Николай Алексеевич Заболоцкий

1922 — первая публикация стихов в машинописном студенческом журнале, статья «О сущности символизма».

1925 — год окончания Педагогического университета имени А. И. Герцена (отделение языка и литературы общественно-экономического факультета). Сближение с обэриутами.

ОБЭРИУ — объединение реального искусства (Д. Хармс, А. Введенский). Надо не только «организовывать вещи смыслом», но вырабатывать «органически новое мироощущение». Главное кредо Хармса и его товарищей в жизни и стихах — «театрализация жизни», алогизмы.

1928 — ОБЭРИУ проводит вечер «Три левых часа» с постановкой пьесы Хармса «Елизавета Бам». В декларации ОБЭРИУ об этом было написано так: «Поэт и драматург, внимание которого сосредоточено не на статичной фигуре, но на столкновении ряда предметов, на их взаимоотношениях. В момент действия предмет принимает новые конкретные очертания, полные действительного смысла. Действие, перелицованное на новый лад, хранит в себе „классический“ отпечаток и в то же время представляет в себе широкий размах обэриутского мироощущения».

1928 — стихотворная книжка для детей «Хорошие сапоги».

1929 — «Столбцы» (бурная дискуссия в прессе).

С 1933 года наступает новый этап в творчестве Заболоцкого. Начинается он с драматического поворота событий: поэма «Торжество земледелия» расценена как пасквиль на коллективизацию. Уже набранный в типографии сборник стихов Заболоцкого запретили. Сама же поэма «Торжество земледелия» была совершенно непохожей на многочисленные произведения, посвященные коллективизации. Начинается она с пролога, в котором мужик стоит и смотрит на сельский пейзаж под лозунгом об убыточности трехполья. Первая глава «Беседа о душе» повествует о вечерней сходке крестьян, на которой они рассуждают о смертности людей, о том, как природа мучит человека. А в это время в хлеву животные, «душой природы овладев», вели свободный разговор, почти зеркально отражающий разговор людей. Глава вторая «Страдания животных» заключает мысль о том, что именно зверь предназначен «вращать систему колеса», что у зверя тоже есть разум, который человеком не принимается во внимание. Третья глава «Кулак, владыка батраков» изображает молящегося кулака, которому пролетающая над ним ночь рисует картины созидательного груда и преображения земли. Приезжают люди («толпа многих ног»), и кулака увозят. Ночь наклоняет телегу в пропасть. Глава четвертая «Битва с предками» написана как пьеса. В ней солдат разговаривает с предками о том, для чего живет человек: неужели только для того, чтобы рожать новых людей, которые тоже умрут?

В главе пятой «Начало науки» начинается утро, вынося «красный атом возрожденья» — солнце. Солдат разговаривает с коровами, рассказывая им свой сон. Ему приснился «животный институт», где коров готовили к тому, чтобы «к сознанию идти».

Конь удивляется: неужели наконец людям будет нужен разум животных, а не только сила жил? Но солдат убеждает коня, что теперь тяжелый труд будут выполнять трактора, а для животных будут построены кровы «с большими чашками муки».
Шестая глава «Младенец-мир» — это разговор тракториста и сохи. Тракторист доказывал, что время сохи ушло, пришло время механизации.
Седьмая глава «Торжество земледелия» опять выводит на сцену солдата, который прославляет земледелие, пение машин и теорию освобождения труда, «добрые науки и колхозы-города». Сам солдат — «природы коновал» — «военное дреколье / На серпы перековал». Кончается поэма похоронами сохи. Мы видим, что ничего обидного для коллективизации в этой поэме нет, но сам склад стиха и образный ряд, столь отличный от стихов, например, Твардовского с его «Страной Муравией» выглядели в хоре единых голосов как нечто отличное и уже поэтому неправильное.

Итак, Заболоцкий вынужден заниматься переводами, он создает для детей прозаические переложения романов Ф. Рабле, Д. Свифта, Шарля де Костера. В 1937 году выходит «Вторая книга»: критики говорят о «втором рождении» поэта, избавляющегося от «старых ошибок». В это время складывается формула поэтического творчества Заболоцкого: MOM, то есть «Мысль — Образ — Музыка». Под музыкой понимается затаенная гармония всеобщей жизни, родственная гармонии душевной. Подлинными человеческими качествами поэт считает разум и волю.

