Уже час сижу за столом, глядя перед собой. Не знаю, что обо всем этом думать.
Около полудня в контору позвонил Джим Пьетр.
– Слушай, Пит, – начал он безо всяких вступлений, – что это за шуточки?
Я мысленно захохотал и решил еще сильнее его завести.
– О чем ты? – спросил я. – Шуточки? Какие шуточки? Понятия не имею, что ты имеешь в виду.
– Монету, – откликнулся он. – Монету. Помнишь, ты отправил мне ее по почте?
– Ах, да, – я сделал вид, что только сейчас вспомнил. Слушай, ты большой специалист по металлу, настолько большой, что забываешь своих старых друзей, и я подумал, что, может, таким образом обращу на себя твое внимание.
– Ладно, ты выиграл, – тихо сказал он. – Где ты взял эту монету.
Он выглядел совершенно серьезно.
– Да успокойся, Джим. Я признаю, что это шутка. Стар потеряла эту рекламную безделушку, только и всего.
– Я говорю совершенно серьезно, Пит. К рекламе это отношения не имеет.
– То есть?
Когда мы учились, Джим умел повернуть острие шутки и уколоть им в шесть раз сильнее.
– Откуда это взяла Стар? – резко спросил он.
– Понятия не имею. – Мне это перестало нравиться. Шутка развивалась не так, как я планировал. – Я ее не спрашивал. Сам знаешь, дети собирают всевозможные вещи. Ни один отец не сосчитает того, что они притаскивают домой из магазина.
– Она не могла получить ее в магазине, – сказал он, старательно выговаривая слова. – Она не могла получить ее нигде и ни за какую цену. В сущности, если следовать логике, эта монета вообще не существует.
Я рассмеялся. Это был все тот же старый, добрый Джим.
– Ладно, ты отыгрался. Один – один. Может, заглянешь как‑нибудь на ужин?
– Загляну. И еще сегодня, – мрачно ответил он. – Как только ты вернешься домой. Это вовсе не шутка, дубина, понимаешь? Ты говоришь, что получил от Стар, и я тебе, конечно, верю. Но это не мусор и не игрушка. Это настоящее. – Он помолчал, а потом с беспомощным удивлением добавил: – Вот только это не может существовать.
Постепенно меня начал охватывать страх. Когда Джим говорил, что не шутит, ему можно было верить.
– Ну хорошо. Может, ты все‑таки объяснишь, в чем дело?
– Так‑то лучше. Пит. Вот что нам удалось узнать об этой монете. Она из Египта, вероятно, эпохи фараонов, сделана вручную, из неизвестного сегодня сплава бронзы. Ее возраст мы оцениваем в четыре тысячи лет.
– Но в этом нет ничего таинственного, – заметил я. – Вероятно, какой‑то коллекционер рвет сейчас волосы на голове, пытаясь найти. Он потерял, а Стар ее нашла. В музеях и частных коллекциях должна быть масса таких монет.
Я говорил скорее для себя, чем для Джима, он знал все это и без моих напоминаний. Дождавшись, когда кончу, он продолжал свою лекцию:
– Во‑вторых, у нас в музее один из ведущих экспертов‑нумизматов всего мира. Как только я увидел, из какого металла сделана монета, я отнес ее к нему. А теперь сядь поудобнее, Пит. Так вот, эксперт утверждает, что такой монеты нет ни в одном музее и ни в одной коллекции мира.
– Вы там в музее иногда превосходите самих себя. Спустись на Землю, Джим. Где‑нибудь когда‑нибудь какой‑нибудь коллекционер включил ее в свою коллекцию и сидел тихо – ты сам знаешь, что они за люди. Целыми днями сидят в затемненных комнатах и разглядывают свои сокровища, о которых не знает никто, кроме…
– Ну, хорошо, умник, – прервал он меня. – Вот тебе в‑третьих. Этой монете по крайней мере четыре тысячи лет и вместе с тем она совершенно НОВАЯ! Интересно, как ты это объяснишь?
– Новая? – спросил я слабым голосом. – Не понимаю.
