Перрин понял, что двинулся с места, только когда обнаружил, что скачет, пригнувшись к шее Ходока, вслед за Аргандой. Снег не стал менее глубоким, местность – менее пересеченной, а свет – менее тусклым, но Ходок мчался сквозь тени, словно не мог допустить, чтобы чалый оставался впереди, а Перрин подгонял его еще и еще. Приближающимся всадником был Илайас. Его борода веером спускалась на грудь, шляпа с широкими полями затеняла лицо, а за плечами у него развевался подбитый мехом плащ. Айильцем оказалась одна из Дев, ее голова была замотана черной шуфой, а поверх куртки и штанов, раскрашенных в серый, коричневый и зеленый цвета, был наброшен белый плащ, чтобы Дева казалась менее заметной на снегу. Илайас и одна Дева, возвращающиеся без остальных разведчиков, – это означало, что Фэйли нашлась. Должно было означать.
Арганда гнал чалого, не боясь сломать шею ни ему, ни себе, перепрыгивая через торчащие валуны и раскидывая снег почти на галопе, но Ходок все же нагнал его как раз в тот момент, когда гэалданец поравнялся с Илайасом и воскликнул, резко и требовательно:
– Ты видел королеву, Мачира? Она жива? Говори же!
Дева – это была Элиенда, загорелое лицо которой оставалось бесстрастным, – при виде Перрина подняла руку. Это могло означать приветствие или сочувствие, но при этом она не сбилась со своего скользящего шага. Перед Перрином должен был отчитываться Илайас, она же спешила предстать перед Хранительницами Мудрости.
– Ты нашел ее? – В горле у Перрина внезапно пересохло. Слишком долго он ждал этого. Арганда что-то неразборчиво проворчал сквозь стальную решетку забрала; он знал, что Перрин спрашивает не про Аллиандре.
– Мы нашли Шайдо, которых преследовали, – уклончиво отозвался Илайас; обе его руки лежали на передней луке седла. Даже на Илайасе, знаменитом Длинном Клыке, который жил и бегал с волками, отразилось напряжение – слишком велики были пройденное расстояние и недосып. Его лицо осунулось от усталости, подчеркнутой золотым сиянием его глаз под широкополой шляпой. Седина поблескивала в его густой бороде и длинных, по пояс, волосах, которые он перевязывал сзади кожаным шнурком; и в первый раз за все то время, что Перрин знал его, он показался ему старым. – Они разбили лагерь вокруг захваченного ими довольно большого городка в горах, милях в сорока отсюда. Они почти не выставили часовых вблизи лагеря, а те, что стоят дальше, следят скорее за тем, чтобы пленники не сбежали, чем по сторонам, так что нам удалось подобраться довольно близко и все как следует рассмотреть. Но, Перрин, их больше, чем мы предполагали. Девы говорят, там по меньшей мере девять или десять септов. Считая гай'шайнт – или кем бы ни были люди в белом, – в их лагере народу не меньше, чем в Майене или в Эбу Дар. Не знаю, сколько у них копейщиков, но судя по тому, что я видел, десять тысяч наберется по самым приблизительным прикидкам.
|
|
От отчаяния у Перрина начало сводить живот. Во рту у него так пересохло, что он не смог бы заговорить, даже если бы Фэйли неким чудесным образом появилась перед ним. Десять тысяч алгай'д'сис-вай, а ведь даже ткачи, серебряных дел мастера и старики, проводящие остаток своих дней в тени, предаваясь воспоминаниям, возьмутся за копья, если на них нападут. У него было меньше двух тысяч копейщиков, но их одолеют столько же Айил. Меньше трех сотен двуреченцев, которые, конечно, смогут своими луками внести смятение в ряды противника, но ведь они не остановят десять тысяч. Такое количество Шайдо рассеет весь сброд Масимы так же легко, как кот, разоряющий гнездо мышей. Даже считая Аша'манов,
|
|
Хранительниц Мудрости и Айз Седай… Эдарра и остальные Хранительницы Мудрости не слишком словоохотливы, но он знал, что в десяти септах наберется человек пятьдесят женщин, умеющих направлять, а возможно, и больше. Возможно, конечно, и меньше, – никто не подсчитывал, сколько Хранительниц Мудрости в каждой септе, – но не настолько меньше, чтобы он мог ощутить разницу.
Сделав над собой усилие, он загнал вздымающееся в нем отчаяние обратно в глубину груди и сжимал там до тех пор, пока от него не остались лишь извивающиеся раскаленные нити, на которых он мог подогревать свой гнев. В молоте не должно быть места для отчаяния. Десять септов или весь клан Шайдо, но у них была Фэйли, и он должен найти какой-то выход.
