– Нет, Тома, эти стоны все-таки не из-под земли, – тихо сказал Жишонга, пристально изучая взглядом ряды машин в гараже. – Они, по-моему, вон из того угла. Пошли посмотрим.
Глиссе кашлянул.
– Да подожди ты, Паскаль! Надо хоть инструмент какой прихватить. Потяжелее! Черт его знает, кто там стонет.
Жишонга хмыкнул, но вооружился домкратом, а управляющий задумчиво выбирал между дрелью и ножницами по металлу. Архитектор не вытерпел:
– Да бери ты и то и другое! Не надорвешься!
– А вдруг у него огнестрельное оружие?
– Черт… Ну позвони Пьеро, что ли. Пусть тащит из дома охотничьи винтовки. Подождем.
Глиссе вернул на стеллаж дрель и ножницы. Прислушался к стонам. Достал мобильный, потрогал усы.
– Нет. Ты звони. Твой Пьеро потом всю жизнь будет надо мной ржать, что я духов испугался!
– А надо мной нет?
– Тебе не привыкать. Он твой друг. Звони.
Жишонга недовольно вздохнул, снял трубку с аппарата, висевшего на стене, потыкал в кнопки.
– Пьеро, тут такое дело… Короче, мы с Глиссе в гараже, зови всех, и давайте сюда с ружьями! Быстро! Ну так надо, Пьеро! Все потом… И заряди! Патроны чтоб на крупную дичь! Ну не сошел я с ума!.. Давай-давай. – Он вздохнул теперь уже с облегчением и поместил трубку на место. – Вот. Сейчас придут.
– А вдруг оно выскочит до их прихода? Оно же нас слышит. Наверное… – предположил Глиссе и схватил ножницы.
Жишонга тоже поднял домкрат, и мужчины напряженно уставились в том направлении, откуда шли шум и стоны.
– Ой, Паскаль… Там нога…
– Ага. Ты тоже видел?
– Из «линкольна». Который открытый. О! Вот опять… Две! Башмаки по колено на шнуровке…
– Ты как хочешь, но я не верю в инопланетян!
– Какие еще инопланетяне! Спятил? – Глиссе, отшвырнув ножницы, рванул в сторону «линкольна». – Это ж башмаки Сферато! Фернан! Фернан! Что ты там делаешь?
Мужчины подбежали к «линкольну» и заржали в голос.
Тренер лежал на переднем сиденье. Его руки за спиной были прикованы наручниками к рулю. Рот чем-то заткнут. Глаза завязаны бюстгальтером. Брюки и трусы приспущены до колен.
Глиссе, давясь смехом, развязал бюстгальтер и брезгливо потянул кляп. Кляп тянулся и тянулся. Колготки. Глиссе отшвырнул их и отряхнул руку. Тренер закашлялся.
– Кто ж тебя так? – фыркая, спросил Жишонга.
– Штаны мне поправь… пожалуйста… и руки… больно…
– Так тебе и надо, ходок, – сказал Глиссе. – Ключ от наручников где?
– Она унесла… Ну хоть штаны-то мне поправьте!!
Жишонга сунул руки в карманы и строго спросил:
– Кто – она?
– Ты – не полиция нравов! Это моя частная жизнь!
Глиссе принес ножницы по металлу.
– Да ладно, Фернан! Сейчас вот кастрирую! – Он пощелкал ими около сокровищ окаменевшего тренера. – Будешь знать! У Вариабля она – единственная радость в жизни! Сволочь ты.
– Да он ее старше лет на двадцать!
– На двадцать три! – Глиссе похлопывал ножницами по своей ладони. – Выучи арифметику. Зато они вместе девятнадцать лет!
Жишонга переводил глаза с одного на другого.
– Вы о ком? О мадам Бали?
– А то о ком же? – Глиссе презрительно сощурился. – Я еще вчера сообразил, что это именно он и с ней развлекался в «Афродите». А уж в эту-то точно! Охрана сказала, что никого чужих не было на территории.
– Не твое дело! Она сама на мне виснет! Заводная баба!
– Ты мне оплатишь «Афродиту». За двое суток. Понял?
Глиссе разрезал цепочку наручников, отшвырнул ножницы, повернулся и вместе с Жишонгой пошел к выходу из гаража. За распахнутыми воротами показался бегущий с охапкой винтовок Жан-Пьер и закричал еще издалека:
– Чего стряслось? Стариков я искать не стал, чтоб не волновать! А Рене и спортсмена нету! Мобильник Рене валяется у него на полу! Где мадам метресс? Я думал, он у нее, а там нет даже ее сумок! А у Шарло давно рабочий день кончился! – Повар влетел в гараж. Перевел дух, прижимая винтовки к животу. – Ну чего у вас тут?
– Отбой, – хмуро сказал Глиссе. – Ложная тревога.
– Да! Все в порядке! – С ножницами по металлу подошел тренер. – Пустяки. Наши обычные мелкие междоусобицы.
Жан-Пьер уставился на браслеты наручников.
– А это почему у тебя на руках? Они тебя чего, пытали?
– Все, проехали, Пьеро. – Жишонга похлопал его по плечу. – Лучше скажи, что ты видел в «Виктории»?