В это время в творчестве Заболоцкого все громче начинает звучать тема взаимодействия человека и природы, если говорить шире, разумного и инстинктивного начал всего мироздания. Она появилась уже в «Столбцах», когда природа представлялась тюрьмой, из которой выход только в смерть. Человек — дитя природы и в то же время ее антипод: кочевье деревьев кончено, человек запер их «в решетки под замком» («Ивановы»). Многие стихотворения второго периода творчества Заболоцкого мы можем уже относить к натурфилософской лирике. Интерес к этой теме у поэта возник не случайно и зародился не в середине 30-х годов. Мы помним, что отец Заболоцкого был агрономом. Агроном начала XX века — это человек высокой культуры, воспитанный на примерах таких подвижников науки, как К. А. Тимирязев, В. В. Докучаев, П. А. Костычев, Д. П. Прянишников. К науке возделывания земли они относились как к важнейшему делу, стремясь поставить ее, по словам Тимирязева, на прочные основания химии и физики. Агроном в то время — это не исполнитель предписаний и распоряжений, а активный исследователь тайн природы и в то же время популяризатор этих знаний. Чтобы вы могли представить себе, как относились русские ученые к природе и положению народа, приведем несколько высказываний. К. А. Тимирязев: «Зеленый цвет не случайное только свойство растения. Оно зелено потому, что от этого именно цвета зависит его важнейшее отправление. В зеленом цвете, этом самом широко распространенном свойстве растения, лежит ключ к пониманию главной космической роли растения в природе». (Публичная лекция, прочитанная в марте 1886 г., «Почему и зачем растение зелено»².)
К. А. Тимирязев: «Для всех равная красота природы, всестороннее воспроизведение ее искусством так же, как изучение равных для всех законов природы, положат предел тому разброду мысли, которым тяготится современное человечество. То, что было источником разлада для отцов, послужит сближению детей. Искусство и наука лягут в основу нового союза между людьми...» («Наука и свобода», 1919³.) П. А. Костычев: «Надо распространить агрономические знания среди народа и тем хоть немного улучшить жизнь». («О борьбе с засухой...», 1892⁴.)

В 30-е годы Заболоцкий читает труды В. И. Вернадского, переписывается с К. Э. Циолковским, человеком, который положил теоретические начала звездоплаванию и предсказал множество явлений, с которыми столкнутся люди в космосе. Любая самая фантастическая идея в это время кажется осуществимой. Природа — творец, духовное и материальное — две составные части преобразующей силы.

Вновь приведем несколько цитат.

В. И. Вернадский: «Мертва ли та материя, которая находится в вечном непрерывном законном движении, где происходит бесконечное разрушение и созидание, где нет покоя? Неужели только едва заметная пленка на бесконечно малой точке мироздания — Земле обладает коренными, собственными свойствами, а всюду и везде царит смерть?
Разве жизнь не подчинена таким же строгим законам, как и движение планет, разве есть что-нибудь в организмах сверхъестественное, что бы отделяло их резко от остальной природы?» (Доклад «Об осадочных перепонках», 1884—1885⁵.)

В. И. Вернадский: «Прежде я не понимал того наслаждения, какое чувствует человек в настоящее время, искать объяснения того, что из сущего, из природы воспроизводится его чувствами, не из книг, а из нее самой. Какое наслаждение «вопрошать» природу, „пытать“ ее! Какой рой вопросов, мыслей, соображений! Сколько причин для удивления, сколько ощущений приятного при попытке обнять своим умом, воспроизвести в себе ту работу, какая длилась века в бесконечных ее областях»⁶.

Сравните у Заболоцкого:

К. Э. Циолковский: «Власть вселенной проявляется ярче всего организациею живых разумных существ. Но и она ограничена, как бы ни была высока и могущественна. На Земле имеем власть человека. Но как она еще слаба! Космос то и дело ставит ему преграды. Это и понятно, потому что происходит по ее несовершенству, по ее младенческому состоянию. Мать не дает младенцу утонуть, упасть с крыши, гореть, погибнуть. Но она позволяет ему слегка ушибиться или обжечься, чтобы он выучился ловкости, приобрел знание и осторожность, необходимые для существования. Так поступает и космос с человечеством. Воля последнего не исполняется и ограничивается, пока оно еще не выросло и не достигло высшего разума»⁷.

