«Не отделяйтесь от других, как будто вы были уже оправданы, а, напротив, собираясь в одно место, исследуйте, что прилично и полезно всем возлюбленным вообще… каждый получит мзду по делам своим».
Ап. Варнава
Наиболее глубокое расхождение между Востоком и Западом выявляется в основе основ всякой религии – учении о спасении. Чтение богословских трактатов ЕХБ о спасении убеждает в том, что общее для западного мира правовое жизнепонимание стало основой такого же прочтения и апостольского Благовестия. В схеме, баптистская сотериология проста: если человек уверовал в то, что Христос заплатил за его грехи – он спасён. Она и не порицаема. Разность учений ПЦ и ЕХБ заключена в раскрытии этих положений.
Плод учения есть практика. Даже при большом желании возделывать душу в подобие Христово, христианам из баптистов не на что опереться в их формуле совершения спасения, ибо та на много опередила их духовность своею механичностью. Дальнейшее духовное подвижничество (выше того уровня, который считается благочестием в общественном мнении) ради спасения, при полной уверенности в спасении становится бессмысленным. Само нравственное совершенствование в протестантизме, по большому счёту, лишено какого-либо сотериологического веса и существенно необходимым остаётся лишь для лучшей евангелизации. Отсюда и уже ставшие банальными миссионерские похвалы в свой адрес: «Вот, я раньше пил, теперь не пью! Курил – теперь не курю! Ругался – теперь не ругаюсь и творю добро…и т.п.» Для протестанта б о льшего духовного совершенства всерьёз Бог не требует, ибо его не требует евангелизация. Таким образом, требования Бога фактически сводятся к требованиям евангелизации. А Церковь христианская из места совершения спасения превращается в пункт регистрации спасённых. По крайней мере, такое остаётся впечатление от общей направленности идей и формул осуществления спасения в баптизме.
Первоначальный протест реформаторов католической церкви для православных вполне понятен. Аналогичная реакция на востоке произошла пятью веками раньше. Католики мыслят приобрести спасение делами, зарабатывая ими у Бога спасение как монетами. По этой причине духовное состояние самого доброделателя и истинные мотивы по которым он творит добрые поступки в католическом учении остаются без должного внимания. Так, неправильный акцент католической сотериологии рождает уверенных в своей спасённости от должных и сверхдолжных заслуг. Отсюда и “учение Римско-католической церкви об оправдании – это не просто ошибка или даже серьёзное заблуждение. Оно является ересью, заблуждением, касающимся самих основ веры, в отношении которого ни один христианин, имеющий добрую совесть не может согласиться”,[572] – резюмирует Сэмюель Уолдрон. В этом с ним согласны и православные.
Протестантская позиция по этому вопросу проще, а потому привлекательнее: “Огромная цена нашего искупления уже заплачена драгоценной Кровью Христа, и попытки заменить уплаченную цену другой “ценой” или добавить к ней наши собственные старания, как будто бы Его жертва была недостаточна, являются богохульством”. [573] “Любой, кто уверует в Сына Божьего, может твёрдо знать: Бог перечёркивает хранящийся на небесах список всех грехов наших и навеки оправдывает нас по вере во Христа”. [574] “Когда человек рождается свыше, он вступает в новые отношения с Богом; отныне Сам Бог гарантирует ему спасение”. [575] “Писание настойчиво утверждает, что все те, кто когда-либо вступил в новый завет, будут, в конце концов, спасены. Мы должны быть лично уверены в нашей стойкости до конца и в нашем спасении!”. [576] “Праведность Христа, которая вменилась нам, требует, чтобы Бог оправдал нас”. [577]
Как видим, и здесь избавление человека от греха и его следствий совершается по тем же законам римского права. Спасается человек посредством внешнего механизма вменения ему святости Христовой. Святость личная при этом, хотя и ожидается от оправданного как следствие его веры, тем не менее, стоит вне этого “спасающего” механизма, вне сотериологии. “Мы можем считаться праведными после уплаты предусмотренного штрафа… ибо нам приписывается праведность Христа”,[578] – говорят баптисты. Как видим, и здесь, несмотря на кажущуюся противоположность акцентов, отношение к реальному состоянию души и содержанию духовной жизни христианина остаётся таким же внешним, как и в католичестве. Утверждение баптистской догматики – “Мы спасаемся тем, что можем считаться…” не означает “мы есть” и делает совсем невесомым – “мы должны быть”. Таким образом, как у католиков, так и у протестантов святость души является не критерием спасения, а вменяемым его следствием.
