Среди причин восстания, конечно же, было резкое ухудшение условий жизни («годы де ныне стали голодные, а подати с нас великие», «какой де это царь, мироед, выел свое царство все... и он де выест мирской корень»). Кроме того, немалую роль сыграло отчаяние тех, кто ушел на Дон в поисках воли. Дело в том, что после овладения Россией Азовом и строительства городов по нижнему Дону и Приазовью органы сыска беглых стали активно прочесывать весь бассейн Дона, как раз те места, где с конца XVII в. в вольных казачьих городках была принята в казачество масса новопришлых. Еще в 1684 г., готовя почву для войны с Османской империей и Крымом и беседуя о том с гетманом Иваном Самойловичем, умнейший дипломат, думный дьяк Емельян Украинцев по сути предсказал будущие волнения на Дону: «Теперь многие люди ищут и желают службы, без войны жить не привыкли, а прокормиться им нечем. Донские казаки беспрестанно бьют челом великим государям, что у них река улюднела. Безпрестанно казаки думают о войне, без которой прокормиться им нечем. Если не послать их на войну, то надобно давать большое жалование. Если теперь службы (то есть войны — Л.М.) не будет, то опасно от такого многолюдства, что ратные люди и донские казаки не начали какого-нибудь нового дела. Да и в малороссийских городах большое многолюдство, охочие и городовые полки желают службы. Чтоб они не встали и над тобою какого зла не сделали – подумайте об этом!». Так проникновенно говорил думный дьяк войсковому гетману, прекрасно понимая экономические причины острых социальных противоречий в обществе и беды вспышек классовой борьбы. Война с Турцией и Крымом и взятие Азова отодвинули опасность взрыва. Но в начале XVIII в. «река улюднела» пуще прежнего. Массы вольнопоселенцев, вчерашних крестьян ощущали резкое ухудшение своего положения, ибо рыбные и иные угодья ограничены в своих возможностях. Им противостояла прослойка зажиточных казаков- старожильцев, сосредоточенных, в основном, в нижнем течении Дона, в районе казачьей столицы Черкасска. Кроме того, в громаднейшем регионе возле Дона, включая воронежские и тамбовские уезды и Нижнее Поволжье народ был доведен до критического состояния бесконечными мобилизациями на строительство воронежского, а потом азовского флота, стремительно растущим числом налогов, изобретаемых петровскими «прибыльщиками», и, конечно, жестким гнетом помещиков. Кроме того, основная масса 8 казачества со взятием Азова вошла в периодический контакт с царской администрацией, с часто наезжающими полковыми подразделениями и т.п. Жизнь казаков резко изменилась, а тут еще угроза потери бород и старорусских кафтанов. Отсюда зрело острое желание вернуть старину, вернуть старое правило — «с Дона выдачи нет». Когда с большой группой казаков в поисках беглых отряд гвардейского майора князя Ю.В.Долгорукого стал лагерем у Шульгина-городка, на него напал огнем и мечем прошедший по Дону бывший бахмутский «солеварный атаман» Кондратий Афанасьевич Булавин, родом из Трехизбянской станицы на Северном Донце. Отряд Долгорукого был уничтожен. Это было 9 октября 1707 года. Так начался первый этап восстания. Однако довольно быстро войсковой атаман Лукьян Максимов с большим казачьим подразделением, отрядом из Азова и при поддержке калмыков разбил войско Булавина около городка Закотного. Мятежный атаман бежал в Запорожскую Сечь. Вскоре центром булавинских формирований становится Пристанский городок на р. Ворона. Отсюда во все концы Подонья, в Козловский и Тамбовский уезды полетели булавинские «прелестные письма» с призывом к восстанию и казаков, и крестьян. В этих документах ярче всего были отражены интересы самого казачества, сохранение их вольностей и автономии Дона. Вскоре волнения охватили Тамбовский, Воронежский, Борисоглебский, Верхнеломовский, Нижнеломовский уезды. К апрелю 1708 г. восстание охватило Слободскую Украину. Киевский воевода Д.