Издательская группа «Весь»

Защиту интеллектуальной собственности и прав ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ГРУППЫ«ВЕСЬ» осуществляет агентство патентных поверенных «АРС-ПАТЕНТ»

Zivorad Mihajlovic-Slavinski The Dawn of Aivaz

Перевод с английского О. В. Матвеева

Оформление обложки И. А. Лаптевой

Славинский Ж.

С47 Заря Айваза. Путь к осознанности. — СПб.: ИГ

«Весь», 2011. — 560 с. — (Проработка).

ISBN 978-5-9573-1994-8

Эту историю не так-то просто прочесть, и уж куда сложнее поверить в нее. Путь к самореализации долог, можно идти по нему годами. Вы поверите мне только в самом конце.

Некоторые мистики говорили, что невыносимо сложно подняться до божественного уровня совершенства. Но теперь я знаю, что не менее трудным является погружение в глубину самого себя. Это две стороны одной медали — ни одна из них не может существовать без другой. Именно об этом я и хочу пого- ворить с вами, несмотря на сдерживающее меня беспокойство. Я должен открыть вам тайну, которую наконец-то понял после стольких лет поисков: тот, кто ищет что-то ценное во- вне себя, в столь соблазнительном внешнем мире, пребыва- ет в глубоком сне невежества. А тот, чьи поиски направлены

внутрь себя, будет пробужден.

Живорад Славинский

В новой художественной книге известный сербский пси- холог и мистик Живорад Славинский рассказывает читате- лям о великом пути, который может открыть для себя чело- век, желающий постигнуть великую тайну бытия — пути са- мопознания. Автор убежден: в нашей жизни существует толь- ко одно великое путешествие: в себя, через себя и внутрь себя.

Для широкого круга читателей.

УДК 141 + 11

ББК 87 + 88

Тематика: Эзотерика / Эзотерические учения

ISBN 978-5-9573-1994-8

Посвящается членам моей семьи за их моральную поддержку

в период написания данной книги, а также Елене Попович за помощь в ее издании

СОДЕРЖАНИЕ

Часть I........................................................................................................................... 7

Часть II....................................................................................................................... 37

Часть III.................................................................................................................... 179

Часть IV................................................................................................................... 247

Часть I

Эту историю мне никогда не рассказывала моя бабушка. Я изо всех сил старался отложить историю в долгий ящик, но что-то внезапно щелкнуло внутри, и вот я уже повествую о ней. Пишу на одном дыхании, жадно глотая воздух, чтобы переве- сти дух. Моя рука поторапливает меня дойти до неминуемого окончания рассказа.

Я ошибочно полагал, что человек чувствует облегчение, когда пишет о том, что у него на душе, по этой причине люди и ведут дневники. Сейчас мне еще сложнее, чем тогда, когда я впервые ступил на жизненный путь, поскольку тревожусь не за себя, а за вас, мой читатель, так как эта история может вполне свести с ума. Я боюсь за вашу судьбу. Я мог бы рассказать вам одну из тех прекрасных историй, о которых мне рассказыва- ла моя бабушка, но едва могу сдерживать внутренний порыв, чтобы не рассказать вам о своей. Эту историю не так-то про- сто прочесть, и уж куда сложнее поверить в нее. Путь к само- реализации долог, можно идти по нему годами. Вы поверите мне только в самом конце.

Вас, наверное, учили тому, что человек должен найти себя в работе, искусстве, науке или любви. Такое заблуждение может принять только одурманенное невежеством сознание. Толь- ко немногие члены из «племени» просвещенных знают о том, что существует только одно путешествие: в себя, через себя и внутрь себя. Погружаясь в глубины внутри себя, вы в то же вре- мя достигаете и вершин — вам становятся ближе самые дале- кие миры. Когда вы принимаете и начинаете любить себя, вы

Часть I 9

излучаете любовь ко всему существующему вокруг вас. Есть только одни ворота, за которыми находится правда, Бог или бесконечность, называйте это как хотите. Благодаря сфокуси- рованному вниманию на «здесь и сейчас» перед вами открыва- ется все человеческое, космическое и вечное. По этой причине, несмотря на то, что я стараюсь не читать какие-либо наставле- ния, я все же должен открыть вам тайну, которую наконец-то понял после стольких лет поисков: тот, кто ищет что-то цен- ное вовне себя, в столь соблазнительном внешнем мире, пре- бывает в глубоком сне невежества. А тот, чьи поиски направ- лены внутрь себя, будет пробужден.