– Какая разница, сколько их там? – произнес Айрам. – Когда троллоки пришли в Двуречье, их были тысячи, даже десятки тысяч, но мы все равно перебили всех. Вряд ли Шайдо окажутся хуже.
Перрин моргнул: он не ожидал обнаружить бывшего Лудильщика прямо у себя за спиной, не говоря уже о Берелейн, и Галлен-не, и Айз Седай. Торопясь добраться до Илайаса, он совсем перестал обращать внимание на что-либо еще. Люди Арганды, смутно различимые среди деревьев, все еще держались колоннами, как они выстроились против Масимы, но телохранители Берелейн образовали вокруг Илайаса широкое кольцо, встав лицами наружу. Хранительницы Мудрости держались вне оцепления, слушая Элиенду с сосредоточенными лицами. Она говорила приглушенным голосом, время от времени качая головой. Было ясно, что она тоже не питает радужных надежд. Похоже, Перрин в спешке потерял свою корзинку, или отбросил в сторону, поскольку сейчас она снова свисала с седла Берелейн. На ее лице было написано… могло ли это быть сочувствием? Чтоб ему сгореть, он слишком устал, чтобы думать ясно. Однако он обязан думать ясно, и сейчас более, чем когда-либо. Следующая его ошибка могла стать роковой – для Фэйли.
|
|
– Насколько я слышал, Лудильщик, – спокойно отвечал Илайас, – когда троллоки пришли к вам в Двуречье, вы ухитрились каким-то образом зажать их в клещи. Может, ты придумал, каким образом мы сможем зажать в клещи Шайдо?
Айрам, не отвечая, только бросил на того свирепый взгляд. Илайас знал его еще до того, как он взялся за меч, а Айрам не любил напоминаний о тех временах, хотя и по-прежнему носил яркие одежды.
– Десять там септов или пятьдесят, – прогрохотал Арганда, – мы должны найти способ освободить королеву. Остальных тоже, разумеется. Остальных тоже. – Его обветренное лицо искажала гневная гримаса, однако пахло от него отчаянием: лиса, готовая отгрызть собственную лапу, чтобы выбраться из капкана. – Они… они примут выкуп? – осмотревшись вокруг, гэалданец увидел Марлин, приближающуюся к ним в кольце Крылатых Гвардейцев. Несмотря на снег, она умудрялась сохранять ровный шаг; по крайней мере, шла не спотыкаясь. Остальных Хранительниц Мудрости нигде не было видно, даже Элиенды. – Примут ли эти Шайдо выкуп… о Хранительница Мудрости? – Вежливое обращение Арганды прозвучало так, словно тот спохватился в последний момент. Он больше не считал, что Айил замешаны в похищении, но все же относился к ним с подозрением.
– Трудно сказать. – Похоже, Марлин не обратила внимания на его тон. Стоя со скрещенными на груди руками, она смотрела скорее на Перрина, чем на Арганду. Это был тот оценивающий и измеряющий взгляд, с каким женщина смотрит на тебя, собираясь сшить тебе новую рубашку или сообщить, что твои штаны нуждаются в чистке. Еще недавно под таким взглядом Перрин почувствовал бы себя неуютно, но сейчас у него не было времени обращать внимание на такие вещи. Когда Марлин снова заговорила, это не звучало так, словно она дает совет; женщина просто констатировала факты. Возможно, именно так и было. – У нас не принято платить выкуп, как делаете вы, мокроземцы. Гай'шайнт можно преподнести в дар или обменять на другого гай'шайнт, но они не животные, чтобы их продавать. Однако Шайдо, по-видимому, более не следуют джи'и'тох. Они делают мокроземцев гай'шайнт и берут себе все, а не только пятую часть. Возможно, они и согласятся назначить цену.
– Мои драгоценности в твоем распоряжении, Перрин, – вставила Берелейн, ее голос был ровным, а лицо твердым. – Если необходимо, Грейди или Неалд смогут доставить из Майена еще. И золото тоже.
Галленне откашлялся.
– Алтаранцы привыкли иметь дело с мародерами, миледи, будь то их соседи-лорды или разбойники, – медленно проговорил он, похлопывая сложенными поводьями по ладони. Было видно, что он не хочет противоречить Берелейн, но вынужден. – На таком расстоянии от Эбу Дар закона не существует, кроме воли местного лорда или леди. И благородные, и простолюдины здесь привыкли, что приходится платить тому, с кем они не могут сражаться, и умеют быстро отличить одного от другого. Совершенно невероятно, что никто из них не сделал попытки купить себе безопасность, однако мы не видели ничего, кроме руин и следов разгрома, там, где прошли Шайдо, и не слышали ни о чем другом. Они могут согласиться принять выкуп и даже взять его, но можно ли быть уверенным, что они дадут что-либо взамен? И еще, если мы станем предлагать выкуп, то лишимся нашего реального преимущества: пока что они не знают, что мы здесь. – Анноура слегка качнула головой; движение было почти незаметным, но единственный глаз Галленне уловил его, и солдат нахмурился. – Вы не согласны, Анноура Седай? – вежливо поинтересовался он. В его голосе звучал оттенок удивления. Серая Сестра временами казалась почти робкой, – по крайней мере, для Айз Седай, – но всегда без колебаний высказывалась, если была не согласна с советами, даваемыми Берелейн.