Отсюда основная цель и задача “евангелических церквей” не внутренняя – совершенствование христианских душ, а внешняя – евангелизация. “Бог открыл, что цель нашей земной жизни в служении”,[579] – говорят протестанты, под служением понимая евангелизацию и видя в ней смысл существования не только Церкви в целом, но и каждого христианина в отдельности. Исходя из применительности к евангелизации, измеряется и духовный рост. Количество домов милосердия, бесплатных больниц, гуманитарных акций и т.д. – и есть оценка духовности Церкви. Похоже, вся шкала христианских ценностей в протестантизме строится на применительности к миссионерской деятельности.
Причиной такой недооценки первичной важности внутреннего устроения души, является неверный акцент протестантского богословия не на греховную проказу человека, а на его виновность пред Богом. Ф.Л. Форлайнс пишет: “Наша вина, как некая преграда, отделяла нас от освящающей силы Божией. Святость Божия не допускала, чтобы Он вступал в личные отношения с нами, пока вина ещё тяготела над нами”. [580] Очень часто протестантская мысль, касаясь вопросов искупления и оправдания, приписывает Богу разделение личности: освящающая сила Божия готова была освящать, но святость Божия не допускала, чтобы Он с нами общался…? Во-вторых, вина не существует как ипостась. Нет вины самой по себе, есть Винящий, в данном случае – Бог. А значит, утверждение “вина как преграда отделяла и тяготела” по сути, означает: “Бог как преграда отделял от Себя, и Его претензии тяготели над нами”. Отчётливее это звучит в следующей фразе Ф.Л. Форлайнса: “Пока над грешником тяготеет осуждение за грех, Бог не может иметь с Ним дружеского общения”. Было бы ещё приемлемо, если бы речь шла о порабощении грехом, как причине отчуждения человека от Бога, но в протестантской концепции “Бог не может” дружить с человеком по причине собственного вердикта!
Баптисты-арминиане спорят с баптистами-кальвинистами по вопросу о возможности или невозможности потерять спасение, однако как те, так и другие проповедуют уверенность в своём спасении.
У арминиан эта уверенность, будучи плодом условностей, сама является условной. Кальвинистские же построения поражают своей бессмысленностью. Здесь при неизвестности самих личностей спасённых, общая уверенность в спасении не находит себе богословского оправдания. В обоих случаях правильнее было бы говорить о христианской надежде и уповании, которыми наполнен Новый Завет (1Пет. 1,3;Рим. 5,2-5; 8,24; 12,12; 15,4;13; Евр. 3,6;14; 7,19; 10,23;35; Деян. 26,6-7; Еф. 4,4;Кол. 1,23;27; 1Фес. 5,8; 1Кор. 9,10; 15,2; 2Кор. 3,12; Тит. 1,2 и др), нежели о гарантии и уверенности.
Рассмотрим это на примере кальвинистского решения проблемы отпадающих от веры (следовательно погибающих) христиан и уверенности в спасении святых. “Какова степень уверенности, что они проявят стойкость до конца? Вероисповедание указывает, что святые “определённо будут оставаться в ней до конца”. Стойкость святых не означает, что большинство верующих проявит её или что в общем христиане проявляют стойкость до конца, но она означает, что каждый истинный христианин, несомненно устоит до конца”. [581] “Стойкость святых до конца не означает, что все те, кто заявляют, что являются христианами или кажутся нам христианами, остаются стойкими до конца. Здесь (в баптистском вероисповедании 1689 года) говорится, что только истинные святые являются стойкими до конца. Это убедительный и окончательный ответ на те доводы, которые основаны на жизненном опыте и направлены против данной доктрины”. [582] Итак, суть вышеизложенной “уверенности” в том, что тот, кто является христианином, тот не отпадёт до конца и спасётся, а кто из христиан всё же отпадёт, тот, значит, просто не был христианином. Таким образом, баптисты приходят к мысли о стопроцентном спасении истинных христиан (ибо не спасающийся неистинен). И хотя это бесспорно так, но в таком случае, чего стоит это уверение? Стоит ли его вообще произносить? “Всем верующим гарантировано вечное спасение” [583] — благовествуют баптисты, а те, кто его всё же потерял, те – неверующие! Это равно утверждению: “все кто спасутся – спасутся точно!”, или: “всем христианам “определённо” гарантировано спасение, “каждый истинный христианин, несомненно устоит до конца” кроме тех, которые не устоят и не спасутся!”.