Некоторые мистики говорили, что невыносимо сложно подняться до божественного уровня совершенства. Но теперь я знаю, что не менее трудным является погружение в глубину самого себя. Это две стороны одной медали — ни одна из них не может существовать без другой. Именно об этом я и хочу поговорить с вами, несмотря на сдерживающее меня беспо- койство. Сейчас я все ясно вижу. У меня очень пронзительный взгляд — я вижу сквозь людей, пространство и время. Я вижу самые далекие уголки этой и предыдущих вселенных. Огляды- ваясь назад, я понимаю, что отправной точкой моего путеше- ствия является не тот примечательный летний день в забро- шенном сарае, принадлежавшем моей бабушке, хотя хроно- логические события этой истории начинаются именно оттуда. Честно говоря, в этой жизни этот момент все-таки был чрез- вычайно важен.

Пока я описывал эту историю, произошла необычная транс- формация. В ней все надуманно, хотя сама история подлинна. Вы наверняка слышали многие истории от рассказчиков, кля- нущихся в их истинности. Нет причин для того, чтобы сомне- ваться в них, по большому счету, они достойны уважения. Но моя история — сплошная ложь. Я сомневаюсь в том, что вы поверите мне, и в то же время не могу ничего сделать для того, чтобы рассеять ваш скептицизм. Другие также могут поддержи- вать ваше недоверие. Они могут поклясться, что вся моя исто- рия — сплошная правда, даже могут представить доказатель- ства истинности некоторых из ее частей, которые я на самом деле выдумал, полагая, что затеял некую игру с обольщенны- ми людьми, которые прочтут ее до конца.

Тем не менее, я не буду скрывать беспокоящие меня вещи. Записывая за тем, что наплело мне воображение, я осознаю, что у лжи есть свои собственные основные законы. Я полагал, что смогу состряпать историю так, как я того хотел. Но сейчас меня одолевает одна эмоция, которая чем-то похожа на про- студу, проникающую до мозга костей, и я понимаю, что могу писать только одним-единственным образом. Я вынужден рас- сказывать о воображаемых событиях предопределенным обра- зом, лишенным какой-либо свободы. С самого начала вообра- жаемые мною вещи уже были предопределены. Меня разбирает неловкий смех, поскольку я ясно вижу, что мои слова вселяют в вас смятение, и вы не найдете покоя до тех пор, пока не на- пишете однажды свою книгу лжи.

Дрожащими руками я складывал свои вещи в сумку. Мать попросила меня укладывать их осторожно, чтобы не помять, однако я проигнорировал ее слова. Я понимал, что в такой си- туации она не могла помыкать мной свойственным ей обра- зом. Когда тебе говорят, что у тебя скончался брат, ты не осо- бо беспокоишься о том, сомнутся ли в итоге рубашки твоего сына в чемодане или нет. Пока моя мать бесцельно бродила по кухне с тусклым взглядом, направленным куда-то вдаль, она не замечала ни меня, ни моего брата, она вела себя так, будто не слышала отцовских слов утешения. Ее губы были скривлены, подбородок дрожал, а в глазах пробивались слезы.

Через два дня я заканчивал четвертый класс, и моя мать должна была отвезти нас с братом в поместье бабушки, распо- лагавшееся в Виолин До.

Наш скорый отъезд болезненно отражался на матери. Ее родственница прислала нам телеграмму: «Наш дорогой Лазар скончался. Похороны в среду».

Отец начал рассказывать одну из своих длинных историй о жизни и смерти, но его, честно говоря, никто не слушал. Мой брат обеспокоенно смотрел на тихо рыдавшую мать, в то вре- мя как я разглядывал фотографии и был переполнен надежда- ми, о которых моя семья не могла и мечтать.

У меня по рукам бегали мурашки. Мне стыдно признаться, но я не очень горевал по поводу смерти дяди. Мои чувства едва ли можно было назвать неприятными. Перед глазами воцарил- ся образ старого сарая в поместье моей бабушки в Виолин До.

Он был набит старинными вещами, кучами книг и проржа- вевшими инструментами, из-за которых дядя Лазар, ныне по- койный и безобидный, не давал мне войти внутрь. Этот сарай был настоящим раем для увлекающихся всякими нужностями, и когда я складывал свои рубашки в сумку, по моему телу про- бежала дрожь, вызванная мыслью о том, что смерть дяди была своего рода неожиданным подарком с небес.