– Да никого я там не видел! Говорю же, ни мадам метр…
– Я спрашиваю не кого, а что. Что ты видел в ее номере?
– В ванне, – уточнил Глиссе.
– Я в ванную не заглядывал! Она сама-то где?
– Уехала в Марсель.
– Вместе с Рене?
– Нет, одна. Обиделась. Ей опять кто-то что-то в ванну подложил. – Глиссе исподлобья косился на Жишонгу.
– Что-то электрическое, Пьеро! – поспешно добавил тот.
– Электрическое? В ванну?… Демон! Это ведь криминал! – Жан-Пьер, качая головой, круглыми глазами посмотрел на него. – Что ж ты мне сразу-то не сказал, когда с этими ружьями?… – Он потряс всей охапкой. – Пошли скорее посмотрим! Только вы у меня хоть по ружьишку-то возьмите. Я уж устал их один тягать.
Все разобрали у него ружья и помчались к дому.
– А Рене-то где?
– Между прочим, Андре тоже нет, – ехидно заметил тренер.
– Точно! – Жан-Пьер хлопнул себя по лбу. – Как же я про конюха-то забыл?
Тренер хмыкнул.
– Вот и позвони ему, может он в курсе.
– По-моему, Фернан, ты что-то знаешь, – сказал Жишонга.
– Да пошел он, – прошипел Глиссе, остановился и достал мобильник. – Лучше спросим у самого Андре.
Повар и Жишонга напряженно следили за пальцами Глиссе, нажимающими кнопки.
– Абонент не доступен! – наконец сообщил он.
– И с чего это всех так вдруг заволновал Рейно? – ехидно спросил тренер. – Он же теперь никто. Путь к алтарю свободен!
– Заткнись, – сказал Жишонга. – У меня заряжено ружье.
– Я знаю. – Тренер выразительно потряс своим. – Пьеро должен был все их зарядить. Только не будем играть в вестерн. Ваш Рейно вчера переспал с вашей новой хозяйкой. А сегодня ей интереснее трахаться даже с котами. – Положил ружье на плечо, с демонстративной развальцой пошел к дому и, не поворачивая головы, бросил: – Тома, рассчитай меня. Я увольняюсь.
Глиссе, словно не слыша слов тренера, задумчиво изучал инкрустированный приклад доставшегося ему ружья, трогал узоры своими длинными ногтями. Наконец медленно произнес:
– Как Рене мог такое сделать? Не укладывается в голове.
– Главное зачем? Ему так и так ничего не достается. – Жишонга пожал плечами.
Глиссе скептически посмотрел на него, но промолчал.
– Ладно бы он сам один сделал и свалил! – возмутился Жан-Пьер. – Так ведь еще и втянул Андре! Этому-то жирному идиоту чем она насолила? Чтоб уж смерти-то ей хотеть?
– Знать бы еще, что в том пакете! – протянул Жишонга.
– Позвоню-ка я охране. – Глиссе опять извлек мобильник. – Узнаем хотя бы, когда они уехали и на чем.
– Наверняка на «лендровере» Андре! – Жишонга хмыкнул. – Ласмаровские, по-моему, все были на месте.
– Ты уверен? – с подозрением уточнил управляющий, и вдруг мобильник заверещал в его руке. – Слушаю, Эрик. Что? Полиция? Я понятия не имею, где Рене!
Глава 28,
В которой фигура
Она приближалась.
– Что-то не так, Вики? – прошептал Сале, должно быть почувствовав мое внезапное оцепенение.
– Там… вон…
– Боже мой… – обернувшись, произнес он, отодвинул меня и добавил с досадой: – Черт, только этого не хватало!
А фигура там временем была уже совсем рядом – метрах в двадцати, не больше. Она бежала, и разделявшее нас расстояние стремительно сокращалось. Но я с облегчением видела, что это вовсе не призрак, а просто довольно изящная женщина в длинном приталенном плаще из блестящей черной ткани, а то, что я поначалу приняла за крылья, всего лишь концы большого шифонового шарфа. Черные глазницы оказались просто очками-«хамелеонами». Наверное, у женщины неважно со зрением…
– Что ты здесь делаешь?! – воскликнул Сале.
Женщина остановилась возле нашей скамьи и тяжело переводила дыхание. Под незастегнутым плащом на ней были свободные струящиеся черные брюки.
– Я тебя спрашиваю, Дениз! – повторил Сале.
– Это я должна спросить тебя! – выдохнула она, нервно теребя пальцами концы шарфа. – Хотя и так ясно! Права была моя мама! Ты…
– Дениз, послушай, Дениз. – Сале поднялся со скамьи и шагнул к ней; я тоже машинально встала на ноги. – Ну при чем здесь мама?
– Не смей называть ее так! Для тебя она была и есть мадам Эрисо!
– Прекрасно! Мадам Эрисо – твоя мама, а это моя клиентка – мадемуазель де Ласмар! Я на работе! И позволь, мамочка, пользуясь случаем, я познакомлю…
– Помолчи, папочка! – зло хмыкнув, оборвала его Дениз и повернулась ко мне. – А, вы! Вы что, думаете, отхватили состояние и теперь можете пользоваться чужими мужьями?
– Но я… я не знала… я думала… – Я попятилась.