Не обходится в баптистском богословии и без противоречивых утверждений: “Нельзя отдавать какой бы то ни было приоритет вере или покаянию в их сравнении друг с другом”,[584] – предупреждает Сэмюель Уолдрон, но спустя несколько страниц сам определённо отдаёт приоритет вере: “покаяние не является необходимым для спасения в той же мере, в какой необходима вера”. [585]
Протестанты заостряют внимание на том, что «дела Закона не делают праведным», это – верно. Верно и то, что в вопросе веры и спасения понимать этот апостольский тезис надо шире, чем просто иудео-христианский. Праведным не делает вообще никакая традиция и никакое богословие, даже такое “оправдательное” как у евангельских христиан. Традиция – лишь фон, на котором происходит духовный подвиг, наука, помогающая душе уподобляться своему Творцу.
Узость протестантского взгляда на спасение заключается в том, что начальную проповедь о спасительности веры в Иисуса Христа, которой изобилует Писание Нового Завета, они предлагают как конечную. Никто из православных не станет возражать тому, что Евангелие своею целью имеет то, чтобы люди уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его (Ин. 20:31), достигая, наконец, верою спасения душ (1Пет. 1:9). Что верующий в Сына имеет жизнь вечную (Ин. 3:36). И, конечно же, если устами твоими будешь исповедывать Иисуса Господом, и сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мёртвых, то спасёшься. Потому, что сердцем веруется в правду, а устами исповедуется ко спасению (Рим. 10,9-10; а также Гал. 2,16; 3,26;Еф. 2,8 и др). Но, даже при обилии цитат о спасении верой, в протестантском тезисе, – «Всё Священное Писание свидетельствует, что человек может быть уверен в своём вечном спасении или гибели здесь на земле» [586]нельзя не заметить нарочитую односторонность.
Если бы Священное Писание исчерпывалось бы лишь подобными восклицаниями, то, пожалуй, такой вывод был бы оправдан. Но, в Писании рядом с подобными изречениями о необходимости веры для спасения есть и (как может показаться с первого взгляда противоречащие им) высказывания определённо учащие о том, что сама вера во Иисуса Христа не может служить критерием или тем более гарантом спасения христианина. Ап. Иаков: и бесы веруют и трепещут (Иак. 2:19). Посему человек оправдывается делами, а не верою только (2,24; 14-17). Как бы в противовес словам ап. Павла: всякий, верующий в Него, не постыдится… ибо всякий, кто призовёт имя Господне, спасётся (Рим. 10,11;13), из уст Самого Христа слышим: Не всякий говорящий Мне: Господи, Господи, войдёт в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего (Мф. 7:21). В изображении последнего Суда из среды осуждённых звучат слова о вере и делах: многие скажут Мне в тот день: «Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили?» (Мф. 7:22). И в посланиях того же апостола Павла читаем: Если имею …всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто (1Кор. 13:2).
Итак, наличие веры во Христа не даёт гарантии спасения. Она лишь важнейшее обстоятельство (условие) осуществления личного спасения. Это фундамент, на котором нам необходимо строить храм души для вселения Духа Святого (1Кор. 3,16; 6,19), это – свет, который позволяет нам видеть своё реальное состояние. К тому же, при соотношении веры и спасения, неизбежен (едва ли определимый со вне) вопрос о качестве веры, т.е. о её внутреннем соответствии внешнему благочестию.
