Евгения Басова
Уезжающие и остающиеся (сборник)
Издано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России» (2012–2018 годы)
Любое использование текста и иллюстраций разрешено только с письменного согласия издательства. Интересы издательства «КомпасГид» представляет ООО «Юридическое агентство Копирайт» (www.juragent.ru).
© Басова Е. В., текст, 2014
© ООО «Издательский дом «КомпасГид», 2014
Открытые окна
Разгильдяи
За ужином мама говорит Косте:
– Вижу, тебя в компьютер затянуло по самые ботинки. И папа тоже заметил, между прочим…
Папа молчит, тефтельку жуёт. Но ясно – он с мамой согласен. И оба на меня смотрят, ждут, чтобы я тоже согласилась. Тогда нас уже трое будет, кто всё замечает.
Я спрашиваю:
– Как это – по ботинки?
А мама, с досадой:
– Не слышала, что ли, никогда, как говорят – что затянуло кого-нибудь с ботинками?
И снова к Косте – допытываться:
– Давай-ка разберём твой день, весь по часам, – чем ты сегодня занимался? Во сколько уроки закончились?
Хочет, чтоб он ответил: «Ну, в час…»
Или там – «В два».
И она тогда сможет сказать: «Вот видишь, сколько времени ты зря потратил!»
Но время-то от этого не вернётся с семи часов к двум, обратно!
Да и ей самой, может, назад в два часа дня от нас не хочется.
Сколько я слышала от мамы, что лучшее время – это вечер. К вечеру мы наконец-то собираемся, все четверо. И никуда не надо торопиться. Мы можем обсуждать свои дела, беседовать о том, что всем нам интересно…
Я думаю: вот это, что ли, интересно?
Костя так и будет молчать. И тогда мама у меня спросит:
– Лена, так во сколько вы из школы пришли?
|
|
И я отвечу:
– Да не помню…
Ведь правда, правда, я не смотрю на часы, когда вхожу!
Я сразу ставлю обед разогревать. И пока суп греется – танцую. В гимнастику меня не взяли из-за глаз, и дома я делаю мостик или на голове стою возле стены.
И вижу Костины ноги – вовсе не в ботинках: он как приходит, сразу в тапки переобувается. Он ходит по комнате задумчиво, я вижу, как на пол крошки падают, – это он булочку жуёт.
Но вот ноги исчезают из моего поля зрения. А значит, он уже возле компьютера стоит. И наконец я слышу всегдашнее:
– Лен, это… Я долго не буду. Так только – от школы отдохну…
Я с головы на ноги встаю, очки беру, чтобы его лицо увидеть. Спрашиваю, как мама:
– А не затянет тебя?
Но он уже сам себе разрешил играть – не дожидаясь, пока я разрешу. А значит, надо с него глаз не спускать. Чуть только его затягивать начнёт – я его сразу в бок:
– Хочешь, чтоб вечером снова – про ботинки?
Сейчас так и скажу! Ну ладно, пусть ещё немного поиграет, ещё можно… Как раз у него такой момент… Он только на одного монстра отвлёкся, на зелёного, – а сзади фиолетовый щупальце поднял…
Я кричу:
– Сзади, сзади!
А он:
– Ленка, не лезь ты, нельзя вдвоём!
С теми, кто по сети за этих монстров играет, – можно, значит, а со мной нельзя?
Костя шипит:
– Снова из-за тебя продую. Лучше иди чайник поставь!
А что, чай – это нормальная еда, что ли? Я вспоминаю про суп, бегу на кухню – и верно, он чуть не выкипел. То, что осталось, я разливаю по тарелкам. Хлеб режу, тороплюсь. И Косте кричу:
– Готово!
Хотя он сам не придёт. Ему надо в самое ухо закричать:
|
|
– Обедать! – тогда он, может, оторвётся от игры. Если ещё не поздно отрывать его.
А сейчас уже всё, поздно! Затянуло его, прижало к монитору. Теперь он сидит сгорбившись, плечи вперёд, будто и впрямь хочет вовнутрь залезть. Весь затаился… И только рука с мышкой мечется по столу!
А ноги, кажется, живут сами по себе. Он ими отталкивается, подпрыгивает на стуле: быстрей, быстрей! Ах, значит, так – засада? Надо сгруппироваться, чтобы потом как прыгнуть!
Он группируется на стуле, а потом резко распрямляется. Стул крякает под ним. Булочка, надкушенная и позабытая, падает на ковёр. А Костя уже сидя бежит, пинает кого-то невидимого. Тапочки слетают с него – он не замечает…
Если сейчас позвать его: «Эй, Костя!» – он огрызнётся:
– Уйди, сказал!
А то и стукнет.
Мама приходит вечером, он поднимает на неё глаза – когда ты, мол, появилась? И нехотя снимает наушники.
Впрочем, иногда он без наушников играет. Они рядом на столе валяются. И всё равно – кричи ему, не кричи…
Особенно одну игру он полюбил.
