«Ха!» – заметила Кадсуане. – «Кажется, мальчик, ты заразен даже для Огир». – Ее тон был строг, но лицо оставалось маской Айз Седай – спокойной и невозмутимой, скрывающей все эмоции, которые могли таиться позади ее темных глаз.
Уши Лойала замерли от неожиданности, и он чуть не уронил секиру, подхватив ее лишь в самый последний момент. – «Вы? Но как же Пень, Старейшина Хаман? Великий Пень!»
«Полагаю, я могу оставить его в твоих надежных руках, мой мальчик. Твои слова просты, но убедительны. Хм… Хм… Мой тебе совет – не старайся приукрашивать свою речь. Говори прямо, и сможешь удивить немало слушателей. Включая собственную мать».
Казалось невозможным, чтобы уши Лойала могли стать еще хоть чуточку напряженнее, но они сумели. Губы молодого Огир двигались, но слов не было слышно. Оказывается, Лойалу необходимо что-то сказать Пню. Что за тайна была скрыта за этим?
«Милорд Дракон, возвратился Лорд Даврам», – это была Элза Пенфелл, сопровождавшая входившего в коровник Башира. Красивая женщина в темно-зеленом дорожном платье. Ее карие глаза, казалось, вспыхнули лихорадочным блеском, когда отыскали Ранда. По крайней мере, хоть о ней не приходилось особо беспокоиться. Элза доходила в своей преданности до фанатизма.
«Спасибо, Элза», – поблагодарил он. – «Тебе лучше вернуться, помочь остальным с уборкой. Она пока еще далека до завершения».
Ее губы слегка поджались, а пристальный взгляд ревниво обежал каждого присутствующего – от Кадсуане до Огир – затем она сделала реверанс и удалилась. Да, фанатизм – правильное слово.
Башир – невысокий стройный мужчина в расшитом золотом сером кафтане. За пояс, с противоположной стороны от меча, был заткнут жезл слоновой кости Маршала-Генерала Салдэйи с набалдашником в виде золотой волчьей головы. Мешковатые брюки заправлены в начищенные до блеска сапоги, сияющие даже из-под брызг грязи. Его последнее поручение требовало максимума официальной церемонности и достоинства, которого удастся произвести. А произвести впечатление – и того и другого – Башир мог в избытке. Даже Шончан к настоящему времени должны были быть наслышаны о его репутации. Сквозь черные волосы салдэйца пробивалась седина. Впрочем, как и в пышных усах, огибавших рот в неком подобии загнутых книзу рожек. В темных раскосых глазах застыла печаль, когда он, обогнув Ранда справа, медленно, вглядываясь в каждое лицо, пошел своей раскачивающейся походкой кавалериста вдоль линии мертвых тел. Ранду не терпелось услышать новости, но он предоставил Баширу время на скорбь.
|
|
«Никогда не видел ничего подобного тому, что творится на улице», – тихо начал Башир, продолжая свой путь. – «Крупный набег из Запустения – это тысяча Троллоков. Обычный – несколько сотен. Ах, Киркун. Ты так и не научился прикрывать свой левый бок должным образом. Даже при этом, враги должны были иметь трех-четырех кратное превосходство, чтобы удержать тебя от попытки ввязаться с ними в схватку. Там, снаружи… Я решил, что вижу предзнаменование Тармон Гай’дон. Маленький кусочек Последней Битвы. Хочется надеяться, что та битва окажется действительно последней. Если ее переживем, не думаю, чтобы нам когда-нибудь захочется еще сражаться. Но это все равно будет. Всегда настает время для следующей битвы. И, предполагаю, так останется до тех пор, пока все народы не обратятся в лудильщиков». – Подойдя к концу ряда, он остановился перед человеком, чье лицо было рассечено чуть не до пышной черной бороды. – «Перед Азканом лежало такое блестящее будущее. Хотя то же самое можно сказать про множество мертвецов».
|
|
Тяжело вздохнув, он повернулся и оказался лицом к лицу с Рандом: «Дочь Девяти Лун встретится с тобой через три дня в усадьбе на севере Алтары на границе с Андором». – Он дотронулся до кафтана на груди. – «Здесь карта. Она уже где-то рядом с назначенным местом, но, как меня уверили, оно расположено не на контролируемой ими территории. Когда дело касается секретности, по сравнению с Шончан Айз Седай могут показаться доверчивыми, как деревенские простушки». – Кадсуане фыркнула.
