– Насильников, убийц и красноцветников нам не надо, – сержант Крельник вручил королевский указ главному тюремщику, отвесив едва заметный поклон. – И слабаков тоже. Нам из них солдат делать. – От жизни в темнице человек, знаете ли, здоровее не становится, – заметил главный тюремщик, проверив печать на указе и пробежав глазами текст. – Но мы всегда стараемся предоставить его величеству все самое наилучшее, тем более когда он посылает самого прославленного воина в Королевстве. Он улыбнулся Ваэлину. Была ли эта улыбка задумана как заискивающая или ироническая, сказать трудно: слишком уж он был чумаз. Ваэлин поначалу принял главного тюремщика за заключенного, такой он был оборванный и грязный. Только внушительное пузо да огромная связка ключей на поясе выдавали его ранг. Королевские Темницы представляли собой несколько древних, соединенных между собой крепостей близ гавани, заброшенных два века назад, после того, как был построен город. Однако правители города сочли их просторные подземелья идеальным хранилищем для преступных элементов столицы. Точное число узников было, по всей видимости, никому не известно. – Они так часто помирают, что я уж и со счета сбился, – объяснил главный тюремщик. – Самые здоровые и злые выживают дольше прочих: уж они-то себе поесть всегда раздобудут. Ваэлин вглядывался во тьму за прочной железной решеткой, которой был перегорожен вход в подвалы, противясь искушению прикрыть лицо плащом от разящей оттуда вони. – А многих ли вы передаете в королевскую стражу? – спросил он. – А это зависит от того, насколько времена беспокойные. Вот когда с мельденейцами воевали, подвалы почти совсем опустели. Главный тюремщик, звеня ключами, вышел вперед, отпер решетку и знаком приказал четырем крепким стражникам следовать за ним. – Ну что ж, поглядим, богат ли будет сегодняшний улов. Улов состоял примерно из ста человек, все в разной степени истощения, одетые в лохмотья и покрытые толстым слоем грязи, крови и нечистот. Они жмурились от солнечного света, опасливо поглядывали на стражу на стенах вокруг главного двора: все стражники целились в кучку узников из арбалетов. – Это что, лучшее, что у вас есть? – скептически спросил сержант Крельник у главного тюремщика. – Несколько штук мы вчера повесили, – ответил тот, пожав плечами. – Нельзя же держать их тут вечно! Сержант Крельник покачал головой со стоическим отвращением и принялся строить людей, помогая себе ударами хлыста. – Стой ровнее, мерзавцы! – покрикивал он. – Какой от вас прок в королевской страже, если вы даже прямо стоять не можете? Он размахивал хлыстом и бранился, пока, наконец, узники не выстроились в две неровные шеренги, потом обернулся к Ваэлину и отдал честь: – Новобранцы к осмотру готовы, милорд! «Милорд…» Это обращение все еще казалось ему странным. Ваэлин не чувствовал себя «лордом», он выглядел и чувствовал себя братом Шестого ордена. У него нет земель, нет слуг, нет состояния, и тем не менее король объявил его лордом. Ваэлин воспринимал это как ложь – одну из многих. Он кивнул сержанту Крельнику и пошел вдоль строя. Ему было тяжко смотреть в эти перепуганные глаза, наблюдающие за его продвижением. Некоторые держались прямее прочих, некоторые выглядели почище, некоторые были такие тощие и изможденные, что удивительно, как они вообще держались на ногах. И от всех них воняло – той густой, липкой вонью, которая была так хорошо знакома Ваэлину. От них несло их собственной смертью. Он шел вдоль строя, пока что-то не остановило его. Одна пара глаз не следила за ним, а продолжала смотреть в землю. Ваэлин остановился и подошел поближе. Этот человек был выше большинства узников и шире в плечах, обвисшая плоть у него на груди говорила о том, что когда-то это тело было весьма мускулистым, но ослабело от долгого недоедания. Под слоем грязи на предплечье виднелся глубокий след от плохо зажившего шрама. – Все по стенкам лазишь? – спросил Ваэлин. Галлис поднял голову, нехотя посмотрел ему в глаза. – При случае, брат. – И за что на этот раз? Еще один мешок пряностей? На изможденном лице Галлиса промелькнула слабая усмешка. – Нет, серебро. Из богатого дома. И все бы хорошо, кабы мой парнишка, что стоял на стреме, не потерял головы. – И давно ты тут? – Пару