Там каждый себе выбирает человечка. Они только цветом различаются, а так все одинаковые. Квадратные и с головами в виде тазиков.
На тазике глазищи – ими ты вращаешь, чтобы засаду не проглядеть. Ножки у всех тонюсенькие, – но прыгают те человечки без разбега, из одного угла монитора в другой.
И уж дубасят они друг друга по тазообразным головам… Грохот стоит, как будто вокруг тебя и впрямь в медные тазы колотят.
А пока один из них другого не поймает, сплошной такой звук идёт: «Мммммммм!» Или ещё есть: «Миу-миу-миу!» У всех нас от этого звука уши болят. Одному Косте нравится.
|
|
Он хвастается вечером:
– Ну, я сегодня отделал Ретта! Всё, Ретт – покойник!
Я пугаюсь: с ума он сошёл, что ли, – маме докладывать об этом? Хотя мама сколько раз нам говорила: в семье каждый может поделиться своими переживаниями или своей радостью…
Но только попробуйте сказать: «Мама, у меня за контрольную трояк. Знаешь, я так переживаю!» Увидите, что будет.
И Косте с его радостью сейчас влетит.
Но нет. Мама теряется. Она только вздыхает и спрашивает:
– Ретт-то тебе что сделал?
А Костя ей:
– Знаешь, как он огрел меня дубиной по мозгам!
Ретта Костя никогда не видел – он живёт в Австралии. Можно сказать, на другой стороне Земли. Когда у нас день, у Ретта ночь.
Мама говорит:
– Ну, я понимаю, ты: днём время тратишь, вместо того чтобы уроки делать, на улице гулять. А эти бездельники по ночам не спят – и Ретт, и этот второй, как его…
Я подсказываю:
– Хью, что ли?
С этим Хью Костя разговаривает больше, чем со мной. В чате, но какая разница. Можно подумать, что его сестра – это Хью. То есть брат – Хью.
И мама сразу подхватывает:
– Да, этот самый Хью!
Хотя у Хью время не сильно отличается от нашего.
На игровых сайтах Костя познакомился с массой народа. Это мальчишки в основном. Из Пензы, Питера, из Красноярска, Владивостока… И ещё из разных городов.
Мама интересуется:
– А из наших мест есть кто-нибудь?
И Костя ей сразу двоих находит.
– Вот, – говорит, – смотри, мам! А тебе зачем?
И правда – зачем? У Кости своя компания. Чаще всего с ним играет Хью, англичанин, и этот самый Ретт из Австралии. Или ещё Ли Джин, китаец.
Ещё у них Миша есть, он раньше в России жил, а теперь тоже в Англии, с родителями. В Лондоне, как и Хью. Костя спросил, не виделись ли они там, и оказалось, они только в игре встречаются. Хотя могли бы, если б захотели, встретиться и поболтать.
Бывает, что они попарно играют, двое на двое. И если кому-то пары не хватает, тот обижается – остался не у дел. Миша как-то написал Косте, что с ним играть больше не будет, – это когда они вместе продули Хью и Ли Джину. Что Костя – это просто какой-то рэм.
Миша не упускает случая похвастать, как он английский выучил. «Знаешь, – спрашивает у Кости, – кто такой рэм?»
Костя посмотрел в словаре, а «рэм» – это баран.
В следующий раз он играл в паре с Реттом – и снова они продули, теперь Ли Джину и Мише. И он тогда Ретта с расстройства рэмом обозвал.
А тот пишет ему: «У тебя смешная ошибка. Моё имя – Ретт. А рэм – это очень полезное и красивое животное. – И дальше: – П.С. Я держу порядка трёх тысяч овечек и баранов».
Костя позвал меня, и мы вместе стали искать, как задать вопрос: «Выходит, твои родители – пастухи?»
Но он вроде и не понял, о чём его спросили.
Мама удивляется:
– Ты, Костя, казалось бы, английский мог бы знать в совершенстве! С такими-то друзьями…
Английский у Кости не идёт. Как был с самого начала трояк, так и сейчас трояк.
Костя говорит:
– Мам, почему тебе так важны оценки? Язык учат зачем? Чтобы друг друга понимать… А мы же с ребятами друг друга понимаем!
Мама теряется – и в самом деле, зачем ещё язык учат? А Костя – дальше ей зубы заговаривать:
– Главное, – говорит, – у меня теперь есть друзья, просто мировые…
Мама вздыхает:
– И точно – мировые! Со всего мира подобрались разгильдяи… С мамами бы их поговорить. Неужто не волнует их, чем дети занимаются вместо учёбы…
Не знаю, как там мамы Хью, Ретта, Миши и Ли Джина, а наша мама то шнур от компьютера спрячет среди курток, то требует, чтоб папа снова поменял пароль.