«Ты подозреваешь – это ловушка?» – спросил Логайн, возможно подсознательно, ослабив меч в своих ножнах.
Башир отмахнулся, но повторил манипуляции Логайна с мечом. – «Я повсюду вижу ловушки. Но здесь – нет. Верховная Леди Сюрот хотела, что бы ни я, ни Манфор не общались ни с кем, кроме нее. Ни с кем. Приставленные к нам с Лойалом в Эбу Дар слуги оказались немыми».
«Той, что ухаживала за мной, видимо, отрезали язык», – с отвращением добавил Лойал. Его уши пригнулись назад. Суставы пальцев, сжатых на рукояти топора, побелели. Хаман издал потрясенный возглас, его уши стали торчком, как столбики в заборе.
«В Алтаре только что короновали нового короля», – продолжил Башир, – «но во Дворце Таразин все передвигались так, словно по полу рассыпана яичная скорлупа. И беспрестанно оглядывались себе за спину. Причем и Шончан, и алтарцы. Даже Сюрот выглядела так, словно чувствовала занесенный над своею шеей меч».
|
|
«Возможно, их пугает Тармон Гай’дон» – заметил Ранд. – «Или Возрожденный Дракон. Мне надо быть острожным. Напуганные люди склонны делать глупости. Каков план, Башир?»
Салдэйец достал из кафтана карту и, разворачивая ее, подошел к Ранду: «Шончан оказались весьма дотошны. Она возьмет с собою шесть сул’дам и дамани, но никаких других спутников». – Звук, донесшийся от Аливии, походил на рычание разъяренного кота, и Башир моргнул, перед тем как продолжить. Видимо, мягко говоря, не слишком уверенный в том, что можно ждать от освобожденной дамани. – «Вы можете также привести с собою пять мужчин, способных направлять. Она будет считать таковым любого мужчину, оказавшегося рядом с вами. Но вы можете взять с собою дополнительно одну женщину любого статуса».
Мин внезапно очутилась под боком у Ранда, приобнимая его рукой.
«Нет», – твердо отрезал он. Он не намеревался тащить девушку в возможную ловушку.
«Мы еще об этом поговорим», – пробормотала та. Узы наполнила упрямая решимость.
«Самые страшные слова, которые только может произнести женщина, за исключением „я собираюсь тебя убить“», – подумал Ранд. Внезапно, он почувствовал, как по спине пробежал холодок. Это была его мысль или Льюса Тэрина? Безумец в его голове тихонько хихикнул. Неважно. Через три дня одна из его забот разрешится. Так или иначе. – «Что еще, Башир?»
* * *
Осторожно, чтобы не зацепиться волосами за ангреал в виде браслета с кольцами, который наряду с тер’ангреалами в виде украшений она теперь носила постоянно, если не спала – Найнив сняла с глаз влажную повязку и уселась на краю постели. Имея на руках страдающих от ужасных ран мужчин, вроде отрубленных рук или кистей, казалось мелочным просить об Исцелении от головной боли. Но ивовая кора, по-видимому, тоже работала неплохо. Только медленнее. Одно из колец, украшенное бледно-зеленым, пылавшим слабым внутренним светом, камнем, казалось, непрерывно вибрировало на ее пальце. На самом деле оно оставалось неподвижным. Характер колебаний был смешанным – реакция на то, что снаружи направляли и саидар и саидин. Положим, кто-то мог направлять и внутри дома. Кадсуане уверяла, что существовал способ определять направление, но не могла его объяснить. Ха! Кадсуане вместе с ее предполагаемой сверх осведомленностью!
Найнив пожалела, что не может высказать ей это в лицо. Не то, что Кадсуане запугала ее. Нет, конечно. В иерархии Найнив стояла выше – просто хотелось поддерживать с ней в некоторой степени мирное сосуществование. Вот единственная причина, по которой она сдерживает язык в разговоре с той женщиной.
