Глава двадцать четвертая 35 глава




— Опасно, очень опасно! — однако, поняв смысл слов Хоури, что в недалеком будущем их увертки должны непременно перерасти в открытый мятеж, Вольева подтянула рукав куртки вверх, чтобы взглянуть на браслет, на экране которого горели схемы и бежали, сменяя друг друга цифры. — С помощью этого я могу контролировать почти все. Но какой толк? Саджаки убьет меня, если поймет, что я собираюсь саботировать операцию. А он узнает все, как только «Плацдарм» отклонится от заранее заданного курса. И еще не забывай: Силвест держит нас всех в заложниках. А я не знаю, какова будет его реакция!

— Плохая, но я думаю, это ничего не изменит.

Тут вмешалась Паскаль:

— Он не сделает того, чем грозит. Ничего такого в его глазах нет. Он сам мне сказал это. Но Саджаки этого не знает, так что Дэн уверен в своем конечном выигрыше.

— Ты абсолютно уверена, что он тебе не солгал?

— К чему такие вопросы?

— В данных обстоятельствах такой вопрос совершенно уместен. Я боюсь Саджаки, но если возникнет необходимость, то смогу потягаться с ним. А вот с твоим мужем — нет.

— Этого не произойдет, можешь мне верить.

— Похоже, у нас появился выбор, — сказала Хоури. Она как раз подошла к лифту. Дверь открылась, но им пришлось сделать усилие, чтобы ступить на пол лифта, так как кабина остановилась слишком высоко. Хоури отряхнула слизь с ног, постучала носками сапог в стенку и сказала: — Илиа, ты обязана остановить это дело. Если оружие достигнет Цербера, мы все погибнем. Именно это Мадемуазель и знала всю дорогу, потому-то и считала, что Силвеста надо уничтожить. Да, она знала это, знала, что он так или иначе попробует добраться сюда. Сейчас у меня в голове нет полной ясности, но в одном я точно уверена: Мадемуазель знала, что нам всем придется плохо, если Силвесту удастся задуманное. Плохо и даже очень плохо.

Лифт продолжал подниматься, но Вольева все еще не сказала им, куда они направляются.

— Похоже, Похититель Солнц науськивает его, — сказала Паскаль. — Подбрасывает ему идейки, формирует его судьбу.

— Идейки? — удивилась Хоури.

— Вроде полета сюда — в эту систему, — сейчас Вольева заметно оживилась. — Хоури, а ты помнишь, как мы с тобой оживляли ту запись Силвеста, что хранилась в памяти корабля со времени первого его визита на борт? — Хоури кивнула. Она хорошо помнила, как смотрела в глаза записи и воображала, что будет убивать реального человека. — И как он намекнул, что уже тогда строил планы посылки экспедиции на Ресургем? Нас это обеспокоило, так как в те времена он еще не мог ничего знать об амарантянах, и мы это понимали. Ну, так теперь все становится понятным. Дело в Похитителе Солнц, который тогда уже проник в мозг Силвеста и направлял его мысли. Я не думаю, чтобы Силвест понимал, что с ним происходит, но фактически Похититель Солнц уже контролировал его действия.

Хоури задумчиво произнесла:

— Похоже, Похититель Солнц и Мадемуазель сражаются друг с другом, но в этой войне они используют нас… Похититель Солнц — существо, созданное программированием, а Мадемуазель заключена в паланкине на Йеллоустоне… вот они и дергают за веревочки, натравливая нас, как марионеток, друг на друга.

— Полагаю, ты права, — ответила Вольева. — Похититель Солнц уже давно поселил во мне чувство беспокойства. Тревогу. Кстати, а ведь мы не слыхали о нем с тех пор, как было уничтожено орудие из Тайника.