Однажды нам задали ролик в интернете посмотреть, про Африку. Я привела Катю и Наташу. Думала, вместе посмотрим, а потом они сядут делать описание и на вопросы отвечать, а я тем временем в игру сыграю. Хотя бы попробую. Костя пускай думает, что это мы уроки учим – за компьютером. С девчонками-то он болтать не любит. Пока они у нас, он в кухне будет сидеть, тихонько…
Но папа, оказывается, всё испортил! И ничего мне не сказал. Катя с Наташей теперь будут в классе рассказывать, как я пароли подбирала – так и эдак, а всё равно не так. И как разревелась потом.
Вечером папе говорю:
– Почему я должна перед людьми позориться? Это же Костю затянуло – не меня!
Папа смутился, написал пароль мне на листочке.
– Спрячь только, – говорит.
Да только от Кости разве что-то скроешь?
И не всегда я пароли выдаю. Тот, что сейчас, Косте подсказала мама.
Папа ей говорит:
– Ты представляешь, прихожу с работы, а он уже там, внутри.
И нам сразу понятно, где Костя. Папа удивляется:
– Не понимаю, как он в этот раз-то пароль узнал…
Мама тушуется, и папе становится понятно.
Он сердится:
– В воспитании что важней всего? Последовательность! Сказали нельзя – значит, нельзя.
А мама только руками разводит.
– Жалко мне его стало. Договорились они встретиться в сети. Гляжу – он места себе не находит, его ведь ждут.
Папа ей отвечает:
– Ну, жалей, жалей! Дождёшься – у него голова станет, как медный таз. Они вон как дубинками лупят друг друга по мозгам.
Когда родители спорят, всё становится каким-то ненастоящим. Им положено на нас с Костей вместе наседать. А они выясняют между собой, кто там последовательно себя ведёт, кто нет, кто больше виноват, что Костю затянуло…
Папа говорит:
– Мне всё некогда. А ты бы узнала – ведь можно как-то заблокировать именно тот сайт? Ну, где он с этими Реттами встречается…
А мама:
– Мне, что ли, есть когда? Я, между прочим, тоже занята, как ты!
Намекает, что стала, как и папа, начальником отдела. С прошлой пятницы.
Я вижу: папе не нравится, как она это говорит.
И мама пугается: чувствует, до чего же ему это не нравится. Спрашивает уже примирительно:
– Как – совсем, что ли, заблокировать? Должны же быть у него друзья…
Папа горячится:
– Какие там друзья? Он их даже не видел! Пусть с одноклассниками больше дружит!
И запинается. Чувствует – что-то не то сказал.
Не повезло
Это у меня – класс как класс. С кем-то я дружу, с кем-то не очень. Но у нас не бывает так, чтобы все ополчились против кого-то одного.
А у Кости, как выпадет свободная минутка, несколько мальчишек только и знают, что донимают Лёшку Юрова. Длинного и Тощего. Прозвища у него такие, сразу два.
Чем этот Юров отличается от остальных, я не пойму. Тощий – ну ладно, пусть. Но другие упитаннее, что ли?
А насчёт роста и вообще неясно… В классе у Кости есть уж какие длинные ребята, но их же никто не дразнит. А Юров им до плеча.
Костя говорит – когда-то Юров самым высоким был. Тогда к нему это «Длинный» и прилипло. Он жутко стеснялся своего роста, сутулился. А всем только и надо было, чтоб его смутить. Только и слышно было: «Лёшка длинный!»
После, со временем, его полкласса в росте обогнало. Но и теперь ему нет-нет да и бросит кто-нибудь: «Эй, Длинный!» И он тогда весь напряжётся.
А если ещё выкрикнуть несколько раз, быстро: «Длинный-Тощий! Длинный-Тощий!» – то он побелеет и уже готов кинуться на тебя.
Но его не боятся, потому что дразнят не в одиночку, а сразу компанией, и Лёша не знает, на кого сперва кидаться. Так и скачет в середине круга, кричит, чтоб отцепились от него.
На переменах учителя, конечно, разгоняют мальчишек и замечания пишут в дневники. Так Лёшу потом у школы полкласса ждёт.
Костя рассказывал – на последнем уроке по классу шёпот ползёт: «Расплата, расплата… Отмщенье, отмщенье Тощему!»
И Лёша-Тощий сидит ни живой ни мёртвый.
Бить его после уроков не бьют, а так – окружат и снова дразнятся. Не только Длинным-Тощим, а ещё всякими словами. А он там в кругу аж рычит, так хочется ему наподдать кому-нибудь.
Лёшина мама на собрании жаловалась, что Лёшу обижают. И даже плакала. А наша мама, как пришла домой, Косте устроила допрос.
– Ты в этих развлечениях участвуешь?
Костя даже отшатнулся от неё:
– Мам, ну ты что?
И в самом деле, вечно мама скажет что-нибудь… Ну, то, что Костю в монитор затянуло, – это хотя ещё ладно. А чтобы он стал кого-то доводить до нервной тряски, за компанию…
После того разговора на следующий день Костя пришёл с синяком на скуле и очки у него были сломаны.
Костя-то всегда сторонился одноклассников. Жил сам по себе. Учительница говорила, что в классе его не видно и не слышно.