Однако на этот раз Анноура медлила с ответом, прикрывая замешательство тем, что плотнее закутывалась в свой плащ и тщательно расправляла складки. Это выглядело не слишком убедительно; обычно Айз Седай не обращают внимания на жару или холод, оставаясь невозмутимыми, даже когда все вокруг истекают потом или с трудом удерживаются, чтобы не стучать зубами. Если Айз Седай как-то делает вид, что реагирует на температуру, это значит, что она просто хочет выиграть время, чтобы подумать, – обычно о том, как что-нибудь скрыть. Взглянув, слегка нахмурившись, на Марлин, Анноура наконец пришла к решению, и неглубокие морщины на ее лбу разгладились.
– Переговоры всегда лучше, чем драки, – произнесла она со своим холодным тарабонским выговором, – а доверие на переговорах зависит от того, какие меры предосторожности приняты, не так ли? Мы должны тщательно обдумать свои действия. Всегда существенно также, кто предлагает сделку. Хранительницы Мудрости более не являются для них священными, поскольку принимали участие в битве у Колодцев Дюмай. Возможно, лучше, если это будет Сестра или группа Сестер, но даже в этом случае нужно подумать, каким образом к этому подступиться. Лично мне кажется, что…
– Никакого выкупа, – произнес Перрин, и когда все взоры обратились на него, большинство смотрели с недоумением, Анноу-ра – бесстрастно, он повторил еще раз, более жестким тоном: – Никакого выкупа не будет. – Он не станет платить этим Шайдо за то, что они заставили Фэйли страдать. Она наверняка напугана, и они должны сами заплатить за это, а не получать от этого выгоду. Кроме того, замечание Галленне было справедливым. Ничто из того, что видел Перрин, и в Алтаре, и в Амадиции, и до этого в Кайриэне, не несло даже намека, что Шайдо можно довериться в какой-либо сделке. С тем же успехом можно доверить крысам хлебные закрома или червям – собранный урожай. – Илайас, я должен взглянуть на этот лагерь. – Когда он был мальчишкой, он знавал одного слепого, по имени Нат Торфинн, со сморщенным лицом и тонкими белыми волосами, так тот мог с одного прикосновения разобрать головоломку кузнеца. Перрин годами пытался научиться воспроизводить этот трюк, но у него так и не получилось. Ему необходимо было посмотреть, как фрагменты соотносятся друг с другом, прежде чем он мог увидеть в них какой-нибудь смысл. – Айрам, найди Грейди и скажи, чтобы он как можно скорее встретился со мной на площадке для Перемещения. – Так они привыкли называть то место, куда переносились после каждого скачка и откуда начинали следующий. Аша'манам было легче строить переходные врата на том месте, которого уже коснулись врата, сплетенные прежде.
Айрам, коротко и решительно кивнув, развернул своего серого и поспешил к лагерю, но на лицах остальных Перрин читал возникающие вопросы, и готовность поспорить, и требовательность. Марлин смотрела на него так, словно внезапно усомнилась, а он ли это вообще, а Галленне насупленно взирал на поводья в своих руках, без сомнения уже представляя, как все оборачивается в худшую сторону, вне зависимости от его действий. На лице Берелейн написано смятение, по глазам видно, что возражения готовы сорваться с ее языка, а рот Анноуры вытянулся в тонкую линию. Айз Седай не любят, когда их прерывают, и какой бы робкой для Айз Седай она ни была, сейчас она выглядела готовой излить свое неудовольствие. Арганда, побагровев, уже открыл рот с явным намерением заорать. Арганда часто орал с тех пор, как его королеву похитили. Нет смысла оставаться и выслушивать все это.
Вонзив каблуки в бока Ходока, Перрин направил его сквозь кольцо Крылатых Гвардейцев, направляясь обратно к расщепленным деревьям. Не полным ходом, но и не мешкая, – быстрой рысью меж возвышающихся деревьев, руки крепко сжимают поводья, а глаза уже выискивают Грейди среди пятен тени, испещривших лес. Илайас, не сказав ни слова, последовал за ним. Перрин знал, что в нем сейчас не осталось места даже для унции страха, но молчание Илайаса сделало еще тяжелее камень, лежавший у него на сердце. Тот никогда не встречал препятствия без того, чтобы тут же не предложить, как его можно обойти; его молчание кричало о непроходимых горах. Тем не менее какой-то способ должен быть. Когда они добрались до гладкого валуна, Перрин пустил Ходока шагом взад и вперед сквозь косые лучи солнечного света, вокруг поваленных деревьев и между стоящих; он не мог остановиться. Он должен был двигаться. Какой-то способ должен существовать. Его ум метался, как крыса в ловушке.
