А. Тарковский — Г. Козинцеву

14 сент[ября] 70

 

Дорогой Григорий Михайлович!

Получил Ваше письмо и благодарю. У нас все благополучно.

Лариса (так же, как и я, разумеется) благодарит за поздравления.

Н. Зоркая мне говорила, что Дм[итрий] Дм[итриевич] Шостакович написал кому-то письмо в защиту «Рублева». Если это так, то мне кажется, что его самое время послать.

Черноуцан¹ написал (...) какую-то бумагу с просьбой выпустить фильм на экра­ны, правда в ограниченном тиражом виде (?). Не знаю. Устал я от всего этого подпольного существования. Может быть, пусть выпускают ограниченным ти­ражом?

Когда мы сможем посмотреть «Лира»?

Возникают ли в туманной дали видения следующего фильма?

Желаю Вам доброго здоровья и всяких радостей.

Ваш А. Тарковский

^{_____________________}

¹ И. С. Черноуцан — в те годы ответственный работник ЦК КПСС.

Г. Козинцев — А. Тарковскому

Сентября 1970 г.

 

Дорогой Андрей,

пишу Вам сразу после просмотра. Второй раз¹ понравилось еще больше.

Всего Вам самого доброго.

С любовью

Г. Козинцев

 

_____________________

1 Описка: Г. Козинцев посмотрел «Андрея Рублева» в третий раз.

Г. Козинцев — А. Тарковскому

IХ.70 г.

 

Дорогой Андрей!

Нея [Зоркая], к сожалению, напутала: письма Шостаковича о «Рублеве» нет, а он сам опять в больнице в Кургане.

Думаю, что Вы можете сказать, что фильм ему очень понравился. Вряд ли он стал бы против этого возражать.

Я попросил посмотреть картину и Бориса Ивановича Бурсова (наш самый авторитетный литературовед, специалист по русской литературе). Он отозвался

о ней самым добрым образом. На мой вопрос: могу ли я Вам об этом написать,— сказал: «Конечно».

Если зайдет какой-либо разговор, сошлитесь и на эту оценку.

Я вовсе задуренный от работы. Сердечный привет всей семье.

Г. К.

А. Тарковский — Г. Козинцеву

Москва

IХ.70

 

Дорогой Григорий Михайлович!

Спасибо за письмо. Что касается письма Дм[итрия] Дм[итриевича] — то это, конечно, путаница. Ради Бога, не беспокойтесь.

Не помню, писал ли Вам, что Суслов подписал бумагу о выходе на экраны «Рублева».

Но меня опять в Комитете начинают терзать насчет сокращений, каковых я, конечно, делать не буду.

Желаю Вам окончания трудов над картиной и доброго здоровья.

Григорий Михайлович! Я знаю — у Вас много друзей в Л[енингра]де. Дело в том, что меня очень заботит судьба Анатолия Солоницына. Это актер ново­сибирского «Красного факела», который снимался у меня в роли Андрея.

Он в ужасном состоянии — несмотря на то, что сыграл за это время много серьезного, вплоть до Бориса Годунова,— и уходит из театра длятого, чтобы перейти в Таллин в Русский т[еат]р.

Но его мечта — Ленинград и театр, где режиссером Владимиров. Не могли бы Вы посодействовать ему в этом смысле. Об Товстоногове он и не мечтает: боится интриг и проч[его]. Не знаю, прав ли он.

Солоницын очень хороший актер, и важно, чтобы он осел в хорошем театре. Я, к сожалению, настолько в опале, что никому и никак не могу быть полез­ным, скорее наоборот.

Извините, ради Бога, за просьбу, очередную просьбу, которыми Вам и так надоел. Только, поверьте, я рассчитываю лишь на словечко, которое Вы можете замолвить за Толю Солоницына, и ни в коем случае ни на какие хлопоты, на которые я не вправе рассчитывать.

Желаю удачи и здоровья.

Ваш Андрей Т.

Г. Козинцев — А. Тарковскому

 

Дорогой Андрей!

Сердечно поздравляю с разрешением «Рублева». Пусть теперь все у Вас пойдет самым добрым образом.

О Вашем артисте постараюсь рассказать нашим худрукам.

Привет семье.

Г. К. 5.Х.70

А. Тарковский — Г. Козинцеву

Декабря 70.

 

Дорогой Григорий Михайлович!

Ну вот я, наконец, могу поздравить Вас и с премьерой «Короля Лира», и с окон­чанием трудной постановочной картины.

 

Янесколько недель был нездоров и, наверное, поэтому плохо себя почув­ствовал во время просмотра «Лира» и вынужден был тут же, после сеанса, отправиться домой.

Потом я не мог найти Вас ни в Москве, ни в Ленинграде — оказалось, что Вы уехали в Кисловодск.

Вчера раздобыл Ваш адрес и спешу с письмом.

К сожалению, я режиссер и вряд ли сумею встать на объективную позицию по отношению к Вашему «Лиру», как мог бы сделать критик, пишущий объек­тивные оценки.

Нет слов — это серьезная работа классического толка и театрально орга­низованная. И в свете этого она достойна самых высоких похвал.

У меня есть некоторые мелкие замечания, касающиеся технических недо­делок. Мне, например, не слишком нравится, как озвучена картина и, самое главное, как звучит голос Гердта. Так же Ярвет во второй половине мне кажет­ся значительнее и глубже, нежели до разговора с дочерьми.

Мне вообще очень трудно судить о многом по поводу «Лира», т. к. у каждого из нас есть свой Лир, который кажется нам наиболее верно прочитанным. Для меня «Лир» на экране весь должен был бы строиться на буре — на ее прибли­жении, духоте, зное — изматывающем и жестоком, на том, как она, наконец, обрушивается на землю и уносится, освободив персонажи и зрителя от тяжести и совпав с катарсисом. Потому что, как мне кажется, в «Лире» важен процесс, и буря его приблизила бы до зрителя буквально физиологически.

Я понимаю, что Вы представили Лира иначе, и мои соображения здесь не в счет. Просто я пытаюсь объяснить, что мне трудно стать на позицию объективную, стороннюю.

Я искренне и радостно поздравляю Вас с победой — Вы скоро убедитесь в ее существовании по прессе и критике — и надеюсь, что, отдохнув, с новыми силами начнете следующую картину. Интересно, что это будет.

Очень бы хотелось повидаться с Вами и поговорить обо всем. Будете ли Вы в Москве на обратном пути?

Меня врачи выпихивают в санаторий, но я не хочу. Во всяком случае, я к Ново­му году буду в Москве уже.

Еще раз поздравляю Вас, дорогой Григорий Михайлович! Выздоравливай­те, зализывайте раны и снова за работу, ибо, как сказал поэт,— «покой нам только снится».

Обнимаю Вас крепко.

Ваш Андрей Тарковский

Простите за конверт. Это дети развлекались и «украшали» мои конверты таким способом, а других в доме нет.