люди не должны знать правду?"
Ее лицо оставалось спокойным и улыбающимся, но все же скрываемое чувство опасности в её запахе усилилось. Он почти дошел уже до запаха паники. Она действительно верила в опасность. Ее руки, державшие поводья, были напряженны. — "У меня есть собственные Ловцы Воров, которые шатаются в лагере Масимы, приобретая «друзей». Это хуже, чем иметь там своих осведомителей, но они взяли вино, которое, возможно стянули у меня самой, и узнали немного интересного, в основном подслушав разговоры". – Она дурашливо поклонилась. Свет! Она знала, что Фэйли использовала Селанду и тех других идиотов в качестве шпионов! Берелейн первая, кто сказал ему о них. Вероятно Гендал и Сантес, ее Ловцы Воров, заметили Хавиар и Нериона в лагере Масимы. Балвера нужно предупредить прежде, чем он отправит Медору следить за Берелейн и Анноурой. А не то выйдет чудовищная путаница.
Когда он промолчал, она продолжила. "Во-первых, в эту корзину я положила кое-что кроме хлеба и птицы. Некий… документ, который Сантес нашел вчера утром, крепко запертым в столе Масимы. Этот дурень не может удержаться чтобы не посмотреть, что находится за замком. Если бы он знал, что он там найдет, то возможно крепко запомнил, что кое-что из спрятанного никогда не следует находить. Но что сделано, то сделано. Не позволяй никому застать тебя читающим его после того, как я пошла на все эти неприятности чтобы это скрыть!" — добавила она резко, едва он поднял крышку корзинки, доставая обернутый тканью сверток, испускающий сильный запах жареной птицы и теплого хлеба. — "Я видела людей Масимы возле тебя и раньше. Они могут наблюдать и сейчас!".
"Я не дурак", — прорычал он. Он знал о шпионах Масимы. Большинство последователей этого человека были горожанами, столь неуклюжими в лесу, что в Двуречье им дал бы фору любой десятилетний мальчишка. Но это не значит, что нет одного-двух достаточно ловких чтобы спрятаться где-нибудь в тени среди деревьев чтобы за ним проследить. Они всегда держались на расстоянии, потому что из-за его глаз считали его кем-то вроде прирученного Отродья Тени. Поэтому он редко чувствовал их запах, а этим утром он был занят еще и другими вещами.
Осторожно развернув ткань, он достал перепелку с поджаристой корочкой, которая по размеру оказалась с упитанного цыпленка. Он решительно оторвал одну ножку, одновременно нащупав под свертком документ, и вытащил лист плотной кремового цвета бумаги, сложенный вчетверо. Затем осторожно, чтобы не испачкать жиром, он развернул бумагу над птицей, немного неуклюже из-за одетых перчаток, и стал читать, грызя при этом ногу. Любому наблюдателю показалось бы, что он изучает какой бы еще кусочек куропатки ему затем съесть. Толстая зеленая восковая печать, сломанная с одной стороны, была в виде рисунка, напоминающего, как он решил, три руки с торчащими мизинцами и указательными пальцами. Письмо, написанное витиеватым языком, содержало архаичный шрифт, иногда полностью непонятный, но с трудом его можно было прочесть.
«Предъявитель сего находится под моей личной защитой. Именем Императрицы, да живет она вечно, оказывать ему безотлагательную помощь, которая потребуется для службы Империи, и не рассказывать о том никому, кроме меня.
Личной печатью
Сюрот Сабелл Мелдарат
Из Асинбайра и Барсаббы
Верховная Леди»
"Императрица", — сказал он мягко. Так сталь режет шелк. Это было прямым доказательством переговоров Масимы с Шончан, хотя он и так ни в чем и не нуждался. Это не та вещь о которой Берелейн смогла бы солгать. Сюрот Сабелл Мелдарат должна быть какой-то очень важной персоной чтобы раздавать такие документы. "Эта штука прикончит его, едва Сантес засвидетельствует, где он это нашел".
«Служба Империи? Масима знал, что Ранд борется с Шончан!» — радуга цветов взорвалась в его голове и пропала. Масима был предателем!