– Если бы вы умели думать, то сообразили бы, что после этого вас вряд ли кто-то станет принимать у себя, будь вы хоть трижды де Ласмар!
– Мамочка, но послушай!
– А что мне слушать? Ты выставляешь меня дурой на всю округу! Все только и говорят, какую собачью свадьбу устроила тут твоя клиентка! Вы радуете ее по расписанию или все одновременно?
– Мамочка, умоляю! – Сале схватил ее руку и попытался поцеловать, а я все пятилась и пятилась. – Выслушай меня! Ты все не так поняла!
– Ах не так? – Она выдернула свою руку. – Значит, я кретинка?
– Нет, конечно, мамочка. Ты мой ангел… – Сале предпринял новую попытку, но жена звонко хлопнула его по щеке. – Ты не права, мамочка… Я, наоборот, старался для семьи, для тебя…
– Заткнись! Мама всегда говорила, что ты ничтожество! А я действительно кретинка! Я любила тебя! Твои глаза, твою поразительную улыбку! Даже твои таблетки от аллергии вызывали у меня умиление и нежность!
– Мамочка, любимая моя!
– Не прикасайся ко мне, мерзавец! Если бы ты действительно меня любил, мне бы не пришлось подслушивать, выслеживать, лезть через ограду, красться по чужому парку, как дешевый частный детектив! Я чуть не заблудилась!
– А тебя никто не видел?
– Еще чего! – Она нервно дернула головой, тонкая ткань шарфа затрещала под ее пальцами.
– Дорогая, ты так рисковала! Но зачем ты это делала? Неужели ты могла поверить в то, что я увлекся клиенткой?
Она резко показала пальцем на скамью.
– Я только что видела, как ты с ней целовался вот здесь!
Я собрала всю свою волю и вежливо-суховато произнесла:
– Примите мои извинения, мадам Сале. Вам же, мсье, думаю, следует немедленно объясниться с женой. А потом, если найдете уместным, вы поведаете мне, почему решили выдавать себя за вдовца и столь искусно разыгрывали приступы мигрени.
Я круто повернулась, чтобы уйти, но Дениз воскликнула:
– Подождите! Это правда?
– Да, – сказала я, успев сделать лишь шаг.
– Какая мерзость… – Дениз с отвращением поморщилась. – Мерзавец! Как ты мог?
– Мамочка! Я для нас же старался! Я просто не хотел впутывать тебя!
– Впутывать? – Ткань шарфа наконец-то поползла под ее пальцами. – В твои новые матримониальные соображения? Что ж, я вполне способна понять. Мадемуазель де Ласмар гораздо, о, в десятки раз богаче меня! В таком случае вы тоже простите мою горячность, мадемуазель де Ласмар. – Она направилась ко мне. – Пожмем друг другу руки и, не исключено, что однажды даже подружимся.
Я ощутила ее ладонь в своей и постаралась улыбнуться, чувствуя, что сделать то же самое заставляет себя и жена Сале.
– Вы не откажетесь выступить свидетельницей на моем разводе, мадемуазель де Ласмар?
– Если понадобится. И называйте меня просто… э-э-э… Жюли.
– С удовольствием. А я – Дениз.
– Очень приятно, Дениз. И еще, знаете ли, я не сплетница. Это я говорю на тот случай, если вы измените свое решение.
– Ах, как трогательно! – язвительно встрял Сале. – Ты бы иначе запела, мамочка, когда бы знала, чьим был бы Манор дю Ласмар, не будь у тебя новой подруги!
– Чьим же? – Дениз презрительно обернулась к нему.
– Он стал бы принадлежать фонду «Зеленая трава». А твоя мама, ах, простите, мадам Эрисо является его президентом!
Я вздрогнула, и мне показалось, что даже земля закачалась и заходила подо мной. Я шагнула в сторону, но это дикое ощущение не исчезло, а сделалось только сильнее: словно я начала проваливаться сквозь землю. Я посмотрела вниз. Мои ноги уже увязли по щиколотку и прямо на глазах тонули глубже.
– Что ты хочешь этим сказать? – словно из другого измерения долетел до меня голос Дениз.
– А то, мамочка, что через третьих лиц мы бы спокойно, как все, переводили бы денежки со счета фонда мам… мадам Эрисо на свой.
– Мерзавец! – Дениз отшатнулась. – Мадам Эрисо – не все!
– Ты уверена, мамочка?
– Мерзавец! Мерзавец! – Она подлетела к нему и замолотила по его груди кулаками. – Мерзавец! Ненавижу!
– Мамочка, остынь. – Сале одной рукой перехватил оба ее запястья, заставил нагнуться и другой отшвырнул ее очки и ударил по лицу.
Дениз вскрикнула.
– Сале, как вы смеете! – Я невольно рванулась, и мои ноги мгновенно засосало по колено…
Он ударил ее опять.
– Тише, тише, мамочка. Иначе я сам заявлю на суде, как ты пыталась утопить в болоте нашу дорогую во всех отношениях мадемуазель де Ласмар. – Он с силой дернул Дениз к себе и встал со скамьи. – Исключительно из ревности. Только рядом оказался я и не позволил ревнивой жене убить свою клиентку.