Мы прибыли на поезде в Виолин До в начале второй поло- вины дня. Отец не смог поехать с нами на похороны, поскольку накануне вечером ему снова прострелило спину. Мы знали не понаслышке о его внезапных приступах боли. Когда он узна- вал о чьей-либо смерти среди своих знакомых, ему всегда на- чинало простреливать спину, и он, окостеневший как доска, с выражением мученика на лице укладывался спиной на кровать. В такие моменты он раздраженно кричал на мою мать, кото- рая заботилась о нем, а нас с братом — порицал в безрассудно- сти и неблагодарности. Его младший брат, Малден, безо всяких усилий ясно предвидел положение отца во время похорон бра- тьев, сестер и друзей. Он с сарказмом кивал головой и говорил:

«Наш дорогой Петард будет болен. Волноваться он не хочет». Виолин До — тихий городишко в Поморавье, где каждый знает друг друга. На его главной улице расположена гостини- ца «Централь», рядом с которой находятся школа агрономии и пожарная часть. Зимой в городе — слякоть и грязь, летом пыльно. На знойных улицах появлялись лишь единицы. Мать шла так медленно и горделиво, будто уже оказалась на траурной процессии. Время от времени на меня поглядывал брат, пыта- ясь выяснить мою настоящую опечаленность. Мы оба ускори- ли шаг, как только сквозь фруктовый сад начали пробиваться

очертания белого дома бабушки.

Поместье выделялось на окружающем фоне. Оно находи- лось поодаль от крайних домов на Виолин До. Этому дому было уже за сто пятьдесят лет, толстые стены, два этажа — достаточ- но необычная конструкция здания на время его постройки. Над первым этажом располагалось несколько маленьких комнат и застекленная веранда. Белые внешние стены вплоть до крыши были оплетены старой вьющейся виноградной лозой, которая к концу лета оседала под весом созревшего черного виногра- да. Перед домом, стоящим фасадом на восток, простирался за-

брошенный малиновый сад, в котором произрастал также по- саженный однажды барбарис. Густо разросшийся орешник не позволял солнечному свету освещать южную часть дома. Под кустами орешника, меж двух больших камней, покрытых тол- стым слоем мха, протекал небольшой ручеек и, огибая старый сад полукругом, стекал в большую яму, которую старшие род- ственники привычно называли рыбоводным прудом. Он являл собой никем не тревожимое царство рогоза, окруженное пла- кучими ивами, жасмином и старыми кустами. По соседству с прудом распускали свои ветви три могучих дуба.

Сколько себя помню, ветхость поместья моей бабушки только придавала ему большей красоты. Процесс обветшания начался после Первой мировой войны, когда погиб мой пра- дед Вук. Он получил удар в живот в ссоре с австрийским пол- ковником. Он вытерпел три мучительных дня и покинул свое тело. С этого момента в моей семье начался разлад. Бабушка с тоской рассказывала о том, как выглядело поместье в ее юные года. У мамы, тетушек и дядей были собственные истории на этот счет. Иногда в альбомах, обтянутых толстой гладкой ко- ричневой кожей, я находил выцветшие фотографии поместья в старые времена. Тогда пруд был чист, его окаймляла сплетен- ная из ивовых прутьев изгородь, стволы фруктовых деревьев обмазаны известковым раствором, под деревьями — несколько ульев. Нынешнее поместье мне нравится больше — заросшее густой травой по пояс, с разломившимися стволами яблонь и груш, на которых свили гнезда птицы, и этот, неизвестно от- куда порой исходящий, таинственный треск.

Из слышанных мною историй я знаю, что перед тем, как я появился на свет, летом к моей бабушке приходило много де- тей. Мои воспоминания унаследованы от дядей и теток, кото- рые иногда навещали бабушку. На втором этаже, куда вела де- ревянная отполированная лестница, жил мой дядя Лазар с же- ной. Лазар был младшим сыном бабушки и приходился моей матери братом, с которым у нее сложились хорошие отноше- ния. Из-за его жены бабушка никогда не появлялась в той ча- сти дома, где он проживал. Обе не разговаривали годами. Моя тетя была грациозной женщиной с темным цветом лица и свет- лыми сияющими глазами. Из-за разницы в возрасте она могла бы быть дяде Лазару дочкой. Она была настоящей красавицей,

высокой, надменной, такую не часто встретишь среди цыган. Но о том, что она была цыганкой, я узнал намного позднее.