Принцип православного понимания оправдания целиком и полностью зиждется на изменении “внутреннего человека” (2Кор. 4:16), а не его внешнего статуса. Евангельский мытарь (Лк. 18:14) был оправдан Христом не по чьим-либо заслугам или послушанию, а исходя исключительно из его внутреннего духовного состояния. Неоднократно указывает на эту связь и ап. Павел: Итак, нет ныне никакого осуждения тем, которые во Христе Иисусе живут не по плоти, но по духу… оправдание закона исполнилось в нас, живущих не по плоти, но по духу (Рим. 8,1;4). Потому не слушатели закона (т.е. соглашающиеся и принимающие его) праведны пред Богом, но исполнители закона оправданы будут (Рим. 2:13). Старайтесь иметь мир со всеми и святость, без которой никто не увидит Господа (Евр. 12:14), так как Он избрал нас в Нём прежде создания мира, чтобы мы были святы и непорочны пред Ним в любви (Еф. 1:4). Очистим себя от всякой скверны плоти и духа, совершая святыню в страхе Божием (2Кор. 7:1). Таким образом, критерий оправдания полагается внутрь верующего, а его средством является не юридическое урегулирование, а полнота причастия благодати. Чтобы, оправдавшись Его благодатью, мы по упованию соделались наследниками вечной жизни (Тит. 3:7). Явившаяся благодать Божия только потому и спасительная для всех человеков, что научает нас чтобы мы, отвергнув нечестие и мирские похоти, целомудренно, праведно и благочестиво жили в нынешнем веке (Тит. 2:11-12). Если же, ища оправдания во Христе, мы и сами оказались грешниками, то неужели Христос есть служитель греха? Никак (Гал. 2:17). Судить же о том “оказались ли мы грешниками, ища оправдания” или нет человеку трудно, ибо грехи некоторых людей явны и прямо ведут к осуждению, а некоторых открываются впоследствии (1Тим. 5:24).Посему и наследниками вечной жизни мы стали “по упованию”. “Спасение не может быть каким-нибудь внешне-судебным или физическим событием, — пишет архиепископ Сергий Страгородский, – а необходимо есть действие нравственное; и как такое, оно необходимо предполагает, в качестве неизбежного условия и закона, что человек сам совершает это действие, хотя и с помощью благодати… Это – основное православное начало, и его не нужно забывать, чтобы понять учение Православной Церкви о самом способе спасения человека”. [587]
Апостолы не считали внешнее оправдание человека спасительным (Рим. 2:29), и поэтому, оставляя внешнее на второй план, ап. Павел обращает всё внимание христиан на их реальное внутреннее состояние, говоря: молим Бога, чтобы вы не делали никакого зла, не для того, чтобы нам показаться, чем должны быть; но чтобы вы делали добро, хотя бы мы казались и не тем, чем должны быть (2Кор. 13:7).
Протестанты их полемику с католиками автоматически переадресовывают на православных, но если поразмыслить, то православные ведь вполне подходят под протестантскую категорию спасённых! Мы осознаем свою личную немощь, принимаем Христа в сердце как своего личного Спасителя, веруем, что Он за нас распят на Голгофе и т.д. Так что полемика “спасённых” со “спасёнными” о спасении, по крайней мере, с их стороны абсурдна. Это мы не согласны с протестантской вменяемостью спасения всем, кто так о себе хочет думать.
Протестанты, убеждая человека уверовать что, Бог есть любовь (1Ин. 4:16), хорошо делают. Существенная ущербность протестантской сотериологии в том, что как только человек ступил на путь спасения, то есть уверовал во Христа-Спасителя, они объявляют ему, что личное спасение уже достигнуто. Это представляется возможным, только если говорить на языке западного юридизма: Господь сердился на людей, но, распятие Единородного Сына умилостивила Отца и отныне все, кто отважился в это верить, будут помилованы, что значит – спасены.
С православной точки зрения стать на истинный путь – это, конечно, несомненное благо, но, тем не менее, это ещё не означает достигнуть его цели. Если человек идёт хорошо и в верном направлении, то и это не даёт ему никакого права говорить, что он уже дошёл. Уверовав, человек становится на путь спасения. Церковь, учение, вера и прочее – это лишь верные средства достижения блаженной цели – Царства Небесного. Никто, взявшийся за плуг, не в праве объявлять, что им уже всё вспахано. Даже имеющий абсолютно все средства и весь материал для постройки дома, не может утверждать, что дом уже построен. А посему, с терпением будем проходить предлежащее нам поприще (Евр. 12:1).
Отрицание Православием протестантского спасения одной верой отнюдь не означает, что мы, подобно католикам учим оправданию делами. И то, и другое – две стороны юридического подхода к таинству спасения, свойственного западному богословию.