Илайас спешился, присел на корточки и, хмурясь, начал рассматривать рассеченный камень, не обращая внимания на мерина, который дергал хозяина за повод, и явно хотел убраться подальше отсюда. Толстая сосна возле камня была повалена и лежала комлем на собственном пне, таком высоком, что Илайас смог бы пройти под деревом, не сгибаясь. Яркие лучи солнца, здесь и там пронизывавшие полог леса, делали тень от испещренного следами валуна почти черной, но это беспокоило его не больше, чем Перрина. Он сморщил нос, почуяв все еще висевший в воздухе запах жженой серы.
– Мне показалось, что я слышал эту вонь, когда шел сюда. Полагаю, ты упомянул бы о ней, если бы твоя голова не была занята другими вещами. Большая стая. Больше, чем я когда-либо видел или слышал.
– Масури тоже так сказала, – отсутствующим тоном отозвался Перрин. Что задерживает Грейди? Количество людей в Эбу Дар? В лагере Шайдо их столько же. – Она сказала, что выходила на след семи стай, но эту прежде не встречала.
– Семь стай, – пробормотал Илайас, удивленный. – Даже Айз Седай должна немало походить, чтобы найти столько. Большая часть того, что говорят о Гончих Тьмы, – всего лишь россказни людей, испугавшихся темноты. – Нахмурившись, он посмотрел на следы, отпечатавшиеся на гладкой поверхности камня, и, покачав головой, произнес с печалью в голосе: – А ведь когда-то они были волками. По крайней мере душами волков, которые Тень захватила и извратила. Вот из чего сделаны Гончие Тьмы, Братья Тени. Думаю, именно поэтому волки будут участвовать в Последней Битве. А может быть, Гончие Тьмы были созданы потому, что волки окажутся там, для того чтобы сражаться с ними. По сравнению с хитросплетениями Узора соварские кружева порой могут показаться просто куском бечевки. Как бы то ни было, это было очень давно, во времена Троллоковых Войн, насколько я могу судить, и даже еще раньше, в Войну Тени. У волков долгая память. То, что знает один волк, не будет по-настоящему забыто, пока живы другие. Но, впрочем, они избегают говорить о Гончих Тьмы, так же как и встречаться с ними. Сотня волков может погибнуть, пытаясь убить одну Гончую. Хуже того, если они потерпят поражение, Гончая может пожрать души всех, кто еще не умер, и через год с небольшим из них получится новая стая Гончих, которые даже не будут помнить о том, что были когда-то волками. По крайней мере я надеюсь, что они этого не помнят.
Перрин натянул повод, хотя ему не терпелось двигаться дальше. Братья Тени. Имя, которым волки называли Гончих Тьмы, обрело новый зловещий оттенок.
– Могут ли они пожрать душу человека, Илайас? Скажем, человека, который умеет разговаривать с волками?
Илайас пожал плечами. Лишь горсточка людей была способна на то, что могли они с Перрином. Ответ на такой вопрос можно получить лишь на пороге смерти. Сейчас гораздо важнее то, что, будучи однажды волками, они могли оказаться достаточно разумными, чтобы докладывать о том, что видели. Масури тоже предполагала это. Было бы глупо надеяться на обратное. Сколько времени пройдет, прежде чем они сообщат об увиденном? Сколько времени у него в запасе, чтобы освободить Фэйли?
Хруст снега под копытами лошадей возвестил о приближении всадников, и Перрин торопливо рассказал Илайасу, что Гончие описали круг вокруг лагеря и что они могут доложить об этом тому, перед кем отчитываются.
– Я бы не стал на твоем месте слишком волноваться, парень, – ответил тот, настороженно оглядываясь в направлении приближающихся лошадей. Отодвинувшись от камня, он принялся потягиваться, разминая мышцы. Илайас опасался, что кто-то увидит, как он рассматривает то, что скрыто тенями для других глаз. – Похоже, они охотятся за кем-то более важным, чем ты. Они будут гнаться, пока не настигнут его, даже если у них уйдет на это целый год. Не беспокойся. Мы вытащим твою жену прежде, чем Гончие донесут весть о том, что ты был здесь. Не говорю, что это будет просто, но мы сделаем это. – В его голосе слышалась решимость, так же как и в его запахе, но не было особой надежды. Точнее, ее не было совсем.