Сравните у Заболоцкого:

В середине 30-х годов Заболоцкий создает стихотворения, посвященные размышлениям о взаимосвязи и взаимодействии человека и природы.

На эту тему много размышлял Ф. И. Тютчев.

Каковы же основные идеи Заболоцкого? Их можно понять, вслушавшись в строки стихов.

Стихотворение «Ночной сад» апеллирует не столько к мысли, сколько к эмоциям, поэтому такую большую роль играют в нем несвойственные для раннего Заболоцкого аллитерации и созвучие гласных. Цель поэта — создать впечатление, ощущение противоречивого движения. Если следовать традиции Тютчева, то ночь — это воплощение хаоса, мятущегося человеческого сознания, могущества природных стихий. В стихотворении соединяются тема ночи и любимая Заболоцким тема деревьев, олицетворяющих мудрость природы. Как же поворачивает Заболоцкий тютчевскую традицию? Уже в первой строфе мы видим противоречие: сначала перед нами ночной сад-орган, поющий трубами и виолончелями; затем сад немых дубов, неподвижных елей. Можно представить себе картину, что сад поет, когда налетает ветер. Когда ветер стихает, сад замирает. Однако эта строфа скорее символ потенциального движения, которое раскрывается в следующей строфе — «концентрированном» изображении листопада в ветреный день, когда «был битвой дуб, и тополь — потрясеньем». Символическое число «сто тысяч» повторяется дважды, когда листья сравниваются с телами. В нашем сознании возникают параллельно две картины — земной, человеческой битвы и надземной, космической схватки.

Третья строфа — как воспоминание об августе, когда была разрешена охота на птиц. Интересно, что вновь повторяется один образ: листья-тела и «тельца птичьи». «Железный Август» здесь выступает символом человека, вторгающегося во владения природы. Сад же превращается в хранителя природы, «толпы лип», вздымающие кисти рук, укрывают птиц от жестокости человека «под купами растений», ночь восстанавливает гармонию, нарушенную днем, когда властвует «железный Август».

Анафора в последней строфе оформляет кольцевую композицию стихотворения. Последние строки — напоминание о безграничности космоса, о том, что, возможно, все борения земной жизни во вселенских масштабах не более чем «вспыхнувший над самой головой / Мгновенный пламень звездного осколка!».

Григорий Саввич Сковорода (1722—1794) — украинский философ, поэт, музыкант, педагог. В его философских диалогах и трактатах библейские идеи переплетаются с идеями стоицизма и платонизма. Смыслом человеческого существования Сковорода считал подвиг самопознания. С 70-х годов он вел жизнь странствующего нищего-философа, сочинения Сковороды распространялись в рукописях. Он писал стихотворения, басни в прозе, песни и псалмы.
Велимир Хлебников (1885—1922) — писатель, один из основоположников русского авангарда. В 1904 году он выдвигает идею интеллектуального и духовного единства пространства планеты, называя его «мыслезём». Его идея на десятилетия опережает развитую Вернадским идею ноосферы. Еще один передовой тезис, выдвинутый Хлебниковым при размышлении о проблеме времени, — тезис о воздействии будущего на прошлое.
С 1910 года Хлебников, несмотря на исключительную скромность и житейскую отрешенность, — глава «будетлян» — литературной группы футуристов. Он много экспериментировал с языком, увлекался словотворчеством, создавал «заумь», пытался постичь «звездный язык», обращался к славянскому корнесловию. В 1916 году он создал утопическое общество Председателей Земного Шара. Последнее десятилетие своей жизни скитается по стране; материальная неустроенность не мешает его творческой одержимости. Стремление быть на гребне времени, чувствовать пульс земли собственными ногами объединяет разделенных столетием Сковороду и Хлебникова.

Вернемся к тексту стихотворения. Рождение и смерть — два извечных таинства жизни, которые много столетий пытается разгадать человеческий ум. Душа лирического героя ожесточается при размышлении о смерти. И в первой строфе мы слышим явную перекличку с Тютчевым:

У Заболоцкого:

Герой ощущает трагическое разделение человека с породившим его лоном, «нестерпимую тоску разъединения». Что есть загадка жизни?

Обратимся вновь к словам Владимира Ивановича Вернадского, сказанным в 1921 году на лекции в петроградском Доме литераторов: «...нет вопросов более важных для нас, чем вопросы о загадке жизни, той вечной загадке, которая тысячелетиями стоит перед человечеством и которую оно стремится разрешить всеми духовными сторонами своего личного и коллективного творчества»⁸.