месяцев, наверно. Тут, в подземельях, как-то теряешь счет времени. Меня вчера должны были повесить, да телега оказалась переполнена. Ваэлин кивнул на шрам на руке. – Все еще беспокоит? – По зиме ноет малость. Но по стенкам я все равно лазаю лучше любого другого, не беспокойся! – Это хорошо. Верхолазы мне могут пригодиться. Ваэлин подступил на шаг ближе, глядя узнику в глаза. – Но имей в виду, я до сих пор зол на то, что ты пытался сделать с сестрой Шерин, так что, если вздумаешь сбежать… – Не вздумаю, брат. Может, я и вор, но слово мое железное! Галлис попытался придать себе вид бравого солдата, выпятив грудь и расправив плечи. – Я почту за честь служить под началом… – Ладно! Ваэлин жестом велел ему замолчать, отступил на пару шагов и повысил голос, так, чтобы его слышали все: – Меня зовут Ваэлин Аль-Сорна, я брат Шестого ордена и, по королевскому слову, командир тридцать пятого пехотного полка. Король Янус милостиво соизволил заменить ваш приговор на привилегию служить в королевской страже. За это вы в течение десяти лет будете ходить в походы и сражаться по его слову. Вас будут кормить, вам будут платить жалованье, вы будете беспрекословно подчиняться моим приказам. Любой, повинный в нарушении дисциплины или пьянстве, будет высечен. Любой, кто попытается дезертировать, будет казнен. Он обвел взглядом их лица, ожидая какой-то реакции на свои слова, но увидел в основном тупое облегчение. Даже тяготы солдатской службы были лучше, чем лишний час в темнице. – Сержант Крельник! – Здесь, милорд! – Отведите их в Дом ордена. А у меня дела в городе. * * *
Особняк благородного дома Аль-Гестианов находился в северных кварталах, самом богатом районе города. Это было внушительное здание из красного песчаника со множеством окон и обширной прилегающей территорией, окруженное прочной стеной, увенчанной грозными железными пиками. Безукоризненно одетый привратник выслушал Ваэлина с заученным равнодушием, попросил его подождать и ушел в дом за распоряжениями. Несколько минут спустя он вернулся. – Молодой хозяин сейчас находится в саду за домом. Он приветствует вас и просит присоединиться к нему. – А лорд-маршал? – Лорда Аль-Гестиана нынче утром вызвали во дворец. Его ожидают только вечером. Ваэлин про себя вздохнул с облегчением. Ожидающее его испытание было бы куда более тяжким, если бы пришлось иметь дело не только с братом, но еще и с отцом. Миновав ворота, он обнаружил расположившийся на лужайке отряд королевских стражников, один из которых держал под уздцы красивую белую кобылу. Чувство облегчения тут же испарилось, как только он сообразил, что означает их присутствие. Стражники приветствовали его вежливым поклоном. Похоже, весть о его новом ранге распространилась стремительно. Ваэлин поклонился в ответ и торопливо прошел дальше, стремясь как можно быстрее покончить с этим и вернуться в Дом ордена, где можно, наконец, будет заняться обучением своего полка. «Моего полка…» Это звучало странно. Ему едва сравнялось восемнадцать, а король дал ему полк, и, хотя Каэнис в два счета припомнил целый список знаменитых воинов, которые с юных лет были командирами, Ваэлину это все равно казалось абсурдным. Возвращаясь в Дом ордена после встречи во дворце, он пытался добиться объяснений от аспекта, но на все вопросы получал один ответ: следуй приказам. Однако, судя по озабоченной складке меж бровей аспекта, поступок короля задал ему непростую задачу. Сад представлял собой обширный лабиринт живых изгородей и клумб, распускающихся с приходом весны. Ваэлин нашел их прячущимися от солнца в тени клена. Принцесса была так же прекрасна, как и прежде. Она сияла улыбкой и потряхивала огненно-рыжими волосами, слушая, как серьезный юноша, сидящий рядом с ней на скамейке, читает что-то вслух из небольшой книжицы. Ваэлин уловил лишь отдаленное сходство с братом: Алюций Аль-Гестиан был худенький мальчик лет пятнадцати, с тонкими, почти девичьими чертами лица, с пышной гривой черных кудрей, падающих ему на плечи. Одет он был в черное в знак траура. Ваэлин крепко стиснул ножны принесенного с собой меча-бастарда, сделал глубокий вдох и двинулся вперед, собрав все мужество, что в нем было. Подходя, он расслышал последнее четверостишие из того, что читал мальчик: «Не