Обсуждение структуры экономики, адекватной современному миру, также весьма обсуждаемая сегодня тема. Если мы хотим через 10-15 лет обеспечить себе мировую конкурентоспособность, то надо определить, что именно мы должны такого уметь производить. Посмотрим, какие есть варианты.
Вариант 1: Ставим на индустриальную экономику
В случае, если бы Россия располагала внутренним потреблением, достаточным для того, чтобы не зависеть от внешней конъюнктуры, это, наверное, смогло бы обеспечить ей хоть и не лидерство, но более-менее уверенное самочувствие. Можно было бы поднять экономику за счет легкой и пищевой промышленности, сферы услуг – но для этого у нас слишком мала емкость внутренних рынков, слишком низкий уровень доходов населения, да и с самим количеством населения опять же дела идут не так хорошо. В ситуации кризиса нас бы могли спасти крупные инфраструктурные проекты, например в области энергетики и транспорта. Но на это денег у государства нет.
Если бы мы сегодня контролировали внешние рынки сбыта, хотя бы в том объеме, которым располагал СССР, то возможно, работа на них была бы для нас шансом. Частично мы их потеряли в результате самого распада Союза. С каких-то рынков мы ушли сами в результате технологического отставания, а с каких-то – нас попросту вытеснили. Авиация, машиностроение, космос, связь – отрасли, на которых мы традиционно сражались за лидерство, - уже не наши. И локальные примеры успеха радикально не меняют общей картины. Скоро из-за отставания мы потерям позиции в энергетике и железнодорожном строительстве, где нас сильно теснят китайцы. При этом не надо забывать и о том, что миф об инвестиционной непривлекательности российской экономики прочно поддерживается западными медийщиками до сих пор, о чем недавно напоминал Дэниел Торнили[22] на «Русских чтениях».
Российское машиностроение сейчас скорее стало темой для анекдотов, чем для осмысленных расчетов и дискуссий. В результате нынешнего кризиса впервые за историю существования концерна, в 2009-м году Toyota ожидает отрицательную прибыль. Заказы подразделения Volvo Trucks в Европе упали на 99,8%. Европа один за другим закрывает свои автомобильные заводы. Страны PIGS (Португалия, Италия, Греция, Испания) у которых и эффективность производства и инвестиционная привлекательность превышает российскую, западными аналитиками считаются теми, кто тянет экономику ЕС вниз. Что уж говорить о нашем машиностроении? Но допустим, мы как-то извернемся и сделаем на АвтоВАЗе автомобиль, лучше и дешевле, чем Toyota. Но это вовсе не значит, что мы заполоним им мир. Основные рынки сбыта не у нас, они в руках у стран общества потребления. Таких, у которых богатое население, привыкшее к высокому уровню жизни, а это, прежде всего США и ЕС. Продавать придется на рынках, нам пока не принадлежащих. Цена на них назначается тоже не нами. С чего бы это нас туда пустят? Если с Россией можно в чем-то не конкурировать, то так и будет сделано. Вспомним пример «убийства» нашей гражданской авиации: нашим самолетам ограничили доступ в их небо, и все.
В этой ситуации надеяться на один государственный протекционизм тоже нельзя. Когда Барак Обама недавно заявил миру: «покупайте американское[23]», это вызвало международный скандал, а это значит, что одной только государственной поддержкой уже не отделаешься. Все хотят, чтобы покупали именно у них. Так что придется конкурировать.
Вариант 2: Ставим на вооружение
Традиционно Россия считается одним из лидеров на мировом рынке оружия. Она могла бы оставаться лидером и сейчас, но при условии, что мы точно знаем: кто, против кого и с помощью чего будет воевать. Если это будут затяжные войны среди стран третьего мира (Африка, Ближний Восток, Южная Америка), то мы сможем им продавать свои самолеты, зенитки и автоматы, поскольку у них еще не произошел переход на новый уровень военных технологий.
Но если воевать будут ведущие военные державы, такие как США, Великобритания, Израиль, то в этом случае мы со своим оружием уже опоздали. Конфликт в Южной Осетии это показал. Броневые стали и пилотируемая авиация в современных войнах – это как в «войну моторов» вступать с хорошей конницей и арбалетами. А в новых технологиях, мы, увы, далеко не лидеры.
Для того, чтобы иметь конкурентоспособную экономику, нужно уметь производить то, что точно будут покупать задорого в ближайшие десять лет. Аналитики считают, что таким продуктом может стать что-то чрезвычайно интеллектоемкое, некий продукт прорывных инноваций.
