Ожидание
(монолог женщины)
М. Т.
Вот ведь как!
Явилась первой,
Надо было опоздать.
Где-нибудь в сторонке встать...
Что поделать -
сдали нервы...
Шла -
как будто на экзамен,
с пятницы считала дни...
Как же:
«Встреча под часами»!
Под часами.
Вот они.
А его на месте нет...
(Как некстати нервы сдали!)
Ну ещё бы! -
На свиданье
не была я
столько лет!..
Даже страшно подсчитать...
Что ж я:
рада иль не рада?
Там увидим...
Только надо,
надо было опоздать!
Дура!
Сделала прическу,
влезла в новое пальто,
торопилась, как девчонка.
Прибежала...
Дальше что?
Современная женщина,
современная женщина!
Суетою замотана,
но, как прежде, - божественна.
Пусть немного усталая,
но, как прежде, – прекрасная.
До конца непонятная,
только сердцу подвластная.
Современная женщина,
современная женщина, -
то грустна и задумчива,
то светла и торжественна.
Доказать её слабости,
побороть её в дерзости
зря мужчины стараются,
понапрасну надеются.
Хоть не хвастает силою,
но на ней - тем не менее -
и заботы служебные,
и заботы семейные.
Всё на свете познавшая,
все невзгоды прошедшая, -
остаётся загадкою
современная женщина.
Ромео моего
пока что
незаметно.
Что ж,
подождём его.
Я очень
современна!..
Порой берёт тоска:
Ведь нужно быть, к примеру,
кокетливой
(слегка!)
и неприступной
(в меру!).
Всё
успеваешь ты:
казаться беззаботной
и покупать
цветы
себе,
идя с работы,
Самой себе
стирать,
себе готовить ужин,
квартиру убирать
с усердием ненужным.
Подруге позвонить
замужней и счастливой, -
и очень мудрой
слыть,
быть
очень терпеливой,
Выслушивать слова
и повторять, не споря:
«Конечно,
ты права!
Мужья -
сплошное горе».
И трубку положить
спокойно и устало.
И, зубы стиснув,
жить
во что бы то ни стало!
И маяться одной,
забытой,
как растенье.
И ждать
очередной -
проклятый! -
день рожденья...
И в зеркало смотреть.
И все морщины
видеть.
И вновь себя
жалеть.
А чаще –
ненавидеть!..
Нести
свою печаль.
Играть с судьбою
в прятки.
И плакать
по ночам.
А утром
быть в порядке.
Являться в институт
и злиться без причины...
Ну,
вот они идут
по улице -
мужчины!
Красавцы на подбор
с достоинством спесивым.
Самодовольный пол,
считающийся
сильным.
Как равнодушны
вы!
И как же вы
противны,
изнеженные
львы!
Потасканные тигры!
Глядящие
людьми,
стареющие телом...
Да где он,
чёрт возьми?!
И в самом деле,
где он?..
«Скорая помощь» -
по городу, словно по пОлю
голос вселенской беды,
будто флаг, вознеся.
(Господи,
может быть, что-то случилось
с тобою?!)
Улица вся обернулась.
И замерла вся.
Воплем тугим
переполнены сердце и память.
Он оглушает:
Успеть бы!
Успеть бы!
Успеть!..
Вновь с телефонного диска
срывается палец.
«Скорая помощь»
пронзает застывший проспект...
Мир озирается.
Просит любовь о спасенье.
И -
до сих пор неподвластны толпе докторов, -
рушатся
самые прочные дружбы
и семьи.
А у певицы -
горлом не песня,
а кровь.
Голос несчастья над городом мечется снова...
Странно, что в эти минуты,
всему вопреки,
веришь
в извечную помощь
тихого слова.
В скорую помощь
протянутой доброй руки.
Ну, приди же,
любимый!
Приди!
Одинокой мне быть
запрети.
Приходи, прошу,
приходи.
За собой
меня поведи...
Стрелки глупые торопя,
не придумывая ничего,
я уже простила
тебя -
повелителя своего.
Всё обычно
в моей мечте.
Я желаю -
совсем не вдруг -
быть распятою
на кресте
осторожных и сильных
рук.
