Был ли Джунковский противником полицейской провокации? Сам он искренне считал себя таковым: "Когда я вступил в должность товарища министра, я первым долгом обратил внимание на провокацию и боролся против нее всеми силами; если я не всегда достигал цели, то все же я старался бороться с провокацией всеми способами, которые были в моей власти". Институт секретных сотрудников при этом не затрагивался, как и инструкция о внутренней агентуре, усовершенствование которой закончилось при Джунковском, но он настаивал на том, чтобы прием в сотрудничество был актом добровольного соглашения, без морального насилия над принимаемым. Понятие провокации он толковал так же, как его предшественники и подчиненные: "Провокацией я считал такие случаи, когда наши агенты сами участвовали в совершении преступлений".
Тем не менее, мероприятия Джунковского встретили в департаменте полиции противодействие. Белецкий заявлял, что они "губят розыск". Подспудные причины конфликта Белецкий сводил к тому, что сам он-де "человек, вышедший из народа", тогда как Джунковский - "человек придворный". Но различия в сословном происхождении двух высших чиновников ведомства и в особенностях прохождения ими службы ничего не объясняют, тем более, что как раз за Белецким стояли могущественные силы придворной камарильи, враждебные Джунковскому не как "придворному", а как чересчур принципиальному противнику беззакония.
Новшества Джунковского были в глазах Белецкого и некоторых других профессионалов политического сыска попытками соединить несоединимое: заботу о повышении эффективности действий полиции с этическими ограничениями, с их точки зрения, неуместными и обременительными. Джунковский, со своей стороны, не скрывал недовольства, выслушивая по два раза в неделю длиннейшие доклады директора департамента полиции, каждый не менее четырех часов, да еще присутствуя при его докладах министру. В этих докладах непомерно раздувалась, как считал Джунковский, революционная опасность и одновременно обнаруживалась нечувствительность докладчика - из-за отсутствия "нравственной твердости" - к фактам провокации. Ясно было, что сработаться им не удастся.
Случай, о котором впоследствии поведал начальник московской сыскной полиции А.Ф.Кошко, дает основание думать, что в оценке действий Белецкого с точки зрения их полезности правительству Джунковский был во многом прав. После увольнения Белецкого Джунковский показал Кошко дело, заведенное на него - "русского Шерлок Холмса" - в департаменте полиции. Случилось это после того, как московское охранное отделение сообщило о "странных" беседах Кошко со студентами-юристами Московского университета, в ходе которых он будто бы позволял себе критиковать политический розыск. Резолюция Белецкого была такова: "Установить за Кошко негласный надзор и подвергнуть перлюстрации его частную корреспонденцию". В действительности Кошко занимался со студентами практической криминалистикой по просьбе профессоров университета и с разрешения, которое дал ему в свое время Столыпин. "Таким образом, судьба разжаловала меня чуть ли не из профессоров в поднадзорные", - иронизировал, вспоминая об этом, Кошко. Действия Белецкого представлялись ему, как и Джунковскому, "стрельбой по воробьям из пушек".
Джунковский держался уверенно, и оппозиции среди его подчиненных оставалось только надеяться, что товарища министра, в конце концов, подведет пренебрежение неофициальными связями. По приезде в Петербург он проигнорировал, например, настойчивые приглашения престарелого, но по-прежнему влиятельного при дворе издателя газеты "Гражданин" князя В. П.Мещерского (креатурой его был и министр Маклаков). Не внял он и рекомендациям, которые Мещерский изложил в нескольких письмах Джунковскому, убеждая его в том, что их взгляды совпадают: департамент полиции - это "темное царство", где признаются допустимыми "все средства для достижения наших целей". Предпочитая сохранить независимость, Джунковский ограничился визитом вежливости месяц спустя после своего назначения. Между тем Мещерский активно поддерживал Распутина еще когда тот не был вхож в царский дворец; через Мещерского познакомился с Распутиным и Маклаков, находившийся с ним "в хороших отношениях". Демонстративно-отрицательное отношение к царскому фавориту также не укрепляло позиции генерала.