Хоури промолчала. Она-то знала, что Похититель Солнц вошел в ее мозг во время последнего посещения Оружейной. Позднее, на Ресургеме, Мадемуазель поведала Хоури, что Похититель Солнц постепенно поглощает ее и неминуемо победит буквально через несколько часов или — в крайнем случае — дней. Но с тех пор прошло уже много недель. Согласно своим подсчетам, сама Мадемуазель должна быть уже мертва, а Похититель Солнц празднует победу. Но внешне ничего не изменилось. По правде говоря, ее голове стало гораздо лучше, лучше, чем было тогда, когда Хоури проснулась на орбите Йеллоустона. Проклятый имплантат Игры Теней — тот, что давал ей возможность ощущать близость жертвы, — не работает. Никаких мерзких ночных визитов и наставлений Мадемуазель. Казалось, и сам Похититель Солнц, одержав победу, тут же отдал концы. Но Хоури в это не верила; отсутствие Похитителя вызывало в ней чувство тревоги и растущего напряжения. Ожидание будет расти и расти, пока — она уверена, так оно и будет — он не появится вновь. И откуда-то она точно знала, что Похититель Солнц будет еще менее приятным обитателем ее мозга, нежели была Мадемуазель.

— А зачем ему показываться? — спросила Паскаль. — Он же в любом случае уже почти победил.

— Почти победил, — согласилась Вольева, — но то, что мы собираемся сделать, может заставить его вмешаться. Мне кажется, нам следует подготовиться к этому. Особенно тебе, Хоури. Ты же знаешь, что Похититель Солнц проник в Бориса Нагорного, и можешь мне поверить, знакомство с ним не доставило Борису большого удовольствия.

— Так, может, будет лучше, если ты запрешь меня где-нибудь, пока еще не поздно? — сама Хоури сначала этим словам особого значения не придала, но прозвучали они весьма серьезно. — Я не шучу, Илиа. Предпочитаю, чтобы ты это сделала, а то еще придется пристрелить меня как-нибудь вечерком.

— С удовольствием бы, — сказала Вольева, — но пока что-то не заметно, чтобы мы численно превосходили противников. В данный момент нас трое против Хегази и Саджаки. И один Господь Бог знает, чью сторону возьмет Силвест, если дело дойдет до драки.

Паскаль промолчала.

 

Они достигли Боевого Архива — цели, которую Вольева имела в виду с самого начала их сегодняшнего путешествия, хотя она никому об этом не сказала, пока они не прибыли на место. В этой части корабля Хоури никогда еще не бывала, но зато она не нуждалась в том, чтобы ей разъясняли, что за штука такая — Боевой Архив. Ей приходилось бывать во множестве арсеналов, а этот, в общем, был сходен с остальными.

— Кажется, мы завариваем крутую кашу, — сказала она. — Верно?

Довольно большая часть Архива представляла собой помещение, соединявшее в себе функции хранилища оружия и мастерских по его производству. Здесь насчитывалось около тысячи образцов вооружения, лежавшего на стеллажах в полной боевой готовности. А за короткий срок можно было изготовить еще десятки тысяч единиц — собрать их по голографическим чертежам, хранившимся в других помещениях корабля.

— Да, — ответила Вольева, и в голосе ее прозвучало нечто, странно напоминавшее об удовольствии. — И в этом случае, нам следует иметь в своем распоряжении кое-какое достаточно эффективное огнестрельное оружие. Поэтому, Хоури, воспользуйся своим боевым опытом и знаниями и подбери нам то, что нужно. И поторопись, вряд ли следует дать Саджаки возможность запереть нас здесь до того, как мы получим то, зачем пришли.

— А ты, кажись, начинаешь входить во вкус?

— Начинаю. И знаешь почему? Совершаем мы самоубийство или нет, но все же мы начинаем что-то делать. И если это что-то не даст нужных результатов или даже приведет нас к смерти, но все-таки мы ввяжемся в бой, если дело до того дойдет.