Вариант 3: Ставим на науку
Дать квалифицированную и обоснованную оценку норме возврата инвестиций в нашу науку весьма затруднительно. Вложив сегодня 1 рубль в российскую науку, сколько получит наше общество, скажем, через год, через 5 лет, через 10? Таких оценок нет, и не может быть, по простой причине - нынешняя российская наука не коммерциализирована. Это значит, что она не может ничего заработать. Государственное финансирование – это не заработок. А значит, серьезные частные инвестиции в науку не пойдут. На одни государственные деньги для мирового рынка хай-тека наука не сможет ни обеспечить себе прорыв, ни изобрести, ни внедрить ничего ценного. И это будет продолжаться до тех пор, пока не будет построено соответствующих институтов, инфраструктур, рынков и прочего. А это процесс лет на 10 минимум, и то при оптимистичных оценках. Наши ученые и академики будут и дальше проливать слезы по своей бедности, наши инвесторы - финансировать успешные иностранные инновационные компании, наши молодые гении – уезжать в США. Ходить мы при этом будем с финскими и китайскими телефонами, японскими ноутбуками и пользоваться американским ПО.
Вариант 4. – Ставим на сырье
С началом кризиса сторонники этой точки зрения особенно оживились: «ага, сейчас эти игрушки в инновационную экономику и мыльные пузыри кончатся, а миру сырье будет нужно всегда». Все было бы, наверное, хорошо для страны с богатейшими недрами, но, опять же, рынки не наши. Если говорить о нефти, то цена по большому счету формируется крупнейшими производителями (Ближний Восток), крупнейшими индустриальными экономиками (Китай) и автомобильными нациями (США), то есть – не нами. А это значит, что если кому-то так понадобятся наши ресурсы, то их у нас их купят по той цене, по которой выгодно им. В данный момент США выгоднее развернуть программу по новой энергетике: возобновляемым источникам и энергосбережению. Япония пошла по этому пути одной из первых. Через год-два Испания планирует завершить переход электроэнергетики на возобновляемые источники. Дело тут вовсе не в экономической отдаче (возобновляемая энергия до сих пор дороже), а в создании на своей территории центров высокой прибавочной стоимости. А они формируются не сырьем. Это: технологии, интеллект и люди - вот где источники сверхприбыли в современном мире.
Россия и современность
По этим и другим направлениям мы попали в ситуацию, когда соревнования уже выиграны, победители получили награды, а мы только готовимся к выходу на стартовую дорожку. Поэтому сейчас на повестку дня общество должно поставить стратегические вопросы, то есть те, к соревнованию по которым мир только готовится.
Специфика современного мира состоит в том, что точка принятия решения резко смещается во времени. Те решения, которые предполагалось принять через 10-20-30 лет, начинают разрабатываться уже сейчас, и общество начинает жить этим уже сегодня. Следовательно, эти вопросы должно обсуждать общество, а не только президент и правительство. В силу своего устройства институты власти и управления экономикой сконцентрированы на программах, которые дадут быстрый и заметный результат. Учитывая российскую специфику, это почти всегда означает перераспределение доходов от производящего класса в сторону иждивенчески настроенных слоев и конвертацию возможностей для будущих поколений в затыкание дыр, оставшихся от прошлого.
Вопрос создания новых возможностей в будущем нельзя перекладывать на имеющиеся институты, поскольку они создавались в другую эпоху и для других задач, а именно для удержания, контроля, унификации территории, народа и экономики индустриального типа. Реальным заказчиком того, какие возможности и перспективы будет иметь Россия через 10, 15, 20 лет, является общество. Оценить успешность наших действий смогут только следующие поколения, хотя мы до сих пор весьма смутно представляем, в каком мире им придется жить. Но, тем не менее, либо нам удастся освоить технологии жизни в современном мире, либо мы обрекаем себя принимать сиюминутные решения, которые заново воспроизведут ситуацию запоздалых дискуссий.
И тут мы вынуждены согласиться с Дэниелом Торнили, который сказал, что сейчас фактически все, что россияне сейчас могут поставить на карту в современном мире – это их молодые образованные люди. И это действительно так. Идея о «человеческом капитале», и о том, что именно он, а не «вещественный капитал» в современном мире определяет конкурентоспособность, известна с середины прошлого века. Это показал Теодор Шульц, который исследовал этот вопрос на примере стран Латинской Америки и США, и за это в 1979 г. получил Нобелевскую премию по экономике. С тех пор идея о приращении человеческого капитала является одной из определяющих в мире. Особенно важной она становится сегодня, если верить современным разработчикам: при наличии передовых кадров становится возможным либо разработка и запуск технологий по воссозданию ресурсов, либо создание схем, при которых ресурсозависимость не угрожает стране и обществу.
С большой долей уверенности можно сказать: качество человеческого капитала будущей России – вот та сфера, в которой мы еще не опоздали, но она как никогда актуальна в современном мире. Речь идет не о сегодняшнем работоспособном населении (тут уже ничего не поделаешь), а о следующем поколении, фактически – о наших детях, о тех, кто через 20-30 лет будет определять облик страны, и кто уже будет жить в мире, в котором сырье и другие важные сегодня ресурсы не будут цениться.