Теслин прикрыла письмо листом бумаги – то ли чтобы промокнуть чернила, то ли чтобы Джолин не увидела написанного, – но ответила не сразу. Она сердито посмотрела на Джолин – впрочем, она всегда так смотрит; временами с ней очень нелегко разговаривать. И вздохнула:
– Ну хорошо. Если ты настаиваешь. Она говорила, что ты все еще ведешь себя как ребенок.
– Ребенок? – Удивление Джолин не произвело на Теслин ни малейшего впечатления.
– Некоторые, – холодно пояснила Теслин, – надев белое платье послушницы, постепенно и незаметно меняются день ото дня. Другие вообще не меняются. Элайда убеждена, что ты из последних. Ты не взрослеешь и никогда не станешь по-настоящему взрослой.
Джолин гневно вскинула голову, стараясь удержаться от возражений. Подумать только! И это сказала та, чья мать была ребенком, когда она, Джолин, уже носила шаль! Элайду слишком избаловали, когда она была еще послушницей, ей слишком многое позволяли из-за ее силы и поразительной скорости, с которой она обучалась. Джолин всегда подозревала, что причиной ее яростной ненависти к Илэйн, Эгвейн и этой дикарке Найнив была зависть; до сих пор никто не продвигался так быстро, как она, – кроме них. К тому же Найнив вообще ни дня не пробыла послушницей, что просто неслыханно.
– Раз уж ты заговорила об этом, – продолжала Теслин, – давай попытаемся извлечь все преимущества из ситуации.
– Что ты имеешь в виду? – Дотянувшись до Истинного Источника, Джолин, направив Воздух, подняла со стола, выложенного бирюзовой мозаикой, серебряный кувшин и наполнила серебряную чашу пуншем. Как всегда, радость от слияния с саидар взволновала ее и одновременно, тоже как обычно, подействовала успокаивающе.
|
|
– Мне казалось, что это очевидно. Приказания Элайды не отменены. Как только Илэйн и Найнив будут обнаружены, их надо тут же отправить в Белую Башню. Я согласна немного подождать, хотя, возможно, время уже на исходе. Жаль, что эту девчонку ал’Вир не удастся отправить вместе с ними. Но если мы исполним хотя бы два приказания Элайды, это вернет нам ее благосклонность, а если сумеем захватить еще и этого нахального юнца Коутона... Мне даже кажется, что, выполнив эти три пожелания Элайды, мы добьемся ее расположения почти в той же мере, как если бы мы явились к ней с самим ал’Тором. И из Авиенды получится прекрасная послушница, не важно, что она дикарка.
Поток Воздуха перенес чашу прямо в руки Джолин, и она неохотно отпустила Силу. Восторг, который она ощутила, впервые прикоснувшись к Источнику, никогда не покидал ее. Дынный пунш, увы, никак не мог заменить саидар. Самой тяжелой частью наказания, наложенного на Джолин перед тем, как она покинула Башню, было лишение права прикасаться к саидар. Почти самой тяжелой частью. Она сама предложила для себя подобное наказание, однако Элайда дала ей понять, что, если бы потребовалось ее, Элайды, вмешательство, результат был бы гораздо хуже.
– Ее благосклонность? Теслин, ты готова унижаться только ради того, чтобы показать Элайде, что ее приказания выполняются? Она отослала нас в эту засиженную мухами дыру – хорошо хоть не на другой берег Океана Арит, – чтобы мы не вмешивались ни во что по-настоящему важное. Отослала к королеве, у которой меньше власти, чем у дюжины благородных лордов, каждый из которых завтра захватил бы ее трон, если бы это их хоть немного волновало. И ты предлагаешь сделать все то, о чем говорила, только чтобы подольститься к Элайде и вернуть ее благосклонность?
|
|
– Она все-таки Амерлин. – Положив руку на прикрывавший письмо листок, Теслин стала водить пальцами туда-сюда, будто это помогало ей думать. – Она поймет, что мы не комнатные собачки, раз не кинулись сразу же исполнять ее приказания. Но если наше молчание слишком затянется, это может быть воспринято как измена.