– Сале, прекратите бить жену и нести чушь! – заорала я. – Лучше дайте мне руку, кажется, я действительно тону!
Он посмотрел на меня и поцеловал лоб жены, но сжимал ее запястья уже обеими своими руками.
– До чего же все удачно складывается, а, мамочка? Так что отправляйся-ка ты незаметненько домой, а я немного поспасаю твою новую подружку. И все будет хорошо. Ты меня поняла?
Темная гладь болота с редкими кустиками камыша серебрилась в лунном свете. Голые кроны деревьев черным кружевом украшали черное небо с редкими звездами и белой беспечной луной. Моим ногам было дико холодно в ледяной, не дающей опоры массе, подобравшейся уже намного выше колен.
– Мамочка, я тебя, кажется, спросил. Ты меня поняла?
– Думаю, да, – наконец ответила она, и почти одновременно с ее голосом я услышала позывные своего мобильного.
– Что за черт? – Сале резко обернулся к скамье, на которой я забыла свою сумочку, и, видимо, ослабил хватку.
Дениз вырвалась и побежала ко мне.
– Держитесь, Вики! Я вам помогу!
– Дура! – заорал Сале. – Хочешь тоже сдохнуть?
Но с места не тронулся, а она была уже в полуметре от меня, как вдруг ее нога резко провалилась, и Дениз замахала руками, удерживая равновесие. Я протянула ей свои руки, и мы схватились, правда, мне это стоило погружением почти до пояса, а она утонула по колени. А мой мобильный звонил.
– Ничего, Жюли, выберемся, – бодро сказала Дениз. – У меня телефон в кармане. Я сейчас осторожно его достану и…
– Зачем? – перебил Сале. – Мне понравилось быть вдовцом. – Он сидел на каменной скамье и, нагнувшись, размазывал землю и болотную растительность по своим ботинкам и брюкам. – Ты так удачно появилась, мамочка! Я уже и не знал, что делать. И вдруг ты! Но, главное, что никто не видел, как ты сюда попала!
– Он ненормальный, – тихо сказала я.
– Не обращайте внимания. – Дениз уже извлекла телефон из кармана одной рукой; я держала ее вторую. – Набирать будете вы, я не увижу без очков.
– Девочки, ну что вы тянете? Тонули бы побыстрее, – сказал Сале, и комок грязи метко залепил мобильный, а следующая порция шмякнулась мне в лицо. – Время, девочки!
Тина и грязь полетели в нас, как из пулемета. Мы могли лишь держаться за руки, зажмурив глаза, и стараться поменьше реагировать на удары, потому что каждое наше движение действительно заметно способствовало успеху Сале. Все тело удавом сжимала и жадно втягивала ледяная жижа. Мой мобильный продолжал звонить.
Неожиданно раздались крики, треск ломающихся сучьев, топот, и град грязи прекратился. Я больше не слышала своего мобильного, зато очень отчетливо – разные мужские голоса:
– Сволочь! Подонок! Держи его! Я иду, Жюли, держись! Стой! Стрелять буду! Дерьмо! Стой! Держись! Держись! Стой!..
Дениз, наверное инстинктивно, обернулась, тоже услышав все это, потому что я сразу почувствовала, как ушла вниз до подмышек. Мои руки, сцепленные с руками Дениз, нырнули в болото. Все было одновременно.
И мы, отплевываясь от грязи на губах, закричали:
– Скорее! Мы здесь! Помогите!
Звуки выстрелов и брань. Вопль Сале. Топот и ругань. Треск веток и болотное хлюпанье. Совсем близко голос Рене и бас конюха:
– Сейчас! Сейчас! Не двигайтесь! Держитесь!
Грязь на лице не давала мне разлепить веки, и я спросила:
– Дениз, что там? Я ничего не вижу!
– Они наломали мелких деревьев, и Рене ползет к нам.
– Хватайтесь! – крикнул рядом голос Рене.
– Мы не можем разъединить руки! – отчаянно воскликнула Дениз, а я поняла, что от наших попыток это сделать вот-вот захлебнусь. – От холода свело! Боже! Она тонет!
– Хватай Дениз под мышки! – загремел бас конюха. – Чего ты ждешь! Хватай! Тяни! Я вас всех выволоку! Лишь бы они не расцепились! Давай, Рене! Я держу тебя за ноги!
Подо мной и вокруг захлюпало, зачавкало, и я ощутила, как мои почти бесчувственные от холода руки сначала разогнулись в локтях, подчиняясь силе, которая теперь уже всю меня волокла вверх. Я по-прежнему не могла открыть глаза, и в этой темноте словно еще и оглохла, слыша лишь болотное чавканье, свое хриплое дыхание и стук собственных зубов. Мои виски вдруг с двух сторон ударились обо что-то жесткое, а под плечами и под животом зашевелились огромные змеи…
Истерический женский плач и мужские голоса.
– Да сделайте же хоть что-нибудь! – голос Рене. – Черт бы побрал этого Гидо! Мог бы с нами пойти!
– Надо было вытаскивать их по одной! – определенно, Жан-Пьер. – Все из-за тебя, жирдяй! Рене чуть тоже не утонул!
– Пустите, пропустите меня! – мурчание Глиссе.