Но после того как мама заподозрила, что и он дразнит Лёшу Юрова, он решил за Юрова вступиться.
У меня в тот день раньше уроки закончились, и я домой убежала. Это после я стала дожидаться Костю, чтобы вместе идти.
В тот раз он вышел один. И видит: Юрова замкнули в круг и из середины уже несётся привычное, тягучее:
– Убью! Всех убью!
И столько ненависти было в Лёшкином голосе, как будто на него и впрямь напали враги, с которыми иначе не справиться – как только всех поубивать.
Но его никто не боялся. Ответом был громкий хохот.
В этот момент Костя стал протискиваться в середину, распихивая одноклассников, бросая направо и налево:
– Что, весело? Тебя бы довести, чтобы ты весь колотился!
Одноклассники не поняли сперва, что Косте нужно. Думали, что просто поглядеть, как Юров разбушевался.
А Костя схватил Юрова за локоть, потянул. Юров тоже не понял ничего, с силой отпихнул Костю. Костя отлетел на одноклассников. Но тут же снова схватил Юрова сзади за бока и стал проталкивать перед собой через толпу:
– Ну, хватит… Устроил всем концерт… В школу зайди, умойся – и домой…
Тут все опомнились. Они ведь не собирались ещё Юрова отпускать. Они только начали свою игру. Над Юровым только смеются, пальцем его никто не тронул. Что его бить – он и так с ходу заводится.
А Костику в тот раз досталось, чтоб не вмешивался.
Правда, Юрова потом до каникул обходили стороной. И уж как он был благодарен Косте, хвостом за ним ходил…
Думаете, они стали с этого дня лучшими друзьями?
Да ничего подобного!
Косте с Юровым оказалось неинтересно.
Тот всё восхищался, какой Костя храбрый да какой сильный. И мускулы у него!
Это у Кости, который и нормы-то на физкультуре не сдаёт, из-за того что видит плохо.
У него освобождение, как и у меня. Врач в поликлинике сказала нам: «Никаких силовых упражнений!» – и выписала две справки, сразу на весь учебный год.
Но Лёша только и знал хвалить его. Точно не слышал, как физрук Борис Игнатьич спрашивает Костю на уроках: «Ну, как ты? Не устал? А то сядь посиди».
И Костя тогда не знает, куда деваться.
А когда все отжимаются или подтягиваются на турнике, ему дают мяч покидать, чтобы скучно не было. Он и тренируется закидывать в корзину мяч, один. Или ещё – кидать об стенку, всяко разно, тоже сам с собой…
Костя мне рассказывал:
– Я думал: дразнится, что ли, так Юров – что я сильный? Гляжу на него – нет, серьёзно говорит.
А то ещё Юров взял моду жаловаться на одноклассников. Хотя и донимать его вроде перестали.
Но ему так понравилось, что за него Костя вступился!
И он теперь хотел, чтобы такое случилось ещё раз.
Или не раз.
Он так и подзуживал Костю с кем-нибудь подраться. А Костя не драчун, ему бы одному за компьютером сидеть. В сети, если и подерёшься с кем-то, вы всё равно останетесь друзьями. Да хоть в лепёшки друг друга раскатайте, хоть вдребезги разбейте свои медные тазики – всё равно потом будете смеяться: «Здорово я тебя?»
А если скучно станет, всегда можно на другой сайт перейти.
А как от Юрова отделаться, Костя совершенно не знал. Юров к нам даже в гости приходил. Два раза.
Мама на кухне папе говорила:
– Радоваться надо – у него друзья появились!
И папа отвечал:
– Ну наконец-то.
А Костя не рад был. Но что делать – показал Юрову свою игру. Меня не пускает за компьютер, а с Лёшей они рядом сели и давай мышку друг у друга отнимать. Костя злится:
– Да не умеешь ты, дай я!
А Юров ему напоминает:
– Я к тебе пришёл! Я гость!
Как будто звали его.
В конце концов Юров от Костика отстал. Косте девчонки в классе передали, как он с ними откровенничал: мол, раньше он, то есть Костя, был парень как парень, а теперь и дружить с ним не хочется. Костя скучный, и он за Юрова больше не хочет заступаться. И поиграть с ним толком не поиграешь.
Потом ещё Игорь Орефьев к Косте подошёл, спросил:
– Что, больше не ходишь с Тощим?
Костя плечами пожал. Скучно вот так стоять обсуждать одноклассника. Особенно если и так всё ясно. Хотя, может быть, Игорь просто не знал, как завязать разговор. Он тоже особняком держится. Его и за школой со всеми не было, когда Косте сломали очки.
Орефьев после уроков домой бежит – ему с собакой гулять надо. Со щенком. Счастливый – ему щенка купили.
А Костя после уроков торопится к Ретту, Хью, Ли Джину и Мише, они его ждут.
Одной мне спешить некуда. В гимнастику меня не приняли, а дома я смогу потанцевать в любое время, пока мамы нет. Поэтому я дожидаюсь Костю.