Не осталось незамеченным и его стремление осадить претендовавшие на особое положение правомонархические организации. Джунковский исходил из принципа надпартийности монархии; поэтому во время парадного обеда в Зимнем дворце по случаю 300-летия Дома Романовых представителям этих организаций не было разрешено поднести царю хлеб-соль и произносить речи. Вероятно, не без санкции Джунковского в переработанную инструкцию по организации и ведению агентурного наблюдения был включен параграф, согласно которому секретные сотрудники, "принадлежащие к крайне правым партиям, зачастую не только не полезны, но и вредны".
Белецкий же считал необходимым способствовать примирению враждовавших между собой организаций черносотенцев - так же, как и министр юстиции Щегловитов, о котором Джунковский отзывался (в полном согласии с его репутацией в обществе) отрицательно. Даже в беседах с царем он критиковал практиковавшиеся Щегловитовым методы давления на суд. "Он как министр юстиции, - говорил Джунковский, - не стоит на страже закона, а применяет его и объясняет его сообразно обстоятельствам и выгодам данной минуты", а Сенат - высшую судебную инстанцию - превратил в "послушный себе департамент".
Все это Джунковскому потом припомнили. Но пока что он проводил намеченную линию и одновременно перетряхивал высшие полицейские кадры. В июне 1913 г. он избавился от Виссарионова, который был переведен в ведомство по делам печати, что позволило разлучить его с Белецким. С последним удалось, наконец, расстаться в январе 1914 г.
Малиновский находился в этот момент в Вене, возвращаясь в Россию из заграничной поездки. О газетной новости - отставке директора департамента полиции - сказал ему А.А.Трояновский, заметивший, что Малиновский "весь вздрогнул, но тотчас овладел собой и стал напевать какую-то песенку". Потрясение было, однако, сильным. Как выразился потом Белецкий, Малиновский увидел в отставке шефа и покровителя "поднявшийся и над его головой молот". Встречи в ресторанах прекратились. Новый начальник департамента полиции В.А.Брюн де Сент-Ипполит, которого Джунковский считал "безукоризненным и кристальной чистоты человеком", тут же сообщил ему, кто скрывается под кличкой "Икс" (Белецкий в своих многочасовых докладах часто упоминал "Икса" как источник особо важных сведений, но Джунковский не снисходил до того, чтобы интересоваться фамилиями секретных сотрудников). Впрочем, о Малиновском он уже знал: об агенте-депутате ему сказал в марте 1913 г. Виссарионов, причем в этом конкретном вопросе мнения их сошлись, несмотря на некоторое несходство мотивов.
Мнение Виссарионова было таково: Малиновский не подчиняется "руководительству" департамента полиции, не желая ограничивать свою деятельность функциями осведомителя. Виссарионова не устраивали размеры и характер как думской, так и внедумской работы Малиновского, далеко выходившей, по его мнению, за пределы допустимого. "...Когда я стал читать его выступления в Думе, - показывал Виссарионов в 1917 г., - я пришел к заключению, что нельзя более продолжать работать с ним"; "...он обходил и фракцию, и С.П.Белецкого, не говоря уже обо мне". "Отойти" от Малиновского, то есть прекратить его использование, он предлагал и Белецкому и Золотареву, предупреждая их о возможности всяческих осложнений, вплоть до запроса в Думе, но безуспешно. По словам Виссарионова, "с Белецким невозможно было разговаривать на эту тему, он всегда стоял на том, что Малиновского он должен удержать, и он очень старался его удержать все время, повышая ему оклад".
Ход мыслей Джунковского был несколько иной: недопустимо "провоцировать Думу", ибо это неотъемлемая часть государственной системы. Малиновского он видел и, вероятно, слышал, посещая заседания Думы, он "возмущался всегда его резкими выступлениями", его "крайне непримиримыми взглядами". Впоследствии Джунковский признавался, что совмещение обязанностей депутата и секретного сотрудника ему "претило". Кроме того, оно представлялось ему опасным с точки зрения поддержания устойчивости монархического режима: политический скандал в случае разоблачения Малиновского причинил бы правительству больший вред, чем утрата той информации, которую тот поставлял.