Дядя Лазар приходил к бабушке рано утром на чашечку кофе с малиновым вареньем и стаканом холодной роднико- вой воды. Они устраивались на крыльце в широких ивовых креслах, солнечный свет едва пробивался сквозь густую вино- градную лозу. Он маленькими глотками пил кофе и попутно рассказывал бабушке истории, написанные в газете, которую ранним утром доставил молочник. Она медленно кивала своей седой головой, иногда высказывая свою точку зрения по пово- ду услышанной новости. Они никогда не говорили о его жене. Вера, старшая сестра мамы, сидела неподалеку, показывая всем своим видом незаинтересованность в беседе, и иногда погля- дывала на них острым, пронизывающим, как жало скорпиона, взглядом. Ничто не могло ускользнуть от нее, она относилась к тем типам женщин, с которыми лучше не играть в игры. Не- сколько раз мне удалось подслушать отрывки взрослых разго- воров по поводу темных историй, связанных с ней. Я чувство- вал себя неловко в ее присутствии, а когда она смотрела мне в глаза, то меня одолевал страх. Я помню тот едва ощутимый трепет в ее голосе, когда сезонные работники говорили о за- бое кур в ее присутствии... ее ноздри дрожали, глаза наполня- лись теплым светом, как будто сама рука дьявола наводила на них такой же глянец, как на стекле.

Теперь она стояла перед открытыми деревянными ворота- ми. Над ее головой, прикрепленный к столбу, развевался чер- ный флажок. Завидев ее, мама громко всхлипнула. В ответ Вера простонала:

— Увы, моя Милица, разве мы жили для того... чтобы по- хоронить нашего горячо любимого брата?!

Они обнялись, постояли какое-то время у ворот, покачива- ясь взад и вперед. Вера погладила нас с братом по голове, взяла из рук мамы чемодан и, придерживая ей руку, словно та нуж- далась в поддержке, помогла ей пройти в дом. Мама не пере- ставала плакать, когда обнимала родственников в столовой. Ба- бушка встала из кресла и со слезами на глазах протянула руки к матери. Она обняла ее за плечи и, прижавшись своей голо- вой к ее, сказала:

— Милица, моя Милица...

— Как он умер? — спросила тихим голосом мама.

— Во сне, Милица, во сне. Хорошая смерть.

Бабушка прижала нас с братом к себе, и в таком положе- нии мы, вчетвером, простояли какое-то время посередине сто- ловой, окруженные двоюродными братьями и сестрами, а так- же соседями, одетыми в черное.

— Прекрасная смерть, — согласилась мама, — прекрасная смерть, прекрасная, очевидно, он был хорошим человеком.

Люди всегда хорошо отзываются о покойных. Трудно ска- зать, была ли эта смерть так замечательна, но одно было ясно наверняка — дядя Лазар прожил славную жизнь. В молодости он занимался охотой и относился с почтением к молодым учи- телям с Виолин До. После женитьбы он также проводил вре- мя за охотой, прививанием фруктовых деревьев и разведени- ем пчел. Тем не менее, немногие лестно отзывались о нем из-за характера — его внезапные вспышки гнева приводили людей в оцепенение.

Я внимательно изучил столовую. Женщины пили кофе из фарфора, который извлекался из буфета лишь по особому слу- чаю. Через двойные двери было видно, как под грецким орехом, покуривая и попивая бренди, собралась большая группа сосе- дей. Двуствольное ружье дяди больше уже не висело на столь привычном для него месте на стене. Пока я вытирал с лица пот и слюну от поцелуев, оставленных двоюродными сестрами, мне стало интересно, куда же все-таки делось ружье. Я только мог догадываться о его местонахождении.

Во время похорон бабушка вела себя гордо, как убеленная сединами королева, и, несмотря на усталость, была невозмути- ма. Она принимала соболезнования почтенных женщин с Вио- лин До, словно на нее взвалили мрачное, но временное бремя. В то время пока мы слушали священников, черные рясы и пе- ние которых вселяли в меня тревогу, ее лицо было неподвиж- ным, словно высеченным из дерева. На ее лице не тронулась ни одна морщинка, когда охотники, друзья дяди отдали ему честь, выстрелив залпом из двух ружей; звук отдался эхом с горы, рас- полагавшейся позади школы агрономии. Крепко сжав мне руку, мой брат тихо заплакал. Но я не проронил ни слезинки. В горле образовался ком, и мне было трудно проглотить его, чтобы из- бавиться от этого неприятного сдавливающего ощущения. Это было намного хуже, чем осознать тот факт, что ты убил кого- то, неважно, сколь давно это было. Это была настоящая мука. В то время пока могильщики засыпали землей могилу, я с опущенной головой возвращался назад в дом, погруженный в мысли о моем дяде. Никто не замечал меня. Только громкий скорбный вопль его жены привлекал внимание людей. Дойдя до ворот в сад, я решил пробежаться. Я остановился у порога, чтобы перевести дыхание, а затем медленно зашел в дом с опу- щенной головой и сразу же принялся за поиски двуствольного ружья дяди, которое куда-то подевалось со стены в столовой. Оно много лет провисело здесь, а не наверху его части дома, на широком коричневом кожаном ремне, все блестящее от хоро- шего с ним обращения. Сам дом был просторным, обставлен-

