— А я-то думала, что ты хочешь, чтоб я убила Силвеста!
— Это оружие может помочь достичь этой цели куда быстрее, чем я предполагала раньше.
— Нет! — крикнула Хоури, когда смысл слов Мадемуазель проник в ее сознание. — Ты не посмеешь уничтожить целую планету, чтобы убить одного-единственного человека!
— Да неужто в нас заговорила совесть? — Мадемуазель скорбно покачала головой и надула губки. — А ведь раньше насчет Силвеста мы никаких сожалений не высказывали. Так почему же смерть других — тебе неизвестных — так тревожит тебя? Разве это не просто вопрос масштаба?
— Это просто… — Хоури замялась, поняв, что то, что она собиралась сказать, никак на Мадемуазель не подействует. — Просто… не по-человечески. Думаю, тебе этого не понять.
Кабина лифта остановилась, дверь распахнулась, открыв вид на полузатопленный проход к Оружейной. Хоури чуть замешкалась, пытаясь оценить свое состояние. С момента начала спуска она страдала от головной боли, какой раньше даже и представить себе не могла. Сейчас боль вроде бы начала проходить, но Хоури не имела ни малейшего желания думать о том, чем могла быть вызвана такая боль.
— Быстро, — скомандовала Вольева. — Выходи!
— Чего ты не можешь понять, — продолжала Мадемуазель, — так это причины, по которой я готова тратить силы на уничтожение этой колонии, чтобы быть уверенной в смерти всего лишь одного человека.
Хоури последовала за Вольевой, ее сапоги по колено ушли в вонючую слизь.
— Ты чертовски права, этого я не понимаю. И постараюсь остановить тебя, вне зависимости от того, понятно мне это или нет.
— Вряд ли, если ты узнаешь все факты, Хоури. Пожалуй, даже торопить меня станешь.
— Тогда ты сделала ошибку, утаив от меня важную информацию.
Они пробирались из одного полузатопленного помещения в другое, распахивая плотно прикрытые двери в переборках. В жидкой слизи болтались дохлые сторожевые крысы, которые всплывали, когда уровень в отсеках выравнивался и течение вымывало их из щелей, куда они забились, умереть.
— Где шаттл?
— Припаркован у шлюза, — ответила Вольева, оборачиваясь, чтобы взглянуть в лицо Хоури. — А боевая машина пока еще не вылезла.
— Значит ли это, что мы побеждаем?
— Скорее, что мы еще держимся. А еще я хочу, чтобы ты оказалась в Оружейной.
Мадемуазель исчезла, но ее бестелесный голос все еще звучал, хотя эха в этих жутких коридорах он не будил.
— Ничего у вас из этого не получится. Все системы в Оружейной контролирую я. Так что ваше присутствие там более чем бессмысленно.
— Если это так, то почему ты так настойчиво стараешься отговорить меня от посещения Оружейной?
Мадемуазель промолчала.
Еще две переборки, и вот они уже в том месте, откуда открываются двери в Оружейную. Женщины бросились туда бегом, но им пришлось подождать, пока по наклону не стечет слизь из коридора.
Вольева нахмурилась.
— Что-то там не то!
— Что именно?
— А ты не слышишь? Дикий шум! — она склонила голову набок, вслушиваясь. — И этот бардак творится прямо в Оружейной!
Теперь Хоури и сама услышала его. Это был высокий механический гул, будто работала разваливающаяся древняя заводская машина.
— Что это?
— Не знаю, — Вольева помолчала. — Впрочем, надеюсь, это не то, что я думаю. Пошли внутрь!
Вольева вытянулась и попыталась открыть дверцу люка, расположенного прямо над ее головой. Дождь «корабельной слизи» хлынул из люка на плечи обеих женщин. Лестница из легкого металла упала к их ногам. Машинный скрежет многократно усилился. Теперь уже не приходилось сомневаться — шум действительно раздавался из Оружейной. Яркое освещение в Оружейной было включено, но оно казалось каким-то неустойчивым, будто там двигалось нечто огромное, время от времени затмевая ослепительный свет ламп. И что бы это ни было, двигалось оно с большой скоростью.