Хоури согласно наклонила голову. Теперь, когда Вольева говорит такие вещи, с ней не поспоришь. Прерогатива солдата — не позволять событиям идти своим путем, а вмешиваться в них, даже если это вмешательство ни к чему хорошему не ведет. Вольева быстро показала ей, как работает система выдачи оружия с верхних стеллажей, — это оказалось делом несложным, — а затем взяла Паскаль за руку и повернулась, чтобы уйти.

— И куда же ты идешь?

— В рубку. Саджаки хочет, чтобы я присутствовала там при операции «размягчения» коры Цербера.

 

Глава двадцать шестая

 

 

Цербер-Гадес, Дельта Павлина, гелиопауза, год 2566-й

 

Силвест уже несколько часов не виделся со своей женой и теперь опасался, что не увидит ее и на кульминации того, к чему он стремился чуть ли не всю свою жизнь. Оставалось всего лишь десять часов до того времени, когда «Плацдарм» Вольевой войдет в соприкосновение с Цербером, а меньше чем через час должна была начаться первая волна атаки, имевшая целью «размягчить» кору планеты. Это было важным событием, и вот, по-видимому, он обречен наблюдать за ним в отсутствие своей жены.

Телекамеры корабля ни на секунду не выпускали из поля зрения «Плацдарм», и даже сейчас его изображение парило на дисплее рубки, будто находилось совсем рядом с кораблем, хотя на самом деле их разделяло около миллиона километров. Они видели его сбоку, так как «Плацдарм» начал свой подход с Троянской точки, когда корабль находился как бы в подвешенном состоянии на девяносто градусов по ходу часовой стрелки от линии, соединяющей Гадес с его невидимым сейчас спутником. Ни тот, ни другой корабль не занимал истинных постоянных орбит, но слабое гравитационное поле Цербера давало возможность удерживать их на этих траекториях с минимальным расходованием топлива на коррекционную тягу.

С Силвестом в рубке сидели Саджаки и Хегази, освещенные красноватым светом дисплея. Красный цвет господствовал. Гадес был достаточно близок, чтобы выглядеть весьма заметным пурпурным пятнышком, а Дельта Павлина — хотя и далекая — тоже источала ржаво-красное сияние на все, что кружилось в ее системе. И поскольку дисплей был единственным источником света в рубке, часть красноты досталась и ей.

— Где же, во имя всех чертей, застряла эта корова Вольева? — шипел Хегази. — Я полагаю, что в такое время ей бы уже следовало быть здесь, чтобы демонстрировать свою камеру ужасов в действии.

«Неужели эта баба рискнула сделать то, что она еще ни разу не рискнула высказать вслух?» — подумал Силвест. Неужели она все же посмеет погубить атаку, хотя весь замысел операции принадлежит ей самой? Если так, значит, он не понял истинного характера этой женщины. Она решила свалить на него свои собственные грехи, руководствуясь бредовыми галлюцинациями другой идиотки — Хоури… но как она могла принять их всерьез? Да нет, она просто разыгрывала роль адвоката дьявола, проверяла прочность его собственных убеждений!

— Молись, чтобы дело обстояло именно так, сынок, — шепнул ему Кэлвин.

— Ты что же, теперь принялся читать мои мысли? — громко спросил Силвест, решив пока ничего не утаивать от неполного Триумвирата, собравшегося вокруг него — Не дурен фокус, Кэлвин.

— Можешь назвать это прогрессирующей адаптацией, — продолжал внутренний голос. — Согласно ряду теорий, если ты разрешишь мне оставаться у тебя в мозгу достаточно долгий срок, то может произойти что-то именно в этом духе. А если по-настоящему, то дело вот в чем: я конструирую все более совершенную модель твоих нервных процессов. Сначала я мог лишь коррелировать то, что считывал с твоих реакций. А теперь мне не нужно даже ожидать твоей реакции, чтобы догадаться, какова она будет.