Ни в своих показаниях по делу Малиновского, ни в воспоминаниях Джунковский не коснулся темы провоцирования охранкой раскола в РСДРП. Если Белецкий и развивал эту дорогую ему тему в докладах Джунковскому и Маклакову (что почти, несомненно), то Джунковский, скорее всего, и здесь увидел характерное для директора департамента полиции "втирание очков". Это не значит, что тактическая линия Белецкого была отвергнута: циркуляр, где она излагалась, как остающаяся в силе, подписал 14 сентября 1914 г. Брюн де Сент-Ипполит, само собой разумеется, с ведома и согласия Джунковского. 10 января 1915 г. последовал еще один циркуляр, требующий того же - разъединения социал-демократических групп и течений с помощью внутренней агентуры. Но дорожить из-за этого "Иксом" Джунковский не собирался.
Вспоминая уже в советское время о деле Малиновского, Джунковский объяснял свое решение таким образом: "Кому принес больше пользы Малиновский? Ленину или розыску, трудно сказать. Думаю, что Департаменту полиции от него было пользы немного, вернее, он отвлекал внимание Белецкого от серьезных дел. Белецкий тешил себя тем, что видный представитель думской социал-демократической фракции - его сотрудник, а то, что это была игра с огнем и недостойная, на это он закрывал глаза".
Развязка затянулась, Джунковский долго размышлял, как покончить с неприятным делом, "сохранив приличие". Тем временем находившийся в простое Малиновский тщетно пытался выяснить, чего же хочет от него всесильный товарищ министра. Осознав, наконец, что департамент полиции больше не нуждается в его услугах, он униженно просил Белецкого ходатайствовать перед новым руководством департамента полиции, чтобы обеспечили его семью, а ему предоставили "свободу действий". "Такого растерянного тона я никогда у Малиновского не слышал", - вспоминал Белецкий. Возможно, выходка на заседании фракции 22 апреля была последней попыткой "Икса" заслужить благоволения нового начальства.
Но участь его была уже решена. Ни Брюн де Сент-Ипполит, ни преемник Виссариона А.Т.Васильев встречаться с ним не пожелали. Начальник Петербургского охранного отделения П.К.Попов вместе с известным Малиновскому по Москве ротмистром Ивановым встретились с ним в сквере у памятника Екатерине II и передали требование Джунковского: в течение трех дней подать заявление о выходе из Думы и уехать за границу; на этих условиях ему выдавался годовой оклад жалования - 6 тысяч рублей. Как вспоминал Попов, в первый момент Малиновский был "до необычайности обескуражен подобным предложением и все спрашивал, куда же он теперь денется. Но, узнав об единовременной получке в 6 тысяч рублей, согласился". Сумма была выдана Малиновскому под расписку после его ухода из Думы. До границы его сопровождали два агента: уверенности, что бывший депутат сдержит слово, у Джунковского не было...
Так завершилась полицейская карьера Романа Малиновского. По своей продолжительности она, конечно, не шла ни в какое сравнение с 16-летней карьерой Азефа, да и финал ее был другим. С точки зрения реализации планов Джунковского это можно было бы посчитать успехом, с точки зрения Белецкого - огорчительной неудачей, а Ленин впоследствии изобразил отказ охранки от услуг "Икса" чуть ли не признанием поражения системы полицейского розыска, поскольку ей не удалось остановить развитие рабочего движения и рост влияния большевиков. Малиновский был изгнан потому, что "оказался слишком связанным легальною "Правдой" и легальной фракцией депутатов, которые вели революционную работу в массах [больше], чем это терпимо было для "них", для "охранки", - так писал Ленин в 1917 г., не зная еще о близких по смыслу показаниях Виссарионова. Малиновский превратился, по словам Ленина, "в одно из звеньев длинной и прочной цепи, связывавшей (и притом с разных сторон) нашу нелегальную базу с двумя крупнейшими органами воздействия на массы, именно, с "Правдой" и с думской социал-демократической фракцией. Оба эти органа провокатор должен был охранять, чтобы оправдать себя перед нами".