Борясь с отчаянием, не давая ему вновь подняться в груди, Пер-рин снова пустил Ходока шагом, в то время как Берелейн со своими телохранителями появилась среди деревьев. Ее сопровождали Анно-ура и Марлин, сидевшая позади седла. Как только Айз Седай натянула поводья, Хранительница Мудрости соскользнула на землю, расправляя свои плотные юбки, чтобы закрыть темные чулки. Другая женщина могла бы смутиться, окажись ее ноги выставлены напоказ, но не Марлин. Она просто приводила в порядок одежду. Недовольной скорее выглядела Анноура, на ее лице застыла раздраженная кислая мина, отчего нос стал похож на клюв. Она ничего не говорила, но рот был сжат так, словно она собиралась его укусить. Она, видимо, была уверена, что ее предложение с Шайдо будет принято, тем более что Берелейн поддерживала его, а Марлин держалась по меньшей мере нейтрально. Серые всегда выступали посредниками и были третейскими судьями. Видимо, дело все в этом. А в чем же еще? Этот вопрос надо отложить в сторону, в то же время держа его в голове. Перрин должен принимать в расчет все, что может помешать освобождению Фэйли, но ему не давало покоя то, что в сорока милях к северо-востоку отсюда.
Пока Крылатая Гвардия растягивала свое защитное кольцо среди высоких деревьев вокруг площадки для Перемещения, Берелейн подвела своего гнедого вплотную к Ходоку и пустила его шагом рядом с Перрином, пытаясь вовлечь того в разговор и соблазнить остатками куропатки. От нее пахло сомнением, неуверенностью в правильности его решения. Возможно, она надеялась убедить его попытаться все же договориться о выкупе. Перрин не придерживал Ходока, не желая слушать собеседницу. Сделать подобную попытку значило поставить все на кон. Он не мог рисковать, когда ставкой была Фэйли. Методичность, как при работе в кузнице, – таков был его путь, о Свет, как же он устал! Перрин плотнее стянул вокруг себя гнев, набираясь его огня, чтобы поддержать силы.
Галленне и Арганда прибыли вскоре после Берелейн, за ними следовала двойная колонна гэалданских копейщиков в блестящих кирасах и конических шлемах; они тут же смешались с оцеплением майенцев, рассредоточившись среди деревьев. С ноткой раздражения, примешавшейся к ее запаху, Берелейн оставила Перрина и направилась к Галленне. Они съехались почти вплотную, одноглазый воин склонил голову, приготовившись слушать распоряжения своей госпожи. Она говорила понизив голос, но Перрин знал, о чем у них идет речь, по крайней мере, приблизительно. То один, то другая постоянно посматривали в его сторону, глядя, как он заставляет Ходока вышагивать взад и вперед, туда и обратно. Арганда остановил своего чалого и стоял, глядя сквозь деревья на юг, в направлении лагеря; он был недвижим как изваяние, однако излучал нетерпение, как огонь излучает жар. Просто солдат с картинки: плюмаж, меч и серебристые доспехи, а лицо жесткое как камень; но его запах говорил, что он находится на грани паники. Перрину стало любопытно, как пахнет он сам. Собственный запах уловить невозможно, если только не находишься в закрытом помещении. Но вряд ли от него пахнет паникой, – скорее страхом и гневом. Все будет в порядке, как только он вернет Фэйли. Тогда все будет в порядке. Взад и вперед, туда и обратно.
В конце концов появился Айрам, ведя за собой зевающего Джура Грейди верхом на темно-гнедом мерине, таком темном, что из-за белой полоски, идущей вдоль морды, тот казался черным. Даннил с дюжиной двуреченцев, оставивших на время копья и алебарды ради своих длинных луков, ехали позади, но не вплотную. Грейди, плотный, кряжистый, с обветренным лицом, на котором уже начали появляться морщины, хотя он был еще в расцвете сил, походил скорее на сонного фермера, несмотря на меч с длинной рукоятью на поясе и черную куртку с серебряной заколкой в виде меча на высоком воротнике. Однако Грейди навсегда оставил ферму, и Даннил с остальными старались держаться поодаль от него. Они держались поодаль и от Перрина – ехали позади него, глядя в землю; но время от времени он ловил их быстрые смущенные взгляды, направленные то на него, то на Берелейн. Это не имеет значения. Все будет в порядке.
Айрам хотел было подвести Грейди к Перрину, но Аша'ман и так знал, зачем его вызвали. Глубоко вздохнув, он слез с лошади и присел на корточки рядом с Илиасом. В пятне солнечного света они принялись пальцами рисовать на снегу карту и толковать о расстоянии и направлении; Илайас в деталях описал место, куда они хотели попасть, – поляну на склоне горы, обращенную почти строго на юг; над ней возвышается скалистый гребень с тремя ущельями. Аша'ману хватило бы точно указанных расстояния и направления, но чем более детальной будет картина в его мозгу, тем ближе к намеченной точке он сможет Переместиться.