плачь, не плачь по мне в ночи, напрасных слез не лей, пусть утра теплые лучи осушат их с очей…» Когда на них упала тень Ваэлина, мальчик умолк. – Лорд Аль-Сорна! Алюций вскочил, приветствуя его, и запросто протянул руку, пренебрегши всеми обычными церемониями, которые Ваэлин находил столь утомительными. – Это в самом деле большая честь для нас! Брат с таким уважением отзывался о вас в своих письмах… Вся уверенность Ваэлина увяла и развеялась по ветру. – Ваш брат временами бывал чрезмерно великодушен, сударь. Он пожал мальчику руку и коротко кивнул принцессе Лирне: – Здравствуйте, ваше высочество. Она кивнула: – Приятно видеть вас снова, брат. Или вам теперь приятнее слышать «милорд»? Он встретился с ней взглядом. Нарастающий гнев грозил заставить его наговорить много лишнего. – Как вам будет угодно, ваше высочество. Она сделала задумчивое лицо, провела рукой по подбородку. Ноготки у нее были выкрашены в голубой цвет и украшены мелкими самоцветами, сверкающими на солнце. – Пожалуй, я все-таки буду по-прежнему называть вас «братом». Это как-то… уместнее. В ее голосе слышалась чуть заметная резкая нотка. Ваэлин не мог определить, то ли она сердится, по-прежнему дуясь на него за то, что он отверг ее предложение, то ли попросту насмехается над человеком, которого она считала глупцом за то, что он упустил шанс завладеть властью, коей так жаждала она сама. – Хорошие стихи, – он обернулся к Алюцию, пытаясь уйти от этого противостояния. – Это что-то из классики? – Да нет. Мальчишка, похоже, слегка смутился и поспешно отложил книжицу. – Так, безделица. – Ах, Алюций, не скромничайте! – поддела его принцесса. – Брат Ваэлин, вы имеете честь присутствовать при чтении стихов одного из лучших поэтов в Королевстве. Уверена, с годами вы сможете этим гордиться! Алюций застенчиво пожал плечами: – Лирна мне льстит. Его взгляд упал на меч в руках Ваэлина. Мальчик узнал его, и его взгляд затмился грустью. – Это мне, да? – Ваш брат хотел, чтобы я передал его вам. Ваэлин протянул мальчику меч. – Он просил, чтобы вы не вынимали его из ножен. Мальчик, поколебавшись, взял меч, крепко стиснул рукоять, его лицо внезапно сделалось свирепым. – Он всегда был куда добрее меня. Его убийцы еще поплатятся, клянусь! «Мальчишеские речи, – подумал Ваэлин, чувствуя себя ужасно старым. – Слова из легенды или из поэмы…» – Человек, убивший вашего брата, уже мертв, сударь. Мстить больше некому. – Но ведь это кумбраэльцы отправили своих воинов в лес Мартише? Они до сих пор злоумышляют против нас. Отец слышал об этом. Это владыка фьефа Кумбраэль послал еретиков, которые убили Линдена! «Да, дворцовые слухи и впрямь расходятся стремительно…» – Это дело короля. Я уверен, что он направит Королевство верным путем. – Единственный путь, которым я готов следовать, – это путь войны! Видно было, что мальчишка говорит от всей души: в глазах у него стояли слезы. – Алюций, – принцесса Лирна мягко положила руку ему на плечо, голос ее звучал умиротворяюще, – я знаю, Линден ни за что бы не хотел, чтобы ваше сердце было отягощено ненавистью. Прислушайтесь к словам брата Ваэлина: мстить уже некому. Дорожите памятью Линдена и не обнажайте его меча, как он и завещал. Ее забота выглядела столь неподдельной, что Ваэлин почти забыл свой гнев, но перед глазами, как наяву, встало мраморно-белое лицо Линдена в тот момент, когда он вонзил свой кинжал ему в шею, и это начисто развеяло всякое хорошее отношение к ней. Однако же ее слова, похоже, действительно успокоили мальчишку. Гнев с его лица исчез, хотя слезы остались. – Прошу прощения, милорд, – выдавил он, – мне надо побыть одному. Я… я хотел бы поговорить с вами потом, о моем брате и о том времени, что вы провели с ним. – Вы можете найти меня в Доме Шестого ордена, сударь. Я буду рад ответить на все ваши вопросы. Алюций кивнул, отвернулся, коротко поцеловал в щеку принцессу и, не переставая плакать, ушел в дом. – Бедный Алюций! – вздохнула принцесса. – Он все принимает так близко к сердцу! Всегда таким был, еще с тех пор, как мы были детьми. Вы понимаете, что он намерен просить вас взять его в ваш полк? Ваэлин обернулся к ней и обнаружил, что она уже не улыбается. Ее безупречное лицо было серьезным и внимательным. – Нет, даже не подозревал. – Ходят