Чтобы стало нам горячо,
а потом -
ещё горячей!..
И уткнуться
в твоё плечо.
И проснуться -
на этом плече.
Вот видишь,
тебя и любимым
назвать я успела.
Не надо бы -
сразу...
Ведь лучше -
когда постепенно.
Ведь лучше - потом,
лучше - после...
Любимый, послушай,
ведь лучше...
Ну где я найду
это самое
«лучше»?!
О, если бы знал ты, любимый,
как страшно и дико
давать о себе объявленье в газету:
«Блондинка,
вполне симпатичная,
добрая,
среднего роста...
Её интересы:
домашний уют и природа.
Имеет профессию.
Ищет надёжного друга...»
О, если бы знал ты,
как всё это пошло!
И - трудно...
Порой, в темноте,
рассуждаю я очень спокойно:
пройдёт одиночество это,
наступит - другое.
Настанет пора,
и закружатся
листья из меди.
В окошко моё постучит
одиночество
смерти.
Нет, я не пугаюсь.
Я знаю,
что время жестоко.
Я всё понимаю.
И всё принимаю.
Но только
тому одиночеству
я не желаю
сдаваться!
Хочу быть
любимой!
Живою хочу
оставаться.
Смеюсь над другими
и радуюсь дням и рассветам.
И - делаю глупости!
И - не жалею об этом.
Дышу и надеюсь...
О, господи,
как это больно!..
Ты видишь, любимый:
я вот она -
вся пред тобою.
Слова мне скажи!..
Ну, пожалуйста.
Нет больше мочи!..
Чтоб - только не молча,
не молча.
Чтоб только -
не молча!..
Слова говори мне,
слова говори мне -
любые!
Какие захочешь,
чтоб только – не молча,
любимый!
Слова говори мне.
Без этого радость -
не в радость...
Скажи,
что со мной хорошо.
И что я тебе нравлюсь.
Скажи,
что ты любишь меня.
Притворись на мгновенье!..
Соври,
что меня не забудешь.
Соври,
я поверю.
А может, просто
плюнуть и уйти?
И пусть
его
терзают угрызенья!..
(Ну-ну,
шути, родимая, шути!
Нашла ты славный повод
для веселья.)
Останусь,
чтобы волю испытать!..
Ещё немного подождём.
Помедлим...
Ведь женщины
давно привыкли ждать.
Чего-чего,
а это мы умеем...
Птицы спрятаться
догадаются
и от снега укроются...
Одинокими
не рождаются.
Ими после
становятся.
Ветры зимние
вдаль уносятся
и назад возвращаются.
Почему,
зачем,
одиночество,
ты со мной
не прощаешься?
Пусть мне холодно
и невесело, -
всё стерплю,
что положено...
Одиночество -
ты профессия
до безумия сложная!
Ночь пустынная.
Слёзы затемно.
Тишина безответная...
Одиночество -
наказание.
А за что -
я не ведаю...
Ночь окончится.
Боль останется.
День
с начала закрутится...
Одинокими
не рождаются.
Одиночеству
учатся.
Ну, приди же,
любимый!
Приди!
Одинокой мне быть
запрети!
За собой меня
поведи.
Приходи, прошу,
приходи!
Задохнувшись,
к себе прижми
и на счастье,
и на беду...
Если хочешь,
замуж возьми.
А не хочешь -
и так пойду.
Слово то какое:
«замуж» -
сладкий дым...
Лишь бы он пришёл,
а там уж
поглядим.
Пусть негусто
в смысле денег
у него, -
приголубим,
приоденем, -
ничего!
Лишь бы дом мой,
дом постылый,
не был пуст.
Пусть придёт -
большой и сильный, -
курит пусть!
Спорит,
ежели охота.
Пусть храпит!..
Так спокойно,
если кто-то
рядом
спит.
Хорошо бы
пил не очень.
И любил,
хоть немножечко!..
А, впрочем,
лишь бы
был...
Без него теперь мне точно
нет житья!..
Да зачем я так?!
Да что же,
что же
я?!
Черт с тобой!