— Илиа, — сказала Хоури, — что-то мне это не нравится.
— Ты в своем мнении не одинока.
Снова зачирикал браслет Вольевой. Та было наклонилась, чтобы получше рассмотреть его, но тут вселенский гром потряс каждую жилку корабля. Обе женщины плюхнулись на пол и заскользили по нему. Хоури уже почти удалось подняться, когда новая волна «корабельной слизи» подкосила ее, и она снова рухнула. Некоторое время она глотала эту слизь — нечто наиболее близкое к дерьму из всего испробованного за время службы в армии. Вольева схватила ее за локти и поставила на ноги. Хоури мощно рвало, она выплевывала литры слизи, но избавиться от мерзкого вкуса было невозможно.
Браслет Вольевой уже снова светился в красном режиме.
— Какого черта…
— Шаттл! — воскликнула Вольева. — Мы его только что потеряли!
— Что?
— В смысле, он только что взорвался, — закашлялась Вольева. С ее лица лилась слизь. Видно, ей и самой пришлось хлебнуть немалую толику этой дряни. — Как я поняла, орудию из Тайника даже не пришлось спихивать его со своей дороги. Все сделало обычное корабельное вооружение — просто расстреляло шаттл.
Невыносимый шум в Оружейной наверху все еще продолжался.
— И ты хочешь, чтобы я туда пошла?
Вольева кивнула.
— И немедленно. Посадить тебя в кресло — единственная надежда, которая у нас еще осталась. Не бойся, я буду с тобой.
— Нет, вы только послушайте ее, — внезапно прорезался голос Мадемуазель. — Как всегда, готова заставить тебя сделать то, чего сама не может — кишка тонка!
— У нее же нет имплантатов! — во весь голос выкрикнула Хоури.
— Что ты там говоришь? — с недоумением в голосе спросила Вольева.
— Ничего, — Хоури поставила одну ногу на нижнюю ступеньку. — Просто послала одну старинную подружку ко всем чертям, — подошва тут же соскользнула с покрытой слизью железки. Еще одна попытка. Хоури нашла что-то, за что можно было ухватиться, и поставила на ступеньку другую ногу. Теперь ее голова оказалась почти на уровне короткого лаза, ведущего в Оружейную, до которой оставалось еще метра два.
— Не попадешь ты сюда, — прошипела Мадемуазель. — Я ведь контролирую движения кресла. И как только твоя головенка высунется в Оружейную, кресло тут же размозжит ее.
— С удовольствием поглядела бы на твою рожу, когда это случится.
— Хоури, неужели ты до сих пор не понимаешь, что тут происходит? Потеря головы — самая незначительная из тех неприятностей, которые тебя ждут!
Теперь лицо Хоури было всего лишь в нескольких сантиметрах от входа в Оружейную. Она видела, как кресло, укрепленное на рычагах, носится по широким дугам, пересекая из конца в конец все пространство Оружейной. Оно не было рассчитано на подобную акробатику, и ноздри Хоури скоро заполнила едкая вонь перегоревших проводов, уже успевшая изрядно загрязнить воздух.
— Вольева! — крикнула она в лаз. — Ты же возилась тут с распроклятой проводкой! Не можешь ли ты снизу отключить кресло от электроснабжения?
— Отключить кресло от питания? Конечно. Но что нам это даст? Мне ведь нужно, чтобы ты вступила в ментальный контакт с Оружейной.
— Чего-нибудь да даст! Пусть эта скотина хоть перестанет скакать по всей комнате!
Наступила пауза, во время которой, как представлялось Хоури, Вольева восстанавливала в памяти старинные схемы электропроводки корабля. Хотя она лично создала Оружейную, но с той поры прошли уже многие годы корабельного времени, а такая простая вещь, как главный кабель, надо полагать, не требовала ни ремонта, ни улучшения.