М.Голицын писал, что»"многие украинцы с донскими казаками объявили свойство и дружбу». Восставшие 9 апреля разбили казачье войско атамана Лукьяна Максимова и 7 тыс. повстанцев двинулись на Черкасск, подойдя к нему 28 апреля. В самом Черкасске вспыхнул мятеж и Булавин вошел в город, казнив Л.Максимова и пять старшин. Раздав народу казну и понизив цены на хлеб, Булавин созвал казачий круг, где был избран войсковым атаманом. Однако в Черкасске оказалось много лишь временно примкнувших к Булавину. Они лишь выжидали удобного для измены момента. Тем временем восставшие разбились на ряд отрядов и начали походы на Изюм, где к ним присоединилось 1,5 тыс. запорожцев, к Саратову, где ими был взят Дмитриевск, и на Азов, куда направились основные силы во главе с Булавиным. Под Азовом восставшие потерпели неудачу и понесли большие потери. Отряды запорожцев и повстанцев дважды были разгромлены бригадой Шидловского. Еще до выхода из Черкасска сил Булавина на Азов в городе созрел заговор тридцати знатных казаков. После возвращения Кондратия Булавина они напали на его курень и убили атамана 7 июля 1708 г. 9 Однако восстание продолжалось. Атаман И.Некрасов с казаками и атаман И.Павлов с голытьбой захватывали на Волге суда и двигались вверх по Волге к Среднему Поволжью, где действовали восставшие башкиры. И.Павлов осаждал Саратов, а И.Некрасов — Царицын, который был взят около 7 июня. Здесь вскоре узнали о гибели Булавина. И.Некрасов потом ушел в городок Голубые, а И.Павлов остался в Царицыне, где его разгромили войска полковника Левингстона, прибывшие из Астрахани. Вскоре Волга была очищена от повстанцев. Под Бахмутом были разбиты запорожцы. А брат убитого Ю.Долгорукова, тоже гвардейский майор В.Долгорукий, назначенный в качестве основного усмирителя восставших после действий в Воронежском краю, в июле 1708 г. начал наступление на Черкасск. Однако новый войсковой атаман Зарыщиков со всей старшиной принес повинную. 28 июля основная масса казаков целовала крест, а 200 булавинцев были казнены. Остатки повстанцев действовали еще на Средней и Нижней Волге вплоть до марта 1709 г. Казаки А. Некрасова ушли в Турцию (их далекие потомки вернулись на родину лишь во второй половине XX в.). Восстание К.Булавина было разгромлено на фоне продолжающихся то там, то здесь крестьянских выступлений и волнений. Они были в Смоленском, Дорогобужском, Вяземском, Переяславль-Залесском, Тверском, Старицком, Новоторжском, Серпуховском, Тарусском, Каширском, Лухском, Кинешемском, Нижегородском, Костромском, Унженском, Галичском, Устюжском, Ярославском и других уездах. Крестьянскими волнениями в 1709—1710 гг. было охвачено около 60 уездов. Новые вспышки волнений были в 1719, 1720—1725 гг. Излишне напоминать, что работные люди заводов и промышленных заведений, живя далеко не сладко, тоже поднимались на борьбу. Волновались и бунтовали в конце XVII в. и в 20-х годах XVIII в. приписные крестьяне Олонецких заводов. Летом 1703 г. были волнения в Кунгурском уезде, где восставшие нападали на Кунгур, пытаясь захватить воеводу. С заводов, как уже говорилось, постоянно бежали и работные и солдаты. В 1708 г. бунтовали крестьяне заводов Меллера. Острейшую борьбу вели работные люди Московского Суконного и Хамовного дворов в 20-х годах XVIII в., правда, участники этого движения постоянно апеллировали к высшим начальным инстанциям, жалуясь на свое невыносимое положение и «тюремный режим».
|
|
|
|
|
|
Оппозиция в верхах.