Джолин презрительно фыркнула:
– Не смеши меня! Если они снова окажутся в Башне, их всего лишь накажут за побег и за то, что они выдавали себя за полноправных сестер. – Она поджала губы. Обе они, конечно, виновны, так же как и те, кто допустил это, но больше всего Джолин возмущало, что одна из них выдавала себя за принадлежащую к ее собственной Айя. Зеленая Айя, конечно, спустит с Илэйн шкуру, и ей станет не до мыслей о троне Андора. Хотя, может, будет лучше, если Илэйн прежде завладеет Львиным Троном. Так или иначе, ее обучение необходимо завершить. Джолин не считала Илэйн полностью потерянной для Башни, что бы та ни натворила.
– Не забывай об их связи с мятежницами.
– Ради Света, Теслин, не говори ерунды. Скорее всего мятежницы обманом увели их из Башни, как и прочих девчонок. Какое значение имеет, когда они начнут чистить котлы, завтра или через год? – Именно такая участь несомненно ожидала всех мятежных послушниц и Принятых. – И Айя тоже нет никакой нужды срочно разбираться с ними. Они же рядом – только руку протяни. В конце концов, они Принятые и, похоже, не скрываются от нас, хотя знают, что при желании мы в любой момент доберемся до них. Вот что я предлагаю. Раз уж Элайда отослала нас в эту дыру, будем сидеть тут, ничего не предпринимая и храня молчание. Пусть она – очень вежливо – поинтересуется, чем мы занимаемся, тогда, возможно....
|
|
Если, конечно, раньше не случится то, о чем она умолчала, – в один прекрасный день Элайда, проснувшись, обнаружит, что ее свергли точно так же, как Суан. Совет, конечно, не потерпит ту, которая лишь запугивает, но действует неумело; Теслин из Красной Айя, она об этом и слушать не захочет.
– Ну что ж... Полагаю, необязательно принимать решение прямо сейчас, – задумчиво произнесла Теслин, хотя за ее словами явственно ощущалось невысказанное «но».
Подвинув с помощью потока Воздуха кресло с гнутыми ножками, Джолин присела к столу, чтобы окончательно убедить Теслин в том, что молчание – лучшая тактика. Все еще ребенок – это она-то? Если все пойдет так, как она задумала, Элайда не получит ни словечка из Эбу Дар, пока не начнет умолять об этом.
Женщина на столе изгибалась дугой, насколько позволяли веревки; глаза выпучены, из стянутого веревкой горла вырываются пронзительные крики – снова и снова. Внезапно вопли сменились громким хрипом, женщина забилась в судорогах, сотрясаясь с головы до пят, потом внезапно обмякла. Широко распахнутые глаза невидяще уставились в затянутый паутиной потолок подвала.
Возмущаться и проклинать не имело смысла, но Фалион выругалась не хуже любого конюха. Она в который раз пожалела, что здесь Испан, а не Тимэйл. Тимэйл умеет вытягивать ответы, у нее никто не умирал прежде, чем она добивалась, чего хотела. Конечно, Тимэйл слишком увлекалась подобной работой, получая от нее заметное удовольствие, но это делу не мешало.
Снова направив Силу, Фалион подобрала одежду женщины с грязного пола и набросила ее на голое тело. Красный кожаный ремень упал, она подхватила его и швырнула в кучу. Может, следовало действовать иначе, но порка, щипцы и раскаленное железо казались такими... грязными методами.
– Бросьте тело где-нибудь в переулке. Перережьте ей глотку, пусть все выглядит так, будто ее ограбили. Возьмите себе деньги из ее кошелька.
Двое мужчин, сидевших на корточках возле каменной стены, переглянулись. Арнин и Над могли быть братьями – оба черноволосые, покрытые шрамами, с маленькими блестящими глазками. Мускулов у них хватило бы и на троих, а может, еще и осталось; но важнее то, что у них хватало мозгов, чтобы выполнять простые приказания. Как правило.