Он первое время ворчал:
– Ну, что домой не пошла, тебе что, делать нечего?
Знает же – у меня по средам и пятницам уроки раньше заканчиваются.
Я отвечала:
– Ничего я и не ждала! Нас Катьванна оставила на дополнительный классный час.
Или говорила, что дома оставила ключи.
А теперь Костя уже ничего не спрашивает, привык. И даже сам меня ждёт, если вдруг нас на самом деле после уроков задержат.
Это не потому, что он кого-то боится. Он говорит: «Кому я в классе нужен?» Заметили его один раз, когда за Юрова вступился, наподдали ему – а сейчас опять не замечают.
Но я не хочу, чтобы он шёл один.
Идём с ним через школьный двор, а впереди Орефьев бежит со всех ног – соскучился по щенку.
Щенок у Орефьева тонконогий, прыгучий, как оленёнок. Мне кажется, из такого не собака – олень вырастет.
Мы с Игорем в одном дворе живём. Я разогреваю суп и вижу в окно, как они оба носятся через двор – Игорь и щенок его. Мне бы собаку!
Вхожу я в комнату, а Костя у компьютера в комок сжался – перед большим броском. Тазоголовые идут!
Ему сейчас говорить что-то бесполезно.
И всё же я начинаю:
– Костя, а давай попросим, чтоб нам собаку купили?
Костя дёрнулся – чуть не взлетел над стулом. Глянул на меня – глаза мутные. Что с ним разговаривать?
Макар из Липовки
Мама говорит, что Костя испортит зрение ещё сильнее и ему понадобятся новые очки. Такие толстые, что за ними и глаз не видно будет.
Пытается его напугать, а Косте всё равно. Носит же он свои очки! Это когда ты ходишь без очков и вдруг тебе говорят, что теперь их носить придётся, – вот тогда переживаешь, думаешь: как это, всю жизнь – очки?
А если вместо одних очков у тебя другие будут, то что за беда?
В кухне папа втолковывает маме, что у Кости зависимость. И что его уже словами не убедишь, и если заиграется – надо без лишних слов брать под мышки и тащить со стула.
Мама не соглашается.
– Силу применять, – говорит, – это в любом случае не метод. Надо его как-то отвлечь. Другое дело, что ли, предложить.
Папа сразу и предлагает:
– Сейчас я его отвлеку. Я как раз на рынок собрался – мяса, картошки купить. Вот пускай со мной едет – увидит, откуда продукты в доме берутся.
Стал он Костю со стула тащить на рынок, а тот чуть не плачет:
– Папа, миленький, дай мне доиграть! Там сейчас Макар играет!
Папа не понимает:
– Кто-кто?
Костя волнуется:
– Макар! Он из деревни Липовка! Мы же там в лагере были!
Мы – были там? Это что-то новое!
– Как в Липовке? – говорю. – Он же в Кувакине – наш лагерь!
А Костя в ответ:
– Но мы же проезжали через Липовку!
И в стол двумя руками вцепился, чтобы не оттянули.
Мама говорит папе:
– Пускай доиграет, после расспросим его.
Через полчаса Костя, счастливый, сам пришёл на кухню – рассказывать. Мама как раз картошку чистила. А я рядом чистила морковку для супа. Не знаю, как у кого дома, а у нас всегда кто-то отдувается, пока ещё кое-кто в интернете сидит.
Костя перед игрой смотрел список участников, а там – новенькие.
И оказалось, что один мальчик живёт в деревне Липовка.
А сам он – Макар.
Костя пишет ему: «Я знаю твою Липовку! Мы летом проезжали через неё!»
Парень пишет в ответ: «Липовок много, даже по одной нашей области! Набери в поиске – сам удивишься. Ещё вопрос, та у меня Липовка или не та».
А Костя не открывает поисковик – боится, что парень уйдёт из чата. Костя набирает слова, торопится: «Как же, мы в лагерь ездили! В Кувакине у нас лагерь!»
И тут же ответ приходит: «Да, это наша Липовка! У нас есть Кувакино. Мы туда в школу ходим. И лагерь там есть».
И так они с этим Макаром друг другу обрадовались!
– Мама, ты не понимаешь! – Костя чуть кастрюлю с картошкой на пол не смахнул. – Это же здесь, у нас! Мы проезжали… Мы же ехали мимо – в лагерь… Может, мы и Макара видели из автобуса! Только ещё не знали, что это он…
Никому больше из наших мест Костя так не радовался. Хотя есть люди, может быть, и с соседней улицы! А Липовка… ну, подумаешь…
И тут до меня доходит: мы же летом проезжали через неё! В каникулы. Это не то, что встретить одноклассника, с которым на уроках сидишь каждый день…
Липовку вспоминать приятно. И не одному Косте, оказывается. Мама тоже вдруг заулыбалась.