Берелейн рассмеялась, словно он сказал что-то смешное, но ее улыбка выглядела вымученной. "Сантес сказал мне, что никто не заметил его в суматохе лагеря, так что я разрешила ему и Гендару вернуться туда с моим последним бочонком Тюнайганского. Они собирались вернуться через час после наступления темноты, но кто на самом деле знает? А сейчас они наверняка дрыхнут без задних ног, но они никогда…"
Она осеклась и, пораженная, уставилась на него. Он понял, что раскусил бедренную кость пополам. Свет, он съел все мясо и не заметил. "Похоже я проголодался больше, чем думал", — пробормотал он выплюнув кусок кости в ладонь, он скинул остатки на землю. "Безопаснее предположить, что Масима знает, что документ теперь у тебя. Надеюсь, ты постоянно держишь большую охрану, а не только, когда ты выезжаешь прогуляться".
"Галенне держит пятьдесят человек, которые спят возле моей палатки," — сказала она, все еще глядя на него, и он вздохнул. Можно подумать, что она никогда не видела, как перекусывают кость. "Что по этому поводу думает Анноура?"
"Она просила меня отдать ей документ, чтобы уничтожить. Так что, если бы меня спросили, я смогла бы сказать в ответ, что я не знаю где он, или не знаю что с ним случилось, а она могла подтвердить мои слова. Но я сомневаюсь, что Масиму это устроит".
"Я уверен в этом", — Анноура должна тоже это понимать. Айз Седай могли ошибаться и даже делать глупости, но они не были идиотками. "Она сказала, что уничтожит его, если ты дашь ей, или, что если ты дашь, то она могла бы?"
Берелейн насупила брови, задумавшись, и через мгновение сказала, — "… что уничтожит". Её конь сделал несколько нетерпеливых шагов, но она легко его успокоила, не слишком уделяя этому внимания. "Я не могу придумать, для чего еще он мог ей пригодиться", — сказала она после еще одной паузы. — "Масима наверняка не восприимчив к... давлению". Она подразумевала шантаж. Перрин не представлял, как это может остановить Масиму. Особенно шантаж со стороны Айз Седай.
Под прикрытием того, что он отрывает вторую ногу от птицы, он сумел свернуть бумагу и спрятать её в рукав, где его перчатка не давала выпасть письму. Это было доказательство. Но чего? Как может человек быть фанатиком Возрождённого Дракона и одновременно его предавать? Мог ли он получить документ от...? Кого? Отобрал у какого-то другого схваченного предателя? Но почему Масима его надежно спрятал, если это не предназначалось для него? Нет, он встречался с Шончан. И еще — как он намеревался это использовать? Перрин тяжело вздохнул. У него было слишком много вопросов, и ни одного ответа. Ответы требовали применения более изощренного ума, чем был у него. Возможно, Балвер смог бы понять.
Еда была вкусной, и его живот требовал, чтобы он доел и ножку в его руке и остальную часть птицы, но он решительно закрыл крышку, и постарался есть менее жадно. Было еще одно дело, которое он хотел выяснить. — "Что еще сказала Анноура? О Масиме".
"Ничего, кроме того, что он представляет опасность, и я должна его избегать, словно я раньше этого не знала. Она не любит говорить о нем". После краткой паузы Берелейн добавила, — "Почему?" Первенствующая Майена привыкла к интригам, и она была способна слышать то, что не было произнесено вслух.
Перрин откусил новый кусочек от птицы, чтобы дать себе время подумать, пока жует. Он не привык к интригам, но все же он был вовлечен в приличное их количество, чтобы знать, что многое из сказанного может быть опасно. Поэтому, следует сказать совсем немного, независимо от того, что думает Балвер. «Анноура в тайне встречалась с Масимой. А также Масури».
Улыбка Берелейн осталась на месте, но в ее запахе проступила тревога. Она начала поворачиваться в седле, как будто стараясь оглянуться назад на двух Айз Седай, но остановилась, облизав губы кончиком языка. "У Айз Седай всегда есть свои причины", — вот и все что она сказала. Она была встревожена оттого, что ее советница встречается с Масимой, или оттого, что Перрин знал это, или... Что? Он ненавидел все эти сложности. Они только мешали тому, что было гораздо важнее. Свет, он уже успел доесть вторую ножку! Надеясь, что Берелейн не заметила, он торопливо отбросил кость. Его живот требовал продолжения.