ным старинной дубовой мебелью, которая источала запах вос- ка, тимьяна, розового масла и кожи. В столовой и на кухне де- вушки занимались приготовлением пищи для гостей, поэтому я продолжил свой неторопливый шаг, словно был погружен в мысли об умершем. Я вошел в гостиную и направил свой взгляд за стеклянный шкаф, в котором хранился фарфор. Когда мы уходили на похороны, я заметил, что моя тетя запирала вход, ведущий на верхний этаж, так что туда мне было не пробрать- ся. Я спустился в просторный подвал, где обнаружил большую установку по извлечению меда, несколько металлических бидо- нов, деревянную полку, на которой стояли горшочки с медом, и пару износившихся кресел со сломанными подлокотниками. Создавалось впечатление, что мои поиски ни к чему не приве- дут: я искал во многих местах по дому, даже там, где вообще не ожидал найти двуствольное ружье, я будто косил дикую траву вокруг входа в храм, в который я все-таки попал. В тот день я впервые оказался в сарае.

Я взобрался на крышу амбара, опирающуюся на сарай, и пробрался на чердак сарая через окно, в котором уже давнень- ко не было стекла. Чтобы не провалиться сквозь прогнившие доски, прошел по краю балок, попутно распугивая голубей, свивших гнезда под крышей, и по лестнице спустился вниз на пол из гладкого камня. Глаза постепенно привыкали к тем- ноте. В сарае лошадей уже больше не держали, и со временем он стал служить вместилищем для выброшенных из дома ве- щей. Он был просторным и неосвещенным, в нем хранились кучи старых газет, старомодные сундуки с бронзовыми замка- ми, сломанные шкафы, бочки, заполненные пустыми грязны- ми бутылками, и море старой одежды. На потолке виднелись немного прогнившие доски, из широких щелей которых сви- сали остатки старого сена и паутина.

Я начал систематически искать по всему сараю. Открыл один из самых больших сундуков и вытащил оттуда целую кипу газет довоенных времен. Под ними лежала старая одеж- да, терпкий запах нафталиновых шариков ударил мне в нос. Три из четырех сундуков были слишком малы для ружья, или же Вера все-таки разобрала его? Обычно я быстро сдаюсь, но в тот раз настойчивость и надежда найти золотую жилу охвати- ли меня целиком. Я был наивен, полагая, что ищу ружье. Уже

днем я прекратил свои поиски, когда моя мама, стоя на крыль- це у дома и приложив руки ко рту, громко прокричала мое имя, так что его можно было услышать издалека.

На следующее утро моя настойчивость окупилась сполна. Со дна треснувших яслей, заполненных доверху одеждой, я вы- тащил две длинные сабли с тяжелыми ножнами, а из сундука, на котором висели бронзовые замки, — короткий кинжал, ру- коять которого была украшена арабской надписью. Несмотря на всю его тяжесть, он хорошо лежал в моей руке. В кадке я обнаружил два маленьких старомодных пистолета с инкрусти- рованными перламутром рукоятками.

Той ночью, взяв кинжал и один из пистолетов, я отправил- ся в самый дальний участок поместья, заросший сучковатыми грубыми ивовыми кустами, где и спрятал их в дупле огромно- го дуба, которое образовалось много лет тому назад. Это было тайное место, которое изредка посещали наемные рабочие моей бабушки, когда косили траву. Земля, из которой торчали узлова- тые корни старого дерева, была влажной и прохладной. С кин- жалом в руках и пистолетом на поясе я переместился в про- шлое. Позади дерева, на влажной земле, произрастал одинокий камыш. Сжимая крепко в правой руке кинжал, я резко взмах- нул им вверх, и косо срезанный камыш бесшумно упал в густую траву. Затем позади меня появилась выбритая до зеркального блеска голова огромного турка. Его выпирающую грудь обле- гал красный бархатный жилет, подшитый золотой нитью. Кли- нок кинжала угодил ему прямо по центру черепа, откуда ручьем хлынула кровь. Один за другим появлялись остальные силуэты, пока не образовалась целая группа турок и татар, обнаженных по пояс. Израненные, они падали друг на друга, в то время как лошади вставали на дыбы, издавая ржание, отовсюду доносил- ся крик, лязг орудий и стон. От таких живых картинок у меня участилось дыхание и окаменела челюсть.