– Простите, госпожа, – нерешительно произнес Арнин, – но никто не поверит...
– Делайте что велено, – сердито оборвав его, Фалион направила Силу, подняла Арнина и ударила спиной о камни.
Его голова дернулась, хотя, конечно, все это не могло причинить ему серьезного вреда. Над бросился к столу, приговаривая в испуге:
– Да, госпожа. Как прикажете, госпожа.
Когда она отпустила Арнина, тот, не издав ни звука, шатаясь, подошел к Наду и помог ему взвалить на спину тело, словно груду тряпья, и унести его. Да, теперь это всего лишь хлам. Фалион пожалела о своей вспышке – позволять раздражению брать верх нет смысла. Хотя иногда гнев, как ни странно, действовал. После стольких лет это все еще удивляло ее.
– Могидин... Ей это не понравится, – сказала Испан, как только мужчины вышли. Голубые и зеленые бусинки, вплетенные в бесчисленные черные косички, пощелкивали друг о друга, когда она покачивала головой. Все это время Испан оставалась в тени, сидя в углу, огражденная малым стражем, сплетенным так, чтобы она ничего не могла слышать.
Фалион чуть не бросила на нее гневный взгляд, но вовремя удержалась. Будь у нее возможность выбирать, она никогда не стала бы работать вместе с Испан. Испан была Голубой, во всяком случае когда-то. А возможно, и до сих пор. Фалион не считала, что больше не принадлежит к Белой Айя из-за того, что связалась с Черными. Голубые всегда были чересчур пылки и открыто проявляли свои эмоции, когда следовало сохранять бесстрастность. Рианна, еще одна Белая, – вот с ней было бы приятно работать. Хотя эта женщина имела странные, зачастую неверные понятия о том, какую роль в жизни играет логика.
– Могидин позабыла про нас, Испан. Или ты получила от нее весточку? Лично ты? Во всяком случае я убеждена, этого тайника не существует.
– Могидин говорила, что тайник точно есть. – Вначале голос Испан звучал сурово, но быстро потеплел. – Целое хранилище ангриалов, са’ангриалов и тер’ангриалов. Кое-что достанется нам. Собственный ангриал, Фалион! Может, даже са’ангриал. Она обещала.
– Могидин ошиблась. – Фалион наблюдала, как ошеломленная Испан широко распахнула глаза. Избранные всего лишь люди. В свое время Фалион тоже испытала потрясение, усвоив этот урок, но некоторые вопреки всему отказывались признавать очевидную истину. Избранные гораздо сильнее, несравненно больше знают и, очень может быть, уже бессмертны, но, судя по всему, они плели интриги и сражались друг с другом так же безжалостно, как два мурандийца, готовые выцарапать друг другу глаза из-за какого-нибудь одеяла.
Потрясение Испан мгновенно сменилось гневом:
– Есть же и другие, кто ищет их. Не может быть, что все это тоже ошибка. Есть Приверженцы Тьмы, которые тоже ищут; их, должно быть, направили сюда другие Избранные. Если ищут Избранные, как ты можешь говорить, что ничего нет?
Она не понимала. Если, несмотря на все усилия, вещь не удается найти, самое очевидное объяснение состоит в том, что ее просто не существует.
Фалион молча ждала. Испан не тупица, просто ею владеет благоговейный ужас, но Фалион верила в способность людей в конце концов осознавать то, о чем они в глубине души давно догадывались. Просто тех, у кого ленивый ум, приходится подгонять.
Испан принялась вышагивать туда-сюда, метя юбками и хмуро глядя на пыль и старую паутину.
– Здесь смердит! И грязно! – Она вздрогнула, заметив карабкавшегося по стене большого черного таракана. Вокруг нее возникло сияние – поток Силы шлепком раздавил насекомое. Скривившись, Испан вытерла о юбки руки, точно уничтожила таракана ими. У нее был чувствительный желудок, который, к счастью, не подводил, когда она занималась делом. – Я не сообщу о неудаче Избранной, Фалион. Она может заставить нас позавидовать участи Лиандрин, правда?