Ее люди держались в стороне, но Айрам подъехал ближе и склонился, чтобы лучше видеть их сквозь деревья. Хранительницы стояли в стороне, переговариваясь между собой, кажется даже не замечая, что они стоят по колено в снегу, и что ветер был довольно холодным и сильным, развевая концы их шалей. Довольно часто одна или другая оглядывались на Перрина и Берелейн. Им было не известно такое понятие как уединение, и они всегда везде совали свой нос, где им только хотелось. В этом они очень походили на Айз Седай. Масури и Анноура тоже наблюдали, хотя они, казалось, соблюдали дистанцию друг от друга. Перрин охотно поспорил бы, что не будь здесь Хранительниц Мудрости, обе сестры воспользовались бы Единой Силой для подслушивания. Конечно, Хранительницы наверняка знали, как это делается, и во время их встречи с Масимой они позволили подслушивать Масури. Интересно, Айз Седай съели бы свои шали, если бы увидели Хранительниц, подслушивающих с помощью Силы? С аийлками Анноура казалась почти столь же осторожной, как с Масури. О, Свет! У него не было времени на то, чтобы в этом разбираться! Хотя ему приходится с этим мириться.
«Мы дали сплетникам, достаточно пищи для разговоров", — сказал он. Хотя им прекрасно хватает и того, что у них было до того. Повесив корзинку за ручки на седло, он направил Ходока вперёд. Могло показаться странным, что он так долго ел птицу.
Берелейн немного задержалась, но все же догнала его прежде, чем он достиг Айрама, она остановила своего мерина около него. "Я выясню насчёт Анноуры", — сказала она решительно, глядя прямо вперед. Ее взгляд был твердым. Перрин пожалел бы Анноуру, если бы он сам не был готов вытрясти из нее ответы. Но ведь Айз Седай редко получали сочувствие или давали ответы, которые они не хотели давать. В следующий миг, Берелейн снова улыбалась и была весёлой, хотя запах решимости пересилил запах опасности. "Молодой Айрам все рассказал нам о Пожирателях Сердец, бегающих в этом лесу с Дикой Охотой, Лорд Перрин. Вы считаете, это правда? Я помню эти сказки, которые слышала ребенком от няни". Ее голос был звонким и весёлым. Щеки Айрама покраснели, и некоторые из людей вокруг него засмеялись.
Они перестали смеяться, едва Перрин показал им следы на каменной плите.
Глава 7
Головоломка кузнеца
Когда смех затих, Айрам натянул самодовольную ухмылку без малейшего запаха страха. Любой подумал бы, что раньше он уже видел следы Гончих тьмы собственными глазами и знает о них все. Тем не менее, никто не уделил и капельки внимания его ухмылке, или вообще чему — либо кроме огромных отпечатков собачьих лап, оставшихся на камне. Даже заверению Перрина, что Гончие давно ушли. Конечно, он не мог объяснить им, откуда узнал это, хотя никто не обращал на него никакого внимания.
Одно из беспорядочно искажающихся пятен утреннего света упало прямо на серый камень, ясно освещая его. Ходок уже привык к увядающему запаху горелой серы — по крайней мере он только фыркнул и прижал уши, но другие лошади шарахались от наклоненного валуна. Никто из людей, кроме Перрина, не мог почувствовать этот запах, и большинство глядели на странно помеченный камень, как будто это просто экзотическая вещь, выставленная на обозрение в бродячем цирке.
Пухлая служанка вскрикнула, когда увидела следы, и была близка к тому, чтобы свалится со своей круглобокой нервно гарцующей кобылы. Но Берелейн тотчас попросила Анноуру приглядеть за ней и уставилась на отпечатки безо всякого выражения, как будто сама была Айз Седай. Хотя ее руки сжимали поводья так, что вокруг побелевших костяшек растеклись красные пятна. Биртейн Галенне, Лорд-Капитан Крылатой Стражи, чей красный шлем был украшен чеканными крыльями и тремя тонкими малиновыми перьями, в это утро лично командовал телохранителями Берелейн. Он направил своего высокого черного жеребца ближе к камню и, свесившись с седла до самого снега, снял шлем, чтобы посмотреть на кусок камня своим единственным глазом. Алый шрам пересекал пустую глазницу другого, словно разделяя его серые, до плеч, волосы. Выражение лица Галенне говорило о том, что он увидел нечто неприятное, но он всегда сначала думал о самом худшем варианте развития событий. Перрин полагал, что для солдата это гораздо лучше, чем преуменьшать опасность.