слухи, что будет война. Он уже мечтает, как вместе с вами вступит в столицу Кумбраэля и как вы вместе покараете владыку фьефа. Я была бы весьма признательна, если бы вы ему отказали. Он совсем еще мальчик, и, даже когда он вырастет, вряд ли из него выйдет хороший солдат – разве что красивый труп. – Трупы красивыми не бывают. Если попросится, я ему откажу. Ее лицо смягчилось, губы, подобные розовому бутону, изогнулись в мягкой улыбке. – Спасибо. – Я не мог бы его принять, даже если бы захотел. Мой аспект решил, что все офицеры в полку должны быть братьями ордена. – Понятно. Ее улыбка сделалась грустной: принцесса признала его отказ принимать участие в игре во взаимные услуги. – А как вы думаете, война действительно будет? С Кумбраэлем? – Король думает, что нет. – А вы, брат, что думаете? – Я думаю, нам надлежит доверять суждениям короля. Он скованно поклонился и развернулся, собираясь уйти. – Я не так давно имела удовольствие повстречаться с одной вашей знакомой, – продолжала принцесса, вынудив его остановиться. – Сестра Шерин – так ведь, кажется? Она заведует лечебницей Пятого ордена в Варнсклейве. Я ездила туда, чтобы внести пожертвование от имени моего батюшки. Милая девушка, хотя чересчур уж целеустремленная. Я упомянула о том, что мы с вами подружились, и она просила напомнить вам о ее существовании. Хотя она, кажется, думает, что вы ее, верно, забыли. «Молчи, – сказал себе Ваэлин. – Не говори ей ничего. Ее оружие – знание». – Что же вы, так ничего ей и не ответите? – настаивала принцесса. – Я могла бы передать ей весточку с королевским гонцом. Терпеть не могу, когда ни с того ни с сего обрываются дружеские связи. Она теперь ослепительно улыбалась – той самой улыбкой, которую Ваэлин помнил по разговору в ее тайном саду, улыбкой, говорящей о неколебимой уверенности в себе и о не по годам обширной осведомленности. Той улыбкой, которая говорила ему, что принцесса думает, будто знает, что у него на уме. – Я рада, что судьба вновь свела нас, – продолжала она, видя, что Ваэлин не отвечает. – В последнее время я много размышляла над одной проблемой, которая может вас заинтересовать. Он ничего не говорил, глядя ей в глаза, отказываясь играть в затеянную ею игру, независимо от того, что это за игра. – Я обожаю загадки, – продолжала принцесса. – Как-то раз я разрешила математическую загадку, над которой Третий орден бился в течение столетия. Но, разумеется, никому об этом не сказала: не к лицу принцессе блистать ярче светлейших умов. Голос у нее снова изменился – теперь в нем звучала горечь. – Острота вашего ума делает вам честь, ваше высочество, – ответил Ваэлин. Она кивнула, по-видимому, не заметив, что это был пустой комплимент. – Но в последнее время меня занимает загадка, в которой вы принимали непосредственное участие: резня аспектов. Правда, ума не приложу, отчего ее так называют. Ведь погибло всего двое. – Отчего вас занимает столь неприятное событие, ваше высочество? – Разумеется, оттого, что оно загадочное! Это же тайна. Почему убийцы напали на аспектов именно в ту ночь, в ночь, когда в Домах трех орденов присутствовали юные братья Шестого ордена? По всей видимости, это чрезвычайно непродуманная стратегия. Ваэлину, помимо его собственной воли, сделалось любопытно. «Она хочет чем-то поделиться. Но почему? Что она этим выигрывает?» – И к каким же выводам вы пришли, ваше высочество? – Есть такая альпиранская игра, она называется «кешет», на нашем языке это означает «хитрость». Игра очень сложная: двадцать пять разных фигур ходят по доске в сотню клеток. Альпиранцы обожают стратегию, торговлю и войну. Надеюсь, что мой отец не забудет об этом в ближайшие годы… – Простите, ваше высочество? Она махнула рукой. – А, неважно. Партия игры в кешет может тянуться в течение нескольких дней, и немало мудрецов посвящали всю жизнь тому, чтобы овладеть всеми ее тонкостями. – Уверен, что вы этого уже добились, ваше высочество. Она пожала плечами: – Не так уж это сложно. Все зависит от начала. Существует всего лишь около двухсот вариантов начала, и наиболее удачный из них – «атака лжеца», серия ходов, которые, на первый взгляд, представляются чисто оборонительными, однако на самом деле таят в себе наступательные возможности, которые