— Ладно! — наконец-то крикнула Вольева. — Там есть выход главного кабеля. Мне кажется, я смогу его перерубить.
Вольева повернулась и спустя мгновение исчезла из виду. Отсюда все казалось таким простым: всего и делов-то — отключить энергопитание! Но, может быть, думала Хоури, Вольевой придется искать какой-нибудь сложный резак? А времени мало. Нет, у Вольевой наверняка найдется что-нибудь, например, тот маленький лазер, которым она срезает пробы с Капитана для анализа. Она же вечно таскает его с собой
Мучительные секунды уходили одна за другой, а Хоури все думала об орудиях из Тайника, медленно вылезающих из корпуса и нацеливающихся куда-то в космос. Впрочем, сейчас они уже наверняка наведены на цель — на Ресургем. Они накапливают энергию, готовясь спустить с цепи пульсирующую гравитационную смерть.
И вдруг все наверху смолкло.
В Оружейной полная тишина и яркий свет. Кресло замерло неподвижно на своих длинных шарнирах — трон, внезапно остановленный и повисший внутри изящной воздушной клетки.
Вольева крикнула снизу:
— Хоури, в Оружейной есть дублирующее энергообеспечение. Она его задействует, как только ощутит нехватку энергии в главном кабеле. Это значит — времени, чтобы добраться до кресла, у тебя в обрез.
Хоури прыжком вскочила в Оружейную, вылетев из люка как черт из табакерки. Тонкие тяжи из легких сплавов выглядели еще более острыми, нежели прежде. Она двигалась с предельной быстротой, она перепрыгивала через тросы и провода, перескакивала через шарниры или ныряла под них. Кресло все еще не двигалось, но чем ближе она к нему, тем выше будет опасность, когда оно придет в движение. Если бы это случилось сейчас, думала Хоури, стены моментально окрасились бы липким красным цветом.
И вот она уже в кресле. Набросила на себя крепежный ремень и только-только застегнула пряжку, как кресло взвыло и рванулось. Шарниры валили кресло то на спину, то вперед, оно моталось туда и сюда, оно переворачивалось в воздухе до тех пор, пока все чувства ориентации не отказались служить Хоури. Движения были резкие, ей казалось, что у нее сейчас сломается шея, глаза вылетят из орбит. И все же рывки явно слабели.
Она хочет утомить меня, думала Хоури, а не убить. Пока.
— Не пытайся совать нос в мои дела, — уговаривала ее Мадемуазель.
— Боишься, я разрушу твои вонючие планы?
— Ничего подобного. А не напомнить ли тебе о Похитителе Солнц? Он ведь выжидает, когда же наступит его очередь сделать свой ход.
Кресло все еще металось, но его рывки уже не могли мешать нормальному мыслительному процессу Хоури.
— А что, если его и на свете-то нет? — сказала она. — Может быть, ты его придумала, чтобы изобрести еще один способ давления на меня?
— Ну тогда валяй действуй!
Хоури заставила шлем опуститься ей на голову, что существенно уменьшило головокружение. Пальцы легли на кнопку. Оставалось лишь легонько нажать на нее, включить ток и соединить собственную психику с управлением боевого механизма.
— Не получается, а? Это потому, что в своем подсознании ты больше веришь мне. Как только включишься, так обратного пути уже не будет!
Хоури усилила давление на кнопку и тут же ощутила свое растущее сопротивление моменту наступления контакта. А затем — то ли мышцы бессознательно сократились, то ли где-то в отдаленных уголках мозга еще тлела мысль о необходимости такого поступка — Хоури с силой надавила на кнопку. Оружейная как бы обволокла ее — ощущение, которое возникало уже тысячи раз во время проведенных здесь тактических учений. Сначала изменились пространственные параметры. Тело будто исчезло, его место заняло изображение корабля и ближайшего окружения, затем возникла серия мешающих друг другу тактико-стратегических ситуаций, непрерывно обновляющих и проверяющих собственные показатели и решения, а также обрисовывающих в реальном времени вероятные разрушения.