— Ну, так прочитай вот это: а пошел ты в…

— Если ты хочешь отделаться от меня, — сказал Кэлвин, — то мог сделать это еще несколько часов назад. Однако мне кажется, что ты начал привыкать видеть меня там, где я нахожусь, и тебе даже стало нравиться это.

— Только на время, — ответил Силвест. — И не вздумай привыкать к этому, Кэл. Я вовсе не планирую видеть тебя здесь на постоянной основе.

— Меня беспокоит твоя жена.

Силвест глянул на Триумвиров. Внезапно ему разонравилась идея давать им слушать свою половину разговора с Кэлвином, а поэтому он мгновенно переключился на «мозговую» беседу и сказал:

— Я тоже беспокоюсь о ней, но это совершенно не твое дело.

— Я видел, как она среагировала, когда Вольева и Хоури пытались перетащить ее на свою сторону.

Да, подумал Силвест. И кто, говоря по совести, способен упрекнуть ее за это? Ему самому было достаточно неприятно, когда Вольева внезапно ввернула в разговор имя Похитителя Солнц. Точно глубинную бомбу запустила. Конечно, Вольева не могла знать, какое огромное значение имеет это имя, и какое-то мгновение Силвест надеялся, что его жена не вспомнит, где она его слышала, или даже вообще не вспомнит, что слышала. Но Паскаль слишком умна для этого. И это одна из причин, по которым он ее любит.

— Это не значит, что им удалось добиться своего, Кэл.

— Я рад, что ты так уверен в себе.

— Она не станет пытаться остановить меня.

— Ну, это еще вопрос, — сказал Кэлвин. — Видишь ли, если она вообразит, что ты становишься на опасный путь, и если она любит тебя так, как это представляется мне, то тогда остановить тебя станет для нее поступком, вытекающим как из чувства любви, так и из чистой логики вещей. Впрочем, возможны и другие варианты. Это не значит, что она вдруг тебя возненавидит, или что будет извлекать удовольствие из того, что не даст тебе осуществить свои амбиции. Фактически все наоборот. Мне кажется, твое решение ранит ее.

Силвест опять взглянул на дисплей, на коническую скульптурную массу вольевского «Плацдарма».

— Что я думаю, — наконец заговорил Кэлвин, — так это вот что: в происходящем есть нечто, пока от нас ускользающее. И нам следует быть очень осторожными.

— Мне кажется, что до сих пор я был очень осторожным.

— Я знаю и даже сочувствую. Тот факт, что где-то поблизости таится опасность, сам по себе увлекателен. Он похож на приглашение двигаться дальше и вперед. Именно такое у тебя и возникает ощущение, не правда ли? Любой аргумент, который они против тебя выдвигают, только укрепляет твою решимость. Это потому, что Знание вызывает у тебя новый приступ голода, и этому голоду ты не способен противостоять, даже если знаешь, что то, чем ты объедаешься сегодня, может завтра тебя погубить.

— Я сам не мог бы выразить эту мысль лучше, — ответил Силвест и порадовался этому, хотя и не долго. Затем повернулся к Саджаки и громко спросил: — Где, черт бы ее побрал, эта проклятая баба? Неужели она не понимает, что нам надо работать?

— Я здесь, — откликнулся голос Вольевой, вошедшей в рубку в сопровождении Паскаль. Молча она вызвала пару кресел, и обе женщины поднялись к центральному ряду, где устроились неподалеку от остальных. Отсюда спектакль, разыгрывавшийся на дисплее, был виден лучше всего.

— Тогда пусть грянет бой, — приказал Саджаки.

 

Вольева вызвала Тайник. Это был ее первый контакт с тамошними ужасами после инцидента с мятежным орудием.