приносят победу всего лишь за десять ходов, если сделать все правильно. Успех атаки зависит от того, удастся ли вам привлечь внимание противника к отдельному очевидному ходу на другом краю доски. Весь секрет в том, что тайное нападение узконаправленно: оно имеет всего одну цель – убрать с доски «ученого». Это далеко не самая сильная фигура, однако она имеет решающее значение для успешной обороны. Противник же, разумеется, пребывает в убеждении, что имеет дело с хаотическими атаками по всему фронту. – Атака на всех аспектов была отвлекающим маневром… – сказал Ваэлин. – Они намеревались убить всего одного из них. – Быть может, а может, и двоих. На самом деле, если взглянуть чуть шире, возможно, подлинной целью были вы, а аспекты просто подвернулись под руку. – Это и есть ваш вывод? Она покачала головой. – Любая теория требует исходных предположений, и в данном случае я предположила, что те, кто планировал это нападение, стремились причинить урон орденам и Вере. Разумеется, если просто убить аспектов, это соответствовало бы данной цели, но ведь вместо них будут назначены новые аспекты, такие, как аспект Тендрис Аль-Форне, а будет вполне логично предположить, что его избрание вызвало раскол между орденами. Итак, ущерб причинен. – То есть вы хотите сказать, что все нападение было задумано ради того, чтобы сделать Аль-Форне аспектом Четвертого ордена? Она обратила лицо к небу и прикрыла глаза, предоставив солнцу согревать ее кожу. – Да, хочу. – Это опасные речи, ваше высочество. Она улыбнулась, не открывая глаз. – Я говорю это только вам. И, если можно, называйте меня просто Лирна. «Она посулила власть, и это не сработало, – подумал Ваэлин. – И вот теперь она искушает меня знаниями…» – А как называл вас Линден? Принцесса замялась лишь на миг, прежде чем отвернула лицо от солнца и посмотрела ему в глаза. – Он называл меня Лирной, когда мы были наедине. Мы дружили с детства. Он посылал мне из леса множество писем, так что я знаю, как сильно он вами восхищался. У меня сердце болит при мысли, что… – «Ради любви следует рискнуть всем либо погибнуть», – Ваэлин чувствовал, что голос у него сделался хриплым от гнева и лицо гневно хмурится. Он видел также, что принцесса больше не улыбается. – Так вы ему сказали? Он точно видел, что по ее лицу пробежала тень сожаления, хотя и всего лишь на миг, и впервые за все время в ее голосе послышалась неуверенность. – Он сильно страдал? – Яд в крови заставил его кричать от боли и исходить кровавым потом. Он говорил, что любит вас. Он говорил, что отправился в Мартише ради того, чтобы добиться одобрения вашего отца, чтобы вы смогли пожениться. Перед тем как я перерезал ему горло, он просил меня передать вам письмо. Когда мы предали его огню, я это письмо сжег. Принцесса на миг прикрыла глаза – воплощение красоты и скорби, – но, когда она открыла их снова, все исчезло, и в ее голосе не было слышно никаких чувств, когда она ответила: – Я во всем следую желаниям моего отца, брат. Так же, как и вы. Понимание того, что она права, хлестнуло его, как бичом. Они оба замешаны в этом на равных. Оба втянуты в это убийство. Быть может, он устоял и не спустил тетиву, но все равно, именно он подставил Линдена под тот роковой выстрел, точно так же, как именно она отправила его в Мартише. Ваэлину пришло в голову, что, быть может, именно таков и был план короля с самого начала: связать их воедино гнусным убийством и общим чувством вины. Теперь он понимал, что враждебное отношение к ней было лишь обманом, попыткой отречься от своей собственной доли вины. И, несмотря на это, он все равно держался за него. «Она холодная, она расчетливая, ей нельзя доверять». Но, в первую очередь, Ваэлин ненавидел то, что она по-прежнему имеет власть над ним и без труда способна вызывать его интерес. В глазах у нее блеснуло нечто непонятное. Ваэлин осознал, как пристально он на нее смотрит. «Страх, – решил он. – Единственный мужчина, который ухитрился ее напугать». Он поклонился снова. Чувство вины у него в душе смешалось с удовлетворением. – С вашего разрешения, ваше высочество… * * *