Я почувствовала шлепки по щеке и запах коньяка, и что я лежу на чем-то очень холодном и твердом, и что мне ужасно, просто невыносимо холодно. Я содрогнулась и чихнула…
– Выпейте, миледи. – Мои губы ощутили прикосновение металла, а моя голова и плечи – что их пытаются приподнять. – Глоточек, постарайтесь!
– Да… – прошептала я и потянулась руками к глазам, которым какая-то липкая тяжесть не позволяла открыться.
– Жюли! – голос Рене. – Не трогай глаза! Грязь может попасть! Потерпи до дому!
– Держите фляжку, миледи! Вот так…
Я почувствовала, как мои руки прикладывают к гладкому металлическому предмету и что меня приподнимают уже с двух сторон. Я сделала глоток. Еще один, еще…
– Хватит, наверное… – Я отстранила невидимую фляжку. – А Дениз? Это Дениз плакала? Где она? Я больше ее не слышу!
– Андре понес ее к дому, – сказал Рене, и я поняла, что он поднимает меня на руки. – Держись за шею. Как ты?
– Я ничего не вижу… Я очень грязная?
– Грязнее не бывает! – вместо него ответил Жан-Пьер. – Рене, ну чего ты застрял? Или сил нет? Давай я ее понесу.
– Позвонил бы лучше Эрику! – Рене уже торопливо зашагал. – Пусть встречает нас на каре.
– Сейчас-сейчас! – это был голос Жишонги.
– Я уже позвонил, – сказал Глиссе. – И старикам, и охране. Как только две головы в болоте увидал. Миледи, как же вы нас напугали!
– Как вы только могли, мадам метресс, остаться наедине с этой гнидой?!
– Не приставай к патронессе, Пьеро! Ей и так досталось!
– А все, Рене, из-за тебя! – зло рявкнул Жан-Пьер. – Свалили с толстым. Что, не могли никому сказать куда? Такой великий секрет, что к праотцам отправилась любимая тетушка?
– Да? Я теперь, по-твоему, обязан всем докладывать? Куда я поехал, зачем. Увольнительную у вас выправлять, мсье капитан ВВС?
– Возьми себя в руки, Рене, – сказал Глиссе. – И благодари бога, что вы вовремя вернулись. А если кто и виноват, то Озон. Он не должен был глаз спускать с миледи!
– Забыл? Он его дядя! Да еще этот чертов Шарло! Сказал же, посмотри, что с «ягуаром»? Нет! Один ветер в голове! Двадцать раз одно и то же повторять надо этому бездельнику!
– Кстати о бездельниках. – Глиссе кашлянул. – Сферато попросил расчет.
– Давай не сейчас. Поговорим потом. Пожалуйста.
От голоса тренера я вздрогнула, выходя из дремотного оцепенения своей невольной слепоты.
– Сейчас, сейчас. Потерпи, Жюли! Ну где же эти чертовы кары? – забеспокоился Рене. – Только не три глаза! Потерпи!
– А что с Сале? Я слышала выстрелы.
– Озон ему ногу прострелил, – сообщил Жан-Пьер. – По-родственному. Фернан с Жако насилу его удержали. Думали, вообще убьет. Позор-то какой!
– Теперь жалею, что помешал, – со вздохом сказал тренер. – Озону что так, что так неприятности по службе.
– По службе – это одно. А по жизни? Как бы он дальше жил, когда б родного племянника?… Да на глазах у его жены?…
– Вон кары! – воскликнул Жишонга. – Андре в один уже сажает Дениз!
– Черт! Из-за вашего трепа даже не слышно, как подъехали! – сказал Рене и побежал.
Глава 29,
В которой кар
Рене усадил меня, накрыл чем-то и на что-то круглое положил мою руку.
– Держись. Скоро будем дома. Как ты?
– Я ничего не вижу… Чувствую себя полной идиоткой.
– Потерпи. Я однажды в детстве упал с лошади в грязь лицом. Потом стал тереть глаза. Ужас что было! Хочешь еще выпить? – Я услышала бульканье. – Тома отдал мне свою фляжку. Тут еще немного осталось.
– Не знаю… Я сопьюсь с вами! – Я услышала, как он усмехнулся и вложил фляжку в мою руку.
– Держи. Крышечку я уже открутил.
Потом хлопнула дверца. Я глотнула коньяк. Рене сказал уже с другой стороны:
– Ну поехали. Все будет хорошо, Жюли.
Хлопнула вторая дверца, и мы тронулись с места. Я протянула фляжку в его сторону.
– Допей. Тебе тоже не помешает.
Он усмехнулся, забрал фляжку.
– Спасибо.
Я потрогала свое лицо и слипшиеся волосы.
– Я выгляжу ужасно?
– Твое счастье, что ты меня не видишь! Да все замечательно! Не переживай. Сейчас встанешь под душ…
– У меня нет душа!..
– У меня есть… ну… я хотел сказать, что есть душ…
– Рене, я все поняла.
– Ты обиделась, да? Ну прости! Я не то сказал! Я имел в виду совсем не то!
– Помолчи, ладно?
– Хорошо. Хорошо. Мы приехали.
Кар остановился, захлопали дверцы, и я сразу очутилась опять у него на руках, и он уже вроде поднимался по ступеням.