– Тут, парень, можно запросто ошибиться, – глаза Илайаса, казалось, зажглись от напряжения. Никто, кроме него, никогда не позволял себе поучать Аша'мана. – В этом краю полно горных хребтов, и главный лагерь находится примерно в миле по ту сторону кряжа, о котором я толкую. Там еще будут часовые, их немного и они каждую ночь разбивают лагерь разных местах. Они могут оказаться милях в двух или даже меньше с противоположной стороны. Стоит тебе ошибиться – и нас тут же заметят, как пить дать.
Грейди встретил его взгляд не моргнув. Затем кивнул и провел короткими, будто обрубленными пальцами по волосам, глубоко вбирая в грудь воздух. Он выглядел не менее усталым, чем Илайас.
Усталость пронизывала его до костей, как ощущал Перрин. Ставить врата и держать их открытыми, пока через них проходят тысячи людей и лошадей, было утомительной работой.
– Ты достаточно отдохнул? – спросил его Перрин. Уставшие люди делают ошибки, а ошибка в работе с Единой Силой может оказаться смертельной. – Может, лучше послать за Неалдом?
Грейди посмотрел на него затуманенным взглядом, потом покачал головой.
– Тот трудяга отдохнул не больше моего. Даже меньше, пожалуй. Я буду малость посильнее его. Лучше, если это сделаю я. – Он повернулся лицом на северо-восток, и рядом с испещренным следами валуном без какого-либо предупреждения возникла вертикальная прорезь серебристо-голубого света. Анноура, издав громкий возглас, отдернула с дороги свою лошадь, когда прорезь расширилась, образовав отверстие, дыру в воздухе, в которой виднелась освещенная солнцем поляна на крутом склоне, окруженная деревьями намного ниже тех, что росли вокруг Перрина и его товарищей. Сосна, уже однажды расщепленная, вздрогнула, потеряв еще один кусок ствола, заскрипела и окончательно рухнула наземь, издав смягченный снегом треск, от которого лошади зафыркали и начали переступать копытами. Анноура с потемневшим от ярости лицом взглянула на Аша'мана, но тот лишь моргнул и произнес:
– Похоже это на то, что нам нужно? Илайас поправил свою шляпу и кивнул.
Перрин ждал только этого кивка. Нагнув голову, он направил Ходока вперед, хотя конь увязал в снегу. Поляна была небольшой, но из-за того что над головой было небо, полное белых облаков, она казалась широким пространством. По сравнению с оставшимся позади лесом свет здесь просто ослеплял, хотя солнце еще не вышло из-за поросшего деревьями хребта. Лагерь Шайдо лежал по ту сторону гребня. Перрин жадно посмотрел вверх, на горный склон. Ему хотелось пуститься вскачь, чтобы увидеть наконец то место, где находится Фэйли, но сейчас он мог только оставаться на поляне. Он заставил себя развернуть Ходока обратно к вратам, из которых как раз появилась Марлин.
По-прежнему внимательно глядя на него и отводя взгляд, только чтобы посмотреть, куда ставит ногу, она отошла в сторону, пропуская Айрама и двуреченских лучников. Уже привыкшие если не к Аша'ману, то к Перемещениям, они проезжали сквозь врата, едва наклоняя головы, чтобы не задеть верхний край отверстия, и даже самый высокий из них ограничивался только этим. Перрин вдруг заметил, что эти врата были шире тех, которые Грейди сплел в первый раз. Тогда, чтобы проехать, ему пришлось спешиться. Это была отвлеченная мысль, не более важная, чем жужжание мухи. Айрам подъехал прямиком к Перрину, на его лице застыла решимость, от него пахло нетерпением и стремлением двигаться дальше. Затем, как только Даннил и двуреченцы освободили проход, спустились вниз по склону и принялись деловито накладывать стрелы на тетивы луков, оглядывая обступающие их деревья, во вратах возник Гал-ленне, мрачно взиравший по сторонам, словно ожидая, что на них в любую минуту может наброситься враг. За ним ехало с полдюжины майенцев, которым, чтобы проехать сквозь врата, пришлось склонить свои пики с красными флажками.
Потом довольно долго проход оставался пустым, но когда Пер-рин уже собрался ехать обратно посмотреть, что задерживает Илай-аса, бородач появился на поляне, ведя лошадь в поводу. По пятам за ним ехали Арганда и шестеро гэалданцев, на лицах которых было написано неудовольствие. На них не было сверкающих шлемов и кирас, и они хмурились так, словно их заставили снять с себя штаны.