Фалион даже не вздрогнула. Она прошла в другой конец подвала и налила себе чашку сливового пунша. Сливы были старые, а пунш слишком сладкий, но самое главное, что руки у нее не дрожали. Страх перед Могидин совершенно естественен, но это не означает, что так же естественно поддаваться ему. Может, Могидин вообще умерла. Иначе она, конечно, уже вызвала бы их к себе или снова поймала в Тел’аран’риоде, чтобы они объяснили, почему все еще не выполнили ее приказа. Хотя логика подсказывала Фалион: пока она не увидела тела Могидин, разумнее всего вести себя так, будто та может появиться в любой момент.
– Есть способ избежать этого.
– Какой? Допросить всех Мудрых Женщин в Эбу Дар? Сколько их? Сотня? Или, может, тысяча? Или... Сестры во Дворце Таразин, кажется, могут кое-что знать.
– И не мечтай завладеть са’ангриалом, Испан. Ни в каких дворцах никаких тайных сокровищниц и хранилищ нет. – Фалион говорила холодным, размеренным тоном – тем более размеренным, чем сильнее волновалась Испан. Ей всегда доставляло удовольствие гипнотизировать вверенных ей для обучения послушниц звуками своего голоса. – Почти все Мудрые Женщины – дикарки, и никому из них скорее всего ничего не известно о том, что нас интересует. Нет такой дикарки, которая хранила бы у себя ангриал, а тем более са’ангриал, поэтому мы, сколько бы ни старались, не найдем ни одной из них. Наоборот, согласно всем архивным записям, дикарка, которая даже случайно наткнется на какой-либо предмет, связанный с Силой, постарается избавиться от него как можно скорее из страха навлечь на себя гнев Белой Башни. С другой стороны, женщины, которые были в Белой Башне и покинули ее, такого страха не испытывают. Ты прекрасно знаешь, что, когда их обыскивают перед тем, как отпустить, почти у каждой третьей находят какой-нибудь предмет Силы или что-то, что она считает таковым. Из немногих местных Мудрых наилучшим выбором была Каллей. Отосланная из Башни четыре года назад, она попыталась украсть маленький тер’ангриал. Бесполезная вещь, всего лишь создает образы цветов и шум водопада, и все же предмет, связанный с саидар. И Каллей старалась выведать секреты других послушниц, что в большинстве случаев ей удавалось. Будь в Эбу Дар хоть один-единственный ангриал, не говоря уже о большом хранилище, неужели ты думаешь, что она, проведя здесь четыре года, не выяснила бы, где он находится?
– Я тоже ношу шаль, Фалион, – с необычной для нее резкостью сказала Испан, – и мне все это известно не хуже, чем тебе. Ты сказала, есть способ. Какой?
Не желает думать, напрягать мозги – и все!
– Что обрадовало бы Могидин так же сильно, как хранилище предметов Силы? – Испан все так же непонимающе смотрела на Фалион, постукивая ногой. – Найнив ал’Мира, Испан. Могидин велела нам найти ее, но та каким-то образом ускользнула. Если мы доставим ей Найнив – и заодно эту девчонку Траканд, – она простит нам сотню са’ангриалов. – Что лишний раз со всей очевидностью доказывало, насколько безрассудны могли быть Избранные. Самое лучшее, имея дело с такими несравненно более могущественными, но неспособными совладать со своими порывами людьми, соблюдать крайнюю осторожность. К Испан все это, конечно, не относилось, по крайней мере в отношении могущества.
– Я же говорила, нужно было убить ее, как только она появилась. – Испан сплюнула. Она снова, размахивая руками, ходила взад-вперед; песок скрипел у нее под ногами. – Да-да, я понимаю. Сестры во дворце становятся подозрительными, не стоит привлекать их внимание. Ты не забыла Танчико? И Тир? Там, где появляются эти две девицы, жди неприятностей. Я так считаю: раз мы не можем убить их, нужно держаться подальше от Найнив ал’Мира и Илэйн Траканд. Как можно дальше!