– Рене, но я вполне могу идти сама!
– Нет! Ты ничего не видишь, ты можешь упасть!
– Здесь еще кто-нибудь есть?
– Нет. А что?
Я услышала звук открывающейся двери и голос Вариабля:
– Боже! Какой кошмар! Тома мне сейчас позвонил и все рассказал! Как вы, мадемуазель де Ласмар?
– Уже все в порядке, – ответил за меня Рене. – Вторую створку распахни. Ага. Спасибо. Эрик, принеси, пожалуйста, побольше полотенец в папашину ванную. И подумай, во что Жюли переодеться. И давай туда кофе, чай, коньяк, что-нибудь горячее! – Он торопливо пошагал дальше.
– Вариабль ушел? – спросила я.
– Да. Держись крепче. Лестница.
– Почему ты не захотел, чтобы я мылась под твоим душем?
– Не надо… не придумывай…
– Почему? – Я погладила его шею. – Ты ведь тоже очень грязный. Сам же сказал. И тоже дрожишь от холода.
– Это… это не от холода, Жюли…
– Рене…
– Молчи, молчи! Ничего не говори!
Я прижалась к нему и поцеловала туда, куда попали мои губы. Кажется, под подбородок.
– Прекрати! – выдохнул Рене.
Мои губы чувствовали грязь, но я продолжала целовать, слепо подбираясь к его губам. И наконец они мне ответили…
– Все… все… Жюли. Иначе я тебя уроню…
Я, затаившись, слушала его шаги, хлопанье дверей. Потом – звук льющейся воды.
– Вот и все, Жюли. Вставай.
– Где мы? Куда ты меня поставил?
– В ванну. Зажми нос. Я полью тебя из душа.
– Прямо в одежде?
– Ты сначала глаза промой! Потом разденешься. – И по моему лицу полил приятный горячий дождик.
Я умылась, открыла глаза и неудержимо расхохоталась.
– Рене, вот теперь я знаю, как выглядит болотная нечисть!
Он тоже засмеялся и вручил мне душ.
– Держи. Мойся. Я пошел.
– Куда? А кто меня разденет?
– Но, Жюли…
– Рене, хватит. – Я опустила душ на дно и стала освобождаться от своей ужасающе грязной и тяжелой одежды. – Иди сюда. Мы взрослые люди. И все произошло бы еще прошлой ночью, если бы ты не сбежал.
– Жюли. – Он присел на край ванны и снизу вверх смотрел на меня своими собачьими глазами. – Если честно, то я не помню, как оказался в твоей постели. Просыпаюсь оттого, что, извини, замутило, и вдруг рядом – ты…
– Мог бы разбудить, и я бы тебе напомнила, что ночью у тебя разболелась голова. Я пошла за аспирином в ванную, а ты остался в спальне. Растворила пару таблеток, приношу стакан, а ты спишь. Я накрыла тебя одеялом. Легла рядом. А утром просыпаюсь – тебя и след простыл, зато вокруг моей кровати целая делегация!
– Какой кошмар!
– Ты о том, что они могли увидеть нас вместе?
– Да нет же! Я просто представил себе твой шок! Но подожди… Я-то как оказался в твоей спальне с больной головой? Ой, Жюли… Ты же совсем голая…
– А ты еще нет. Иди сюда. – Я присела на корточки, обняла его и уже сама посмотрела снизу вверх. – Помочь раздеться?
– Ох, Жюли, Жюли… – тяжело задышав, медленно произнес он, стянул свои сапоги вместе с носками и чрезвычайно резво запрыгнул ко мне. – Раздевай! Раздевай! Твоя была идея!
– Нагнись. Ты очень высокий. Мне неудобно.
– А ты начинай со штанов. Сверху, так и быть, я сам разденусь. – Он стянул куртку, отбросил ее на пол и стал через голову снимать джемпер и рубашку одновременно.
– Не вертись. Ты мешаешь мне расстегивать твой ремень!
– Я помогу, – сказал он, и его брюки с бельем уже через мгновение упали на дно ванны. – Не смотри так, Жюли, у меня давным-давно полная готовность, но все-таки после болотных процедур нам обоим сначала следует ополоснуться. – Он ногой вышвырнул брюки и, обняв меня, затащил вместе собой под душ. – Ну, довольна? Ты этого хотела?
Я повела ладонями от его лопаток вниз по крепкой, завибрировавшей спине и губами потрогала его соски, потерлась о его грудь щекой и спросила:
– А ты нет?
– В тысячу раз больше… – с закрытыми глазами хрипло прошептал он, подхватил меня ниже ягодиц за бедра и, водрузив на себя, спиной по стене съехал в ванну. – О, Жюли… ты… тоже, как и я, давно готова… А я боялся… тебя… изнасиловать…
Душ сыпался на наши лица. Внутри меня все дрожало. Я чувствовала Рене так, как если бы каждое его движение внутри меня было моим собственным, как если бы он был моей частью.
– Насилуй… с тобой… это… это прекрасно!.. – Я схватила его рот губами, его губы с жадным стоном раздвинулись, и его язык тоже вошел в меня, замкнув круг.