И все эти данные ассимилировались в мозгу Хоури.
Орудие из Тайника уже превратилось в спутник корабля, неподвижно зависший в нескольких сотнях метров от его корпуса. С учетом известных Хоури незначительных искривлений световых волн, которые возникают при большой скорости движения, боевые выступы на поверхности орудия были угрожающе направлены по ходу корабля — к Ресургему. Вблизи шлюза, из которого вышел в космос этот механизм, на корпусе появились угольно-черные пятна — след от сожженного шаттла. Рядом с ними были заметны и вмятины в борту корабля. Хоури ощущала их как своего рода уколы и помехи, которые немели по мере того, как в дело вступали средства автоматического ремонта. Датчики, предназначенные для слежения за силой тяжести, улавливали рябь гравитационных волн, исходящую от орудия. Хоури отлично ощущала как периодические, так и нерегулярные гравитационные сквозняки, пронизывающие тело корабля. Орудие начало вращаться вокруг корабля, постепенно удаляясь от него во все увеличивающемся темпе. Черные жерла его боевых стволов также закрутились все быстрее и быстрее.
И еще Хоури ощущала, как нечто принюхивается к ней — нет-нет, не из космоса, а из самой Оружейной.
— Похититель Солнц обнаружил твое появление, — шепнула ей Мадемуазель.
— Это не имеет значения, — Хоури уже дотянулась до сознания Оружейной, просунула свои виртуальные пальцы в кибернетические апертуры. — Я подчиню себе защитные системы корабля. Мне нужно каких-нибудь несколько секунд…
Но что-то было не так. Она ощущала вооружения не так, как ощущала во время учений. Они явно сопротивлялись выполнению ее приказов. Интуиция подсказывала ей: за эти вооружения идет борьба, а она — всего лишь третий участник в этом соревновании.
Мадемуазель — а точнее, ее аватара — пыталась блокировать оборонительные вооружения на корпусе, чтобы не дать обратить их против орудия из Тайника. Что касается последнего, то оно находилось вне досягаемости Хоури, будучи отгорожено от нее несколькими силовыми полями. А вот кто сопротивлялся Мадемуазель, пытаясь привести корабельную артиллерию в боевую готовность? Надо думать, то был Похититель Солнц. Теперь Хоури уже яснее ощущала его присутствие. Нечто огромное, мощное, но в то же время зависящее от необходимости быть невидимым и ловко, тщательно маскировать свои действия, скрывая их за обычными потоками информации. Многие годы ему это удавалось, и Вольева даже не подозревала о его существовании на корабле. Но теперь Похитителя Солнц вынудили к совершению отчаянных поступков, и он стал подобен крабу, которого наступающий отлив заставил перебегать из одного укрытия в другое. В Похитителе Солнц не было ничего человеческого. Ничто не говорило о том, что этот третий, присутствующий в оружейной, хоть чем-то связан с Землей или является записью сознания какого-либо реального существа. Нет, Похититель Солнц ощущался как чистый Разум, как будто всегда существовал лишь в виде сводки данных и осунется таковым на веки вечные. Иначе говоря, он ощущался как ничто, как место, где ничего нет, но которое тем не менее достигло высочайшего уровня организации.
Неужели она и в самом деле будет действовать в союзе с ним?
Может быть. А если от этого зависит возможность остановить Мадемуазель, то — да.
— Ты еще можешь отступить, — предупредила Мадемуазель. — В данный момент он занят, он не может использовать всю свою силу, чтобы полностью подчинить себе твое сознание. Но скоро все изменится.