Желание Джунковского соблюсти приличия и избежать скандала не помешало ему "раскрыть завесу этого дела" перед Родзянко. Ранее Джунковский "помогал" председателю Думы, предупреждая о предстоящих выступлениях социал-демократической фракции; после ухода Малиновского Родзянко стал догадываться о причинах такой осведомленности и напрямик спросил Джунковского: "Ну, а что, Малиновский был ваш сотрудник?" Дальнейший разговор двух сановников протекал, по словам Джунковского, следующим образом: "Я говорю - "Нет". - "Ну, ну, мне-то Вы можете сказать!" Я сказал: "Раз Вы так вопрос ставите, то с глазу на глаз могу Вам сказать, потому что знаю, что Вы никому не скажете". Однако Родзянко вскоре проговорился депутату-трудовику В.Л.Геловани - опять же "под честное слово". Видимо, эта утечка информации и явилась основным источником слухов, проникших сначала на страницы правой печати ("Земщина", "Голос России", "Свет"), а затем и других газет.
...Уход Малиновского произвел эффект разорвавшейся бомбы не только в Петербурге, но и в Поронине. Судить об этом можно отчасти по телеграммам и письмам, отправленным оттуда после получения первых известий от Л.Б.Каменева и депутатов. 8 мая Петровский телеграфировал в Краков Зиновьеву: "Малиновский без предупреждения сложил полномочия, дать объяснения отказался, выезжает за границу". Уже 9 и 10 мая Ленин сообщил в Цюрих Г.Л.Шкловскому, что Малиновского обвиняют в провокации; 11-го он послал в Варшаву Я.С.Ганецкому телеграмму с просьбой собрать все сведения о Малиновском и подробно телеграфировать, что пишут о нем варшавские газеты. В тот же день он предложил А.Е.Бадаеву незамедлительно избрать нового председателя фракции (депутаты избрали Г. И. Петровского).
Всем была хорошо известна приверженность Джунковского кадетам, и также как кадеты в основном использовали тактику давления на правительство, эту же тактику использовал и Джунковский. Анализируя его «Воспоминания» мы видим это. Ядро партии кадетов составляли университетская профессура, ученые, творческая интеллигенция, преуспевающие врачи, адвокаты, учителя, средние и мелкие служащие. По духу Джунковский близок им. Он пытается отобрать политические дела у корпуса жандармов, куда принимались на службу лица исключительной' личной честности и преданности долгу. (Генерал Спиридович. "Воспоминания"). Особый политический отдел Департамента полиции Джунковский наполняет юристами, чья приверженность кадетам хорошо известна.
Основой воспоминаний В.Ф.Джунковского послужил его огромный личный архив, с 1913 г. хранившийся в Петербурге в его казенной квартире на Фонтанке, где помещалось Министерство внутренних дел. Здесь были дневники, которые Владимир Федорович вел почти ежедневно в течение нескольких десятилетий, письма, копии официальных документов, вырезки из газет, театральные афиши и многое другое. В 1915 г., после своей отставки, В.Ф.Джунковский по совету известного юриста, сенатора и академика А.Ф.Кони передал значительную часть этих материалов в Рукописный отдел Института русской литературы Российской Академии Наук (Пушкинский Дом). Для работы над воспоминаниями В.Ф.Джунковский приезжал в Пушкинский Дом, где по мере написания собирались сотни страниц его рукописи. Однако общий ход событий в стране круто изменил судьбу автора и его труда.
В конце 1920-х годов вновь начались гонения на творческую и научную интеллигенцию. В НКВД фабриковались «обличительные дела» на деятелей науки и культуры, чье творчество начиналось до революции. В 1929 г. появилось известное «Академическое дело».
По этому делу проходил директор Пушкинского Дома С.Ф.Платонов и другие ученые, вскоре арестованные.
В.Ф.Джунковский не мог больше пользоваться архивом. К тому же часть его материалов из Пушкинского Дома бесследно исчезла.
В 1934 г. машинописная копия воспоминаний В.Ф.Джунковского, возвращенная М.В.Сабашниковым автору, была приобретена В.Д.Бонч-Бруевичем для Государственного литературного музея за 50 тысяч рублей. Это дало В.Ф.Джунковскому «средства к жизни на несколько лет». Когда В.Д.Бонч-Бруевич уведомил о покупке Отдел культуры ЦК ВКП(б), Комиссия партийного контроля ВКП(б) осудила это как покровительство бывшему царскому генералу. Однако благодаря своему авторитету и заслугам В.Д.Бонч-Бруевич смог отстоять интересы Литературного музея, директором которого он был, и сумел сохранить этот важный и уникальный исторический источник.