– Липовка, – говорит, – и мне знакома. Думаешь, почему вы в лагере были – в тех местах? Это вообще-то наш район. Там всё в комплексе: в Собакине опытное хозяйство от института, а дальше по дороге, в Кувакине, – ваш лагерь… А Липовка – она же от Собакина всего-то в пяти или в шести километрах, это считай что рядом!
Словом, мама обрадовалась Макару, почти как Костя.
– Надо же, – говорит, – в такой большой всемирной сети, и вдруг что-то родное.
Хотя это – кто-то родной.
Да и не родной он нам вовсе. Тоже мне родня.
Я думаю, дело в том, что мама теперь начальник. Как папа. И всё, что относится к их институту, ей стало важным и дорогим. Даже деревня Липовка. Потому что от неё всего-то ничего до опытного хозяйства в Собакине. Через Липовку надо проезжать…
Как будто здесь есть заслуга этого Макара! А мама ещё его имя повторяет, точно на вкус пробует:
– Макар, Макар…
– В деревнях, – говорит, – такие хорошие имена детям дают! Помнят там ещё старинные имена…
Та площадь, где народа много
Костю с тех пор стало от компьютера вообще не оторвать, особенно если Макар тоже в сети. К тому времени, как каникулы начались, их уже было водой не разлить, как папа говорит.
А летом и вообще можно – как встал с утра, сразу за компьютер. Пока мама с папой придут с работы, наиграешься – голова кругом пойдёт.
Макару, видать, только что купили компьютер. Он бурно осваивал интернет, зарегистрировался на нескольких игровых сайтах. Правда, поиграть ему удавалось нечасто. В этом плане жизнь у него была куда труднее, чем у Кости. Костю звали дома только лук чистить, или картошку, или посуду мыть, или ещё прибраться в комнате. А другу его надо было и кур, и поросят с телёнком накормить, и ещё в огороде на грядках что-то сделать. А убирать ему приходилось и двор, и тот сарай, где у них скотина, – это не то что в комнате пропылесосить.
И всё же каждый вечер Макар гулял по сети и чего только там не находил. Скоро он прислал Косте несколько ссылок на сайты про природу. Что-то про муравьёв, как они строят государство, и про глубины моря, где живут слепые рыбы – зрение им в темноте без надобности…
Костя открывал одну ссылку за другой, компьютер зависал рано или поздно. Он ведь у нас уже старик. Он не выдерживает, если откроешь много окон. Папа говорит, что принципиально не станет новый покупать – мы ведь и старый используем только себе во вред. Хотя почему – мы? Я-то при чём?
Костя шипит на компьютер и обзывает его металлоломом.
Я говорю:
– Ты окна позакрывай лишние…
А Костя:
– Здесь ничего лишнего нет…
Как будто ему жалко с каких-то сайтов уходить. Ему хочется сразу быть и там и здесь…
Гляжу в монитор – а там у него морское дно. Я думала, что это новая игра такая. Но вот он закрыл всё лишнее – и одна рыба поплыла… И тут же другие стали появляться. А Костя не подгоняет их, не водит мышкой. Смотрит, как они сами двигаются, медленно, крупно извиваясь.
– Ленка! – говорит. – Сейчас вот эта подводная зверюга ещё какую-то зверюгу проглотила – и нет её! Вот, вот, она уже за этой гонится!
Я думаю: его же Ретт ждёт и все остальные!
Раньше он только за игрой время проводил. А теперь обязательно побродит там, где до него уже побывал Макар. А после и Ретту ссылки перешлёт.
Он и другим своим рассказывал про этих здоровенных рыбин и про муравьёв. Да только и Миша, и Хью оба написали одинаково: «И что?»
А Ретт, наоборот, заинтересовался. И тоже каких-то ссылок про эту рыбину прислал.
Теперь Костя в основном с Реттом дружит и с этим новеньким, Макаром. С новеньким даже больше. Ретту ведь по-английски надо сообщения писать. А значит, думать надо, подыскивать слова. А с новеньким – слова уже есть, готовые. И Костя рад проговорить до ночи. Это другу его всё время нужно куда-то. Он обрывает разговор, пишет, как будто извиняясь:
– Ну что, до завтра?
И Костя вздыхает тяжело.
Мальчишки, оказывается, любят поболтать не меньше, чем девчонки. Костя на день рождения знаете что попросил? Микрофон к компьютеру. Надо же, говорит, с людьми мне разговаривать!
Папа сначала рассердился:
– Я же сказал, к компьютеру ничего покупать не буду!
А мама:
– Это же не к компьютеру, это для выхода из компьютера. Это как окно для него сюда к нам, к живым людям, – в ту же Липовку…
Как будто те, кто раньше играл с Костей, не живые. Может, всё дело в том, что Австралия и Китай где-то далеко, а Липовку мы проезжали? Поди пойми… Но папа понял, что мама хотела сказать, – купил он Косте микрофон.
– Пускай болтает, – говорит, – с друзьями. Может, и играть меньше станет.