Высокая тоска дает возможность подняться над обыденностью и услышать живой голос природы. Лирический герой переживает полное единство с природой во всех ее проявлениях. Символическое значение деревьев, леса еще раз напоминает нам о процитированном стихотворении Тютчева. Заболоцкий «входил без страха в лес...», не боясь погрузиться в мир небытия, который смотрел на Тютчева «стооким зверем», в лес, который переплетается в восприятии лирического героя с таинственным Аидом античности:

Мысли людей не прекращают самостоятельного существование в мире. Это продолжение идеи хлебниковского «мыслезёма» и ноосферы Вернадского. Заболоцкий утверждает, что закон сохранения действует не только относительно физически измеряемой энергии. Живет голос Пушкина и Хлебникова, мысли Сковороды (Заболоцкий не случайно называет именно эти имена). Сохраняется каждое движение души:

Герою становится понятен смысл существования человека, его главная роль во Вселенной. Человек — мысль, с помощью которой космос пытается постичь сам себя:

Эта ярчайшая догадка недаром синтаксически оформлена восклицательными знаками. Перед нами действительно гениальное прозрение творческого ума, подтверждаемое современными научными изысканиями.

«Метаморфозы»

Следующее стихотворение — одно из самых сложных в философской лирике Заболоцкого. Чтобы осознать его в полной мере, в него надо вчитываться, обращаясь к тексту не один раз.

Метаморфозы — превращения, преобразования.

Публий Овидий Назон (43 до н. э. — ок. 18 н. э.) — римский поэт, написавший любовные элегии, послания, проникнутые юмором и иронией дидактические поэмы «Наука любви» и «Средства от любви». Одно из самых известных его произведений — мифологический эпос «Метаморфозы». В этом произведении он рассказывает о превращениях людей и богов в животных, растения, созвездия (например, о превращении самовлюбленного юноши Нарцисса в цветок).
Итак, в основе идеи стихотворения Заболоцкого могут лежать мифы древних народов. Как же человек XX века переосмысливает мифологические сюжеты?

В стихотворении обращает на себя внимание интонация размышления, замедление ритма в некоторых фразах.

В литературе XVIII века есть подобные произведения: ломоносовские утреннее и вечернее размышления о Божием величестве. Рассуждая о жизни и смерти, Заболоцкий продолжает традицию русской классической литературы.

В стихотворении пять частей. Обратим внимание на формальные признаки. Что особенного в строфах этого стихотворения? Как они рифмуются?

1-я строфа: 7 строк — ААББВГВ (в последних трех строках — намек на дантовские терцины — тема смерти).

2-я строфа: 7 строк — ГДДЕЕЖЖ (парная рифмовка создает впечатление временной завершенности).

3-я строфа: 8 строк — ЗИЗИКЛКЛ (перекрестная рифмовка — развитие темы).

4-я строфа: 6 + 4 строки — ММННОО + ПРПР (завершение темы парной рифмовкой и окончательный вывод — перекрестная рифмовка).

— Мы видим, что в количестве строк в строфах нет жесткой заданности. Автор использует столько стихов, сколько ему нужно для того, чтобы закончить мысль. Строфы звучат очень органично, человеку «хватает дыхания», чтобы произнести именно этот отрывок. Но внутри отдельных стихов что-то привлекает наше внимание. Какая еще особенность есть у этой поэтической формы?

Стихотворение написано ямбом. Рифмующиеся строки порой не совпадают по количеству стоп, а нерифмующиеся — совпадают. Что дает эта особенность формы поэту?

Такие особенности рифмовки и стиха создают впечатление непринужденности, свободы, передают ход размышления, когда вдруг человек приостанавливается, задумывается, а потом, словно осененный, стремится выговорить все что у него вызрело. Такова особенность рифмовки первой строфы.

Все ли строфы имеют такие особенности?

В третьей строфе с перекрестной рифмовкой только одна строка — заключительная — имеет 6 стоп. Это замедление словно указывает на завершение данного отрезка мысли. Четвертая строфа начинается с шестистопного ямба, который повторяется лишь в предпоследнем стихе. Мы видим, что у поэта нет жесткого задания выдержать рифмовку и количество стоп, заданных в первой строфе. Итак, свобода выражения мысли — главное. Весь поэтический инструментарий нацелен только на то, чтобы как можно точнее и полнее выразить захватившие автора мысли.