Трагедия царя и трагедия наследника После массовых жесточайших казней московских стрельцов в самой столице сопротивление политике Петра I было надолго сломлено, если не считать дела «книгописца» Г.Талицкого, раскрытого летом 1700 года. Беспрерывно мотающийся по стране в делах и подвигах царь-труженик с нарастающей тревогой обнаруживал духовный разлад в собственной семье. Неладное происходило с сыном от первого брака с Евдокией Лопухиной Алексеем. Отец-царь, не понимая шока, испытанного маленьким царевичем от насильственной разлуки с матерью, упрятанной в монастырь, все время требовал от сына «служения отечеству». Десять лет отец боролся за сына, проявляя порой грубую настойчивость. Все было напрасно, Алексей лишь норовил уклониться от всякого дела. Он и сам признавался, что «со младенчества... ничему иному не обучился, кроме избных забав». Обучение, признавался царевич, «мне было зело противно». Арифметику он одолел лишь к 18-ти годам, хотя свободно владел немецким и отчасти французским языками. Три года стажировки за рубежом знаний ему прибавили немного. Уже взрослому молодому человеку царь-отец пытался поручать ответственные дела (заготовка провианта в Смоленске, укрепление обороны Москвы и т.д.), но выполнял он их плохо и ничем не интересовался всерьез. Еще юношей он окружил себя «компанией» по образцу петровской «компании», стал пить, причем помногу. В окружении людей недалеких и глубоко враждебных делам царя-отца Алексей все более «радел» о старине. Отчужденность отца и сына нарастала год от года. Насильственная женитьба на брауншвейг-вольфенбюттельской принцессе Софье- Шарлотте, высокой, худой девице с оспинами на лице, ничего не изменило («жену мне на шею чертовку навязали»). К тому же принцесса умерла от родов через каких-то четыре года (1715 г.). Сразу же после похорон царь-отец поставил в письме к сыну вопрос весьма круто: либо кардинально изменить поведение, либо постричься в монахи. Окружавшие Алексея в Петербурге «компанейцы» (учитель Никифор Вяземский, Иван Афанасьев, бывший царский денщик и бывший главный интендант Адмиралтейства И.В.Кикин и др.) посоветовали податься в монахи, а там видно будет: «клобук не гвоздем к голове прибит». Петр тяжело переживал безволие сына, тянул со своим решением и вновь пытался вразумить сына. Будучи в Копенгагене, он пригласил Алексея к себе, надеясь убедить сына переломить себя. Но окружение Алексея и прежде всего А.В.Кикин уговорили царевича использовать письменное приглашение в Копенгаген для бегства за рубеж (в Рим или Вену). Немалым стимулом к этому было желание Алексея сохранить любовную связь с крепостной Никифора Вяземского — Ефросиньей Федоровой. Кикин подготовил 11 побег и 10 ноября 1716 г. в дом вице-канцлера венского двора Шенборна вошел русский царевич и заявил, что «император должен спасти» его, и что он хочет царствовать. Тем временем в Копенгагене Петр так и не дождался исчезнувшего сына. Начался долгий розыск, и только в марте 1717 г. порученцы Петра установили, что Алексей находится в Эренберге. Однако на запрос Петра Карлу VI положительного ответа не получили. Предстояла сложная дипломатическая борьба с венским двором, который намеревался в защите Алексея объединиться с Англией. Австрийцы между тем перевели царевича в Неаполь, где содержали под видом важного государственного преступника. Они даже инспирировали письменные обращения Алексея к российскому Сенату и архиереям. Это была уже серьезная, враждебная России акция. Убедившись в лояльном отношении к себе со стороны Франции и отчасти Англии, Петр посылает в Вену П.А.Толстого и гвардейца А.И.Румянцева с жестким приказом вернуть Алексея в Россию. С ними помчалось к сыну-отступнику и гневное послание царя-отца с обещанием прощения в случае возвращения («буде же сего не учинишь, то, яко отец, проклинаю тебя вечно, а яко государь твой, за изменника объявлю..»).