– По старым монетам видно, что они использовались. Острые края закругляются, поверхность окисляется, меняется молекулярная структура, образуются кристаллы. На этой монете нет никаких закруглений, никаких окисных пленок, никаких изменений в молекулярной структуре. Словно ее отчеканили вчера. ОТКУДА ВЗЯЛА ЕЕ СТАР?
– Подожди минуточку, – попросил я и мысленно вернулся в субботнее утро. Стар и Роберт играли. Если над этим задуматься, это была какая‑то особенная игра.
Стар вбегала в дом и останавливалась перед стеллажом, на котором стоит энциклопедия. Роберт считал вслух, стоя во дворе перед деревом, а Стар довольно долго разглядывала энциклопедию.
Потом я услышал, как она буркнула:
– О, это хорошее место.
А может, она просто подумала, а я услышал. В последнее время такое случается часто.
Потом она выбегала наружу, а минутой позже появлялся Роберт и останавливался перед тем же стеллажом. Следующие несколько минут царила тишина, нарушаемая наконец громким смехом и криками, после чего перед полками снова появлялась Стар.
«Как он меня находит? – услышал я как‑то ее мысли. – Никак не могу понять».
В одну из пауз Рут через изгородь окликнула меня:
– Эй, Пит, не знаешь, куда делись дети? Пора выпить молока с печеньем.
Хоувеллы очень хорошо относятся к Стар. Я встал из‑за стола и подошел к окну.
– Не знаю, Рут. Крутились здесь еще несколько минут назад.
– Я вовсе не беспокоюсь, – откликнулась она, стоя на лестнице, ведущей в кухню. – Они хорошо знают, что им нельзя одним переходить через дорогу. Наверное, пошли к Мэри. Как вернутся, скажи им о молоке и печенье.
– Сделаю, Рут.
Она исчезла в кухне, а я вернулся к работе.
Вскоре после этого ребятишки ворвались в дом; и мне удалось задержать их настолько, чтобы сказать о ждущих лакомствах.
– Я первый! – крикнул Роберт.
Не задерживаясь, они наперегонки помчались к двери. Именно тогда Стар потеряла монету, а я поднял ее и отправил Джиму.
– Алло, Джим? Ты еще слушаешь?
– Слушаю и жду ответа.
– Знаешь что, лучше всего приходи сейчас же. Я уйду из конторы, и встретимся у меня. Сможешь?
– Смогу ли я? – воскликнул он. – Шеф велел мне бросить все и заняться только этой монетой. Буду через четверть часа.
И он положил трубку. Я задумчиво сделал то же самое и спустился к машине. Поворачивая в нашу улицу, я увидел Джима, подъезжающего с другой стороны. Детей нигде не было видно.
Когда Джим вылез из машины, на его лице я увидел выражение такого нетерпения, какого не видел еще никогда. Я не думал, что по мне видны все мои опасения, но, когда Джим на меня взглянул, он сразу посерьезнел.
– Что происходит, Пит? – спросил он почти шепотом. – Что происходит?
– Не знаю. Во всяком случае, не уверен. Пошли в дом.
Я провел Джима в кабинет. Большое окно из него выходит в сад позади дома, и мы видели все как на ладони.
Поначалу все выглядело вполне невинно – просто трое ребятишек, играющих в прятки. Мэри, дочка соседей с другой стороны улицы, стояла у дерева.
– А теперь слушайте, – сказала она. – Прячьтесь так, чтобы я могла вас найти, или не буду играть.
– Мы далеко не прячемся, – упирался Роберт. Как большинство мальчиков его возраста, он использует при разговоре полный объем легких. – Только гараж, деревья и те кусты. Ищи лучше.
– И еще другие дома, деревья и кусты! – возбужденно крикнула Стар. – Там тоже можно искать.
– Точно! – подхватил Роберт. – Целая куча домов и деревьев, особенно деревьев. Ищи лучше.
Мэри раздраженно покачала головой.
– Я не знаю, о чем вы, и мне это не интересно. Прячьтесь так, чтобы я могла вас найти.