Наводка корабельных вооружений уже находилась под контролем Хоури, хотя вся эта система работала с большим скрипом. Теперь Хоури попыталась задействовать тормоза в орудии из Тайника — сейчас эта громадина была окружена сферой потенциальной аннигиляции. Оставалось лишь добиться от Мадемуазель, чтобы она сдала свой контроль над этой машиной, которой нужна была лишь микросекунда, чтобы прицелиться и накрыть цель выстрелом.
Хоури чувствовала — Мадемуазель слабеет, а она, Хоури, а точнее — Хоури и Похититель Солнц, — побеждают.
— Не делай этого, Хоури! Ты не знаешь, что стоит на кону.
— Тогда просвети меня, сука! Говори, кто тут главный, из-за чего сыр-бор разгорелся!
Между тем орудие из Тайника все отдалялось от корабля — знак того, что Мадемуазель еще продолжает контролировать его. Пульсация гравитационного излучателя убыстрялась, теперь толчки следовали друг за другом с такой быстротой, что почти сливались. Догадаться, через какое время орудие из Тайника даст залп, было нельзя, но Хоури понимала, этот момент может настать буквально через несколько секунд.
— Слушай, — сказала Мадемуазель. — Ты хочешь знать правду, Хоури?
— Ты чертовски права!
— Тогда соберись с мужеством. Сейчас ты все поймешь!
И в эту минуту, когда она уже готовилась взять в свои руки управление системой огня, Хоури почувствовала, что ее тянут куда-то в совершенно другом направлении. Странно было то, что она продолжала как бы частично оставаться сама собой. Момент, когда это чувство ее совершенно покинуло, Хоури полностью упустила.
* * *
Они находились на поле битвы, окруженные автоматически приспосабливающимися к окружающей обстановке надувными сооружениями — временными полевыми госпиталями или выдвинутыми вперед командными пунктами. Небо лазурное, чуть подернутое белыми облаками, но зато испещренное грязными, перекрещивающимися полосами ракетных выхлопов. Выглядело это так, будто огромный, как мир, осьминог выбросил в стратосферу весь запас «чернил» из своих желез. На самом деле полосы выбрасывали, а затем метались между ними, многочисленные реактивные самолеты с острыми крыльями. Ниже их звеньев гудели беспилотные дирижабли, а еще ниже — толстые, с вздутыми животами, транспортные вертолеты. Они жались к периферии лагеря и время от времени садились, чтобы выгрузить боевые машины пехоты, солдат, санитарные машины или вооруженных роботов. На зеленом участке в углу лагеря стояли шесть дельтовидных цельнометаллических глухо задраенных самолетов на шасси, сверху выкрашенных под цвет выжженной солнцем земли. Их люки, сделанные в виде диафрагм, были закрыты.
Хоури споткнулась и упала на жесткую траву. На ней был камуфляж, сам приобретающий нужную мимикрирующую окраску. Сейчас он имел цвет пятнистого хаки. В руках Хоури держала легкую винтовку, стрелявшую пулями. Металлическое цевье было выгнуто, чтобы соответствовать изгибу ладони. Голову прикрывал шлем, с него свисал телевизионный экранчик, в данный момент изображавший подробную карту поля боя, переданную с дирижабля наблюдения.
— Сюда, пожалуйста.
Кто-то из клистирных трубок махнул ей в направлении надувной госпитальной палатки. Внутри санитар забрал у нее винтовку, прицепил к оружию бирку с фамилией Хоури и поставил в ряд с восемью другими орудиями убийства, варьировавшими от похожих на ее винтовку среднего калибра, палившую пулями, способными разом уничтожить разве что взвод, до таких, которые лучше не применять против врага, находящегося с тобой на одном континенте. Рычание дирижаблей постепенно стихало, а затем и вовсе пре-ратилось, заглушённое специальным силовым полем, обеспечивавшим тишину в палатке. Теперь, когда рука Хоури освободилась от оружия, стало можно убрать телеэкранчик за гребень шлема. Тем же движением она сняла с глаз прилипшую от пота прядь волос.