Звезды блистали, кометы рассыпали хвосты, планеты сходили с орбит, галактики рушились и возрождались…
– Жюли, – неожиданно весело и буднично сказал он. – Это все, конечно, мне приятно, что ты и стонешь, и рычишь, но уж не когтила бы… Больно все-таки, извини.
– А?… Что?… – Я открыла глаза, но это, как ни странно, нисколько не отразилось на буйстве планет и галактик внутри меня. – Что-то не так?… О боже… – И я содрогнулась от очередной проделки небесных тел у себя внутри. – Рене… что ты делаешь со мной?
– Я с тобой занимаюсь любовью, а вот что делаешь со мной ты? – Он снял с себя мои руки и показал их мне, причем, невзирая ни на что, мои внутренние космические катаклизмы продолжались. – Ну? Что скажешь, тигра?
На своих ногтях я с изумлением увидела кровь.
– Это я… тебя поцарапала?… Ой, Рене, о-ох… Что же это такое?
Он повел бровью и, поцеловав мои запястья, дополнительно лизнул каждое языком.
– Тебе хорошо или плохо?
– О-о-хх-хорошо… очень… о-о-о… – Мои глаза опять закрывались; планеты и кометы безумствовали. – А тебе?… О-о-о…
– Да просто замечательно, особенно когда ты меня не когтишь! Слушай, тигра, помой мне голову. Невозможно, как вся шкура зудит после этого болота!
– Шкура? Зудит? – Я заставила себя открыть глаза, причем безумный космос внутри меня продолжал мощно губить и рождать новые миры. – О-о-о… о чем ты?
– Голову мне помой, говорю! – Он переключил воду и передвинул кран смесителя на себя. – Пожалуйста. А потом я – тебе. Можно?
– А ты… ты что, ничего не чувствуешь? О… о боже…
– Ладно, кайфуй. Я сам справлюсь. – Он подставил голову под кран и стал очень сосредоточенно выпутывать из своего слипшегося от болотной грязи хвоста резинку. – Я думал, тебе интересно будет, потому что у меня волосы длиннее, чем у тебя. Жюли, але! Ты где?
– Здесь… – Я снова сделала над собой усилие и произнесла вполне связно: – Неужели ты… правда… ничего не чувствуешь?
Он вспенивал шампунь на своих волосах и рукой в этой пене мазнул меня по носу.
– Чувствую, тигра! Еще как!
– Но тогда почему…
– Почему это не кончается? – Он с заговорщицким видом передвинул кран на мою голову и стал перебирать под водой мои волосы; мои кометы и планеты активизировались еще сильнее. – Потому. Я так хочу.
– Но как же тогда ты?… Ты сам ведь еще, по-моему, не…
– Ты по поводу моего оргазма? – Он отпихнул кран, налил шампуня на мои волосы, и его руки опять занялись ими, весьма и весьма взбадривая мой и без того безудержный внутренний космос. – Жюли, запомни: оргазм – развлекуха для черни, для людей со вкусом главное общение! Жюли, ну подожди… Дай хоть мыло-то смыть… Жюли…
Он тихо постанывал, и его руки почти не двигались в моих волосах, хотя я всего лишь целовала его грудь, осторожно прихватывая губами горошинки-соски, когда они попадались мне на пути. Потом он за плечи с силой отстранил меня от себя и опять, как того страстно желали мои планеты и галактики, замкнул круг, вместе с жарким дыханием снова отдав свой язык моему рту. Планеты упорядоченно заскользили по своим орбитам, кометы дробно застучали хвостами, ритмично замерцали галактики, Млечный размеренно понесся в бесконечность…
Я перевела дух.
– Еще? – спросил Рене.
– Что?!
– Ну, если ты устала, передохни. – Он смывал пену со своих волос с таким видом, как если бы на свете не существовало более важного занятия. Отжал их, бросил за спину. Переместил кран в мою сторону. Улыбнулся. – Хочешь, чтобы это сделал я? Ладно. – Его руки теперь завозились в моей голове. – Вот и все. Самой страшной грязи больше нет. Сейчас наполним ванну. В воде тебе понравится еще больше. – Он взял с бортика пробку и повернулся, чтобы заткнуть слив.
Галактики во мне безмятежно продолжали свою бурную деятельность, а я разревелась. Безудержно, в голос.
Вода с шумом била о дно. Он обнял меня и прижал к себе.
– Ну наконец-то. Плачь, плачь, Жюли. Ты давно должна была это сделать. Я думал, что ты сможешь быстро расслабиться от секса, а ты смогла только вот когда…
– Это не секс… – Я всхлипнула. – Это не пойми что… К тому же я расцарапала тебе всю спину…
– Ну… – Он поцеловал мою макушку. – Если тебе не понравилось, считай, что это была просто не очень удачная психотерапия. Слезай потихонечку. Я пойду принесу чего-нибудь поесть. Я дико голодный. – Он приподнял мои ноги, чтобы снять меня с себя.
– Нет! – Я вцепилась в его плечи. – Не уходи!
– Жюли, я правда очень хочу есть. Напусти себе пены. Подремли. Погрейся. Я быстро.
– Рене. – Я опустила глаза. – Но ты же еще не…
Он стремительно поцеловал мои губы.