– Успокойся, Испан. Успокойся.
Не важно, что успокаивающий тон Фалион, казалось, лишь еще больше взвинчивал Испан. Фалион была уверена – логика должна преобладать над эмоциями. И она всегда торжествует.
Сидя на перевернутой бочке, стоящей в на редкость прохладном, узком, затененном переулке, он не сводил глаз с дома, расположенного на противоположной стороне оживленной улицы. Неожиданно он осознал, что снова схватился за голову. Она не болела, но временами возникало... какое-то странное ощущение. Чаще всего тогда, когда он думал о том, чего не мог вспомнить.
Трехэтажный дом, покрытый белой штукатуркой, принадлежал ювелирше, у которой – предположительно в гостях – были две подруги. Она познакомилась с ними во время поездки на север несколько лет назад. Этих подруг заметили мельком, лишь когда они прибыли, после этого их никто не видел. Разузнать все это оказалось делом нетрудным, а выяснить, что они Айз Седай, – лишь чуть-чуть сложнее.
Тощий парень в рваном жилете, который, насвистывая, шел по улице – на уме у него явно было что-то недоброе, – остановился, увидев его, сидящего на бочке. Его куртка, то, что он явно прятался в тени, где мало кто мог его заметить, – и весь облик, с сожалением подумал он, – наверно, все это выглядело искушающе. Он сунул руку под куртку. Его руки больше не обладали силой и гибкостью, необходимой для сражения на мечах, но два длинных ножа, которые он всегда носил с собой вот уже более тридцати лет, не раз приводили в изумление многих искусных фехтовальщиков. Возможно, что-то мелькнуло в его взгляде, потому что тощий парень, немного поразмыслив, снова засвистел и продолжил путь.
Распахнулись ворота, ведущие на конюшню ювелирши, и появились двое крупных, сильных мужчин. Они тащили ручную тележку, доверху нагруженную навозом и соломой. Чем они тут занимались? Арнин и Над не походили на парней, которых нанимают чистить конюшни.
Останусь здесь до темноты, решил он, а потом посмотрю, смогу ли снова найти маленького убийцу, Карридинова прихвостня.
И вновь оказалось, что он держится за голову. Он отдернул руки. Рано или поздно он вспомнит. У него оставалось не так уж много времени, но это все, что у него есть. Этого он не забывал никогда.
Глава 18
КАК ПЛУГ ВЗРЕЗАЕТ ЗЕМЛЮ
Призвав ненадолго саидин, чтобы распустить малого стража, сплетенного в углу приемной, Ранд поднял маленькую оправленную в серебро чашку и сказал:
– Еще чаю.
Льюс Тэрин гневно забормотал что-то у него в голове.
Резные кресла, обильно украшенные позолотой, двумя рядами стояли по бокам эмблемы золотого Восходящего Солнца – в два шага шириной, выложенной на каменных плитах пола, – еще одно высокое кресло, так раззолоченное, что казалось целиком сделанным из золота, возвышалось на небольшом помосте, но Ранд сидел, скрестив ноги, на ковре, развернутом специально для этого случая и выполненном в тайренском стиле – сложное переплетение зеленого, золотого и голубого, узор, называемый лабиринтом. Трем вождям кланов, расположившимся напротив него, не понравилось бы, если бы он принимал их, сидя в кресле, даже если кресла предложили бы и им самим. Они тоже представляли собой почти лабиринт, по которому следовало ступать крайне осторожно. Ранд был в рубашке с закатанными рукавами, оставляющей открытыми извивающихся красно-золотых, металлически посверкивающих драконов на предплечьях. Кадин’сор, обычная одежда айильских мужчин, прикрывал драконов вождей – у каждого на левой руке. Может, напоминая о том, кем он был. О том, что он тоже посетил Руидин, хотя это путешествие означало смерть для большинства предпринявших его мужчин; а возможно, напоминать об этом было совсем необязательно. Возможно.