— Вон туда, Хоури.
Ее провели в отделенную перегородкой заднюю часть палатки, через помещение, заполненное больничными койками, ранеными и тихонько позвякивающими металлом автоматами-санитарами, которые склонялись над ранеными и почему-то походили на механических зеленых лебедей. Снаружи изредка доносился вой истребителей и серии пушечных залпов, но на эти звуки никто из присутствующих внимания не обращал.
Наконец Хоури привели в крошечный выгороженный закуток, где не было ничего, кроме письменного стола. Стены были украшены знаменами участников Северной Коалиции. А еще в комнате стоял здоровенный глобус Края Неба, водруженный на бронзовую подставку и украшавший один конец стола. Глобус был геологический, он показывал тектонику — платформы и складчатые зоны, а вовсе не политические границы, из-за которых шла война. Впрочем, Хоури на него вообще внимания не обратила, не видя ничего, кроме человека, который сидел за столом. Он был одет в полную военную форму: застегнутый на все пуговицы мундир из дешевой оливковой ткани, золотые эполеты, внушительная выставка орденов и медалей Северной Коалиции через всю грудь. Черные блестящие волосы лежали на голове красивыми волнами.
— Сожалею, — сказал Фазиль, — что все произошло таким вот образом. Но раз уж ты тут… — он показал на стул. — Садись, нам надо поговорить. И… время не ждет. Такие уж у нас с тобой дела.
Как в тумане Хоури вспомнилось совсем другое место. В памяти всплыла какая-то камера с железными стенами, стул, и хотя в этом воспоминании было нечто тревожное (будто драгоценное время мчалось куда-то опрометью), оно казалось даже более реальным, нежели ее нынешние ощущения. Но потом Фазиль полностью завладел ее вниманием. Он выглядел точно таким, каким ей помнился, хотя она никак не могла понять, когда же она виделась с ним в последний раз. Правда, на его щеке виднелся шрам, которого она не могла припомнить, и еще он отрастил усы, а может быть, он что-то сделал с теми, которые носил когда-то — они, вероятно, выросли из той черной щетины, так что теперь свисали двумя крысиными хвостиками по обеим сторонам верхней губы.
Она последовала приглашению Фазиля и опустилась на стул.
— Она — Мадемуазель — боялась, что дело все же может дойти до этого, — между тем говорил Фазиль. Его губы еле двигались, а может быть, даже оставались неподвижными под прикрытием усов. — Поэтому она предприняла кое-какие меры предосторожности. Пока ты еще находилась на Йеллоустоне, она имплантировала в твой мозг серию воспоминаний, добраться до которых очень и очень непросто. Они должны были активизироваться, то есть стать доступными твоему сознанию, только тогда, когда она сочтет это нужным, — он протянул руку и раскрутил глобус, потом резким движением остановил его. — По правде говоря, процесс «открытия» доступа к этим воспоминаниям идет уже некоторое время. Ты наверняка помнишь внезапный приступ мигрени, случившийся с тобой в лифте?
Хоури лихорадочно искала точку опоры. Какую-нибудь точку в реальности, на которую могла бы положиться.
— А это? Что это такое?
— Маленькое приспособление, — ответил Фазиль, — сплетенное отчасти из реально существующих воспоминаний, которые Мадемуазель обнаружила у тебя и нашла подходящими для своих целей. Эта встреча, например. Разве она не напоминает тебе нашу первую встречу, любимая? Только та происходила во время высадки десанта на высоте 78, в дни кампании в Центральных провинциях, как раз перед вторым десантированием на полуострове Красном. Тебя прислали ко мне, так как мне требовался кто-нибудь для засылки в тыл противника, кто-нибудь знакомый с секторами, недавно захваченными войсками южан. Из нас получилась неплохая упряжка, верно? Отличная, в некоторых отношениях, — он нежно погладил усики и снова крутанул глобус. — Конечно, я вызвал тебя сюда, вернее будет сказать — ОНА вызывала тебя сюда, не для того, чтобы предаваться воспоминаниям. Нет, разумеется. Тот факт, что и воспоминания ожили, означает, что определенная доза истины для тебя открыта — вопрос в том, готова ли ты ее принять.