Однажды Костя с Макаром сели-таки играть – вдвоём против ещё кого-то. Сразу продули – Макар виноват, он зазевался… Костя в сердцах бросает:
– Ну ты, макарон!
А после же в микрофон спрашивает:
– Слушай, а тебя как друзья зовут, не Макароном?
Вдруг осенило его, что Макара ещё как-то звать должны. Макар – взрослое имя. А дома, в школе – как?
Меня смех разбирает: ну не Макарон же! А Макар там у себя теряется. Бормочет:
– Ёжик солёный…
И до Кости тут доходит, что он обидел человека. До меня тоже доходит. Макар отвечает с неловким смешком:
– А меня зовут дома: «Мммм!» А ещё иной раз зовут: «Миу-миу-миу!»
Сирену изображает из той игры. Похоже. А Костя и рад тему сменить. Просит его:
– Сыграем ещё в игру? Давай! Один против одного…
Макар сомневается:
– А не затянет? Лучше сходить вместе куда-нибудь…
Костя спрашивает:
– Куда пойдём? В саванну? Или на океанское дно?
Макар говорит мечтательно:
– Что-то охота мне сегодня в большой город! Чтоб там высокие дома и чтоб народа много…
И Костя предлагает:
– Что, на ту площадь, в Нью-Йорке? Помнишь – где все толкаются, ещё полицейский в прошлый раз…
И обязательно же им вместе куда-нибудь идти! Хотя бы и с разных компьютеров. Выходит, Косте и игра не так важна, – важней, чтоб кто-то звал его с собой гулять? Чтобы не одному бродить по интернету?
Мама говорит, что он за Макаром тянется. Глядишь, в сентябре учиться начнёт как следует. По другу его сразу видно, что он хорошо учится.
Костя с обидой спрашивает:
– А это откуда видно?
Как будто мама не хвалит Макара, а ругает.
Мама говорит:
– Он всё хватает на лету. Компьютер у него только появился, а он ориентируется в сети не хуже, чем та рыба в потёмках.
Знакомый космонавт
После той рыбы и после Нью-Йорка он ещё разные ссылки присылал. Свои находки. Нам больше всего понравилось про космос.
Я только собралась на улицу, а Костя вдруг как заорёт:
– Ленка, Ленка, бегом сюда! Глянь, как загребает!
– Кто загребает? – спрашиваю.
А Костя:
– Кто, кто, космонавт… Вот он – плывёт!
И точно, космонавт как будто плыл под водой. Тоже в глубинах, но в космических.
Так мы узнали, что на орбитальной станции есть камера. С неё изображение идёт на Землю. Если хочешь, можешь смотреть, как космонавты перемещаются по коридору, плавно загребая перед собой руками.
Мелких деталей не увидишь, и мне лично не понять, что они делают, когда подкручивают что-то, или присоединяют к чему-то проводки, или разглядывают что-то на экранах своих приборов. И что они говорят друг другу – не разберёшь.
Костя с Макаром связались, Макар хвастается:
– Вчера космонавт мне кивнул!
Костя не верит:
– Ему что, на орбите делать нечего, как только тебе кивать?
– Да он, – говорит Макар, – между делами… Подплыл к самой камере, вот так вот улыбнулся мне и кивнул!
Должно быть, Макар у себя в Липовке показывает, как именно кивнул, только мы не видим. Что-то у него с веб-камерой… Но Костя бы и веб-камере не поверил.
– Откуда он тебя знает, чтобы тебе на Землю кивать? Это он нам кивнул, всем землянам!
А Макар ему:
– Ёжик солёный! Я не пойму – что, все земляне трансляцию смотрели в тот момент?
Это у него присловье такое – «ёжик солёный». Пока не привыкнешь, кажется, что это он к тебе так обращается. Точнее, к Косте.
– Ёжик солёный! – рассказывает Макар. – Может, я только один в то время и смотрел. А космонавтам легче, когда за ними следят с Земли, переживают…
Может, и верно – легче? Однажды космонавт на себя камеру прицепил так, чтобы руки были хорошо видны, и мы смотрели, как они с напарником работают в открытом космосе. Они что-то присоединяли к ракете, то есть, конечно, к станции. Пальцы у них кажутся совершенно непослушными в толстых перчатках, – но нет, справились, всё прошло удачно.
Вечером в новостях слышим – на станции велись наружные плановые работы.
В другой раз мы видели, как космонавт вернулся с таких наружных работ. В белом скафандре он наплывал на камеру. Скользил на спине головой вперёд – неуклюжий, неповоротливый. А другой космонавт вёл его, как ведут надувной матрас на реке. Сам плывёшь, загребаешь одной рукой, а другой – матрас держишь.
Вот так и этот парень вёл своего друга, одетого в скафандр. Сам-то он был в каких-то шортах и в маечке. Ловкий, не уставший. То с этой стороны друга подхватит, то поднырнёт, чтоб вместе в поворот вписаться. Волосы у парня кудрявые, вокруг головы вьются во все стороны, колышутся, как водоросли в аквариуме. Понятно – невесомость. Там среди них ещё девушка есть, так у неё хвостик на макушке не болтается, а держится вертикально, точно какой букет.