Она повернулась лицом к дереву и принялась громко считать. Будь я один, наверняка бы решил, что у меня нелады с глазами или начались галлюцинации. Но рядом стоял Джим, видевший то же самое.
Когда Мэри начала считать, остальные двое и не подумали убегать. Они взялись за руки, потом словно замерцали… И ИСЧЕЗЛИ!
Мэри закончила счет и быстро проверила немногочисленные уголки двора, где можно было спрятаться. Не найдя никого, расплакалась и побежала к дому Хоувеллов.
– Они снова убежали! – пожаловалась девочка Рут, занятой чем‑то на кухне.
Мы с Джимом продолжали стоять у окна. Я взглянул на него: он был бледен, как труп, и я вряд ли выглядел лучше.
Снова что‑то замерцало. Стар, а секундой позже и Роберт появились из воздуха и побежали к дереву, крича:
– Раз, два, три, а вот и мы!
Мэри зарыдала еще громче и убежала домой.
Я позвал Стар и Роберта. Они пришли, по‑прежнему держась за руки, пристыженные и вместе с тем воинственные.
С чего же начать? Что, черт возьми, я должен им сказать?
– Это нечестно, – пальнул я наугад. – Мэри же не может вас там найти.
Стар побледнела так, что на носу ее проступили веснушки, обычно скрытые загаром, а Роберт покраснел и резко повернулся к ней.
– Я же говорил, Стар! Говорил, что это неспортивно! – сказал он обвиняющим тоном, после чего обратился ко мне: Все равно Мэри не может играть в прятки. Она только глупик.
– Оставим это на минутку. Стар, а где вы, собственно, были? – спросил я.
– Недалеко, папа, – неуверенно ответила она, стараясь выкрутиться. – Играя с ней, мы уходим совсем недалеко. Она должна нас там найти.
– Ты не ответила на мой вопрос. Куда вы уходите?
Джим показал ей бронзовую монету, которую я ему прислал.
– Видишь, Стар, – сказал он на удивление спокойно. – Мы нашли это.
– Я не должна вам говорить. – Она с трудом сдерживала слезы. – Вы только средники и не поймете. – Потом почти с раскаянием обратилась ко мне: – Папа, я пыталась тебе это передать, но ты ничего не можешь прочесть. – Она хлопнула Роберта по плечу. – А Роберт делает это очень хорошо. – Она сказала это так, словно хвалила за умение пользоваться ножом и вилкой. – Даже лучше меня, потому что я не знаю, как он так быстро меня находит.
– Могу тебе сказать, Стар! – выкрикнул Роберт, пытаясь скрыть смущение за потоком слов. – У тебя просто нет воображения. Никогда не встречал никого с таким слабым воображением!
– А вот и есть! – запротестовала она. – Ведь это я придумала игру. Это я тебе показала, что нужно делать, разве нет?
– Ладно, ладно! – откликнулся он. – Но тебе нужно смотреть на книгу, чтобы знать, что в ней есть, и потому остается след. Я только проверяю, куда он идет, переношусь в это место – а ты там. Все просто.
Стар от удивления открыла рот.
– Я никогда об этом не думала, – призналась она.
Мы с Джимом прислушивались к их разговору. Значение того, что они говорили, постепенно проникало в наши отупевшие мозги.
– Так или не так, а все равно у тебя нет воображения, закончил спор Роберт и сел по‑турецки на пол. – Ты не можешь телепортироваться в место, которого нет.
Стар села рядом с ним.
– А вот и могу! А Лунные Люди? Ведь их еще нет, они только будут.
Роберт посмотрел на нее.
– Ты же знаешь, что они уже были. – Он развел руки, словно бейсбольный судья. – То есть для твоего папы их еще не было, а для тех существ с Арктура – уже были.
– Ты тоже не телепортировался в место, которого нет, парировала Стар. – Что, съел?
Я указал Джиму на кресло, а сам упал на другое. Наконец‑то контакт с чем‑то привычным и ощутимым.
– А сейчас, ребята, – прервал я их попытки уйти от ответа, – начнем сначала, Если я правильно понял, вы можете переноситься в прошлое и будущее?