На лицах трех айильцев почти ничего нельзя было прочесть, хотя вожди не сводили глаз с Мераны, которая вышла из угла, где до этого стояла. Дубленое лицо Джанвина казалось вырезанным из старого дерева, но оно всегда выглядело так, его серо-голубые глаза неистово сверкали, но и они всегда были такими. Даже буйные волосы напоминали грозовые облака. Нрав у него, однако, был на редкость спокойный. Индириан и одноглазый Манделайн, казалось, вообще ни о чем не думали, просто немигающими глазами следили за Мераной. Льюс Тэрин неожиданно смолк, будто тоже наблюдал за ней – глазами Ранда.
Безвозрастное лицо Мераны выражало еще меньше, чем лица вождей кланов. Подхватив рукой край светло-серых юбок, она опустилась на колени рядом с Рандом и подняла чайник. Массивный шар, серебряный с золотым отливом, покоился на спинах леопардов, такой же зверь выгнулся на ручке и еще один расположился на крышке – здесь он был изображен припавшим к земле. Чайник был настолько тяжел, что потребовались обе руки, чтобы наполнить чашку Ранда, и все равно шар слегка покачнулся. Все это Мерана проделала с таким видом, будто хотела показать, что действует исключительно по собственному желанию, по причинам, которые понятны только ей и о которых никто из присутствующих даже не догадывается; каждый жест выдавал в ней Айз Седай даже больше, чем лицо. Хорошо это или плохо?
– Я не позволяю им направлять без разрешения, – сказал Ранд.
Вожди кланов хранили молчание. Мерана встала – чтобы опуститься на колени по очереди рядом с каждым. Манделайн накрыл свою чашку широкой ладонью, показывая, что он больше не хочет. Двое других вождей протянули свои чашки, серо-голубые и зеленые глаза с одинаковым выражением уставились на Мерану. Что они видели? Что еще он мог сделать?
Поставив тяжелый чайник на поднос, массивные ручки которого тоже были выполнены в виде леопардов, Мерана осталась на коленях:
– Что еще угодно милорду Дракону?
Голос ее звучал спокойно, но, когда Ранд жестом велел ей вернуться в свой угол, когда она поднялась и повернулась, на очень короткое мгновение ее тонкие руки все же судорожно вцепились в юбки. Причиной было то, что, повернувшись, она оказалась лицом к лицу с Дашивой и Наришмой. Два Аша’мана – точнее, Наришма был пока солдатом, низший ранг у Аша’манов, и не носил на воротнике никаких значков, ни меча, ни Дракона, – спокойно стояли между высокими зеркалами в позолоченных рамах – они рядами тянулись вдоль стен. По крайней мере младший из двоих выглядел спокойным – на первый взгляд. Сунув большие пальцы рук за пояс, на котором висел меч, он, казалось, не обращал внимания ни на Мерану, ни даже на Ранда и айильцев. Однако, вглядевшись внимательней, можно было заметить, что взгляд темных, чересчур больших для его лица глаз все время метался, будто Наришма ожидал, что в любой момент нечто неведомое набросится на него, выскочив прямо из воздуха. И кто поручится, что этого не произойдет? Дашива выглядел так, точно мысли его витают в облаках; губы беззвучно шевелились, он моргал и хмурился, уставившись в пустоту.
Льюс Тэрин заворчал, когда Ранд взглянул на Аша’манов, но голос, прозвучавший в голове, принадлежал Меране. Только глупец думает, что льва или женщину и впрямь можно приручить.
Ранд в раздражении заглушил ее голос до еле слышного жужжания. Льюс Тэрин мог прорваться сквозь него, но не без труда. Обратившись к саидин, Ранд восстановил малого стража – защитный экран, который не позволял Меране слышать их голоса. Необходимость отпустить Источник усилила его раздражение, в голове зашумело – точно вода капала на раскаленные угли. Эхо безумия Льюса Тэрина, отдаленные раскаты его ярости.