А платье на орбите вовсе не наденешь – не станет оно красиво струиться без силы тяжести и в складочки не соберётся. Торчать на тебе будет как попало.
Это мама вздыхает – про платье. Как будто в космос собралась.
Мы уже всей семьёй смотрим, как они живут там, на орбите. И папа не говорит, что мы зря теряем время. Наоборот, спросит иной раз:
– Что нового у космонавтов?
Вот такие вечера я люблю.
Мама напоминает Косте:
– Ты сказал Макару спасибо, что вывел нас на этот сайт? Что мама просила сказать спасибо?
А Косте больно-то охота спасибо говорить? Они стали вроде как соперники. Я слышала, как Макар хвастался ему:
– У меня теперь есть знакомый космонавт! Я его всегда узнаю! У него светлые волосы, лицо такое круглое…
Костя спрашивает:
– Наш или американец?
А Макару откуда знать?
– Это всё равно, – отвечает. – Главное, он мне кивнул. Я теперь всегда за ним наблюдаю.
А Косте-то никто из космоса не кивнул. Хотя мы с ним тоже всех сможем узнать. И того, с волосами-водорослями. И девушку с хвостиком-букетом.
Очкарики
Смотрим мы однажды, как этот кудрявый космонавт вместе с девушкой коробки толкает по воздуху. А ещё кто-то к ним на помощь плывёт. Новенький, наверно.
И вдруг папа как выдохнет:
– Ёлки-палки, очкарик!
А папа и сам в очках, со второго класса. Мы с Костей в него такие – близорукие.
Папа говорил, что, когда был маленьким, его дразнили очкариком. Он из-за этого даже дрался – снимет очки, чтоб не разбились, и вперёд – хотя бы и один против троих. Уж такая злость его одолевала, оттого что ему напоминали все подряд, что он в очках.
Я спрашивала:
– Ну, да, в очках. А ты что, сам не знал?
И папа отвечал, что мне его не понять. Я из другого поколения. Это, сказал, сейчас ты выбираешь оправу, думаешь – идёт тебе, не идёт. А тогда в любом случае считалось: не идёт. Многие дети, которым очки были нужны, вообще их не носили. Разве что если кто совсем плохо видел – как наш папа. И это тогда вроде как знак был для остальных: вот этого мальчика можно дразнить!
Костя говорит:
– Как будто сейчас не дразнят никого! Лёшку Юрова у нас ещё как донимали. Хотя он и без очков…
Папа теряется:
– Ну, я не знаю… Может, у Лёши Юрова есть какой-то другой знак, что его дразнить можно?
Сам папа, когда был мальчишкой, очень старался, чтобы на нём никакого знака не было.
Кто думал, что очки – это знак, что человека можно звать очкариком, тот убегал потом с разбитым носом. А вечером чьи-то родители к нашим бабушке с дедушкой жаловаться на папу приходили.
А теперь вдруг он сам обзывает космонавта очкариком.
Мама спрашивает:
– А сам ты тогда кто?
А папа говорит:
– Я же из-за очков космонавтом не стал!
Костя даже привстал со стула.
– Кто, ты – космонавтом?
А уж как сама я удивилась…
Папа у себя в институте семенами занимается. Сидит в лаборатории, думает, как сделать, чтобы на них морозы не влияли и разные вредители. У папы с мамой лаборатории в институте – по соседству. Папа ещё нам рассказывал, сколько растений раньше в наших местах не росло. А потом люди научились их выращивать.
Можно было подумать, что он всегда мечтал работать с семенами. А он, выходит, мечтал в космосе летать?
Никогда он нам такого не говорил. А в его детстве, оказывается, многие ребята хотели стать космонавтами. И взрослые твердили им, что они станут – если постараются как следует.
Папа говорит:
– Нам объясняли, что у космонавта должно быть идеальное здоровье, абсолютно. Что надо, например, всё время закаляться, а ещё тренировать вестибулярный аппарат…
Я не поняла:
– Что тренировать?
Папа отвечает:
– Чувство равновесия. И мы с ребятами крутились на карусели во дворе, как в центрифуге, до того, что верх и низ отличить не могли. То ли падаешь на землю, то ли взлетаешь – как бы очки не слетели, не разбились. Они у меня на резиночке держались. А после мне друг принёс газету, так в ней один парень вопрос задал: мол, у меня близорукость, минус пять, – а я хочу стать космонавтом…
– И что ему ответили? – спрашиваю.
Папа машет рукой.
– Ответили – не огорчайся, есть много других профессий… А у меня зрение-то было уже минус шесть с половиной… – Папа вздыхает: – Я сразу не сдался. Спрашивал направо и налево у взрослых – ждал, кто бы меня обнадёжил. Мол, ерунда – про зрение. В очках-то всё видно. А они мне в один голос: какой из тебя, Сашка, космонавт!