В Вене отказали требованиям Петра выдать Алексея, но, однако, П.А.Толстому разрешили вступить в переговоры с беглым царевичем. В долгих многомесячных переговорах П.А.Толстой проявил недюжинную изворотливость и настойчивость. Он пошатнул уверенность Алексея в прочности австрийской опеки. Больше того, он, видимо, сумел также склонить на свою сторону девицу Ефросинью. В итоге 3 октября 1717 г. Алексей объявил о согласии вернуться в Россию, где уже велась подготовка суда над ним. 3 февраля 1718 г. царевич въехал в первопрестольную Москву. Следствие над царевичем и розыск по делу о его матери Евдокии были масштабными мероприятиями. В Москву собрались и двор, и сенаторы, и высшее духовенство, и генералитет. В состав суда было назначено 127 чел. На первой встрече царя с беглым сыном царевич умолял о прощении и о даровании ему жизни. Царь же потребовал отречения, на что царевич тут же согласился и подписал присягу новому наследнику (Петру Петровичу). Получив от сына сведения о сообщниках, Петр возглавил следствие. Сразу же было взято под стражу 50 человек. Среди них были А.В.Кикин, И.Афанасьев, сенатор Михаил Самарин, шурин царя по первой жене Авраамий Лопухин, сибирский царевич Василий, брат адмирала Апраксина Петр Апраксин, князь Василий Долгорукий и много других известных стране лиц. Допросы и пытки выявили, что Алексей. открыл отцу едва ли 12 половину своих замыслов. Тут же в Москве произведены были первые казни. А.В.Кикина колесовали, причем руки и ноги отрубали в замедленном темпе, голову водрузили на кол. 18 марта весь двор отправился в Петербург. Там были продолжены следствие и суд. Причем теперь уже все дело было передано, как пожелал сам Петр, в руки «вернолюбивых господ министров, Сената и стана воинского и гражданского». Поступая так, Петр был предельно честным и проявлял величайшее мужество: «Я с клятвою суда Божия письменно обещал оному своему сыну прощение..., ежели истину скажет, хотя он сие и нарушил...». Обращаясь к духовенству, Петр сказал: «Смотрите, как зачерствело его сердце... Соберитесь после моего ухода, вопросите свою совесть, право и справедливость, и представьте... ваше мнение о наказании... Я прошу вас не обращать внимания ни на личность, ни на общественное положение виновного... и произнести ваш приговор над ним по совести и законам. Но вместе с тем я прошу также, чтоб приговор ваш был умерен и милосерд...». 14 июня царевича перевели в Петропавловскую крепость. Начались средневековые жестокие пытки. На первом допросе был отец, а также А.Меншиков, Я.Ф.Долгорукий, Ф.М.Апраксин, П.А.Толстой, П.П.Шафиров и др. Царевичу дали 25 ударов. Экзекуция длилась один час. Спустя 10 дней был объявлен приговор, скрепленный 127-ю подписями: царевич достоин смерти и как сын и как подданный. Церковные же иерархи от категоричности уклонились. Однако приговор не был приведен в исполнение. Несчастный царевич, не выдержав пыток и стресса, умер 26 июня пополудни в 7-м часу. Так завершилась великая трагедия царя-преобразователя, положившего на алтарь Отечества всего себя, без малейшего остатка, не остановившегося даже перед нетленными отношениями отцовства. Суздальский розыск подтвердил догадки царя о связях петербургских сторонников царевича с окружением его матери, хотя причастность самой Евдокии доказана не была. Главный грех бывшей царицы — блуд с неким капитаном Степаном Глебовым, был доказан неопровержимо, ибо в нем сознались оба. Глебова посадили на кол. Бывшую царицу на этот раз по-настоящему сделали монахиней, сослав в Ново-Ладожский монастырь под строгий надзор петербургского губернатора А.Д.Меншикова. Оттуда она была освобождена лишь при царствующем внуке Петре II в 1727 г.
Литература
Боханов А.Н., Горинов М.М. История России с древнейших времен до конца XX века
Е.В. Анисимов Время Петровских реформ. Л., 1989.