Масури тоже спешилась, но как только очутилась на земле, остановилась, держа поводья своей пятнистой лошади и неуверенно глядя на трех темных от солнца айилок. Несколько Майенских солдат тихо зароптали при виде этого, хотя им уже давно следовало привыкнуть к такому положению вещей. Анноура спрятала свою лицо еще глубже в свой серый капюшон, словно не хотела замечать камень, и резко толкнула служанку Берелейн — женщина удивленно вытаращилась на нее. Масури стояла с терпеливым видом, который нарушала только разглаживанием красно-бурых юбок своего шелкового платья для верховой езды, словно и не замечая этого. Хранительницы Мудрости обменялись молчаливыми взглядами, такими же невыразительными как и у Сестер. Карелле стояла по одну сторону от Неварин, худой зеленоглазой женщины, Марлин, с очень редкими среди Аийл темно голубыми глазами и черными волосами, не полностью закрытыми шалью, — с другой. Все три были высокими женщинами и выглядели не более чем на четыре года старше Перрина, но никто не мог бы приобрести ту спокойную уверенность не прожив больше, чем можно было сказать по их лицам.
Несмотря на длинные ожерелья и увесистые браслеты из золота и слоновой кости, их тяжелые, темные юбки и шали, которые почти скрывали белые блузы, могли бы подойти обычным фермерским женам. Однако не было никакого сомнения, кто был главным между ними и Айз Седай. Сказать по правде, иногда возникал вопрос, кто был главным между ними и Перрином. Наконец Неварин кивнула. И улыбнулась теплой и одобряющей улыбкой. Перрин никогда раньше не видел, чтобы она улыбалась. Нельзя сказать, что Неварин все время ходила хмурой, но казалось, она постоянно ищет кого-нибудь, чтобы упрекнуть. После этого кивка Масури отдала поводья одному из солдат. Ее Стража нигде не было видно — к этому, должно быть, были причастны Хранительницы. Обычно Ровар держался за нее как заноза.
Подняв свои раздвоенные юбки, Айз Седай подошла по глубокому снегу к камню и стала водить руками над отпечатками, очевидно направляя силу, хотя не происходило ничего такого, что Перрин смог бы увидеть. Хранительницы подошли поближе – они-то могли видеть, что делает с потоками Масури. Анноура не проявляла почти никакого интереса. Кончики узких косичек Серой сестры дергались, словно она качает головой под своим капюшоном. Вскоре она тронула свою лошадь прочь от пухлой служанки, очутившись вне поля зрения Хранительниц, хотя это и сделало ее дальше от Берелейн, которая, как подумал бы каждый в этот момент, могла нуждаться в совете. Анноура действительно избегала Хранительниц мудрости из всех сил.
"Детские сказки оживают", — пробормотал Галенне, трогая мерина и глянув в сторону Масури. Он уважал Айз Седай, хотя немногие мужчины захотели бы оказаться рядом с Айз Седай, направляющей Силу. "Хотя не знаю, почему я еще способен удивляться после всего того, что видел, оставив Майен". Сосредоточенная Масури, казалось, не услышала его. По рядам уланов прошло шевеление, как будто они не верили собственным глазам, пока командир не дал им подтверждение, а некоторые запахли сильным страхом, точно ожидали, что Гончие Тьмы тотчас выпрыгнут из теней. Перрин не смог бы различить запах каждого среди целой толпы людей, но нервное беспокойство было достаточно сильным, чтобы прийти всего от нескольких человек.
Галенне, казалось, ощущал, что чувствует Перрин. У майенца были свои страхи, но он командовал солдатами достаточно долго. Повесив шлем на длинную рукоять своего меча, он ухмыльнулся. Шрам сделал эту ухмылку жуткой – человек, который мог шутить перед лицом смерти, ожидал от других того же. "Если черные псы нападут на нас, мы посолим им уши", — объявил он громким и искренним голосом. "Это все, что нужно было сделать в сказках, не так ли? Посыпать солью на уши и псы исчезнут". Несколько копейщиков рассмеялись, хотя запах страха уменьшился незначительно. Истории, рассказанные у костра были одним делом, но те же самые истории, воплотившиеся в реальность — совсем другим.