Где-то на задворках ее мозга копошилась мысль, что в любое время любое из этих орудий может начать действовать столь же своевольно и непредсказуемо, как и первый мятежник. Оно может силой отнять у нее контроль и взять на себя ответственность за свои действия. Она никак не могла изгнать эту мыслишку, хотя и готовилась взвалить риск на свои плечи. А если Хоури говорила правду, и Мадемуазель, перехватившая управление взбунтовавшимся орудием, сейчас мертва и беспощадно поглощена Похитителем Солнц, то, значит, не она, а кто-то другой может попытаться повернуть орудия Тайника против планируемой атаки.

Для атаки на Цербер Вольева отобрала несколько орудий. Это были те страшилища, которые, по ее мнению, стояли в самом конце списка, составленного по убыванию разрушительной силы. Их деструктивный потенциал можно было сравнить с потенциалом систем корабельной артиллерии. Она активизировала шесть из них, и они доложили о готовности через браслет, надетый на запястье Вольевой. Их странные эмблемы, изображавшие черепа, грозно пульсировали. Пользуясь системой рельсов, машины медленно покинули свои места и оказались в маленьком переходном зале, откуда вышли за пределы корпуса «Бесконечности», превратившись как бы в перенасыщенный разрушительными орудиями космический корабль-робот. Все боевые машины были не похожи друг на друга, хотя надписи, украшавшие бока этих выходцев из ада, были одинаковы. Две машины — релятивистские ракетометы — обладали некоторым функциональным сходством, каким и должны были бы обладать модели, призванные обеспечить выполнение одной и той же задачи, поставленной заказчиком перед двумя разными конструкторскими бюро. Видом они немного смахивали на старинные гаубицы. На длинном стволе торчали десятки каких-то трубок и окуляров неизвестного назначения и похожих на раковые опухоли вспомогательных систем. Четыре других орудия тоже не блистали особой красотой и включали в себя гамма-лучевой лазер (на порядок больший по размерам, чем соответствующая корабельная установка), суперсимметричный лучемет, кварковый дезинтегратор и орудие, стреляющее снарядами с начинкой из антиматерии. Все это было куда слабее, нежели то мятежное орудие, которое могло с легкостью уничтожить целую планету. Но Вольевой совершенно не хотелось больше видеть такие чудовища активизированными рядом со своим кораблем. Кроме того, она напомнила себе, что ее план заключается вовсе не в том, чтобы разрушить Цербер, а лишь в том, чтобы расколоть скорлупу этой планетки, а такая работа требует исключительной тонкости в управления оружием. О да… тонкости и искусства.

 

— А теперь дай-ка мне что-нибудь подходящее для новичка, — сказала Хоури, возбужденно роясь в каталогах и прейскурантах арсенала. — Заметь, игрушки мне ни к чему, оружие должно иметь приличную убойную силу.

— Лучевое или пулевое, мадам?

— Лучше лучевое, не высокого напряжения. Мы же не хотим, чтобы Паскаль наделала дырки в корпусе корабля.

— О, прекрасный выбор, мадам. А не пожелает ли мадам присесть, пока я поищу что-нибудь, соответствующее пожеланиям мадам?

— Если не возражаешь, то мадам лучше постоит.

В каталожной Хоури обслуживала личность, записанная на уровне гамма и состоявшая лишь из угрюмой и глуповатой голографической физиономии, спроецированной на высоте человеческого роста над прилавком с многочисленными прорезями в крышке. Сначала Хоури остановила свое внимание на оружии, висевшем в витринах с подсвеченными этикетками, где указывался принцип действия, дата выпуска, история применения и так далее. Это было удобно, и Хоури быстро отобрала для себя и Вольевой легкие электромагнитные пистолеты, стрелявшие иглами. По конструкции они примерно соответствовали тому оружию, которое использовалось в Игре Теней на Йеллоустоне.