Комнаты, которые она разделяла с Ланом, оказались довольно просторными, но зато со сквозняками. Рамы не слишком плотно прилегали к проемам окон. Да и за поколения своего существования дом достаточно просел, чтобы приходилось время от времени подтесывать двери так, чтобы те могли свободно закрываться и открываться. После этого оставались значительные щели, через которые просачивались малейшие дуновения воздуха. Пламя в камине плясало словно в костре под открытым небом, потрескивая и плюясь искрами. Ковер такой истертый, что невозможно было различить узор, прожгли в большем количестве мест, чем она могла сосчитать. Кровать с массивными столбиками по углам и потертым балдахином была большая и прочная. Однако матрац был набит неровно, а количество перьев торчащих из подушек наружу превышало количество остававшихся внутри. И одеяла выглядели скорее сшитыми из лоскутков, чем из залатанной ткани. Но с ней был Лан, и от этого комнаты преображались. Они превращались в настоящий дворец.
Ее муж стоял возле одного из окон, там же, где находился с тех пор, как началось нападение, наблюдая за работой, продолжавшейся снаружи. Или, возможно, изучая скотобойню, в которую превратился участок земли вокруг усадьбы. Лан сохранял настолько полную неподвижность, что его можно было принять за статую – высокий мужчина в хорошо подогнанном темно-зеленом кафтане. Его плечи были достаточно широкие, так что талия выглядела стройной. Кожаный шнурок хадори удерживал отброшенные назад длинные, спадающие до плеч темные волосы, перемежающиеся с сединой. Суровый, но все же красивый мужчина. В ее глазах он был прекрасен, и пусть остальные болтают, что хотят. Только лучше бы им поостеречься болтать о чем-то подобном поблизости от нее. Даже Кадсуане. Кольцо на правой руке, со вставленным в него безупречным сапфиром, оставалось холодным. По-видимому, он ощущает скорее гнев, чем раздражение. С ее точки зрения, у кольца имелось значительное упущение. Полезно знать, что кто-то поблизости чувствует злость или враждебность, но досадно, что невозможно было определить – направлены ли эти эмоции на тебя.
«Пора мне снова вернуться на улицу и помочь», – сказала она, поднимаясь.
«Еще рано», – откликнулся он, не оборачиваясь. О чем бы ни говорило кольцо, глубокий голос Лана оставался спокойным. И совершенно непреклонным. – «Морейн обычно говорила, что головная боль признак усталости оттого, что она слишком много направила. Это опасно».
Рука потянулась к косе прежде, чем справилась с собой и опустила руку вниз. Можно подумать, он знает о том, как направлять больше нее! Ладно, чего уж там. По сути, так оно и есть. Двадцатилетний стаж Стража у Морейн научил Лана всему, чему мужчина способен узнать о саидар. – «Головная боль прошла. Я в полном порядке».
«Не становись раздражительной, любимая. До сумерек осталось лишь пара часов. Завтра тоже хватит работы». – Пальцы его левой руки сжались на эфесе меча, расслабились, и снова сжались. Только они и двигались.
Она поджала губы. Раздражительной? Найнив яростно расправила юбку. Она вовсе не раздражительна! Он редко использовал свое право повелевать наедине – да будет навеки проклят Морской Народ придумавший такую ерунду! – но когда использовал, оставался непреклонным до конца. Конечно, она все равно может уйти. Он бы не стал удерживать ее силой. Найнив была в этом уверена. Ну, или почти уверена. Просто она не собирается даже в малом нарушать их брачные клятвы. Даже когда хочется пнуть любимого мужа в голень.
Вместо этого пнув юбку, она, встав у окна рядом с Ланом, обняла его, скользнув ладонями под его руки. На ощупь они оказались твердыми, словно камень. Очаровательно тугие мускулы, но в них ощущалось напряжение, словно Лан готовился поднять огромную тяжесть. Найнив остро пожалела об отсутствии между ними уз, способных дать ей хотя бы намек на то, что его так беспокоило. Дайте ей только добраться до Мирелле… Нет, лучше не думать об этой потаскушке! Зеленые! Им просто нельзя доверять мужчин!