Не приходи!
Вспоминать -
и то противно...
Сгинь!
Исчезни!
Пропади!
Я-то
нюни распустила...
Не желаю подбирать
со стола
чужие крохи.
Если вновь захочешь врать -
ври
уже другой дурёхе!..
Ишь,
нашёлся эталон!
Я в гробу таких
видала!
Тоже мне
Ален Делон
поселкового масштаба.
Бабник!
Только и всего.
Трус!
Теперь я точно знаю...
Он решил,
что на него
я
свободу
променяю?!
Думал:
баба влюблена!..
Что?
Не вышло?
Ешьте сами!
Вашей милости цена -
три копейки
на базаре.
Я везде таких
найду!
Десять штук
на каждый вечер...
Не звони -
не подойду!
Не отвечу,
не отвечу!
Как без тебя?
Как?..
Был ты
синицей в руках.
Что без тебя
я?
Словно земля
ничья.
Стонет моя
боль.
Я бы пошла
за тобой!
Шла бы,
закрыв глаза,
тихая,
как слеза...
Мне без тебя
как?
Птицей стать
в облаках?
Реять
в ночной темноте?
Крылья уже
не те...
Злую печаль
пью.
Злюсь на судьбу
свою.
Вижу
её свет...
Есть ты там
или нет?
Мечется
мой
крик!
Он от других
скрыт.
Боль
отдается в висках:
Как без тебя?
Как?
Стану
верной женою.
Не пройди стороною, -
буду
верной женою.
Над судьбой
и над домом
стану
солнышком добрым,
над судьбой
и над домом.
Хочешь -
буду сестрою.
От несчастий прикрою,
хочешь -
буду сестрою.
Скажешь -
буду рабыней.
Если только любимой,
то могу -
и рабыней.
Кто может чуду приказать:
«Свершись!» -
от собственного крика
холодея?..
Мне кажется:
я жду
уже всю жизнь.
Мне кажется:
я жду
почти с рожденья.
Я буду ждать
до самого конца!
Я буду ждать
за смертью
и за далью!
Во мне стучат
сестёр моих
сердца.
Сестёр по жизни
и по ожиданью.
В этот час
миллионы моих незнакомых сестёр,
ничего не сказав,
никому и ни в чём не покаясь,
ожидают мгновенья
взойти
на высокий костёр,
на костёр настоящей любви,
и - сгореть,
улыбаясь.
В этот час мои сёстры
на гребне такой высоты,
простирая в бессмертье
зовущие
нежные руки,
Ждут любимых своих
под часами
всесильной мечты.
Под часами судьбы.
Под часами
надежды и муки...
В этом взрывчатом мире
забытой уже
тишины,
где над всеми
бессонное время
летит безучастно,
не придётся вам пусть никогда
ждать любимых
с войны!
Не придется вам пусть никогда
ждать любимых
напрасно!
Рядом с бронзой царей,
разжиревших
на лжи и крови,
рядом с бронзой героев,
рискнувших собой в одночасье,
должен выситься памятник
Женщине,
ждущей любви!
Светлый памятник Женщине,
ждущей
обычного счастья...
Вновь приходит зима
в круговерти метелей и стуж.
Вновь для звёзд и снежинок
распахнуто небо ночное...
Все равно я дождусь!
Обязательно
счастья дождусь!
И хочу, чтобы вы
в это верили
вместе со мною.
...Ну, приди же,
любимый!
Приди!
ИДИОТ, Достоевский
Она упала в кресла и залилась слезами. Но вдруг что-то новое заблистало в глазах ее; она пристально и упорно посмотрела на Аглаю и встала с места:
-- А хочешь, я сейчас... при-ка-жу, слышишь ли? только ему при-ка-жу, и он тотчас же бросит тебя и останется при мне навсегда, и женится на мне, а ты побежишь домой одна? Хочешь, хочешь? -- крикнула она как безумная, может быть почти сама не веря, что могла выговорить такие слова.
Аглая в испуге бросилась было к дверям, но остановилась в дверях, как бы прикованная, и слушала.