Теперь я понимаю, что это не было просто «сновидением наяву». Я астральным образом перенесся в прошлое, в Хрони- ки Акаши, где пересмотрел свои прошлые переживания. Когда ты вступаешь в Акашу, тебя начинают обуревать сильные чув- ства: ты понимаешь, что не только наблюдаешь за событиями, и создается ощущение, что ты активно принимаешь в них уча- стие, будто оказался в центре всего происходящего.

Из образовавшейся неопределенным образом пустоты по- зади моей головы, средь песчаных дюн, протекала сгустивша- яся река живых образов: лошадиные и человеческие кости, окровавленные щиты, вскрытые черепа и травяные холмы, все было покрыто темной кровью — эти картины оказывали на меня куда большее впечатление, чем что-либо из увиденно- го своими глазами.

Я спрятал пистолет и кинжал под слоем сена. Никто бы их там не нашел, работники так боялись змей, что не осмелива- лись залезть рукой в дупло дерева. После этого я вернулся во двор, пробрался сквозь высокую траву и, взобравшись на ам- бар, снова очутился в сарае.

В полутьме я раздумывал над тем, как же переменится моя жизнь, когда я найду ружье дяди. Образ ружья возник прямо у меня перед глазами: гладкая рукоятка буро-красного цвета, как дикое каштановое дерево, толстый кожаный ремешок и темное хромированное дуло, источающее кисловатый запах горелого пороха. Как я уже сказал, в тот момент я думал, что искал ружье. Я не смог отыскать его и на протяжении следующих двух дней. Настало время признаться вам кое в чем, что будет труд- но понять. Будучи в сарае, вдыхая полной грудью образовавшу- юся там специфическую атмосферу, рыская по буфетам, поды- мая кучи газет и старой одежды, чтобы убедиться, что под ними ничего не скрыто, меня не покидало ощущение того, что за мной кто-то наблюдал все это время. Поначалу я ссылался на свой страх, вызванный тем, что меня могут застукать, но вскоре это ощущение стало более выраженным. Как будто это было какое-то существо, наделенное разумом, которое парило где-то по краям поля моего зрения, пристально и осторожно наблюдая за тем, что я делаю. Внутри нарастало беспокойство. Передвижения моего взгляда все равно не могли уловить его. Когда я фокусировался на этом необычном образе, он начинал ускользать от меня, постоянно придерживаясь одной и той же дистанции, так что я не мог его отчетливо разглядеть. Внезап- но переведя взгляд на один из крайних уголков своего зрения, я смог что-то разглядеть, однако все произошло в мгновение ока, и картинка была неясной. Я подумал, что смерть дяди, на- верное, встревожила меня, что воспоминания о нем взбудора- жили мое воображение и пробудили чувство вины, поскольку

я намеревался заполучить то, что принадлежало мертвому че- ловеку. Лишь спустя несколько дней я осознал, что на самом деле кого-то увидел, отчего по мне пробежала мягкая и при- ятная дрожь, принеся с собой предчувствие надвигающегося приключения.

Со временем я установил контакт с этим существом, а так- же некоторые правила, которые сформировались в результате наших с ним взаимодействий. Когда во время поисков в по- лутьме я краем глаза замечал, как кто-то довольно долго мель- кал передо мной, я начинал нервничать и, фокусируясь на не- знакомце, мысленно посылал сообщение о том, что знал о его присутствии рядом, давая ему понять о желании побыть нае- дине с собой какое-то время. После чего этот «кто-то» исче- зал. Иногда он оставался на месте, обычно в тех случаях, когда я был на полпути к тому, чтобы отыскать что-то важное. Он будто задавал мне направление. В таких ситуациях мерцание, которое я улавливал краем глаза, становилось сильнее, что за- ставляло меня нервничать еще больше, пока я, наконец, не со- вершал чего-то неожиданного: вытягивал руку или шагал впе- ред по направлению к драгоценной находке. У меня возникало ощущение, что я собирался прикоснуться к чему-то таинствен- ному, словно все ближе и ближе приближался ко входу в храм, располагавшийся в темном лесу.

Спустя какое-то время в Виолин До прибыл мой отец.

Он приехал утренним поездом, однако я не знал об этом, по- скольку все это время был в сарае. Его угрюмость и немногосло- вие во время обеда предвосхищали беду; обычно, когда он на- ходился в хорошем настроении, его длинные, пустые проповеди просто невозможно было остановить. Или же он заводил бесе- ды о трудностях, вызванных его люмбаго, — позвонки внезап- но начинали давить на нервы, в результате чего любое движе- ние приносило невыносимые муки, поэтому о его присутствии на похоронах практически не могло быть и речи. После обеда он показательно вытер рот льняной салфеткой, которая лежа- ла у него на коленях, затем повернулся ко мне и зловеще про- изнес: «Нам нужно поговорить». Вера посмотрела на меня и на моего отца, и ее едва заметный кивок означал согласие с отцом.

