Роман Дымшаков
Это опять происходит. Обыкновенная Оля заснула сразу. Я уже предупреждал, что не надо так делать. Пошёл в душ, не желая оставаться рядом, пускай пока поспит. Во сне она всегда постанывала и поскуливала вопреки впечатлениям о её внешности. Никогда не захотел бы застрять в лифте, в котором играют нарезанные из подобных звуков семплы. Пришлось опять будить её и вежливо выпроваживать, просить убраться восвояси, пока не пришла Тамара. Предстояло ещё и заниматься всякими повседневными делами, которые откладывались всегда на завтра. Поменять розетки, доклеить обои, убрать провода в кабель-канал, вытряхнуть четыре пепельницы, помыть посуду и выбросить мусор. К тому же от меня требовалось завершить статью о щебёночном заводе, который подарил нескольким местным семьям рак толстой кишки. Иногда, мне кажется, что я стал прокрастинатором настолько, что, если бы надумал покончить с собой, то, непременно, и это отложил бы на завтра. Если бы только не боль. Боюсь физической боли как сумасшедший. Живу с представлениями о внезапном тромбе или случайной уличной черепно-мозговой травме с последующими кровоизлияниями.
- Да просто хочу с рождения красивой быть, - говорила в это время Оля, - чтоб не приходилось вообще следить за собой, а то мне лень. Хочу чтоб просто так было: проснулась, оделась и пошла. И чтоб не думать, как, твою мать, мне лучше завернуться. Задрала уже эта дрянь зашкварная.
Я её почти не слушал, кивал на автопилоте. Думал, совершил ошибку, изменив Тамаре. Прежде, чем уйти, Оля вручила мне пригласительный на одну загородную тайную вечеринку в клуб «Банано-таракановый пирог». Этого-то я и ждал. Сделать сюжет об этом месте я мечтал со времён учёбы на журфаке. А ведь лет через 5 мне бы, может, и не удалось уже снять эту обыкновенную, но гибкую Олю, ведь я уже начал замечать молодость в посторонних и стал задумываться мыслями об этом всё чаще. У неё там будет какой-то перфоманс. К приходу моей Тамары я убрался, проверил, нет ли в квартире посторонних женских предметов. Проверил кровать, убрал все светлые длинные волосы обыкновенной Оли и обнаружил чужой запах на постельном белье. Снял всё, скажу, что решил постирать. Нет, неправдоподобно. Застелил обратно. Побрызгал везде дезодорантом для обуви, - он не обладал резким запахом. Взял подушку, вылил на неё кофе, - сработало, чуждый запах удалился. Скажу, что случайно пролил. Вот это правдоподобно. Удалил помаду со стакана, и блёстки со своей щетины. Пока был перед зеркалом, случайно заглянул себе в глаза, - испугался, что не ощущаю чувства вины. Ведь даже не пытаюсь оправдаться хоть даже себе. Что способно положить мне в руки какой-нибудь предмет для самозабвения? Даже не могу с уверенностью утверждать, что это неизвестно. Кто-то где-то за подкоркой знает, что к чему, догадывается обо всём издалека и видом сверху. Он ведёт опись всего на свете и даже никчёмных и дурацких положений, о которых не принято задумываться в большинстве обществ. Он знает точно, сколько раз за всю мою жизнь я щёлкнул челюстным суставом, и как много в мире существует чисел, до которых невозможно досчитать, и насколько гибка моя нравственность в понятных единицах измерения. И он не собирается мне помогать.
- Ты чего? Я звоню, звоню. Ты не слышишь что ли? Почему открытый сидишь? - сходу задала 3 вопроса Тамара.
- Собирался мусор выносить. В магазин надо? - я судорожно перебирал в памяти, всё ли успел сделать до её возвращения.
- Давай, он воняет уже. И на кухне ещё захвати - сказала Тамара и поцеловала меня в губы в качестве нашего приветствия. Я чувствовал нашу любовь как данное.