– Ну, конечно, папа, – ответила Стар, развязно пожав плечами. – Просто телепортируемся туда, где хотим оказаться. Это совсем не опасно.
И эти‑то дети слишком малы, чтобы в одиночку переходить улицу!
Пару раз в жизни я уже переживал шок и сейчас испытывал то же самое – я слишком отупел, чтобы реагировать на что‑либо. Все казалось мне почти нормальным.
– Хорошо, хорошо, – сказал я, с удивлением отметив, что пользуюсь тем же тоном, как во время спора о том, кому достанется самый большой кусок торта. – Я еще не знаю, опасно это или нет. Нужно об этом подумать. А пока скажите, как вы это делаете.
– Было бы гораздо проще, если бы ты мог это прочесть, – с сомнением сказала Стар.
– Допустим, я глупик и вам нужно рассказать это словами.
– Помнишь ленту Мебиуса? – спросила она, начиная с самых азов, словно объясняла что‑то ребенку.
Да, я помнил. Помнил и когда это было: более года назад. Значит, ее беспокойный, гениальный ум все время работал над этим вопросом. А я‑то решил, что она давно все забыла.
– Это полоска бумаги, один конец которой закручивают на сто восемьдесят градусов и соединяют с другим, – добавила она, словно подгоняя мою работающую слишком медленно память.
– Да, знаю. Мы все знаем эту ленту Мебиуса. Джим производил впечатление слегка удивленного – я никогда ему об этом не говорил. – А потом идет листок, который закручивают на полоборота и склеивают края…
– Бутылка Клейна, – вставил Джим.
Стар облегченно взглянула на него.
– Хорошо, что вы это знаете, так будет легче. А теперь следующий шаг: берем куб… – По лицу ее мелькнула тень сомнения. – Этого нельзя сделать руками, а только в уме, потому что это воображаемый куб.
Она вопросительно посмотрела на нас, и я сделал знак продолжать.
– А потом с ним делают то же, что и с бутылкой Клейна. Если сделать это с очень большим кубом, в котором можно разместиться, то можно телепортироваться, куда захочешь. Вот и все, – торопливо закончила она.
– Где вы были? – спросил я, не повышая голоса.
Нужно будет еще подумать над техникой, которой они пользовались. Моих знаний физики хватало, чтобы понять: именно так множились измерения – линия, плоскость, куб: геометрия Эвклида; лента Мебиуса; бутылка Клейна, не названный еще перекрученный куб: эйнштейновская физика. Да, это выглядело правдоподобно.
– Ну… – неуверенно начала Стар. – В Риме, в Египте… В разных местах.
– И в одном из мест вы нашли эту монету? – спросил Джим.
Он как мог старался, чтобы его голос звучал естественно, и, признаться, у него неплохо получалось. Я отлично понимал, что он должен чувствовать, видя открывающуюся перед ним неисчерпаемую сокровищницу знаний.
– Это я ее нашла, папочка, – ответила Стар. Слезы выступили на ее глазах. – Она лежала на земле, и Роберт меня уже почти нашел, а я забыла о ней, так быстро убегала. – Она умоляюще смотрела на меня. – Я не хотела ее украсть, папочка, я никогда ничего не крала. Я хотела оставить ее, где она лежала, но потеряла, а потом прочла, что ты ее нашел. Наверное, это очень плохо с моей стороны.
Я потер ладонью лоб.
– Оставим оценки на потом, – сказал я, чувствуя что‑то вроде головокружения. – А как насчет переноса в будущее?
На этот раз заговорил Роберт.
– Нет никакого будущего, сэр. Я все время говорю это Стар, но она девочка и не понимает. Это все прошлое.
Джим выглядел так, словно в него ударила молния. Он уже открыл рот, желая возразить, но я отрицательно покачал головой.
– Может, ты объяснишь, Роберт? – попросил я.
– Ну, это не так просто, – сказал он, хмуря брови. – Даже Стар не понимает, а ведь она быстрик. Но я старше ее. – Он снисходительно посмотрел на нее, но, впрочем, тут же встал на ее защиту: – Когда ей будет столько лет, сколько мне, она поймет. – И он утешительно похлопал девочку по плечу.