Он отвел меня на кухню и властным жестом показал, куда я должен сесть.

— Я не буду ходить вокруг да около, — сказал он, а ведь обычно он никогда ничего не говорил напрямую. — Вера по- жаловалась мне, что ты тут вытворял кое-какие штучки.

С невинным выражением лица я пожал плечами.

— Не дурачься! — прокричал он, и его лицо налилось кра- ской. — Не смей больше ходить в сарай. Ты меня понял?

Я утвердительно кивнул головой, однако этого было явно мало.

— Я спросил, ты меня понял? Что ты тут трясешь своей го- ловой, как немой?!

— Да, я понял.

Он подозревал, что вся семья знала, почему он не смог прий- ти на похороны дяди, и теперь он вымещал весь гнев на мне.

— Умные дети читают книги во время каникул, учатся чему- то полезному, бегают и играют в поле, дышат свежим воздухом, чтобы набираться здоровья, но ты, ты пробираешься в сарай, полный рухляди, проржавевших лезвий и пыли, — да с тобой могло случиться все что угодно.

В его замечании о том, что со мной могло случиться все что угодно, было не только предупреждение, но и предчувствие тай- ного, даже запрещенного знания. Ничто не могло так подстег- нуть мое любопытство, как вот такие дурацкие запреты. У Ис- тины такие необычные способы, чтобы подтянуть нас ближе к себе. Чья-то любовь, наставления мудреца, предупреждения человека со скудным воображением — все это толкает нас к миру поэтов, магов и мистиков.

Следующим вечером, после того как отец отправился обрат- но в Белград, лил дождь и громко гремел гром. Когда я проснул- ся, небо уже прояснилось, а трава в саду была пропитана влагой. Несмотря на все предупреждения бабушки быть сухим, я все же отправился в сад и, добравшись до дубовых деревьев, решил все же обойти сарай стороной. Вместо этого я пошел к большой выкопанной в поле яме, из которой работники добывали гли- ну для кирпича. Я уже несколько раз навещал это место. Когда земля была влажной, я иногда заглядывал туда, для того что- бы повылепливать из глины фигурки солдатиков и животных. Тем утром желтой мягкой глины было более чем предоста- точно. Я вылепил рыцаря. В левой руке он держал щит, в пра- вой — булаву, но сама фигурка выглядела непропорционально,

и булава была слишком большой. Я сжал фигурку в кулаке, так что глина начала просачиваться между пальцами. И попытал- ся вылепить по памяти двуствольное ружье моего дяди. Но это было бесполезно, никто бы не смог догадаться, что такое вообще получалось в моих руках. Раздраженный, я догадывался, поче- му у меня ничего не выходило. Краем глаза я улавливал чье-то мерцание, которое я наблюдал тогда в первый раз за пределами сарая. Страх сменило раздражение. Мне предстояло узнать, кто или что это было. Я успокоился, сфокусировался на горизонте, где высокие деревья позади школы агрономии разрезали небо, и какое-то время удерживал свой взгляд на этой точке. Я резко переместил взгляд в правый угол своего поля зрения. И увидел его! Все произошло очень быстро, однако этот момент продлил- ся куда дольше, чем все остальные, этих секунд мне было впол- не достаточно, чтобы довольно хорошо разглядеть этот образ. Передо мной стоял человек неопределенного возраста. Я ви- дел не какие-то очертания, а всего человека целиком, живого, пристально смотрящего на меня. Его длинная борода доходи- ла почти до самого пояса, на голове сияли белокурые волосы, а щеки были розового оттенка, как у здоровых деревенских де- тей. В нем ощущалась некая строгость, я бы даже сказал суро- вость, характерная для почтенных пожилых людей с обширны- ми знаниями. Тем не менее, его глаза улыбались. Затем, слов- но подвешенный за шелковые нити, он проскользнул на край моего поля зрения, где я больше ощущал его присутствие, не-

жели видел его самого.