Поскольку Вольева несколько зловеще упомянула и о более тяжелом вооружении, то Хоури решила позаботиться и о нем, но выставленных образцов ей показалось мало. Она нашла лишь отличную многозарядную плазменную винтовку, выпущенную столетия три назад, но ничуть не устаревшую, причем нейронная система наведения на цель делала ее исключительно удобной в ближнем бою. Когда Хоури взяла винтовку в руки, то ей показалось, что она встретилась со старым добрым другом. В чехле из черной кожи, пропитанном маслом и начищенном до блеска, в прорезях которого были видны счетчики и циферблаты, было что-то возбуждающее. Эта винтовка вполне годилась для нее, но что взять для Вольевой? Она шарила по стеллажам так долго, сколько позволяла ситуация, то есть минут пять, и, хотя тут не было недостатка в завлекательных и даже потрясающих ружьях, она не нашла того, что соответствовало бы ее замыслу.

Вот тогда-то Хоури и обратилась к банку памяти арсенала. Ее уведомили, что существует около четырех миллионов образцов ручного огнестрельного оружия, изготовленных за двенадцать столетий истории оружейной промышленности, от простейших кремневых аркебуз с раструбом на конце ствола до невообразимых компактных предметов, гарантирующих мгновенную аннигиляцию.

Однако даже это колоссальное собрание образцов оружия не исчерпывало всего потенциала арсенала. Последний ведь обладал еще и творческими способностями. Получив примерную спецификацию требуемого образца, арсенал разрабатывал его чертежи, комбинируя оптимальные характеристики уже существующих видов, пока не возникало новое и готовое к производству оружие. Буквально через несколько минут после изготовления чертежа оружие могло быть синтезировано.

Когда все эти операции были проделаны (равно как и с пистолетом для Паскаль, который вообразила себе Хоури), крышка на прилавке отскочила, и на обитой фетром подставке из глубин прилавка появились оба образца — сверкающие ультрастерильностью и еще хранящие тепло закалки.

Хоури взяла пистолет Паскаль, поглядела вдоль ствола, проверила балансировку, пробежала пальцами по кнопкам, регулирующим мощность луча, доступ к которым открывался нажатием клавиши на рукоятке.

— Он вам очень идет, мадам, — сказал каталог.

— Это не для меня, — ответила Хоури, пряча пистолет в карман.

Шесть боевых машин, отобранных Вольевой, включили ракетные двигатели и разлетелись в разных направлениях от корабля, следуя сложными курсами к боевым позициям, с которых предстояло нанести удары с различными углами наклона по точке будущего приземления «Плацдарма». «Плацдарм» же в это время все еще продолжал сокращать расстояние, отделяющее его от Цербера, одновременно непрерывно сбрасывая скорость. Вольева была почти уверена, что планета уже сообразила: к ней приближается объект искусственного происхождения и весьма внушительных размеров. Возможно, Цербер даже распознал в этом объекте нечто, бывшее в прошлом «Лорином». Безусловно, где-то в глубине коры, созданной механизмами, уже идут дебаты. Некоторые компоненты наверняка доказывают, что объект следует немедленно атаковать и что лучше ударить по приближающейся махине до того, как она станет реальной проблемой. Другие же компоненты оборонительной системы призывают к осторожности, указывая, что объект еще весьма далек от Цербера и что атака против него по необходимости должна быть мощной, дабы обеспечить полную аннигиляцию до того, как объект сможет сам нанести ответный удар, и что такая преждевременная демонстрация силы может привлечь нежелательное внимание со стороны. Более того, могут утверждать пацифистски настроенные системы, приближающийся объект пока не проявил никакой враждебности. А может, он и не подозревает, что Цербер — искусственная планета. Вполне возможно, он только обнюхает ее и улетит прочь.

Вольевой не хотелось победы пацифистов. Она желала победы стратегам массированного превентивного удара и хотела, чтобы это случилось немедленно. Она всем сердцем жаждала увидеть, как Цербер наносит удар и этот удар означает конец «Плацдарма». Тогда со всеми проблемами будет покончено и — примерно так, как уже произошло с беспилотными устройствами, — все вернется на круги своя. Вполне возможно, что склонность Цербера наносить контрудары не есть та угрожающая миру опасность, которую так хотела предотвратить Мадемуазель. Ведь пока никто еще не проникал внутрь планеты. Так что у них — у Силвеста — есть возможность признать свое поражение и отправиться по домам.