– Возвращаешься в прошлое – дальше, чем Египет и Атлантида – и вдруг попадаешь в будущее.
– А я делала вовсе не так, – покачала головой Стар. – Я ПРИДУМЫВАЛА будущее. Придумывала, как оно будет выглядеть, переносилась туда, придумывала снова и так далее. Я тоже умею думать.
– Это одно и то же будущее, – авторитетно заметил Роберт. – Так должно быть, потому что все это случилось. Ты не могла найти рая, потому что никогда не было Адама и Евы, – это он Стар. А потом мне: – Это вовсе не значит, что человек произошел от обезьяны. Человек породил самого себя.
Джим был уже на грани удара. Он наклонился вперед с налитым кровью лицом и вытаращенными глазами.
– Как? – струдом выдавил он.
Роберт смотрел куда‑то прямо перед собой.
– В далеком будущем – я говорю о будущем, как его понимают глупики – у людей начались неприятности. Очень большие неприятности. Среди них были такие, кто открыл тот же способ путешествий, что мы со Стар. Когда Солнце должно было взорваться и стать новой звездой, целая их толпа телепортировалась во времена, когда Земля была молодой, чтобы начать все сначала.
Джим таращился для него, не в силах выдавить ни слова.
– Не понимаю, – сказал я.
– Не все могли это сделать, – терпеливо объяснял Роберт. – Только несколько быстриков. Но они забрали с собой много других людей, и все перенеслись. – Он заколебался. – Думаю, потом быстрики перестали интересоваться не быстриками. Во всяком случае, глупики становились все глупее и в конце концов почти не отличались от животных. – Он на мгновение заткнул нос. – Они плохо пахли и считали быстриков богами.
Взглянув на меня, он пожал плечами.
– Я не знаю точно, что произошло. Я был там всего несколько раз. Это не очень‑то интересно. Впрочем, – закончил он, – быстрики в конце концов исчезли.
– Хотела бы я знать, куда они пошли, – вздохнула Стар. Я погладил ее по руке и вновь занялся Робертом.
– Я все еще не понимаю.
Он схватил ножницы, кусочек пластыря и лист бумаги, быстро вырезал узкую полоску и склеил из нее ленту Мебиуса, после чего принялся писать на ней: «пещерные люди, люди те, люди эти, люди My, люди из Атлантиды, египтяне, исторические люди, мы, люди атома, лунные люди, люди планет, люди звезд…»
– Вот, – сказал он, – лента заполнилась. Теперь ясно видно: после людей звезд сразу идут пещерные люди. Все друг с другом связано. Это не прошлое и не будущее, это просто существует. Понимаете?
– Интересно, как быстрики спрыгнули с ленты, – буркнула Стар.
Я к этому времени дошел уже до точки.
– Дети, – умоляюще простонал я, – не знаю, опасная это игра или нет. Ведь вы можете попасть прямиком в пасть льва или еще куда…
– Да нет же, папочка! – радостно пискнула Стар. – Мы бы сразу оттуда телепортировались.
– И быстро, – согласился с ней Роберт.
– Все равно мне нужно это обдумать, – упирался я. – Правда, я только средник, но еще я твой папа, Стар, ты должна меня слушать.
– Я всегда тебя слушаю, – энергично ответила она.
– Разве? А обещание не уходить со двора? Экскурсии к грекам и людям звезд не очень‑то вяжутся с этим, не так ли?
– Но, папа, ты же сказал, чтобы мы не переходили через дорогу, и мы не переходили! Правда, Роберт?
– Мы никогда не переходили ни через какую дорогу, – подтвердил Роберт.
– Боже! – простонал Джим, безуспешно пытаясь закурить.
– Ну, хорошо, хорошо! В таком случае запрещаю вам покидать это время!