— Конечно я… — Хоури оборвала фразу. В том, что говорил Фазиль толку было мало, но ее больше волновало смутное воспоминание о другом месте, о страшном стуле в какой-то железной комнате. У нее было ощущение, что в этом воспоминании есть нечто недосказанное, есть какая-то ошибка в самом процессе раскрытия этого воспоминания. Ей казалось, что где бы ни находилась та комната, но она — Хоури — обязана быть там, чтобы присоединить свои усилия к какой-то борьбе, к чьему-то сопротивлению. И какая бы это ни была борьба, ей — Хоури — было ясно, времени не остается и она не должна терять его на то, что стоит у нее перед глазами.
— О, не беспокойся об этом, — сказал Фазиль, видимо, без труда читавший ее мысли. — Ничего этого в реальном времени не происходит. Да и в ускоренном времени Оружейной — тоже. Неужели с тобой никогда не случалось, чтобы кто-то реальный будил тебя, но его действия становились частью снящегося тебе сна, задолго до того, как ты просыпалась по-настоящему? Понимаешь, о чем я? Твой пес лижет тебе лицо, чтобы разбудить, а во сне ты падаешь за борт корабля. А ведь на этом корабле ты была еще задолго до падения в море, — Фазиль помолчал. — Память, Хоури. Память пробуждается мгновенно. Сон казался реальным, но он возник мгновенно, возник в тот момент, когда собака стала лизать твое лицо. Возникла проекция прошлого. Та, которую в реальности ты не переживала. Так и с этими воспоминаниями.
Упоминание Фазиля об Оружейной вызвали кристаллизацию концепции стальной комнаты. Хоури еще острее ощутила необходимость опять быть в том помещении, чтобы принять участие в драке. Детали ее все еще были туманны, но зато Хоури чувствовала всю важность своего участия в борьбе.
— Мадемуазель, — между тем говорил Фазиль, — могла почерпнуть множество обстоятельств из твоего прошлого, а многое могла и сочинить, исходя из единичного факта. Но она понимала: делу можно помочь, поместив тебя в такую обстановку, где обсуждение военных проблем окажется совершенно естественным.
— Военных проблем?
— Собственно говоря, войны как таковой, — Фазиль улыбнулся, что заставило кончики его усов встопорщиться, точно демонстрируя принципы строительства консольных мостов. — Но не такой, о которой ты читала. Нет. Боюсь, что для этого та война миновала слишком давно, — внезапно Фазиль вскочил, оправил мундир и затянул пояс. — Пожалуй, нам лучше перейти в конференц-зал.
Глава двенадцатая
Край Неба, 61-А, Созвездие Лебедя, год 2483-й
(компьютерная имитация)
Конференц-зал, куда Фазиль привел Хоури, ничем не походил на те, в которых ей доводилось бывать раньше. Он явно был слишком велик для надувных палаток вообще и уж никак не мог помещаться внутри этой. И хотя Хоури неоднократно приходилось встречаться с различной моделирующей аппаратурой, она еще никогда не имела дела с такой, которая была бы способна показать то, чему она была свидетелем сейчас. Она занимала почти всю площадь пола — примерно 20 метров диаметром — и была окружена со всех сторон дорожкой с металлическими перилами.
Это была карта всей Галактики.
То, что делало изображение с точки зрения существующей и известной Хоури аппаратуры невозможным, заключалось в одном-единственном факте: глядя на карту, она получала — то есть каким-то образом усваивала — информацию о каждой звезде в Галактике, от самых холодных, еле теплящихся красных карликов, до самых ярких бело-голубых суперзвезд. И дело было не только в том, что здесь присутствовали все звезды Галактики, которые можно увидеть, когда на них совершенно случайно падает взгляд. Нет, их было несравненно больше. Просто, всю Галактику здесь можно было понять с одного взгляда. Хоури так и восприняла ее как единое целое.