Впоследствии рукопись воспоминаний вместе с подготовительными материалами была передана в архив, который в настоящее время называется Государственным архивом Российской Федерации (ГА РФ), где они и хранятся по сей день.
Судьба же самого В.Ф.Джунковского, как ни старался он не привлекать к себе внимание новой власти, сложилась трагически. В конце 1937 г. он был вновь арестован и специальной тройкой НКВД приговорен к расстрелу. 21 февраля 1938 г. приговор был приведен в исполнение.
Заключение.
В данной работе мы попытались рассмотреть описание Джунковским правительственных кругов накануне Первой мировой войны, а также общую ситуацию того времени и саму фигуру Джунковского. Какие же выводы можно сделать из всей жизни Джунковского. Это, наверное, даже не выводы, а своего рода итоги его деятельности. Чем же он остался знаменит в истории, кроме того, что составил огромный труд жизнеописания России тех времен. Он описывал и вспоминал все подробности, даже мельчайшие, обладая практически энциклопедической памятью. Чего стоит, например такой эпизод из его «Воспоминаний»: «В декабре 1907 года Сенатская ревизия по земским и городским делам во главе с сенатором Гариным обревизовала положение дел в Московской городской и уездных управах. В результате дела городского управления найдены были в большом беспорядке, городское хозяйство и отчетность велись неправильно. Выяснилось, что городская управа недоплатила в казну значительные суммы акцизов и средств, полученных от продажи патентов на разрешение торговли. Гарин со своими приспешниками накинулись, как коршуны, на добычу и вылили ушаты грязи на голову Рейнбота. Вскоре после этого, 12 декабря последовало отчисление генерала Рейнбота от должности градоначальника согласно его прошения. В уездной управе, где также ожидалось встретить недочеты, все оказалось в удовлетворительном виде, замечены были только формальные отступления при ведении денежной отчетности».
Но это частности, мы же в заключении хотели отобразить основные итоги его деятельности. Итак:
1) Полностью ликвидирует агентуру в войсках и на флоте. Полиция лишается возможности узнать, что творится в войсках и каково там настроение. Социалисты получают возможность вести там свою пропаганду без опасения сесть в тюрьму. В этих стараниях он получает поддержку во-первых, Великого Князя Николая Николаевича и, конечно, самого Н.А.Маклакова. Одобрение он получает и от Царя. Государь, по свидетельству С.П.Белецкого, еще в 1910 году высказывал сомнение - можно ли с нравственной точки зрения иметь агентов во флоте.
2)Ликвидируется агентура в учебных заведениях. Если учесть, что именно учебные заведения были главными очагами бунта, а молодёжь - пушечным мясом революции, то станет понятным смысл и этой акции Джунковского. Официальное объяснение: служба на полицию разлагает молодёжь, а это неблагородно.
3)По его инициативе ликвидируются охранные отделения во всех городах, кроме Москвы, Петербурга и Варшавы. Но и в этих городах им были проведены сокращения штатов и поставлена задача экономить государственные средства. Смета по Московскому и Петербургскому отделениям была им сокращена в 4 раза! Н.А.Маклаков и Государь одобрили эту акцию масона Джунковского.
4)Им был выдан на растерзание революционерам секретный агент Малиновский, член ЦК партии большевиков, депутат 4-й Государственной Думы, которому симпатизировал сам Ленин. Что означает раскрытие своего агента, причём такого уровня, понятно каждому...
Такой вот неоднозначной фигурой представляется нам Джунковский, однако не стоит забывать и о том, что его «Воспоминания» - это прежде всего художественное произведение и читая их нужно быть осторожным в интерпретации тех или иных событий, потому что авторская воля часто предвзята.
Литература.
В.Ф.Джунковский. Воспоминания. В 2-х томах». Под общей редакцией А.Л.Паниной — М.; Издательство имени Сабашниковых, 1997
В. М. Острецов «Черна сотня: взгляд справа», в журнале «Черная сотня», № 22-24
Платонов О.A. История русского народа в XX веке. Том 1, М.: «Наука», 2000
О.А. Платонов Жизнь за царя, М.: «Воскресение», 1995
Источники.
ГАРФ, ф.612, оп.1, д.22, Л.56-57
ГАРФ, ф.63, оп, 28, од. 6281/915, Л.1
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта https://www.ed.vseved.ru/