– Подожди! – крикнул Джим, сломав сигарету и швырнув ее в пепельницу, – Пит, музей… – умоляюще начал он. – Подумай, что это может дать. Снимки, образцы, записи… И не только из прошлого, но и из будущего. Люди звезд, Пит! Люди звезд! Может, пусть посетят места, о которых мы знаем, что они безопасны? Конечно, не должно быть никакого риска, но…
– Нет, Джим, – решительно ответил я. – Это твой музей, но МОЯ дочь.
– Понятно, – вздохнул он. – Пожалуй, я и сам бы сделал так же.
– Стар, Роберт, – снова обратился я к детям. – Обещайте, что без моего разрешения не покинете нашего времени. Я не могу вас наказать, если вы нарушите слово, потому что не умею делать того, что вы, но хочу получить ваше слово чести, что вы этого не сделаете.
– Обещаем, – сказали оба, подняв правые руки, как будто давая присягу в суде. – Мы не покинем этого времени.
Я отпустил их во двор. Довольно долго мы с Джимом молча смотрели друг на друга, тяжело дыша, как после быстрого бега.
– Извини, – сказал я наконец.
– И ты тоже, – ответил он. – У меня нет к тебе претензий. Просто на минуту забыл, что значит ребенок для отца. – Потом он с ироничной улыбкой добавил: – Я почти вижу, как рассказываю все это в музее.
– И ты расскажешь это?
– Чтобы меня подняли на смех? Я не настолько глуп.
Сентября.
Неужели я постепенно учусь этому? У меня было что‑то вроде озарения, когда я долго думал о триумфальном вступлении Цезаря в Рим. На какое‑то мгновение я УВИДЕЛ это! Я стоял у дороги, глядя на происходящее, но все были неподвижны, и только я мог двигаться. Длилось это всего мгновение.
Была ли это просто галлюцинация, вызванная сосредоточенностью и горячим желанием увидеть это зрелище?
Попробую еще раз. Нужно представить себе куб, потом мысленно повернуть его на сто восемьдесят градусов и… Минуточку, тогда у него только одна поверхность… Значит, эту поверхность соединить по краю…
Порой мне кажется, я знаю, в чем это заключается, но потом вновь накатывает отчаяние. Эх, будь я быстриком, а не каким‑то средником!
Сентября.
Не знаю, что меня смущало в этой телепортации, оказалось, это простейшая вещь. Даже ребенок справится. Это звучит как неудачная шутка, если вспомнить, что именно двое детей показали, в чем заключается дело, но я хочу сказать, что каждый, даже самый обычный ребенок, может это повторить. Единственная трудность заключается в понимании последовательных этапов… нет, не в понимании, потому что сам я их понимаю, а скорее в старательном и внимательном повторении.
Опасности при этом нет никакой. Ничего удивительного, что поначалу я сравнил это с неподвижной картинкой, поскольку скорость огромна. Например, пуля – я мог идти рядом с ней, нисколько не отставая. Если даже те дуэлянты заметили меня, то как размазанное, мгновенно перемещающееся пятно.
Потому‑то дети и смеялись, когда говорили об опасности. Даже попади они в самый центр ядерного взрыва, все вокруг происходило бы с такой черепашьей скоростью, что они успели бы вовремя телепортироваться. Взрыв не может распространяться быстрее света, зато нет никаких ограничений скорости мысли.
И все‑таки я еще не позволяю им покидать наше время, хочу сначала внимательно изучить, если не все, то большую часть эпохи. Не хочу рисовать, хотя, честно говоря, понятия не имею, каким образом они могли бы попасть в историю. Однако Роберт утверждает, что быстрики телепортировались из будущего в прошлое, а это значит.
– Они могут до сих пор крутиться по времени и вполне возможно, можно ручаться, что они будут настроены дружелюбно…
Я чувствовал себя свиньей за то, что не беру камер, коробок для образцов и магнитофонов, которые предлагает мне Джим, но для этого еще будет время. Сначала нужно немного освоиться с историей, а десяток километров снаряжения мне в этом не поможет.