-- Хочешь, я прогоню Рогожина? Ты думала, что я уж и повенчалась с Рогожиным для твоего удовольствия? Вот сейчас при тебе крикну: "Уйди, Рогожин!", а князю скажу: "Помнишь, что ты обещал?". Господи! Да для чего же я себя так унизила пред ними? Да не ты ли же, князь, меня сам уверял, что пойдешь за мною, что бы ни случилось со мной, и никогда меня не покинешь; что ты меня любишь, и всё мне прощаешь, и меня у... ува... Да, ты и это говорил! И я, чтобы только тебя развязать, от тебя убежала, а теперь не хочу! За что она со мной как с беспутной поступила? Беспутная ли я, спроси у Рогожина, он тебе скажет! Теперь, когда она опозорила меня, да еще в твоих же глазах, и ты от меня отвернешься, а ее под ручку с собой уведешь? Да будь же ты проклят после того за то, что я в тебя одного поверила. Уйди, Рогожин, тебя не нужно! -- кричала она почти без памяти, с усилием выпуская слова из груди, с исказившимся лицом и с запекшимися губами, очевидно сама не веря ни на каплю своей фанфаронаде, но в то же время хоть секунду еще желая продлить мгновение и обмануть себя. Порыв был так силен, что, может быть, она бы и умерла, так, по крайней мере, показалось князю. -- Вот он, смотри! -- прокричала она наконец Аглае, указывая рукой на князя. -- Если он сейчас не подойдет ко мне, не возьмет меня и не бросит тебя, то бери же его себе, уступаю, мне его не надо!..
И она и Аглая остановились как бы в ожидании, и обе как помешанные смотрели на князя. Но он, может быть, и не понимал всей силы этого вызова, даже наверно можно сказать. Он только видел пред собой отчаянное, безумное лицо, от которого, как проговорился он раз Аглае, у него "пронзено навсегда сердце". Он не мог более вынести и с мольбой и упреком обратился к Аглае, указывая на Настасью Филипповну:
-- Разве это возможно! Ведь она... такая несчастная!
Но только это и успел выговорить, онемев под ужасным взглядом Аглаи. В этом взгляде выразилось столько страдания и в то же время бесконечной ненависти, что он всплеснул руками, вскрикнул и бросился к ней, но уже было поздно! Она не перенесла даже и мгновения его колебания, закрыла руками лицо, вскрикнула: "Ах, боже мой!" -- и бросилась вон из комнаты, за ней Рогожин, чтоб отомкнуть ей задвижку у дверей на улицу.
Побежал и князь, но на пороге обхватили его руками. Убитое, искаженное лицо Настасьи Филипповны глядело на него в упор, и посиневшие губы шевелились, спрашивая:
-- За ней? За ней?..
Она упала без чувств ему на руки. Он поднял ее, внес в комнату, положил в кресла и стал над ней в тупом ожидании. На столике стоял стакан с водой; воротившийся Рогожин схватил его и брызнул ей в лицо воды; она открыла глаза и с минуту ничего не понимала; но вдруг осмотрелась, вздрогнула, вскрикнула и бросилась к князю.
-- Мой! Мой! -- вскричала она. -- Ушла гордая барышня? Ха-ха-ха! -- смеялась она в истерике, -- ха-ха-ха! Я его этой барышне отдавала! Да зачем? Для чего? Сумасшедшая! Сумасшедшая!.. Поди прочь, Рогожин, ха-ха-ха!
Рогожин пристально посмотрел на них, не сказал ни слова, взял свою шляпу и вышел. Чрез десять минут князь сидел подле Настасьи Филипповны, не отрываясь смотрел на нее и гладил ее по головке и по лицу обеими руками, как малое дитя. Он хохотал на ее хохот и готов был плакать на ее слезы. Он ничего не говорил, но пристально вслушивался в ее порывистый, восторженный и бессвязный лепет, вряд ли понимал что-нибудь, но тихо улыбался, и чуть только ему казалось, что она начинала опять тосковать или плакать, упрекать или жаловаться, тотчас же начинал ее опять гладить по головке и нежно водить руками по ее щекам, утешая и уговаривая ее, как ребенка.