На христианском востоке тайна спасения никогда всерьёз не рассматривалась в правовом спектре, т.е. в терминах “выкупа”, “цены”, “вменения”, “провозглашения” и т.п. Православное богословие, изображает грех как болезнь, благодать как лекарство, а спасение как исцеление (освобождение) от греха дарованной Христом благодатью. Православие устами отцов Церкви в разных формах выражает основную идею спасения: “божественная благодать, срастворяясь с человеческим усердием, спасает человека”. [588]
Если прибегнуть к поверхностной формулировке того чем мы спасаемся: верою или делами, то формально мы могли бы согласиться с протестантами о спасении верой.[589] Однако, соотношение веры и дел в Православии по существу отлично как от католических, так и от протестантских формул. Добрые дела, о необходимости которых для спасения учит Православная Церковь, есть не цена спасения, а средство ко спасению. Своего рода упражнения, указывающие нам наше несовершенство и греховное пленение. Аналог: лежащий не видит своей немощи, доколе не пожелает идти. Пытаясь творить дела и проводить жизнь по образу здравого Человека – Христа, христианин познаёт свою немощь, смиряется пред Могущим спасти его.
В то время как у протестантов “добрые дела являются признаками и доказательствами веры”. И “укрепляют уверенность (в спасении), делая нашу веру (ЕХБ) очевиднее для нас самих”. [590] Для православного христианина плодом понуждения себя к исполнению заповедей (добрых дел) является познание своего духовного несовершенства, внутренней греховности, что рождает смиренное мнение о своём духовном достоинстве: “я – червь, а не человек” (Пс. 21:6). Беззакония мои превысили голову мою, как тяжёлое бремя отяготели на мне, смердят и гноятся раны мои от безумия моего (Пс. 37:4-5). Это смирение и делает его способными принять Спасителя. Итак, чем мы спасаемся, делами? – нет. Верой? – нет. Тогда чем же? – правильным (т.е. праведным) состоянием души, достичь которого без веры и дел невозможно. Дела возделывают веру, а не демонстрируют её окружающим. В этом смысле дела есть средство познания себя, вера – само видение спасающего Бога и себя пред Богом.
Если бы добрые дела были, как мыслят баптисты, только естественным следствием живой веры, апостолы не призывали бы христиан к понуждению себя на добрые дела (Еф. 2,10; Тит. 3,8; 2,14; 1Пет. 1,22 и др), а призывали бы к живой вере. Ибо неправильно было бы понуждать к следствию веры (делам), тогда как причина их отсутствия в слабости самой веры. Тот же, кто имеет веру, не нуждался бы в слове о необходимости дел. Православный взгляд на веру и дела, далёк как от католического законничества, так и от протестантского формализма.
В Православной Церкви также применяются юридические обороты и образы о “зачтении” и “не зачтении”, “хартиях” и гневе Божием. Но это имеет место только как первая ступень, употребляемая для пробуждения спящей совести слушателей или для простоты объяснения. При этом юридическая сторона понимается не как догматическая, а как педагогическая.
Итак, мы подошли к фундаментальному отличию между православной и западной (как католической, так и протестантской) сотериологией. В Православии спасение понимается как жизнь в Боге и с Богом. Для полноты и постоянства этой жизни христианину надлежит непрестанно изменять себя по образу Богочеловека Христа. Это преображение из “ветхого” состояние в “новое” в православии выражается термином – об о жение и составляет цель искупления и суть спасения во Христе. Обновление христианина благодатью Господней есть смысл и содержание всей духовной жизни христианина. Оно онтологически необходимо для усвоения жизни небесной уже здесь на земле. Цель и задача Церкви – присовокупить человека к той жизни, которой он может жить вечно. Извлечь из своих членов гнилость, отравляющую и время и вечность. Только через приобретение свойств “нового человека” переход из жизни в Жизнь “на новом небе и новой земле” (Откр. 21:1) будет естественным. Не вливают… вина молодого в мехи ветхие… но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то, и другое (Мф. 9:17). Дарованная нам истина божественного откровения говорит нам и о средстве обожения – исполнении заповедей Христовых (Ин. 8,31;51; 14,21;23; 15,10;14; Лк. 11,28; 1Кор. 7,19; 1Ин. 3,24;Откр. 22,14). Следовательно, в Православии невозможен взгляд на аскетические подвиги как на заслуги перед Богом, и на спасение как на следствие вменения чьей-либо праведности и послушания.
Проявления благочестия и подвижническая жизнь в Православии не рассматриваются как безусловно положительные явления сами по себе имеющие некую определённую спасительную ценность (Кол. 2:23). Это лишь средства к устроению подлинной святости души.