И если уж говорить об истории – удивительно, сколько сумели запутать эти ученые! Вот, например:
Эдуард III вовсе не был ни сумасшедшим, ни дебилом. Конечно, он был не очень‑то симпатичен, да и кто бы им был, окруженный такой толпой льстецов! Он просто стал жертвой имперской экспансии и промышленной революции. Впрочем, как и все европейские владыки этого периода. И так ему повезло гораздо больше, чем Людовику: по крайней мере сохранил трон и голову на плечах.
Зато Джон Уилкс Бут явно был психически больным. Его могли бы вылечить, знай они наши методы психотерапии, и тогда, разумеется, не дошло бы до убийства Линкольна. Мне очень хотелось помешать этому, но все‑таки, я не решился… Кто знает, как это могло повлиять на дальнейший ход истории. Интересно, что менее всего удивлен покушением был сам Линкольн, и хотя было видно, что он страдает и физически, и духовно, все время казалось, что он этого ожидал.
Хеопс ОЧЕНЬ переживал, что на строительстве пирамиды гибнут рабы. Доставка новых была делом нелегким. В самое жаркое время дня у них было четыре часа отдыха, и сомневаюсь, чтобы рабы в какой‑то другой стране лучше питались и имели лучшие условия жизни.
Ни разу не удалось мне наткнуться на следы Атлантиды или Лемурии, я только слышал рассказы о каких‑то дальних странах (нужно помнить, что в те времена даже несколько сотен миль составляли изрядное расстояние), погибших под волнами моря. Склонные к преувеличениям древние любой крупный остров готовы были назвать континентом. Некоторые из этих островов действительно погружались вместе с несколькими тысячами сельских жителей и пастухов. Вот так наверняка и возникают легенды.
Колумб был упрям, как осел. Он уже хотел поворачивать, когда матросы взбунтовались, поэтому назло им решил плыть дальше. До сих пор не понимаю, что мучило Чингиз‑хана и Александра Македонского. Безусловно, мне очень помогло бы знание языков, поскольку их крупные кампании начинались, как правило, как простые туристические походы. Елена Троянская была довольно хороша, но, разумеется, явилась лишь поводом для войны.
Американские индейцы несколько раз пытались объединиться еще до прихода белых, но каждый раз брало вверх желание иметь побольше жен и пленников, и ничего не выходило. Думаю, что если бы они объединились и знали, что стоит на кону в этой игре, им удалось бы удержать Америку. С помощью обмена они могли бы получить оружие и инструменты и развить промышленность, как позднее это сделали японцы. Разумеется, это лишь домыслы, но если бы им удалось, наш мир выглядел бы совсем иначе.
Когда‑нибудь я запишу все это в виде ИСПРАВЛЕННОЙ истории человечества, богато иллюстрированной фотографиями, и буду смотреть, как так называемые «эксперты» из кожи лезут, дискутируя с ней.
В будущее я далеко не забирался, стараясь не приближаться к людям звезд, и уж тем более к их возвращению в прошлое. Нужно было бы изрядно поломать голову над направлением, в котором следовало двигаться, а ведь я не быстрик. Когда (и если) я туда отправлюсь, возьму проводниками Стар и Роберта.
То, что я успел увидеть в будущем, не было ни ужасным, ни великолепным. «Неприятности», видимо, начались только с появлением людей звезд, если Роберт не ошибается, а думаю, он прав. Понятия не имею, в чем они могут заключаться, но должно быть, это действительно что‑то страшное, если они не справились с ними, имея такую развитую технику. А может, именно поэтому? Нечто подобное уже сейчас происходит с нами.
Пятница, 14 ноября.
Хоувеллы уехали на уикэнд, оставив Роберта под моей опекой. У меня с ним никаких сложностей. Они со Стар держат свое слово, но, кажется, готовят, что‑то новенькое. Я догадываюсь, и меня мучает предчувствие, что что‑то случится.
Дети становятся все более таинственными. Снова и снова я вижу, как они с видимым усилием сосредотачиваются, чтобы через минуту безо всякого повода радостно расхохотаться.
– Не забывайте свое обещание, – обратился я к Стар.
– Мы его не нарушим, папочка, – серьезно ответила она, а Роберт добавил: – Мы не покинем нашего времени.