Сестра Гильма была пухлой и доброжелательной, улыбчивой, с блестящими голубыми глазами, которые как будто непрестанно искрились весельем. – Во имя Веры, будьте повеселее, брат! – сказала она при первой встрече, шутливо ущипнув Ваэлина за подбородок. – Можно подумать, что на ваших плечах – все заботы Королевства! Вас уже прозвали «брат Кислая Рожа». – Тебе точно нужен целитель в полку? – осведомился Норта. Сестра Гильма расхохоталась. – О, я заранее вижу, что мы подружимся! – сказала она со своим густым нильсаэльским выговором и стукнула Норту по руке – уже далеко не так шутливо. Ваэлин скрыл свое разочарование, когда аспект Элера не сочла возможным прислать в ответ на его запрос сестру Шерин. Впрочем, его это особо не удивило. – Вы получите все, что вам требуется, сестра. – Да уж, вы постарайтесь! Она рассмеялась. За месяц, миновавший с ее прихода, Ваэлин обнаружил, что она имеет обыкновение смеяться, когда говорит серьезно, и пускает в ход абсолютно ровный, без тени усмешки, тон, когда поддается своей склонности к мягким, но бьющим без промаха издевкам. – Сегодня еще две сломанных руки, – хмыкнула она, когда Ваэлин вошел в просторную палатку, которая служила ей смотровой, и насмешливо покачала головой. На топчанах спали четверо перевязанных людей. Еще двоих перевязывали помощники – сестра настояла на том, чтобы выбрать их из числа солдат. К удивлению Ваэлина, она взяла двоих самых забитых из числа бывших узников, щуплых парней с неплохими мозгами и аккуратными руками. Солдаты из них, скорее всего, все равно вышли бы плохие. – Если вы и дальше будете так гонять своих людей, через месяц вам не с кем будет идти в бой! Она широко улыбалась, глаза у нее весело сверкали. – Битва – дело суровое, сестра. Мягкое обучение воспитает мягкотелых солдат, которые быстро превратятся в покойников. Ее улыбка слегка потускнела. – Так, значит, битвы будут? Грядет война? «Война…» Этот вопрос был на устах у всех. Миновало четыре недели с тех пор, как король вызвал к себе владыку фьефа Кумбраэль, и ответа он пока не получил. Королевскую стражу держали в казармах, все отпуска были отменены. Слухи разносились с ужасающей скоростью. На границах собираются кумбраэльские войска. В Урлише видели кумбраэльских лучников. Тайные секты отрицателей замышляют разнообразные гнусности, вдохновленные Тьмой. В воздухе носилось ожидание и неуверенность, и Ваэлин гонял своих солдат в хвост и в гриву. Если грянет буря, надо, чтобы они были готовы. – Мне известно не больше вашего, сестра, – заверил ее Ваэлин. – Новых случаев немочи пока не обнаружено? – С тех пор, как я побывала у наших дам, – нет. В полку обнаружилась вспышка дурной болезни, а источником ее оказались предприимчивые шлюхи, вставшие лагерем в лесу всего за пару миль отсюда. Опасаясь того, что скажет аспект, узнав, что так близко от Дома ордена развелось целое гнездо шлюх, Ваэлин приказал сержанту Крельнику взять отряд людей понадежнее, выкурить девок и отправить их обратно в город. Однако старый солдат его удивил. Он замялся: – Милорд, вы уверены? – Сержант, у меня на руках двадцать человек в таком состоянии, что обучению они не подлежат. К тому же этот полк находится под командованием ордена, и я не могу допустить, чтобы люди тайком позволяли себе… удовлетворять свою похоть таким образом. Сержант моргнул. Его седоусое, изборожденное шрамами лицо осталось бесстрастным, но Ваэлин почувствовал, что он сдерживает усмешку. Бывали времена, когда он, разговаривая с сержантом, чувствовал себя ребенком, читающим наставления собственному дедушке. – Кхм… при всем моем уважении, милорд. Полк, может, и принадлежит ордену, но люди-то нет. Это не братья, это солдаты, а солдату без бабы никак. Лишите их этих… поблажек, и начнутся неприятности. Я не хочу сказать, что люди вас не уважают, еще как уважают, милорд, никогда еще не видел, чтобы солдаты так боялись своего командира, но эти парни – далеко не сливки общества, а мы их и так загоняли. Если их совсем прижать, они начнут делать ноги, и виселицей их не напугаешь. – А как же зараза? – Ну, в Пятом ордене от этого лечат. Сестра Гильма разберется, пусть сходит к этим бабам, она с ними в момент управится. Они пошли к сестре Гильме, и Ваэлин, запинаясь, высказал свою просьбу. Она выслушала ее с каменным лицом. – То есть вы хотите, чтобы я пошла в лагерь шлюх и вылечила их от дурной болезни? – уточнила