Впрочем, вероятно, ничего подобного не произойдет.

— Эти машины из Тайника, — прервал молчание Саджаки. — Ты собираешься командовать их стрельбой отсюда, Илиа?

— А почему бы и нет?

— Я предпочел бы, чтобы ими занималась Хоури из Оружейной. В конце концов это ее прямая обязанность, — он повернулся к Хегази и шепнул достаточно громко, чтобы услышали все: — Я начинаю подумывать, зачем мы вообще рекрутировали эту женщину… и почему я разрешил Вольевой остановить процесс промывки ее мозгов?

— Я всегда считал, что у нее есть свой узкий участок работы, — ответил химериец.

— Хоури находится в Оружейной, — солгала Вольева. — На всякий случай, разумеется. Но я не стану вызывать ее, если в том не будет необходимости. Так будет надежнее, не так ли? Ведь это мои орудия, и ты не имеешь права отстранять меня от командования ими, раз вся операция находится под моим руководством.

Информация на ее браслете — частично поступавшая и на дисплей рубки — сообщила ей, что через тридцать минут машины из Тайника появятся в своих расчетных точках на расстоянии примерно четверти миллиона километров от корабля. Когда они прибудут туда, у нее уже не останется оправданий для дальнейшего оттягивания начала атаки.

— Ладно, — ответил Саджаки. — Мне просто померещилось, что ты как-то потеряла интерес к нашей операции. Но сейчас я снова слышу старую нашу верную Вольеву.

— Что внушает надежды, — буркнул Силвест.

 

Глава двадцать седьмая

 

 

Цербер-Гадес, Дельта Павлина, гелиопауза, год 2566-й

 

Черные «иконки» орудий из Тайника стремительно шли к своим позициям, их жуткий потенциал притаился, ожидая, когда же его спустят с цепи. От планеты пока не поступило даже намека на ответ. Никакого намека, что она нечто совсем иное, а не то, чем кажется. Она просто висела в космосе — серая и изгрызенная метеоритами, будто затылок молитвенно склоненного черепа.

Когда наконец наступил момент удара, со стороны сферического дисплея прозвучало лишь тихое чириканье, а по экрану браслета быстро-быстро пробежала цепочка цифр, стремящихся к нулю, по достижении которого цифры снова стали расти.

Первым обрел голос Силвест. Он повернулся к Вольевой, которая уже несколько минут соблюдала каменную неподвижность:

— Разве ничего не должно было произойти? Разве не предполагалось, что сейчас ваши проклятущие орудия откроют огонь?

Вольева подняла глаза от браслета, который, казалось, приковывал все ее внимание. Теперь она вела себя так, будто вышла из транса.

— Я не отдала им такого приказа, — ответила она так тихо, что расслышать ее можно было, только напрягая слух. — Я не отдала им приказа открыть огонь.

— Прости, что ты сказала? — переспросил Саджаки.

— Ты прекрасно слышал, что я сказала, — ответила она, повышая голос. — И не отдам.

И снова наигранное спокойствие Саджаки показалось страшнее любой вспышки ярости.

— Есть еще несколько минут, в течение которых атака еще может быть произведена, — сказал он. — Быть может, тебе лучше хорошенько подумать, как их использовать, прежде чем ситуация станет необратимой?

— Я думаю, — прервал его Силвест, — что ситуация стала таковой уже некоторое время назад.