Теперь проследим за развитием мысли по строфам.

1-я строфа

Тезис: изменчивость мира и человека как части мира.

«Лишь именем одним я называюсь...» — речь идет о физическом изменении одного и того же человека. Кончается детство — начинается юность, заканчивается юность — приходит зрелость. Я-ребенок умер, и в то же время продолжаю существовать в памяти, в ноосфере; Я-юноша исчез, стал взрослым, но продолжаю существовать...

Антитезы: один — много; живой — умирал.

Физическая закономерность: каждые семь лет клетки человеческого организма полностью обновляются.

Другая сторона этого рождения-умирания — психологическая: «я умирал не раз». Переходя в новый психологический возраст, мы словно бы прощаемся с нашей прежней пси-сущностью: «О, сколько мертвых тел / Я отделил от собственного тела!»

2-я строфа

«И если б только разум мой прозрел...» — речь идет не о бытовом уме, не о рассудке, а об умении охватить явления жизни целиком.

«...Он увидал бы там, среди могил, глубоко / Лежащего меня»: безусловно, речь идет о законе перевоплощения, о вечности человеческой души, способной вселяться в другое тело и продолжать свою миссию на земле.

«Он (разум) показал бы мне (настоящему, существующему в данный момент) / Меня, колеблемого на морской волне, / Меня...» — следующий уровень анализа: физический закон сохранения, говорящий, что ничто не появляется из ничего и ничто не исчезает в никуда. Вновь идея множественности существующих проявлений одного, высказанная в повторе.

3-я строфа

По форме третья строфа — самая динамичная благодаря перекрестным рифмам и преобладающему пятистопному ямбу. По сути, это кульминация стихотворения, торжествующий гимн жизни.

Слово с корнем жив- повторяется здесь пять раз: «А я все жив... жива природа», «Жив среди камней / И злак живой...», мир «во всей его живой архитектуре...». И хотя заданная антитеза живой — мертвый сохраняется, но преобладание жизни неоспоримо. Знаменитая формулировка: мир — «орган поющий», «не умирающий ни в радости, ни в буре».

В этой части-кульминации особо подчеркивается преобладание совершенствующегося от воплощения к воплощению духа: «Все чище и полней / Объемлет дух скопленье чудных тварей».

4-я строфа

Начало строфы повторяет — утверждает — тезис: «Как все меняется!»

Перевоплощение может быть не только физическим, психическим и духовным: перевоплощение может быть вызвано творческим освоением реальности человеком. Впечатление от полета птицы превратилось в страницу текста, замедленный ритм шествия быка мог вызвать в человеческом сознании ритмы поэмы, созерцание цветка способно породить новую мысль.

«А то, что было мною, то, быть может...» — возврат к мысли, высказанной в стихотворении «Вчера, о смерти размышляя...»: его главная мысль входит в «Метаморфозы» как составная часть.

После многоуровневого анализа прямых и косвенных связей всего сущего автор обращается к синтезу:

Пряжа — отсылка к античным и пушкинским Паркам, прядущим нити человеческой судьбы. Но, оказывается, нить одного человека — не одна: перед нами целый клубок, пряжа сложная, нити разных видов переплетены необычайно плотно. Только сознательно направленные усилия разума способны если не распутать, то хотя бы проследить движение этих нитей. Бессмертие — синтез антитезы живой — мертвый.

И последнее восклицание: «О, суеверья наши!» — как бы оглядка духа, постигшего собственный космический путь, на свое современное земное воплощение — на человека, живущего среди страхов и суеверий.

Для подтверждения научности мыслей, высказанных в «Метаморфозах», мы вновь процитируем Вернадского.

В. И. Вернадский: «Жизнь и живое мы должны брать во всем их реальном проявлении, во всех функциях, начиная от высших форм сознания и кончая тем вихрем химических элементов, входящих и выходящих через живой организм, в котором гений Кювье (1769—1832) сто лет тому назад отметил одну из самых характерных особенностей организма как космического неделимого»¹⁰.

«...Явления жизни и явления мертвой природы, взятые с геологической, т. е. планетной, точки зрения, являются проявлением единого процесса»¹¹.