И оба расхохотались!
Нельзя упустить их из виду. Не знаю, поможет ли это; они явно что‑то готовят: но как мне их остановить? Закрыть в комнатах? Выпороть?
Интересно, что сделал бы на моем месте кто‑то другой?
Дети исчезли!
Я жду их уже около часа и знаю, что, если бы могли, они наверняка бы уже вернулись. Видимо, с чем‑то столкнулись. Они очень умны; но это не отменяет того, что они дети.
У меня есть кое‑какие подозрения. Они обещали, что не покинут наше время, а, несмотря на свою проказливость, Стар еще никогда не нарушала данного слова. Поэтому я знаю наверняка, что они в нашем времени.
Стар часто задумывалась, куда делись быстрики, которые исчезли, как им удалось сойти с ленты Мебиуса.
Итак: как можно сойти с ленты Мебиуса и вместе с тем остаться в современности?
Куб здесь не поможет. С его помощью можно только перемещаться по поверхности ленты. Есть линия, есть плоскость, есть куб и, наконец, есть суперкуб‑тессеракт – так гласит математическая логика. Быстрики должны были рассуждать именно так.
Теперь я, будучи просто средником, постараюсь сделать то же самое. Несмотря ни на что, это не настолько безнадежное занятие, как попытка среднеразвитого человека создать нечто гениальное. (Разумеется, гениальное в нашем понимании, с точки зрения человека, которого Стар и Роберт окрестили средником.) Каждый, имеющий средний ПИ и подходящее образование, может повторить рассуждение гения, при условии, что знает последовательные этапы, которые должен преодолеть, и особенно, если видит практическое применение создаваемой теории. Единственное, чего он не может – это закончить мыслительный процесс, но мне это и не нужно, за меня это сделали Стар и Роберт. Мне требуется лишь определить, как применить их открытие на практике.
Итак, попробуем.
Сводя прошлое, настоящее и будущее человека к ленте Мебиуса, мы избавились от одного измерения. У ленты их всего два – нет глубины. (Это невозможно, поскольку у ленты Мебиуса только одна поверхность.)
Ограничение двумя измерениями позволяет неограниченно путешествовать через третье измерение. Третье измерение – это внутренность куба, повернутого на 180 градусов.
Сделаем шаг вперед, добавив еще одно измерение. Получим тессеракт. Чтобы получить аналог ленты Мебиуса, но с глубиной, нужно выйти в четвертое измерение, и это, как мне кажется, единственный способ покинуть замкнутый круг прошлого / настоящего / будущего. Быстрики поняли, что ничего больше не требуется, а Стар и Роберт повторили их рассуждения: не желая нарушить данное слово, они сошли с ленты Мебиуса, появившись в ИНОЙ, но по‑прежнему современной, современности.
Я пишу тебе это, Джим, потому что, во‑первых, знаю, что ты тоже средник, а во‑вторых, ты много думал обо всем происшедшем после того, как я прислал тебе ту монету. Надеюсь, тебе удастся объясниться с Хоувеллами, по крайней мере помочь им понять правду об их сыне и Стар, и о том, куда исчез Роберт.
Я оставляю эти записи в таком месте, чтобы ты на них наткнулся, когда вместе с Биллом и Рут будете перетряхивать дом в поисках меня и детей. Если тебе представится возможность их прочесть, значит, мне не удалось найти детей. Есть, конечно, вариант, что я их найду, но мы не сможем вернуться на ленту Мебиуса. Возможно, время выглядит там совсем по‑другому, а может, его вообще нет… Кто знает, как это там, вне ленты.
Билл, Рут, я хотел бы обещать, что приведу вам сына обратно, но не могу этого сделать. Оставим это в сфере желаний.
А сейчас я попробую представить шесть кубов и уложить их один на другой таким образом, чтобы каждый угол полученной фигуры был прямым.
Это совсем нелегко, но я очень стараюсь, используя способность к сосредоточению, которой научился у детей. Так, готово.
А теперь я мысленно поворачиваю тессаракт на сто восемьдесят градусов и…