Западному богословию свойственен взгляд на спасение как на избавление от проклятия и наказания Божия. Отсюда и средством спасения является не изменение человека пред Богом, а изменение Бога по отношению ко греху человека. Здесь мы видим основное догматическое расхождение западного богословия с православным пониманием спасения. Если причина разрыва между Богом и человеком есть вина, то и средством может служить оправдание. Православие же видит причину в греховной поражённости человеческой природы и порабощённости человека греху. А значит и единственным средством устранения сего должно быть исцеление природы и реальное освобождение от греховной спайки чувств, разума и тела. Бог неизменен в Самом Себе и по отношению к миру и не требует удовлетворения или компенсаций ибо Он самодостаточен и всеблажен.
В протестантизме оправдание – это перемена Божественного ума или, что то же, перемена Божественного взгляда на грех. Сущность греха мыслится в оскорблённом величии Бога, когда же Он получает удовлетворение то грех, осуждавшийся Им прежде как смертоносный, лишается своей губительной силы. Всё логично и юридически оправдано, но из поля зрения выпадает сама суть обновления человека – избавление от самого греха как болезни, гнездящейся в человеке. По меткому замечанию архиепископа Сергия Страгородского, – “Освободить истинного последователя Христова от всех последствий греха, но не освободить от самого греха, значит не только не спасти его, но и подвергнуть самой горькой и страшной участи, какую только он может себе вообразить: вечно жить и вечно грешить, – это для него хуже геенны… Отсюда очевидно, что и в понятии спасения православный на первое место поставит освобождение от греха в самом себе, избавление же от мук и страданий примёт в качестве простого следствия, которое в сущности ничего не прибавляет к получаемому благу”. [591] Кому даруется вечность в православном понимании спасения? – исцелённому! В протестантизме она даруется оправданному.
Таким образом, в западной теологии оправдания грех верующего человека приобретает характер условности. Если же грех понимать иначе, т.е. как “смерть” и “тьму” (1Ин. 3,14-15; 2,10-11), то невозможно говорить о его административном прощении как цели христианства или праве на Царство. Цель необходимо должна состоять в удалении от власти греха. Это – смысл духовного подвига, а значит и критерий спасения, ибо страдания человека в вечности исходят от губительных свойств греха, а не жестокости Божественного правосудия.
Откровение Священного Писания также не сводится ко внешним схемам оправдания греха, а указывает на необходимость искоренения его самого посредством соединения с Богом. Придите ко Мне все труждающиеся и обременённые, и Я успокою вас (Мф. 11:28), – обращается Спаситель к обременённым грехом. Успокою не от ответственности за грех, а от него самого. Возьмите иго Моё на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдёте покой душам вашим (29 ст). и когда души откликнутся на сей зов Господень, тогда Он спасёт людей Своих от грехов их (Мф. 1:21).
Общее спасение (человеческого рода) было совершено около двух тысячелетий назад. Господь наш Иисус Христос Своей жизнью, смертью и воскресением в Себе Самом исправил покорёженное грехом человеческое естество, избавил его от греха и его следствия – смерти, соделал способным к вечной жизни. Таким образом, была восстановлена природа человека как таковая. В этом смысле мы спасены. Нас, мёртвых по преступлениям, оживотворил со Христом, – благодатию вы спасены – и воскресил с Ним, и посадил на небесах во Христе Иисусе (Еф. 2:5-6) – говорит апостол Павел. Здесь речь идет именно о спасении самой падшей природы человеческой. Разве кто-то из нас сидит сейчас на небесах? Нет, там во Христе прославлено наше человеческое естество.
Как грех Адама внёс тление и смерть в саму природу человека, так Христос (Новый Адам) исправил всё это в Себе Самом, победил смерть воскресением. Как через естественное рождение всякий рождённый наследует повреждённую природу Адама, так через крещение (второе рождение) мы получаем семя вечной жизни, прививаемся к единому святому Корню – Христу, становясь частичкой Его восстановленного естества. Задача духовной жизни – усвоиться Христу, непрестанно очищаясь и оживляясь Его благодатью. При таком единении если начаток свят, то и целое, и если корень свят, то и ветви (Рим. 11:16). Крестившись во Христа Иисуса, мы становимся частью Тела Его, ветвями лозы – Христа. Но с этого момента Православный христианин вовсе не начинает считать себя спасённым. Я есмь истинная лоза, – говорит Спаситель, – а Отец Мой – виноградарь.Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает, а всякую приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода (Ин. 15:1-2). У каждого христианина, находящегося в лоне церкви, остаётся возможность быть духовно очищенным или отсечённым. Об этом говорит апостол: ты держишься верою: не гордись, но бойся. Ибо если Бог не пощадил природных ветвей, то смотри, пощадит ли и тебя (Рим. 11:20-21).