Она могла запросто сосчитать точное количество звезд в ней!
Их было 466311922811. Пока она считала, один из супергигантов превратился в сверхновую, так что ей пришлось изменить итог.
— Это фокус, — сообщил ей Фазиль — Кодификация. В галактике звезд больше, чем клеток в человеческом мозгу если их запоминать, это заняло бы нежелательно большую часть ассоциативной памяти. Хотя это не значит, что ощущение всеведения не поддается имитации.
Картина Галактики была столь детальна, что назвать ее картой просто язык не поворачивался. Все звезды были изображены согласно своим качествам: цвет, светимость, размеры, бинарность, положение, вращение. И все это отражалось с абсолютной точностью, причем были отмечены еще и области формирования звезд — прозрачные, мягко светящиеся облака конденсированных газов, в которых мерцали угольки эмбрионов будущих светил. Были там и совсем недавно сформированные звезды, окруженные дисками протопланетного материала, а если того хотела Хоури, то открывался вид и на планетные системы, вращающиеся вокруг своих центральных солнц на невероятных скоростях, подобно микроскопическим моделям. Были там и совсем старые звезды, уже сбросившие скорлупу своих фотосфер, обогатив ими нищее межзвездное пространство и превратив его в основной протоплазменный резервуар, из которого когда-нибудь родятся будущие поколения звезд, миров и цивилизаций. Были там и останки сверхновых — регулярных и случайных, расширявшихся по мере охлаждения и излучавших свою энергию в мировое пространство. Иногда в гуще процессов звездной гибели Хоури могла наблюдать появление молодого пульсара, выбрасывающего пучки радиоволн на точных и почти не меняющихся диапазонах, работающего словно часы, брошенные в каком-нибудь всеми забытом императорском дворце, давным-давно заведенные в последний раз и обреченные тикать, пока их не остановит ледяная вечность. А еще видела она черные дыры. Одна из них (ныне еще спящая) находилась в центре Галактики, окруженная сопутствующими роями обреченных звезд, которые в один прекрасный день по крутым спиралям рухнут в недра дыры и дадут пищу для апокалиптического взрыва рентгеновского излучения в тот момент, когда их начнут рвать и перемалывать.
Но в этой галактической трагедии была заложена не только простейшая астрофизика. Хоури познала здесь гораздо большее, как будто каждый новый слой воспоминаний перекрывал прежние слои. Она узнала, например, что Галактика кишит жизнью, что миллионы культур разбросаны в квазибеспорядке по ее гигантскому медленно вращающемуся диску.
И все, что она видела, было прошлое. Далекое, далекое прошлое.
— На самом деле, — произнес Фазиль, — все это показывает состояние Галактики примерно миллиард лет назад. Если считать, что начало вселенной было положено за 15 миллиардов лет до этого, то миллиард — здоровенный кусок времени, даже считая по галактической шкале.
Они стояли рядом, нагнувшись над перилами, украшавшими дорожку, — совсем как парочка зевак, остановившихся на минуту, дабы полюбоваться своим отражением в темной воде пруда с утками.
— Чтобы дать тебе более четкое представление, скажу, что миллиард лет назад человечество еще не существовало, — продолжал Фазиль. — Больше того, еще и динозавров не было! Они появились где-то миллионов 200 лет назад, то есть примерно за одну пятую того времени, с которым мы тут имеем дело. Сейчас у нас тут примерно докембрий. Жизнь на Земле уже есть, но не многоклеточная. Если очень повезет, можно встретить что-нибудь вроде губки, — Фазиль снова поглядел на модель Галактики. — А вот в других местах дела обстояли иначе.