Я замер в оцепенении, мысли летали сами по себе. От рабо- чих моей бабушки, а также от Пенги, кузнеца, я слышал много историй о привидениях, вампирах, сосущих кровь из взрослых и детей, о ворах, которые прячутся ночью под кроватями бла- городных людей в ожидании того, что, как только домочадцы пойдут спать, они смогут их зарезать, расчехлив свои ножи. Но- чами, когда я не мог быстро заснуть, эти картинки крутились у меня перед глазами, так что пересыхало во рту, а кровь стучала в ушах. Но в тот момент не было ни страха, ни дискомфорта. Я был настолько поражен, будто внезапно перед моими ногами разошлась земля, но вскоре мое удивление сменило спокойствие. Я снова начал лепить солдатиков, но на этот раз они стали получаться куда лучше. Я вылепил лошадей, тянувших двухко-

лесные колесницы. Даже индейские наездники, и те получались весьма неплохо. Обычно основные проблемы были с лошадьми. У некоторых тело получалось довольно коротким, массивные ноги, сгибаясь под весом наездника, больше походили на ноги свиней. Но теперь передо мной были замечательные фигурки лошадей с изящными и в то же время крепкими ногами. От все- го этого я получал неимоверное удовольствие. А затем — и те- перь внимание — я вылепил фигурку самого себя. Получилась забавная глиняная фигурка мальчика с короткими расставлен- ными циркулем ногами и головой без шеи, крепившейся почти сразу к плечам. Тем не менее, в этой фигурке чувствовалось не- которое напряжение, как у натянутого лука. Моя глиняная ко- пия была немного наклонена в правую сторону, словно я пытал- ся увидеть что-то таинственное. Мои руки быстро лепили глину, не останавливаясь ни на минуту, и в моем сознании было лишь удивление от того, что я созерцал свое творение.

Вскоре я вылепил еще одну фигурку и также слегка накло- нил ее вправо, и, когда я заканчивал лепку бороды нескольки- ми движениями указательного пальца, у меня возникло ощу- щение, что я сделал что-то значительное. В тот же момент я узнал его имя, хотя думал в это время не о нем. Его звали Спи- рилен. Теперь мне больше не нужно было думать о нем как о ком-то постороннем. Я слышал, как мой голос протяжно про- износил: «Спириле-е-е-е-н». Я никогда не слышал раньше бо- лее прекрасного имени, чем это. В нем было столько же кра- соты, сколько в журчании горного источника, столько же ве- личия и глубины, сколько у бесконечного полуночного неба, а его сладостное звучание напоминало любовную соловьиную песнь. «Спириле-е-е-е-н», — произнес я вновь, и звучание мо- его звонкого голоса наполнилось теплом и мягкостью.

И в этот момент я заметил, что поднятая рука одной из гли- няных фигурок указывала на другую фигурку, что стояла ря- дом со мной. Я посмотрел в том направлении, куда указывала вытянутая рука, и через густые кусты орешника смог с трудом разглядеть очертания сарая бабушки. Он направлял меня. Без всякого сомнения, я был на пороге открытия чего-то важного. Я ускорил свой шаг, вытирая пот со лба перепачканными руками. Приближаясь к амбару, пошел еще быстрее, пока, на- конец, не побежал. Я попал в сарай по старинке — через крышу

амбара — и, чувствуя себя под защитой полутьмы, смог переве- сти дух. Я не знал, с чего начинать, что делать, и для чего я во- обще пришел туда, но я знал, что именно там мне нужно было оказаться в данный момент. Я уселся на маленький деревянный сундук и какое-то время тихо посидел в темноте — было только видно, как в проникающих внутрь лучах света играли пылинки. Мои мысли бродили в голове. «Спирилен, Спирилен, Спириле- е-е-е-н...» Его проницательные глаза смеялись над чем-то, мер- цающим у меня глубоко внутри и желающим свободы.

Без всяких видимых причин я встал с деревянного сундука, на котором сидел, и приподнял выпуклую тяжелую крышку. До этого момента я так и не удосужился его открыть. Он был на- половину забит старинными книгами и записными книжками с выцветшими фиолетовыми чернилами. Я взял одну из книг, посмотрел на нее и бросил на пол. Я начал просматривать кни- ги одну за другой. У всех была толстая обложка, а сами записи велись на французском или немецком. Только одна книга была написана на сербском. Она была обтянута темно-коричневой кожей, потертой, как седло наездника от частого использова- ния. Среди всего витающего в сарае аромата я смог учуять за- пах ее кожаной обложки. Я открыл книгу.

Тогда я не понимал, что с этого момента ступил на Путь. Если быть более точным, я вернулся на Путь, по которому шел в прошлом. Если бы я только мог вспомнить все то, что про- читал, каждое слово и мысль! Но все было тщетно. Я даже не смог вспомнить имени автора. Все мои дальнейшие попытки вспомнить что-нибудь упирались в стену забвения, и я честно старался не принимать во внимание столь манящие обрывоч- ные воспоминания по этому поводу, которые изысканно воз- вело мое воображение. Это не была «Йога Сутра» Патанджали,

«Индия, сокровище му

Издательская группа «Весь»

Поиск по сайту