Протестанты в вопросе о личном спасении и спасении человечества во Христе, делают очевидное смещение понятий: “С грехом моим покончено в тот самый момент, когда Христос произнес последний вздох… моё спасение и спасение всех верующих в Него совершилось там, на лобном месте, за городской чертой Иерусалима, совершилось девятнадцать веков тому назад!”. [592] С этим можно согласиться только если под “грехом” разуметь падшую природу человека во Иисусе Христе. Но что касается личных грехов, то и у человека уверовавшего и даже крестившегося, с грехом не всё покончено. Он лишь в начале пути, на котором ему предстоит с большим трудом и непрестанной молитвой изменять себя, стараться не потерять того, над чем трудились благовестники (2Ин. 8). К сожалению, наша личная греховность может сделать бесполезной для нас Голгофскую Жертву Иисуса Христа. Посему нам с предельной необходимостью надлежит делать себя все более и более способным жить во Христе, носить Бога в сердце своем, как любил повторять Игнатий Богоносец. Это и есть путь спасения личного.
Господь Иисус Христос сделал всё, чтобы спасти человека. Тем не менее, из Его же уст мы слышим, что спасутся далеко не все из уверовавших в Него. Следовательно, причина гибели и спасения необходимо искать не в святости и надёжности Иисуса Христа, а в святости самих христиан. Посему, Православная Церковь не может принять протестантский взгляд на личное спасение как на разовый акт.
Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф. 5:8). Сердце невозможно очистить раз и навсегда. Любой грех (“к смерти” или “не к смерти”) заслоняет собою Бога, изгоняет Его из нашей души. Поэтому православные христиане живут в постоянном труде над собой, ибо и апостолы сокрушались: Все мы много согрешаем (Иак. 3:2). Если говорим, что мы не имеем греха, обманываем самих себя (1Ин. 1:8).
Евангельские христиане баптисты тоже не скрывают своей греховности и также готовы признать за собой тысячи согрешений, но, как упоминалось выше, их влияние на спасение, а, следовательно, и значение в духовной жизни, баптистским богословием, по сути, игнорируется.
На это, пожалуй, любой баптист возразит, что в баптистских церквах вовсе не пренебрегают покаянной дисциплиной. И что у них тоже есть масса призывов к усердию, подвигу и т.д. Да, это есть. Но вся пагуба протестантской сотериологии в том, что в Царство Небесное они намереваются уверенно войти не по свойству духов праведников, достигших совершенства (Евр. 12:23), а на правах лиц юридически оправданных. Посему учение о необходимости самоотверженной борьбы с грехом в протестантизме остаётся сотериологически неоправданным.
Для протестантского сознания любой грех есть оскорбление Бога. Это, конечно, печально для согрешившего, это весьма его удручает, вселяет чувство вины и т.п. И человек кается, скорбит и плачет, но он оплакивает не гибельность своего состояния, а свой проступок пред Богом. Тем самым протестант износит предмет покаяние вне себя, выводя его из сотериологической плоскости, то есть лишая его существенной важности.
“Мы не должны удивляться или сомневаться, что мы спасены, когда наша христианская жизнь кажется наполненной препятствиями, неудачами и грехами”,[593] – успокаивает голос совести христиан-баптистов Сэмюель Уолдрон. О том же пишет и Ч.Райри: “Тот, кто не приносит плода и не стремится к совершенству, может потерять многое, но не вечную жизнь”. [594] «Какими бы тяжкими грешниками мы не оказались, если мы принимаем Иисуса Христа как жертву умилостивления за наши грехи, мы можем сказать: «Он наши грехи Сам вознес телом Своим на древо», [595] “Такая уверенность основана не на предположении или убеждении, допускающем малейшую возможность сомнения. Это – непреложная уверенность от веры”, [596] – поясняет баптистское исповедание 1869 года. Итак, следуя догматике ЕХБ, христиане-баптисты должны непременно убедить себя, что их жизнь им просто “кажется наполненной… грехами” и не допускать даже “малейшую возможность сомнения” в том, что даже “тот, кто… не стремиться к совершенству” потерять вечную жизнь не может.