– Ты – чудо! Только, можно, сейчас я буду сверху? – Неожиданно прямо под нами зазвонил телефон. – Извини. – Рене опустил руку за бортик и извлек откуда-то трубку. – Да… Да, Пьеро, у меня. Ради бога, принеси какого-нибудь корму! Ага. Я ж не ел со вчерашнего дня… Ладно. Все потом. – Он отправил трубку обратно. – Ты еще не передумала, Жюли?
Глава 30,
В которой ночь
Я проснулась оттого, что почувствовала его взгляд. Рене действительно не спал, а, опершись на локоть, смотрел на меня. Лунный свет серебрил его длинные волосы, рассыпавшиеся по подушке. Я потрогала их, улыбнулась и прошептала:
– Призрак, ты очень красивый! Иди ко мне, я целую тысячу лет ждала тебя!
Он поймал мою руку и поцеловал запястье изнутри. Мои галактики тут же взыграли.
– Иди ко мне, – шепотом повторила я. – Возьми меня!
– Жюли, – тоже очень тихо произнес он и приложил мою ладонь к своей щеке. – Мне очень нужно с тобой поговорить.
– Поэтому ты не спишь?
– И поэтому тоже.
– Говори. Я слушаю! Только сначала обними меня.
– Потом, ладно? А то я не смогу. Мне и так очень трудно все это. – Он вздохнул и положил на одеяло мою руку. – Жюли, я теперь больше не могу без тебя. Я не думал, что со мной возможно такое! Но это правда.
– Я тоже! И это – тоже правда. И я тоже никогда не думала, что со мной может такое произойти. Но это же хорошо! Наверное, настоящее чудо. Ну иди ко мне! Я соскучилась…
– Жюли, я не договорил. Я не могу быть с тобой! Я совершенно нищий! Все деньги вложены в бизнес. А зарплаты я не получал никогда.
– Не болтай чепухи. Наследство де Ласмара гораздо больше твое, чем мое! Мы все поделим. Я же еще вчера пыталась тебе это втолковать. Боже мой, неужели только вчера?…
– Уже позавчера, и я не собираюсь ничего у тебя отнимать.
– Но ведь собирался? – Я прищурилась. – Для чего тогда было идиотское похищение, аттракцион с духом за столом?
– Во-первых, согласись, это было забавно. А во-вторых, если бы это была не ты…
– Но это я, Рене! – перебила я. – Это я! Понимаешь? И я хочу быть с тобой, и ты тоже этого хочешь! Что нам мешает? Слишком короткое знакомство? Но оно может стать такой длины, какой мы с тобой захотим. Понимаешь, только мы.
– Не только, извини.
– Тебя так волнуют городские сплетни? Приезжай ко мне в Марсель. У меня своя квартира. Попробуем пожить вместе. Ну, если не получится, тогда понятно. Но сейчас-то что не так?
– Вот видишь, квартира. А у меня за душой – ни гроша.
– Я уже это слышала. Что еще, кроме твоего самолюбия?
Он резко поднялся с кровати, зажег ночник.
– Сейчас я дам тебе кое-что прочитать и посмотрю, как на это отреагирует твое самолюбие!
На кровать плюхнулся пакет – тот самый, за который нотариус требовал расписку. Перевязь была разорвана, пакет вскрыт, и из него торчали краешки конвертов.
– Это какая-то переписка?
– Почитай. А я пойду покурю в другой комнате.
Он ушел. Я зажгла ночник со своей стороны и вытряхнула содержимое пакета на одеяло. Несколько сложенных и сколотых скрепкой листов и куча конвертов с письмами! И на всех – имя моей бабушки и наш с ней адрес… Я с суеверным трепетом отодвинула от себя эти конверты и развернула листы, исписанные почерком, на первый взгляд до ужаса похожим на мой собственный!..
«Дорогой Рене! Я люблю тебя как сына и поэтому не оставляю тебе выбора. Ты должен жениться на моей дочери в память о своей матери, которая тоже не оставила мне иного выбора, кроме как стать ее мужем. Но за всю жизнь я не припомню случая, чтобы мне пришлось об этом пожалеть, разве что ты сам раздражал меня чертовски, пока не вырос. А у нее даже нет детей, так что лишних проблем не будет, ты не прогадаешь совсем»…
Кажется, я сейчас попрошу у Рене сигарету. Эх, не надо было закуривать с полицией…
«Твоя мать, как ты знаешь, была женой банкира. В свое время я взял у него очень большой кредит на тоже очень большие вложения в Манор дю Ласмар. В течение всего лишь года реконструкция была удачно закончена, и я пригласил банкира погостить и посмотреть на его здешние благодеяния. Кредит же выплачивать мне предстояло еще лет десять на тот момент. Он приехал с твоей матерью и с тобой. Ты был отвратительным крикливым детенышем и изводил всех нянек. Но твоя мать была потрясающей! И как же она в меня влюбилась… Вроде бы мы были осторожны, но моя дорогая сестрица нас выследила и донесла моей матери. У маман, если ты, конечно, помнишь, был зверский характер.
Она мне заявила: «Убирайся! Под любым предлогом, пока они здесь, если не хочешь стать банкротом. Когда они уедут, вернешься. И<