Перрин кивнул сам себе. Ну разумеется. Лагерь Шайдо находился на том склоне хребта, и там же было солнце. Блестящие доспехи были бы видны на гребне не хуже, чем зеркала. Он должен был подумать об этом сам. Он все еще позволяет страху подстегивать нетерпение и затуманивать ум. Голова у него должна быть ясной, и сейчас особенно. Какая-нибудь упущенная мелочь может стать для него смертельной, и тогда Фэйли останется в руках Шай-до. Однако легко сказать – надо расстаться со своим страхом, а как сделать это? Разве мог он не бояться за Фэйли? И все же необходимо преодолеть себя.
К его удивлению, впереди Грейди, ведшего в поводу своего жеребца, из врат выехала Анноура. Как и всякий раз, проезжая сквозь врата, она почти лежала на шее своей кобылы, нагнувшись так низко, как только позволяла высокая лука ее седла, и злобно косилась на отверстие, сотворенное при помощи испорченной мужской половины Силы. Стоило ей оказаться на этой стороне, как она тут же пришпорила лошадь, взлетев вверх по склону до самого края леса. Грейди захлопнул и убрал врата, после чего перед глазами Перрина осталась лишь вертикальная багровая полоса, и Анноура, вздрогнув, кинула свирепый взгляд на него и Марлин. Если бы она не была Айз Седай, он решил бы, что она кипит от сдерживаемой ярости.
Должно быть, Берелейн приказала ей идти с ними, но не Берелейн винила она за то, что находится здесь.
– Отсюда пойдем пешком, – объявил Илайас тихим голосом, едва ли громче случайного стука конского копыта. Он говорил, что Шайдо не выставляют часовых или почти не выставляют, однако по его поведению можно было предположить, что враги находятся в двадцати шагах отсюда. – Лошадей оставим здесь, всадники заметны издалека. Шайдо не слепые; они слепы только в отношении Айил, что означает, что их зрение вдвое зорче, чем у любого из вас, так что не вздумайте показаться им на глаза на фоне неба, когда мы доберемся до гребня. И постарайтесь производить как можно меньше шума. Они ведь к тому же и не глухие. Рано или поздно они обнаружат наши следы – здесь уж ничего не поделаешь: снег, – но нельзя, чтобы враги узнали, что мы были здесь, раньше, чем мы отсюда уйдем.
Арганда, все еще недовольный, что его лишили его доспехов и перьев, начал возражать против того, что Илайас позволяет себе распоряжаться. Он не был круглым дураком и поэтому говорил приглушенным голосом, который не разносился далеко, но он был солдатом с пятнадцати лет, командовал солдатами в сражениях с Бело-плащниками, алтаранцами и амадицийцами и при случае любил подчеркнуть, что дрался в Айильской Войне и пережил Кровавый Снег под Тар Валоном. Он знал, кто такие Айил, и не нуждался в том, чтобы небритый лесовик указывал ему, как надевать сапоги. Перрин не стал вмешиваться, тем более что попутно с жалобами Арганда отдавал распоряжения своим людям, решая, кто пока останется сзади с лошадьми. Арганда отнюдь не был глуп, он просто боялся за свою королеву. Галленне оставил на поляне всех своих людей, пробормотав, что от пеших копейщиков все равно толку никакого и что, если заставить их пройти пешком хотя бы десяток шагов, они только переломают себе шеи. Этот тоже не был глупцом, но он видел все в черном свете. Илайас пошел впереди, и Пер-рин последовал за ним, задержавшись лишь для того, чтобы переложить толстую, оправленную в медь зрительную трубу из седельной сумки Ходока в карман своей куртки.