Заболела голова. Может это симптом чего-то серьёзного? Раздавил маленького таракана пяткой, вынес мусор. Пока искал аптеку за болеутоляющими, замёрз до дрожи в спине, и, кажется, простыл. Стал представлять себе ядерную атаку. Как вдруг если бы глаза протыкает белый свет, и я краем глаза успеваю увидеть на миг скелеты прохожих как на рентгеновском снимке. Будто я просматриваю животики насекомых под лампой, - видны все прожилки. А потом ударной волной меня бы снесло и оглушило, и я бы улетел куда-нибудь на обочину под рухнувшую высотку из-под фитнес центра. Лежал бы там в радиоактивной пыли, слепой и оглушённый, с меня слезала бы кожа, я пытался бы звать маму и вспомнить её лицо. А потом обнаружилась бы одна мысль про то, что находясь на момент взрыва дома, то есть в здании, я был бы целее, чем сейчас. И умирая, я бы стал проклинать в сердцах всех тех, кто никогда не построил тут рядом где-нибудь за перекрёстком круглосуточную аптеку с болеутоляющими. Когда вернулся, понял, что Тамара меня хочет прямо сейчас. Она делала характерный жест: зажимала большим пальцем указательный, а остальными перебирала в воздухе. Иногда повторяла так и в процессе, а я отвлекался, и это выводило меня из себя. Я не хотел бы заниматься ею сразу после обыкновенной Оли, так моё скотство чувствовалось острее, но пришлось.
У Тамары была своя галерея, так что мы были обеспечены. То, что приносил я хватало только на коммуналку и иногда на продукты, а она позволяла мне иметь в кармане рублей 400 каждый день. Такой суммы было достаточно, чтобы проехать в общественном транспорте, посетить столовую в обед, купить пачку сигарет и при этом ежедневно чувствовать себя микробом. Но когда-нибудь я надеюсь стать высокооплачиваемым журналистом, перебраться в другой портал и устроить нашу жизнь хоть как-то. Она верит в меня, даже больше, чем я сам, поэтому наша любовь есть что-то вроде паразитизма.
На следующий день под вечер я готовился к предстоящему походу в «Банано-таракановый пирог». Каждый раз перед встречей с незнакомцами думаю: «Так, ага, какую модель поведения выбрать: либо я буду такой весь молчаливый чувак, который стоит в сторонке, ни с кем не разговаривает и не смотрит ни кому в глаза, этакое загадочное чучело. Либо быть, таким весельчаком, флиртовать с девушками, наостроумничаться с ними, завести знакомства и выжать из этого максимум выгоды, сорт продуманной скотины». Выбирать себе модель поведения - типичная рутина. Как рядовая баба, которая подбирает платье для романтической встречи. А потом думаю: «Да не, буду просто собой. Обычным собой. Регулярным Евгением. Да? Да, точно. Чего выпендриваться?». Смотрю на себя через зеркало. Молчу. А как это - быть собой? «Регулярный Евгений»? Что вообще это значит? Какой я? Какой я на самом деле? Кто-нибудь знает? Может, тот, из подкорки который? Так кто? Если я и сам не знаю? Так и получается, что как и обычной бабе, мне просто нечего надеть. Приходиться покидать дом с этой экзистенциальной неустойчивостью. И пугает то, что нет переживаний по данному поводу. Вообще нет. Мы с этой неопределённостью в симбиозе.
С указанного на приглашении места, отъезжала машина без номеров. Внутри нас было двое пассажиров, второй был в маске кролика, глаз не было видно. Я надел повязку на голову, как мне и сказал водитель. Ехали не долго, около 25 минут. Было больше интересно, чем страшно. По приезде я снял повязку. «Банано-таракановый пирог» оказался одинокостоящим в лесу особняком. На входе стояли две полуголые мощные мускулистые женщины. Они были в розовых балаклавах. Проверили наши пригласительные. Мне дали белую балаклаву, что означало принадлежность к низшему классу. Маска кролика - высший класс. Также крепкие женщины протянули нам кружки с неопределённой тёмной жидкостью, похожей на нефть, и велели выпить. Принимая внутрь напиток, я распознал густую консистенцию и горьковатый привкус, но это был не алкоголь, а как будто травяной сироп от кашля. Мы с Кроликом переглянулись, кивнули друг другу и прошли в помещение.
Внутри танцевали люди. Кто в белых балаклавах, как и я, кто в звериных масках. Некоторые были абсолютно голыми, а некоторые одеты кто во что. Деловые костюмы с мордами животных, кожаные жилетки на молодых девушках, латексное нижнее бельё и противогазы на суровых девочках. Обстановка говорила о приличном финансировании. Приглушённый свет создавал интим и не давал глазам устать. Музыка была похожа на неопределённые звуки обратной перемотки выступлений политических вождей. У диджея, казалось, и вовсе нет лица. Высокие потолки создавали ощущение присутствия великого духа. Некоторые парочки совсем ничего не стеснялись и занимались друг другом прямо на полу, да так, что мне пришлось даже перешагнуть одну из таких усердно двигающихся. Кто-то объединялся и в группы по три или четыре человека, а то и по пять и более. Проектор транслировал на огромную белую стену чьи-то кошмары. Мне стало вдруг не по себе, как будто я вернулся в своё нежное воображение из далеко забытого детства. Или напиток начал действовать. Ничего похожего я никогда не испытывал ранее. Мне захотелось раздеться и прыгнуть на ближайшую особь. Сердцебиение чувствовалось острее, появился страх,что я умру от сердечного приступа. Вот бы не хотелось, чтоб мой труп везли из такого места. Хотя эти экстравагантные товарищи скорей просто выкинули меня бы в кювет ближайшей междугородней трассы и легко позабыли бы о том. А может, тут где-то есть специальная печь для таких случаев. В некоторых комнатах были индивидуальные развлечения. В одной из таких, молоденьких девушек подвешивали на крюки за кожу на спине, крутили под потолком и били небольшими разрядами тока с продолговатых палок, а они кричали от боли и наслаждения. Кто-то просто наблюдал. В других комнатах светил ультрафиолет, и художник в сварочной маске разукрашивал моделей флуоресцентной краской. Я вдруг поймал себя на мысли, что у меня не болит голова. Мне нужно было осмотреть все комнаты. В одну меня не пустили, и я понял, что за привилегии у зверомордых. Нужно досмотреть чей-то сон на проекторе или в туалет сходить. В туалете женщина в маске жирафа избивала маленькую девушку в балаклаве, она топила её в унитазе и шлёпала ладонью. Они обе заметили меня, как я пялюсь, и подошли ко мне. Жираф тащил маленькую на поводке к моим ногам. Девушка встала передо мной на четвереньки.
- Это вещь - сказала женщина с головой жирафа.
- Плюнь мне в лицо - сказала вещь.
Я плюнул. Мне это понравилось.
- Ударь меня - прошептала вещь.
- Закрой свой рот! - прошумел Жираф на свою подопечную, - ударь её, ну же, - попросила она меня.
Я ударил. Мне это понравилось. Женщина-жираф уволокла её куда-то из туалета вон. Я заглянул в кабинку, там не двигаясь, лежал голый толстяк в маске рыбы. Аккуратно снимая с него маску, не смог разглядеть лицо. Он, кажется, был в экстазе, а, может, и умер. Это предположение насмешило меня. Поменялся с ним масками и рыбой поплыл в запрещённую комнату. На этот раз меня пустили без проблем. В комнате было очень темно, благодаря чёрному бархату кулис по периметру кабинета. В центре на пьедестале лежала голая женщина в розовой балаклаве. Надпись дымом на стене гласила: «Это мистификация. Делай всё, что захочешь». Двое мужчин (Орёл и Гиена), и женщина (Лошадь) обливали лежащую молоком и некоторой грязью. Они щипали её, щекотали и гладили. Девушка в розовой маске держалась, почти не двигаясь. По татуировке на бедре я узнал в ней обыкновенную Олю. Так это и есть её перфоманс? Делайте со мной что хотите в чёрном кабинете? Незаметно появился мой попутчик Кролик и сразу стал хлестать Ольгу по лицу ладонью. Показалось, что я дёрнулся что-то сказать, но Ольга оставалась беспристрастной к происходящему, и пришлось передумать. Потом они вчетвером залезли на неё, стали целовать всё её тело и перешли на примитивные движения. Так что с облегчением вспомнилось, что сам я предохранялся с ней вчера. Они меняли позы и вертели её в своих лапах во всех плоскостях так, что смотреть на это быстро наскучило, и я решил уйти. Напрягали только хирургические инструменты в углу комнаты и натянутый полиэтилен на полу, но я предпочёл об этом не думать и вообще дал себе слово, больше никогда не видеть обыкновенную Олю.
В основном зале начиналось главное представление. Музыканты Фламинго играли на синтезаторах, четыре толстяка в масках лягушек и жаб били в барабаны. Вышла Королева вечера в свадебном платье и в маске Орангутанга. Она обливала краской голых подтянутых мужчин в балаклавах. Королева-Орангутанг создавала картину из человеческих тел и руководила этим оркестром под громкую ритмичную музыку с электронными рваными звуками. В завершении, она нырнула в свою картину и стала её частью, на ней разорвали платье. И не было и существа, которое бы не дотронулось до неё. Она попробовала каждого, иных она тестировала одновременно, других по очереди. Со временем её стали кидать как половую тряпку из одного края пространства в другой, но делалось это как-то нежно, с почтением. И был момент, в который я как будто уловил у Королевы-Орангутанга знакомый жест. Хотелось думать, что мне показалось. Я стал всматриваться, но зрение расфокусировалось, нервы собрались в один трясущийся комок, и я не мог пошевелиться какое-то время. И вот, я и вовсе перестал соображать ясно и упустил из внимания свою Королеву. Вновь заболела голова смертельной болью. По живым коридорам я пытался ползти в сторону выхода, ничего не соображая. По пути заглянул в чёрный кабинет. Там было ещё темнее, чем нигде. Свою знакомую я не замечал. Кролик теперь неистовствовал весь в крови, прыгал там с ножовкой в руке. Лучше бы я ни за что не видел то, что они делали с частями тела Ольги. Гиена бегала со штативом, высматривала выгодный ракурс, снимая происходящее. Мне стало страшно, что можно никогда не проснуться и не выбраться из этого кошмара. Я снял маску, и меня сразу вырвало на полосатый пол. Встать на ноги не получилось. Вспоминалась вся моя жизнь, были попытки собраться с мыслями, но ничего не получалось и пришлось закричать. Я кричал так громко, как только мог, как будто возможно было и рот порвать таким воплем. Тут же подбежали мускулистые женщины в розовых масках, схватили мои руки и вкололи мне что-то из шприца. На этом моменте отчуждения от реальности, крепко натянутая действительность задрожала и затрепетала, будто нечто пыталось вырваться наружу. Нечто необъятное иных порядков и масштабов. Страх укрыл меня своей тенью, и я укутался в своё внезапное безумие как в тёплое мягкое одеялко.
На следующий день пришлось прийти в себя и понять, что там никого нет до сих пор. Вспоминалось всё происходящее накануне как во сне. Не было уверенности, что я хорошо отдохнул. Пустая голова всему помеха. Так говорилось когда-то. В кармане я нашёл фотокарточку, на которой была изображена вчерашняя версия меня с рыбьей головой и ножовкой в руке. На обратной стороне надпись: «С наилучшими пожеланиями. БТП». Так, это что, шантаж что ли? Нелепо. Лица же невидно. Намёк на то, что есть и другие фото с лицом? Обыкновенной Оле дозвониться не смог. Это ничего не доказывает, мы еле знакомы. Когда пришла Тамара, я всматривался в неё внимательней, чем обычно.
- В зоопарк не хочешь сходить? На орангутангов посмотреть.
- Ненавижу зоопарк, ты же знаешь, мне их там жалко всех - ответила Тамара.
Виду не подала, ни одной микроэмоцией себя не выдала. Ну и что? И это ничего не доказывает. Тот жест мог быть и у кого-то другого. Мало ли похожих жестов? К тому же я был опьянён той травяной дрянью. Или я себя пытаюсь обмануть? А где ж она тогда ночами пропадает? Ведь довольно часто её нет дома. Говорит, что в галерее много работы. Нельзя быть таким легковерным. Я, конечно, догадывался, что у неё тоже кто-то существует, но такое… Такое невозможно себе представить.
- Жень, слушай, надо поговорить.
Что она мне скажет? Какая-то ложь про вчерашнюю ночь?
- Я тут три раза проверила… И… Короче, я беременна.
Нужно радоваться сразу. Делаю вид, что улыбаюсь. Смотрю ей в глаза, пытаясь увидеть в них истину. Не получается.
- Поздравляю, Томыч, теперь нас будет много. Ну, больше, чем только мы с тобой.
Мы обнимаемся, а я тем временем утяжеляюсь страшными сомнениями. Вдруг, натянутое пространство действительности стало рваться, и в проткнутом участке показались чьи-то гигантские пальцы, а потом и огромный голубой глаз размером с небо. Нечто смотрело на меня непонятной нечеловечьей головой. Это было что-то запредельное и непостижимое. К такому невозможно подготовиться, и неизвестно, как вести себя. Как будто пешеход наступил на муравейник. Страх схватил тело, и я не мог пошевелиться, слишком крепко уж меня держало. Оставалось только ужаснуться последней ясной мысли, которая со скоростью дёргалась в разгерметизированном мире - этого не должно было случиться.