она ледяным тоном. – Мы вам охрану дадим, сестра! Она отвела взгляд и прикрыла глаза. Ваэлин боролся с искушением сбежать. – Пять лет обучения в ордене, – тихо произнесла она. – Еще четыре года – на северных границах, проведенных в борьбе с дикарями и ледяными вьюгами. И вот она, моя награда! Жить среди подонков и лечить их девок. Сестра покачала головой. – Воистину, я проклята Ушедшими. – Сестра, я не хотел вас обидеть! – Ладно, ладно! – она внезапно расплылась в улыбке. – Сейчас, только за сумкой схожу. И не надо мне никакой охраны – дайте только кого-нибудь, кто может показать дорогу. Она, выгнув бровь, посмотрела на Ваэлина. – Вы сами-то там были, брат? Он и теперь поморщился, вспоминая, как бормотал, что «нет-нет, никогда!». Сержант Крельник был прав: немочь быстро сошла на нет, и люди остались довольны – настолько, насколько они могли быть довольны после недель сурового братского обучения. Ваэлин предпочел забыть уведомить об этом инциденте аспекта, и, по молчаливому уговору, между братьями это не обсуждалось. – Может, вам что-нибудь нужно? – спросил он у Гильмы. – Я мог бы отправить повозку за припасами в Дом вашего ордена. – Да нет, пока всего хватает. И у мастера Сментиля в огороде много полезного. Мастер вообще душка. Языку жестов меня учит, вот, поглядите! Она сделала своими пухлыми, но ловкими ручками несколько жестов, приблизительно означающих «Я болтливая свинья». – Это значит «Меня зовут Гильма». Ваэлин кивнул с каменным лицо. – Да, мастер Сментиль – талантливый наставник. Он оставил ее с ранеными и вышел из палатки. Повсюду виднелись тренирующиеся солдаты, сгрудившиеся вокруг братьев, которые пытались за несколько месяцев вдолбить в них то, чему сами обучались всю жизнь. Задача зачастую выглядела непосильной: новобранцы казались такими медлительными и неуклюжими, они не понимали элементарных вещей. И братья вознегодовали, когда Ваэлин запретил пользоваться розгой. – Без хлыста собаку не выучишь! – сказал ему Дентос. – Это не собаки, – возразил Ваэлин. – И не мальчишки – по крайней мере, большинство из них. Наказывайте их дополнительными тренировками или грязной работой, можете урезать их порцию рома, если сочтете нужным. Но не бейте. Полк был теперь полностью укомлектован, отчасти узниками из тюрьмы, отчасти – за счет неиссякающего потока новобранцев, которых, как и предрекал король, влекла романтика солдатской жизни, овеянной легендами о Ваэлине. Некоторые нарочно приходили издалека, чтобы записаться в полк. – И не то чтобы с голодухи, – заметил сержант Крельник. – Большинство алчет лишь служить под знаменем Юного Ястреба. Со временем тренировки все же начали сказываться: солдаты заметно окрепли, отъелись на орденских харчах – многие из них отродясь так сытно не едали. Люди держались прямее, двигались проворнее, ловчее обращались с оружием, хотя им, конечно, еще многому предстояло научиться. Галлис-Верхолаз вскоре снова оброс мышцами и заметно повеселел в результате регулярных визитов к шлюхам. Он сделался одной из заметных личностей в полку: за словом в карман он не лез, и его шуточки то и дело вызывали хохот у товарищей, хотя во время тренировок Галлису хватало ума помалкивать. Пользоваться розгой братьям, может, и запретили, но они знали тысячу способов причинить боль в ходе тренировочного поединка. Больше всего Ваэлина радовало то, что солдаты вели себя достаточно дисциплинированно: они редко дрались между собой, беспрекословно подчинялись приказам, и дезертировать пока никто не пытался. Ваэлину еще ни разу не приходилось приказывать кого-то высечь или повесить, и он с ужасом предвидел, что рано или поздно наступит день, когда ему все-таки придется это сделать. «Война покажет», – думал он, вспоминая жуткие месяцы, проведенные в Мартише, и множество солдат, которые предпочли все-таки рискнуть и в одиночку бежать через лес, наводненный кумбраэльцами, чем провести еще день за частоколом. Норта был занят тем, что обучал стрельбе из лука группу наиболее крепких рекрутов. Всем новобранцам первым делом давали в руки лук, но большинство из них оказывались совершенно непригодными к этому делу. Самых остроглазых собрали в отряд арбалетчиков, и лишь немногие проявили достаточно способностей, чтобы их стоило