Мерана стояла за экраном, которого не могла ни видеть, ни ощущать, высоко подняв голову и сложив руки на животе, будто удерживая лежащую на плечах шаль. Айз Седай до кончиков ногтей. Холодными светло-карими с крапинками золотого глазами она наблюдала за Рандом и вождями кланов. Не все сестры осознают, как сильно ты нужен нам, говорила она ему утром в этом самом зале, но те из нас, кто дал тебе клятву, выполнят любую твою просьбу – если она не нарушает Трех Клятв. Ранд только что проснулся, когда она явилась в сопровождении Сорилеи. Ни ту ни другую, казалось, ничуть не волновало, что он еще не одет, с куском хлеба в руке. Я владею неплохими навыками в ведении переговоров и посредничестве. Мои сестры обладают многими другим умениями. Позволь нам служить тебе в соответствии с клятвой, которую мы дали. Позволь мне служить тебе. Ты нужен нам, но и мы можем тебе пригодиться.
Сознание Ранда было открыто для происходившего вокруг, но в уголке его скрывалась Аланна. Она опять плакала. Ранд не мог понять, почему она так часто плачет. Он запретил ей приходить к нему без вызова и покидать свою комнату без сопровождения Дев – сестрам, которые поклялись ему в верности, прошлой ночью предоставили комнаты во дворце, где он мог не спускать с них глаз, – но ощущал ее слезы с того самого момента, когда она связала его узами, слезы и глубокую печаль, которая, точно когтями, безжалостно терзала ее душу. Иногда она горевала не так сильно, иногда чуть больше, но печаль не покидала ее. Аланна тоже сказала ему, что он нужен сестрам, которые дали клятву, выкрикнула это ему прямо в лицо, с пылающими щеками, по которым катились слезы, а потом выбежала вон. И она тоже твердила о служении, хотя он очень сомневался, что окружающим понятно, какие именно задачи он возложил на Мерану. Может, придумать для нее что-то вроде ливреи?
Вожди кланов наблюдали, как Мерана наблюдает за ними. По-прежнему даже дрожание ресниц не выдавало ни единой их мысли.
– Хранительницы Мудрости рассказали вам, в каком положении тут находятся Айз Седай, – резко произнес Ранд. Сорилея говорила, что вожди все знают, но этот факт стал окончательно ясен ему по отсутствию малейших признаков удивления, когда они увидели, как Мерана явилась по его вызову и присела в реверансе. – Вы видели, что она принесла поднос и наливала вам чай. Вы видели, что она приходит и уходит по моему приказанию. Если хотите, она вам станцует джигу.
Убедить айильцев в том, что, если понадобится, он посадит Айз Седай на привязь, – вот какого служения Ранд сейчас больше всего хотел от любой сестры. Они все будут плясать джигу, если потребуется.
Манделайн принялся поправлять серо-зеленую повязку на правом глазу – как обычно, когда что-то обдумывал. Кожистая складка грубого шрама пересекала его лоб, доходя до половины совершенно лысого черепа. Когда он наконец заговорил, голос его прозвучал довольно резко, почти как у Ранда:
– Ходят слухи, что Айз Седай пойдут на все, лишь бы добиться своего.
Индириан нахмурил густые седые брови и заглянул в свою чашку, чуть не ткнувшись в нее длинным носом. Для айильца он был среднего роста – ниже Ранда на полголовы, – и все же его конечности и черты лица казались длиннее, чем нужно. Жар Пустыни не оставил в нем ни одной лишней унции плоти, а глаза напоминали сияющие в глубине пещер изумруды.
– Я не люблю говорить об Айз Седай. – Всегда странно было слышать глубокий, звучный голос из уст столь худого человека. – Что сделано, то сделано. Пусть теперь ими занимаются Хранительницы Мудрости.