— Этим делом должен немедленно заняться Триумвират! — воскликнул Хегази, и костяшки его стальных пальцев звякнули от удара по подлокотнику. — Илиа, если ты отдашь этот приказ немедленно, то мы, быть может…

— А я не собираюсь этого делать, — ответила Вольева. — Называйте это мятежом или предательством, если вам угодно. Мне наплевать. Мое участие в этом безумном предприятии закончилось, — она поглядела на Силвеста с неожиданной злостью. — Вы знаете мои мотивы, так что нечего тут корчить рожи.

— Она права, Дэн, — это присоединилась к разговору Паскаль, так что все глаза обернулись к ней. — Ты ведь знаешь, что она говорит правду. Мы не должны идти на такой риск, несмотря на твое желание.

— Значит, ты тоже прислушалась к болтовне этой Хоури, — сказал Силвест. Хотя новость о переходе его жены на сторону Вольевой для него вряд ли была неожиданностью, и потому ему было не так горько, как можно было ожидать. Его чувство был странно и противоречиво, но тем не менее в нем преобладало восхищение женой.

— Она знает то, чего мы не знаем, — ответила Паскаль.

— Да какого дьявола эта Хоури сует нос в наши дела? — спросил Хегази, метнув возмущенный взгляд в сторону Саджаки. — Она же просто пустое место. Не можем ли мы вообще сбросить ее со счетов?

— К сожалению, нет, — ответила Вольева. — Все, что вы слышали, — правда. Продолжение эксперимента было бы самой худшей ошибкой за всю историю человечества.

Саджаки развернул свое кресло в сторону Вольевой.

— Если ты не собираешься отдать приказ об атаке, то по крайней мере передай контроль над Тайником мне, — и он протянул руку, как бы предлагая ей снять с руки браслет и передать ему.

— Мне кажется, ты должна выполнить то, чего требует Саджаки, — сказал Хегази. — В противном случае у тебя будут большие неприятности.

— В этом я ни минуты не сомневаюсь, — ответила Вольева и одним движением сорвала с запястья браслет. — Для тебя ой совершенно бесполезен, Саджаки. Тайник повинуется только мне и Хоури.

— Давай сюда браслет!

— Ты еще пожалеешь об этом. Считай, я тебя предупредила.

Вольева протянула браслет Саджаки. Тот жадно схватил его, будто драгоценный золотой амулет, и долго вертел в пальцах, как бы играя, прежде чем застегнуть на своем запястье. Он смотрел, как загорается крошечный дисплей, как бегут по нему цифры и графики — точно так, как только что бежали они на руке у Вольевой.

— Говорит Триумвир Саджаки, — сказал он, облизывая губы, перед тем как произнести каждое новое слово. — Мне неизвестно, каков протокол передачи власти, а потому я прошу вашей помощи и содействия. Я хочу, чтобы шесть отправленных орудий Тайника выполнили…

Саджаки смолк на середине фразы. Он поглядел на собственное запястье сначала с удивлением, а мгновение спустя — с выражением, близким к ужасу.

— Подлая старая сука! — заорал изумленный Хегази. — Я так и знал, что у тебя найдется туз в рукаве, но уж никак не думал, что буду прав в буквальном смысле этого слова!

— А я вообще все понимаю буквально, — отозвалась Вольева.

Лицо Саджаки выражало нестерпимую муку, а сжимающийся браслет уже заметно врезался в его плоть. Кулак разжался, кисть мгновенно стала бледной и приобрела восковой оттенок. Свободной рукой он пытался сорвать браслет, но все было напрасно, и Вольева это знала наперед. Застежка браслета, видимо, сомкнулась навеки, и теперь Саджаки предстоял долгий и болезненный процесс ампутации кисти методом сжатия, по мере того, как полимерные цепи в пластмассе браслета, на которых записывалась информация, стягивались все туже и туже. Браслет ведь с самого начала знал, что его поместили на запястье человека с неправильной ДНК, которая не совпадает с той, что записана в его памяти. Однако сжиматься он начал только, когда Саджаки отдал приказ. Эту отсрочку Вольева была склонна рассматривать как проявление широты ее души.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-07-14 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: