Верьте, али не верьте, а жил на белом свете поэт-профанайка Максимка Перепиздяка. Знал его лично, пил с ним Столичную, жил – не тужил, дружбу водил. Сидим как-то мы вчетвером за одним столом: Я, Максимка, Серёга да Веня. Серёга всё молчит, книжки читает, да лепечет что-то на американский манер, Веня всё пьёт, да и Бегает по вагонам, ища "Слезу Комсомолки", а я с Максимкой сижу, да в глаза ему смотрю. А глаза то, ей Богу, глубокие, карие, немного раскосые, острые, слёзы – вкусные, а по сути – грустные. Посмотрел Максим Максимыч на меня, да говорит:
-Чего ты, брат, взъелся? Зачем пригрелся? Что хочешь выведать? О чём выспросить?".
А я говорю:
-Брат мой, хочу знать - чего ты за мать? Какой ты отец и с чего вдруг конец? Почему ты здесь, куда мы есть, зачем этот лай? Когда будет рай? А, в целом, не столь это важно, но ты мне скажи – отчего на глазах твоих болота да камыши? О чём грустишь, чего молчишь? Какой ты есть? Скажи как есть!.
Промолчал Перепиздяйка минутку и говорит: "
-Так и быть, услужу! Серёга!!! Веня!!! Айда суды! Кое что расскажу...
…Жил я нелепо всю свою жизнь. Отец мой Максим говорил:
«Ох,Максим-ничтожный дебил! Коли сам сполна, а ума – нема, поди вон с моего ты Двора!!! Да найди ума!!!».
Я покручинился, согнулся, поднатужился и прогнулся. Пошёл ни свет, ни заря в декабре искать тополя. Пока шёл – Чудо-Музыку нашёл. До чего хороша!!! И слова, и посыл, всё – ага!!! И уж так мне понравилось лихо, что писателем, решил, буду. Неслыханн!!! Что за жизнь – непонятно, так буду писать!!! И ума наберусь, у соседа напьюсь, напишу, пропержу– и готова тетрадь. Только вот незадача - бездарность. Ничего не могу сочинять. Что не пишу – то хуйня и не более. Жуткие муки, адский боли – всё без толку. Ну, не могу я писать! Покрестился, упал, и сказал: «Ёб твою мать! Я возьму, перепиздию всё ото всех...»
И вот уже наш писатель окреп. Чудо-Музыку вслушал– да как вдарит словом, что хошь али нехошь, а получишь вигвам. Он называется книгой, и пойдёшь ты с ней, как с блядиной. Редактор – в шоке, толпа – ликует. Писатель решил, что вторая будет. Пишет и пишет. В каждом слове – пиздёжь. Ни души, ничего в ней не найдёшь. И приснился мне за работаю сон: вот иду я по небу и вижу...Он...Поклонился прям в ноги и разум кипит: «Великий, - говорю, - Ивирит! Чего вам нужно от меня, молодого? Чем помочь мне готовы?».
И Он мне сказал: «Дорогой мой Максим, ты любишь ремёсла, но ты – не господин. Что толку в твоём преднамеренном рабстве роскошного шанса стать умным? В погоне за снегом забыл ты, что столько в мире прекрасных умов, что Чудо-Музыку пишут. А ты берёшь их за нос, как котов, и враждебно пиздишь. И где же тут правда, мой профанайка? Зачем ты сейчас хвост поджал, будто зайка?»
И вот я проснулся. Тяжёлым скрипя кулаком, лоб я расшиб об стол. Спотыкаясь на лестничной клетке, сжёг весь мусор свой и объедки. Всё раздал и без глаз я остался один. А суицид мною правит, как Господин. И гложет, и гложет, и гложет! Ну кто мне, бедняге, поможет? Ну, ты, скотин, великий правитель? Ты что позволяешь себе? Я отрёкся, ну и где мой избавитель? Кто же сможет помочь мне запеть? Так прошли три месяца, и в чистый понедельник повесился...
В Ад попал и сказал чертям: «Мне назначено...».
И пошёл роковым шагом схваченным. Прямо в лапу другому Создателю.
Говорю: «А что мне, предателю, делать теперь?»
Говорит Он: «Лучше выйди за дверь и снова пиши. Будущее у тебя, прямо как камыши. Талант у тебя будет вечно, всегда, но есть договор у меня. Ты сможешь жить столько, сколько Б** отпустил, но вечная грусть охладит вечный пыл. И если хоть раз улыбнёшься кому – я тебя на века заберу...»
И я снова в постели...Встал и пишу...Написал Два Романа – и снова живу. Но отчётливо вижу, что грустно мне дико...Но, знаете что, уж как-то привык я. Мне опостылели дикие жажды, я не сажусь на одно кресло дважды, живу безраземерно, как думерскийфанк, и в жилах моих - только чистый пост-панк. Нет у меня ни друзей, ни подруг, есть только вы...
Что-то выпало из рук моего Максима. Он сказал:
-Почему профанатиком был я? Какой смысл во мне? Меня читают – и что? Господи, что же за мука такая? Аааааааааааа…
И заплакал надрывно.
-Лучше б тогда остался дебилом. Сука, ведь разве всем так пришлось? Все настоящие русские люди через это прошли? Бог ты мой, да что за жизнь! Я ведь Перепиздяйка. Я ПЕРЕПИЗДЯЙКА!!! ЭТО Я!!! Я ЭТО!!! ПОЧЕМУ Я НЕ Я? ПРО ЧТО ВСЁ???
Помолчав втроём минут сорок, я ответил на вопрос Максимки:
-Про это...Все писатели через него прошли. Оттого мы грустны всегда...То, что мы улыбаемся – сон и неправда. Мы – наше Отечество, и за нами – Правда. Донесём мы её до каждого кустика. Чтобы вся земля наша знала, чтобы все реки, озёра, океаны, моря и любая жидкость помнила, чтобы каждый чиновник, бомж и блядина скорбели, чтобы весь народ любил тебя, Максим Перепиздяйка. Мы поднимем плакаты и ружья. Егоркин дух от такого воспрянет и с болью в душе ударит в уши огромной массы свиней. Все стервенеет, все стервенеют... Будет бой...Смертельный...Каждый из нас поляжет...И на бессмертном престоле, в последней молитве помолится за тебя...Будь ты несчастен, родный ты наш брат... Будь ты несчастен!!!
И вот поезд остановился, и я, Веня и Серёга, похмелившись на посошок, обняли Максима Максимыча до костей и слёзно и вышли вон на осколки бесконечного тела Христова...
Эпилог
С Новым Годом!
Вот закончил день сопливый,
В поле ругань, в поле – брань,
Я засыпан снегом сильно,
На руках растёт герань.
Я полил её слезами,
Всколошматилась она
Разпиздошила ногтями
Душу, полную говна.
От осколков разлетались
Море снов и реки змей,
По лицу ползли машины
В этот новогодний день.
Живо рассмеялись стены,
На авось взошла луна;
Рухнул мир из кровной пены,
И порвалась вдруг струна.
И запели: "С Новым Годом!!!",
Я вскричал: "Гляди сюда!!!",
И приятно за обедом
Пара кошек умерла…
Разошлась тоска на ёлки,
Кровь лилась прям из горла.
С Новым Годом, С Новым Шёлком!!!
Брат Портвейн и Брат Зима...
Охуенно и Хуятно,
Хуе там и хуе где?
Хуе хую,хое хае,
Крест на крест, Пизда к Пизде...
Веня Новогодний вышел,
Покурил, и, как Христос,
Взял и в жопу нагорлился
Сказанув: "Я - Дед Мороз!!!".
Посвещается Венедикту Ерофееву и моим читателям