– Лучше поговорим об этих псах Шайдо, – произнес Джанвин мягко, что почти всегда казалось столь же странным в устах человека с таким свирепым лицом. – В течение нескольких месяцев, самое большее полугода, всех Шайдо следует убить – или превратить в гай’шайн. – Мягкий голос вовсе не означал, что Джанвин мягкий человек. Двое других кивнули; в улыбке Манделайна сквозило явное нетерпение.
У Ранда все еще оставалось впечатление, что он не убедил вождей. Поводом встречи считались именно Шайдо, дело важное, конечно, но отнюдь не самое важное. Шайдо причиняли достаточно беспокойства, но в перечне существенных трудностей, который он мысленно составил, они располагались значительно ниже Айз Седай. Хотя и правда создавали сложности. Клан Миагома, вождем которого был Тимолан, находился уже близ Кинжала Убийцы Родичей. Если бы эти три клана присоединились к нему, все вместе они вполне справились бы с задачей, о которой говорил Джанвин, но существовали и такие, кого нельзя ни сделать гай’шайн, ни убить. Не со всеми можно обойтись подобным образом.
– Как быть с Хранительницами Мудрости? – спросил Ранд. На мгновение лица вождей будто утратили всякое выражение; в этом айильцы дадут сто очков вперед любой Айз Седай. Оказаться лицом к лицу с Единой Силой им не страшно, во всяком случае не настолько, чтобы они это показали; никому не дано избежать смерти, равно как и поторопить ее, так считали айильцы, и даже сотня разъяренных Айз Седай не заставят одного айильца опустить вуаль, если он ее поднял. Но узнав, что Хранительницы Мудрости участвовали в сражении у Колодцев Дюмай, они были так потрясены, будто им сообщили, что в кроваво-красном небе ночью встало солнце – или луна днем.
– Саринда говорит, что почти все Хранительницы Мудрости уйдут с алгай’д’сисвай, – наконец явно неохотно ответил Индириан. Саринда была Хранительницей Мудрости, которая последовала за ним, покинув Красные Ключи, крепость-холд клана Кодарра. Возможно, «последовала» не совсем верное слово; о Хранительницах Мудрости вряд ли можно так сказать. В любом случае большинство кодаррских Хранительниц, а также из кланов Шианде и Дэрайн последуют на север за копьями. – Хранительницами Мудрости Шайдо займутся... займутся... Хранительницы Мудрости. – Индириан с явным отвращением скривил губы.
– Все меняется. – Голос Джанвина звучал даже мягче, чем обычно. Джанвин не сомневался, что это так, но все в нем противилось переменам. Хранительницы Мудрости, принявшие участие в сражении, нарушили обычай, такой же древний, как сами Айил.
Манделайн с подчеркнутой осторожностью поставил чашку:
– Корегуин хочет снова увидеться с Джейр, прежде чем сон жизни придет к концу, и я тоже. – Как Бэил с Руарком, он имел двух жен. У остальных вождей было по одной, за исключением Тимолана; вожди недолго оставались вдовцами. Об этом заботились Хранительницы Мудрости, если не сам вождь. – Доведется ли нам когда-нибудь снова увидеть восход солнца в Трехкратной Земле?
– Надеюсь, так и будет, – задумчиво ответил Ранд. Как плуг рыхлит землю, разрушая ее и все живое в ней, так будут разрушены человеческие жизни, и все, что было, истребит огонь его глаз. Трубный глас войны последует за ним по пятам, и вороны слетятся на звук его голоса, и он наденет корону мечей. Пророчества о Драконе позволяли надеяться лишь на одно – победу над Темным. И то не наверняка – существовала лишь возможность этого. Пророчества Руидина, Айильские Пророчества говорили, что он уничтожит Айил, которые были рядом с ним. Из-за него откровение, которое не всякий выдержит, обрушилось на кланы, и древние обычаи были отринуты. Даже и без Айз Седай неудивительно, что некоторые вожди кланов сомневались, правильно ли они поступили, присоединившись к Ранду ал’Тору, не важно, есть у него на предплечьях драконы или нет. – Надеюсь, так и будет.