Между деревьями тут и там встречались куртинки кустов, лес состоял в основном из сосняка и ельника, местами попадались и стоявшие группами деревья лиственных пород – серые, с голыми ветвями. Склон оказался не более крутым, чем Песчаные холмы в Двуречье, и не вызывал больших затруднений у Даннила и лучников, словно призраки скользивших с луками наготове, напряженно всматриваясь вокруг и производивших не больше шума, чем пар от их дыхания. Айрам, который тоже не был в лесу новичком, держался рядом с Перрином, вынув меч из ножен. Один раз он начал было расчищать путь, прорубаясь сквозь гущу толстых бурых прутьев, увитых лозой, но Перрин остановил его движением руки. Однако большого шума от Айрама не было, лишь снег похрустывал под его башмаками. Марлин двигалась между деревьями так, словно выросла в лесу, а не в Айильской пустыне, где любое растение, которое можно назвать деревом, было большой редкостью, а о снеге и не слыхивали. Но это никого не удивляло, хотя, казалось бы, все ее браслеты и ожерелья должны были издавать больше звона. Анноу-ра взбиралась в гору почти с такой же легкостью, лишь немного путаясь в своих юбках, но ей удавалось искусно уклоняться от острых колючек «кошачьих коготков» и вьющихся побегов «погоди-минутку». У Айз Седай всегда найдется чем удивить. Она ухитрялась на ходу еще и настороженно посматривать на Грейди, хотя Аша'ман, по всей видимости, был полностью сосредоточен на том, чтобы переставлять ноги. Время от времени он тяжело вздыхал и приостанавливался, хмуро глядя на возвышавшийся впереди гребень, однако ухитрялся не отставать. Галленне и Арганда были уже немолоды и не привыкли ходить пешком там, где можно проехать на лошади, так что их дыхание становилось все тяжелее по мере того, как они поднимались, иногда хватаясь руками за стволы деревьев, но оба глядели друг на друга не меньше, чем под ноги; каждый не желал допустить, чтобы другой оказался впереди. Четверо гэалдан-ских копейщиков, однако, то и дело поскальзывались и спотыкались о скрытые под снегом корни, цеплялись ножнами за кусты и изрыгали проклятия, падая на острые камни или натыкаясь на колючки. Перрин уже начал подумывать, не отослать ли их обратно к лошадям. Или, может, лучше просто стукнуть по голове и оставить лежать здесь, а потом подобрать на обратном пути?
Внезапно из кустов прямо перед Илайасом выступили двое Айил, темные вуали скрывали лица до самых глаз, белые плащи были отброшены за спину, в руках они держали копья и небольшие круглые щиты. Судя по росту, это были Девы Копья, что не делало их менее опасными, чем любые другие алгай'д'сисвай. И в то же мгновение девять длинных луков вскинулись вверх, целя широкими наконечниками стрел прямо им в сердце.
– Так тебя могут ранить, Туанда, – пробурчал Илайас. – И ты, Сулин, тоже могла бы быть поосторожнее. – Перрин жестом приказал двуреченцам опустить луки, а Айраму – меч. Он уловил их запах одновременно с Илайасом, еще до того, как те вышли на открытое место.
Девы озадаченно переглянулись, но опустили черные вуали, позволив им свободно упасть на грудь.
– У тебя зоркий глаз, Илайас Мачира, – произнесла Сулин. Она была жилистой, с обветренным лицом, одну щеку бороздил суровый шрам, и острыми голубыми глазами, пронзавшими как шило, впрочем, сейчас они смотрели удивленно. Туанда была моложе и выше ростом, она, должно быть, была хороша собой, прежде чем потеряла правый глаз и получила широкий шрам, проходивший вверх от подбородка и скрывавшийся под ее шуфа. Шрам приподнимал уголок ее рта, словно бы в легкой улыбке, однако не считая этого, никто никогда не видел улыбки на ее лице.
– Я узнал вас по курткам, – объяснил Перрин. Туанда, нахмурившись, взглянула на свою серо-зелено-коричневую куртку, потом перевела взгляд на куртку Сулин, точно такую же. – И по плащам тоже. – Илайас, должно быть, действительно устал, если позволил себе сказать такое. – Ну как, они еще не двинулись с места?
– Нет, Перрин Айбара, – сказала Сулин. – Шайдо, похоже, собираются какое-то время оставаться на одном месте. Они выгнали из города жителей, и те ушли прошлой ночью на север – те, кому позволили уйти. – Она слегка покачала головой, видимо по-прежнему недоумевая, почему Шайдо делают гай'шайнт людей, которые не следуют джи'и'тох. – Твои друзья, Джондин Барран, Гет Айлиа и Хью Марвин, отправились за ними, надеясь что-нибудь выведать. Наши сестры по копью вместе с Гаулом решили еще раз обойти лагерь. Мы остались здесь ждать, пока Илайас Мачира не вернется с тобой. – Она редко допускала, чтобы эмоции проникали в ее голос, и сейчас он оставался как всегда бесстрастным, но запах Селин выдавал ее печаль. – Пойдем, я покажу тебе.
Девы двинулись вверх по склону, и Перрин поспешил за ними, позабыв об остальных. Возле гребня они пригнулись, затем опустились на четвереньки, и он последовал их примеру; последние несколько спанов он прополз по снегу на животе и высунул голову из-за дерева, росшего на самой вершине. Лес здесь уже кончился, перейдя в разбросанные там и сям кусты и отдельные деревца на склоне. Перрин находился на такой высоте, что мог видеть на несколько лиг вокруг поверх выступающих один за другим хребтов, лишенных растительности, до самой темной полоски леса вдали.
Отсюда он мог видеть все, что хотел, но видел гораздо меньше, чем ему было нужно.