В результате, греховность протестантов настолько отделена от спасения, что само спасение достигается ни чем иным как исповеданием правого вероучения. Соответственно и причина потери Царства Небесного сугубо конфессиональная – отпадение от общины. Об этом пишет Ф.Л. Форлайнс: “Единственная причина утраты спасения – это отступничество, или неверие”. [597] Таким образом, незаметно для себя, баптистская сотериология вернулась к тому же образу уверенности в спасении, которого ошибочно придерживались фарисеи I века.
“Мысль о том, что истинный верующий, у которого есть залог Духа, может полностью и окончательно лишиться благодати, означает буквально то, что Бог может не выполнить Своих торжественных обязательств”,[598]– пишет Сэмюель Уолдрон. Но Бог не давал обязательств спасать “возложивших руку свою за плуг и озирающихся назад” (Лк. 9:62), “угашающих (в себе) Духа” (1Фес. 5:19), “согрешающих против братьев и таким образом – против Христа” (1Кор. 8:12) или “причащающихся недостойно” (11,29-30). Библия строже смотрит на эти вещи: Праведник, если отступит от правды своей и будет поступать неправедно… будет ли он жив? Все добрые дела его, какие он делал не припомнятся (Иез. 18:24).
“Верующие раз и навсегда спасены благодатью через веру” [599] — гласит Символ веры ЕХБ. В отличие от этого убеждения Новый Завет, как видим, отрицает мысль о том, что первоначальная вера, чистота и ревность христианина может вмениться ему впоследствии. Ты много переносил и имеешь терпение, и для имени Моего трудился и не изнемогал. – Говорит Господь, – Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою. Итак, вспомни, откуда ты ниспал, и покайся, и твори прежние дела; а если не так, скоро приду к тебе, и сдвину светильник твой с места его, если не покаешься (Откр. 2,3-5; 3,3). Исходя из этого немаловажного библейского принципа, никто из христиан не в праве уповать на то, что он свят и спасён святостью Христовой. Свят Господь и именно поэтому требует святости и от нас (Мф. 5:48). Мы верим, что непременно получим спасение, если только начатую жизнь твёрдо сохраним до конца (Евр. 3:6).
Поэтому апостолы личное спасение чаще всего относят к будущему: Мы веруем, что благодатью Господа Иисуса Христа спасёмся (Деян. 15:11). Мы ныне, будучи оправданы Кровью Его, спасёмся. Им от гнева… примирившись, спасёмся жизнью Его (Рим. 5:9-10). И указывают способ достижения личного спасения: Братия, более и более старайтесь делать твёрдым ваше звание и избрание: так поступая, никогда не преткнетесь, ибо так откроется вам свободный вход в вечное Царство Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа (2Пет. 1:10-11). Послание это адресовано отнюдь не к стоящим на пороге веры, а к принявшим с нами равно драгоценную веру по правде Бога нашего и Спасителя Иисуса Христа (1,1). Со страхом и трепетом совершайте своё спасение (Флп. 2:12) – заповедует апостол Павел христианам. Почти то же повторяет и Пётр: если вы называете Отцем Того, Который нелицеприятно судит каждого по делам, то со страхом проводите время странствования вашего (1Пет. 1:17). Вы спасаетесь если преподанное удерживаете так, как я благовествовал вам, если только не тщетно уверовали (1Кор. 15:2). Мы сделались причастниками Христу, если только начатую жизнь твердо сохраним до конца (Евр. 3,14; Рим. 8,23-24). Апостол велит облечься в шлем надежды спасения (1Фес. 5:8) и пребывать в надежде вечной жизни, которую обещал неизменный в слове Бог (Тит. 1:2). Итак, Новый Завет пропитан: надеждой, упованием, страхом (Божиим) и ожиданием спасения с обязательным “ если… ”, т.е. с определённой долей необходимой условности опирающейся на чистоту и непрестанность ответного действия человека.
Не таково богословие баптистов. Оставляя без внимания “человеческий фактор” в деле спасения, последние черпают уверенность в личном спасении, в верности Бога Своим обещаниям. “Спасение основано на верности Божией Своим обещаниям милости. Отсутствие уверенности в спасении означает сомнение в надёжности и правдивости Божией”. [600] “Верность и неизменность Бога – вот гарантия нашего спасения в вечности” [601] – утверждают баптисты. Но взгляд на спасение человека, был бы односторонним без рассмотрения самого человека.
Бог неизменен, это верно, но изменчиво сердце человеческое. Мы можем твёрдо говорить о вечном блаженстве Бога, ибо Он неизменяем (Иак. 1:17), но вероятность бл