Лорд-Капитан Майена подъехал к Берелейн и положил руку в перчатке на шею ее лошади. Он одарил Перрина многозначительным взглядом, который тот вернул, не желая поддаться на уловку. Чего бы мужчина не хотел сказать, он может сделать это стоя лицом к лицу перед ним и Айрамом. Галенне вздохнул. "Они будут держать себя в руках, миледи", — сказал он мягко, — "Но суть в том, что наше положение ненадежно: враги со всех сторон, а наши силы иссякают. Отродья Тени только ухудшат ситуацию. Моя долг — это вы и Майен, миледи, и при всем уважении к лорду Перрину, вы можете изменить ваши планы".
Гнев вскипел в Перрине — этот человек хотел отказаться от поисков Фэйли! — но Берелейн заговорила прежде, чем он успел что-либо ответить. "Никаких изменений не будет, Лорд Галенне." Иногда было легко забыть, что она правитель, даже столь небольшого государства, каким был Майен, но сейчас в ее голосе проскользнул королевский тон, который сделал бы честь и правительнице Андора. Она села прямо, что всем ее седло показалось троном, и заговорила достаточно громко, чтобы остальные слышали о ее решении.
«Если мы окружены врагами, тогда продвижение вперед столь же безопасно, как и отступление либо поворот в сторону. Хотя даже если бы отступление или обход были в десять раз безопаснее, я все равно бы продолжила двигаться вперед. Я намерена увидеть спасенную Леди Фэйли, даже если нам придется сражаться с тысячью Гоньчих Тьмы и Троллоков. Я поклялась сделать это!» Ответом ей был рев одобрения: Крылатая Гвардия кричала, вскидывая пики так, что красные вымпелы плясали в воздухе.
Запах страха остался, но они ревели так, как будто были готовы сразиться с любым количеством троллоков, нежели оказаться трусами в глазах Берелейн. Их командиром был Галенне, но они любили свою правительницу, несмотря на ее репутацию в отношениях с мужчинами. Возможно, частично именно из-за этого. Берелейн сохранила Майен от поглощения Тиром, используя одного мужчину, который считал ее красивой, против другого. Что касается Перрина, то он едва сдержался чтобы от неожиданности не вытаращиться на нее. Она пахла решимостью! Галенне неохотно склонил свою русую голову подчиняясь приказу, и Берелейн сделала легкий удовлетворенный кивок перед тем, как обратить свое внимание на Айз Седай, стоящих позади каменной плиты.
Масури прекратила двигать руками и смотрела на следы, задумчиво постукивая пальцем по губам. Перрин не назвал бы ее красивой, но она была симпатичной женщиной, хотя такое впечатление могла производить безвозрастность Айз Седай. А также грациозной и элегантной, что так же могло быть приобретенными в Белой Башне чертами. Частенько было очень трудно отличить Сестру, рожденную на убогой ферме, от сестры, выросшей в великолепном дворце. Перрин видывал ее раскрасневшейся от гнева, в поношенной одежде, доведенной до предела, хотя несмотря на тяжелое путешествие и жизнь в Айильских палатках, ее темные волосы и одежда выглядели сейчас так, словно у нее была служанка. Сейчас она выглядела так, словно находилась в библиотеке в Белой Башне, а не в заснеженном алтарском лесу.
"Что ты выяснила, Масури?" — спросила Берелейн, — "Масури!"
Последнее прозвучало чуть более резко, и Масури очнулась, с удивлением осознав, что не одна. Возможно, она была поражена. Во многом она казалось больше Зеленой, чем Коричневой: более расположенная к действию, а не к созерцанию, направленному на самую суть проблемы. Хотя эта стройная Айз Седай по-прежнему была способна полностью погрузиться в изучение заинтересовавшего ее предмета. Сложив руки на талии, она открыла рот, но заколебалась и прежде чем заговорить вопросительно посмотрела на Хранительниц Мудрости.
"Продолжай, девочка", — нетерпеливо сказала Неварин, упирая кулаки в бедра под бренчание ее резных браслетов. Хмурость вернула ей обычный вид, но ни одна из Хранительниц не выглядела более одобрительно. Три нахмурившиеся женщины, подобные трем бледноглазым воронам на заборе. "Мы позволили тебе утолить твое любопытство не просто так. Продолжай. Расскажи нам все, что ты узнала".