учить дальше. Этих набралось всего человек тридцать или около того, однако даже небольшой отряд хороших лучников мог стать ценным подспорьем для полка. Норта вновь показал себя способным наставником: все его подопечные уже могли попасть в центр мишени за сорок шагов, и один или двое могли даже повторить это с проворством, обычно свойственным лишь братьям из ордена. – Не целуйся ты с тетивой! – говорил Норта ученику, кряжистому мужику, которого Ваэлин заметил еще в тюрьме. Звали его то ли Драк, то ли Дракс, и был он известным браконьером, пока королевские лесничие не застигли его в Урлише за разделкой свежеубитого оленя. – За ухо, за ухо стрелу отводи! То ли Драк, то ли Дракс напрягся посильнее и выпустил стрелу. Стрела вонзилась в мишень на несколько дюймов выше яблочка. – Недурно, – сказал ему Норта. – Но ты по-прежнему роняешь лук после выстрела. Не забывай, ты не на охоте, это боевой лук. Выстрелил – и сразу натягивай снова. Он увидел приближающегося Ваэлина и хлопнул в ладоши, привлекая внимание учеников. – Ладно. Отодвиньте мишени еще на десять шагов. Первый, кто попадет в яблочко, получит сегодня рому на палец больше. Он обернулся к Ваэлину и отвесил ему изысканный поклон, пока солдаты пошли переносить мишени. – Приветствую вас, милорд! – Не надо так делать. Ваэлин взглянул на солдат, которые шутили и пересмеивались, выдергивая свои стрелы из мишеней. – Они в хорошем расположении духа. – Ну еще бы. Еды завались, ром дают каждый день, дешевые девки в двух шагах за лесом. Это куда больше, чем то, на что могло надеяться большинство из них. Ваэлин пристально взглянул на брата и увидел знакомый затравленный взгляд, который стоял у него в глазах со времен Мартише. В свободное время Норта выглядел усталым и отстраненным и проявлял повышенный интерес к разнообразным напиткам на основе рома, которые солдаты варили по вечерам. Ваэлин не впервые испытал искушение рассказать ему о судьбе его родных, но, как и прежде, королевский приказ заставил его промолчать. «Он выглядит постаревшим, – подумал Ваэлин. – Ему еще и двадцати нет, а глаза у него старческие». – А Баркус где? – спросил Ваэлин. – Он вроде должен был их обучать владению алебардой. – Баркус в кузнице торчит. Он там теперь целыми днями пропадает. Вернувшись из Мартише, Баркус как будто избавился от своего нежелания работать с металлом, явился к мастеру Джестину и теперь по многу часов проводил в кузнице, помогая ковать новое оружие, которое требовалось полку. Оружейня у мастера Греалина была обширная, но даже оружейных стоек в его подвалах было недостаточно, чтобы вооружить всех солдат и при том не оставить без оружия сам орден. Ваэлин был не против того, что Баркус вновь взялся за молот, тем более что ему это явно было по душе, но сердился на то, что это отвлекает Баркуса от его обязанностей в полку. Надо будет с ним поговорить всерьез – как и с Нортой. – Много ли ты выпил вчера вечером? Норта пожал плечами: – После шестого кубка счет потерял. Зато выспался как следует. – Ну да, еще бы… Ваэлин вздохнул: ему ужасно не хотелось говорить то, что сказать было надо. – Брат, человеку иногда надо выпить, я понимаю, но ты – офицер этого полка. Если уж тебе так хочется напиваться, пожалуйста, не делай этого на глазах у солдат. – Но ведь они меня любят! – возразил Норта с наигранной откровенностью. – «Садись, брат, поужинай с нами! – говорят они. – Ты не такой, как Юный Ястреб. Тебя мы не боимся до усрачки!» Меня даже приглашали вместе сходить по бабам. Я был чрезвычайно тронут. Лицо у Ваэлина вытянулось от ужаса. Норта расхохотался. – Не тревожься, до такого-то я не опущусь. Кроме того, судя по тому, что я слышал, после прогулки в лагерь в штанах сильно жжется. Ваэлин счел за лучшее не сообщать Норте о том, что вспышку заразы удалось ликвидировать. Он кивнул на лучников. – Долго им еще учиться? – Еще лет семь, и они будут не хуже нас с тобой. Как ты думаешь, кумбраэльцы дадут нам семь лет? – Надеюсь, что да… Я имел в виду – выстоят ли они? Будут ли они сражаться? Норта посмотрел на солдат. Его затравленный взгляд сделался отстраненным – он, очевидно, представил их в бою, изрубленных и окровавленных. – Будут, – сказал он наконец. – Бедолаги… Будут, куда они денутся. Глава пятая