Снаружи, недалеко от дома, ей стали видны пары, состоявшие из облаченных в черное Аша’манов и связанных с ними узами Сестер. Она избегала их, насколько получалось – Аша’манов по очевидной причине, а Сестер, поскольку они поддерживали Элайду – и все же невозможно жить с людьми в одном доме, пусть даже в таком огромном и беспорядочном как усадьба Алгарина, и уклониться от знакомства с ними. Арел Малевин, кайриэнец, казался даже более широкоплечим, чем был в действительности, потому что ростом едва достигал груди Лана. Тайренец Донало Сандомер с гранатом в левом ухе и, хотя и наполовину седой, но с подстриженной и умащенной маслом бородкой. Однако у Найнив были большие сомнения, что такое морщинистое, жесткое как подошва лицо могло принадлежать дворянину. Малевин был связал узами с Айслинг Нун – Зеленой сестрой со свирепыми глазами, пересыпавшей речь такими словечками из словаря Приграничья, что те иногда заставляли вздрагивать даже Лана. Найнив заинтриговало их значение, но Лан наотрез отказался от объяснений. Сандомер взял в плен Аяко Норсони, миниатюрную Белую, с волнистыми, спадающими до талии черными волосами. Почти такая же смуглая, как Домани, она казалась застенчивой, что было редкостью среди Айз Седай. Обе женщины носили свои шали с бахромой. Пленницы почти всегда облачались в них, возможно, в качестве вызова. Однако, они казались до странности доброжелательными при общении со своими мужчинами. Частенько Найнив заставала их за непринужденной беседой. Подобное поведение едва ли подобало непокорным узницам. К тому же, она подозревала, что Логайн и Габрелле не единственная не состоявшая в браке парочка, делившая общую постель. Позор!
Внезапно под окном расцвели вспышки пламени – шесть из них охватили мертвые тела Троллоков перед Малевином и Айслинг, семь – перед Сандомером и Аяко. Найнив даже пришлось прищуриться от ослепительно яркого света. Словно пытаешься взглянуть на тринадцать полуденных солнц пылающих в безоблачном небе. Они находились в соединении. Найнив могла утверждать это, глядя как движутся потоки саидар – неколебимо, скорее принуждаемые к перемещению в заданное место, чем наведенные на цель. Или, точнее, мужчины старались их принудить. Что никогда до конца не срабатывало с женской половиной Силы. Творилось плетение Огня, но пламя вздымалось более яростно, чем она ожидала бы от применения одного Огня. Но конечно, в нем также использовался саидин, и кто мог сказать, что добавлял этот убийственный хаос? То немногое, что ей удавалось припомнить от своего соединения с Рандом, не оставляло в Найнив ни малейшего желания испытать подобное вновь. Через считанные минуты пламя исчезло, оставляя за собой только маленькие кучки сероватого пепла на иссушенной земле, выглядевшей жесткой и потрескавшейся. Вряд ли подобное шло почве на пользу.
«Лан, наверняка все это не слишком тебе интересно. О чем ты задумался?»
«Так, всякие праздные мысли», – откликнулся тот. Рука оставалась тверже камня. За окном вспыхнули новые огни.
«Раздели их со мной», – она сумела поместить в свои слова намек на вопрос. Его, казалось, забавлял характер их клятв, но Лан абсолютно отказывался следовать малейшим ее указаниям, стоило им очутиться наедине. Но на просьбы всегда откликался незамедлительно – ну, почти всегда – этот мужчина запросто мог оставить свои сапоги нечищеными, пока грязь не начнет сама отваливаться кусками, если она попросит его не пачкать полы.
«Они довольно неприятные, но если ты так хочешь. Мурддраалы и Троллоки заставляют меня думать о Тармон Гай’дон».
«Действительно, не слишком то приятные мысли».
Все еще уставившись в окно, он кивнул. По его лицу невозможно было прочесть какое-нибудь выражение – у него даже Айз Седай могли поучиться скрывать душевные переживания! – но его голос чуть-чуть накалился. – «Она надвигается, Найнив, а ал’Тор, похоже, думает, что может вечно танцевать с Шончан. Пока мы тут стоим, Отродья Тени уже могут пробираться через Запустение, пробираться через…», – его губы резко сжались. Через Малкир – он почти произнес это, через погибший Малкир, его уничтоженную отчизну. Она не сомневалась, он именно это подразумевал. Лан продолжил так, будто никакой паузы и не было: «Они могут вторгнуться в Шайнар, во все Приграничье, уже на следующей неделе, или даже завтра. А ал’Тор продолжает плести свои интриги с Шончан. Он должен отправить кого-то убедить короля Изара и остальных вернуться стеречь Запустение. Он должен собрать все силы, которые способен и двинуть их к Запустению. Последняя Битва состоится там. Там, и у Шайол Гул. Вот где настоящая война».
На Найнив нахлынула печаль, но все же она сумела сдержаться, и ее голос прозвучал ровно: «Ты должен вернуться», – произнесла она спокойно.
Лан, наконец-то, повернул голову и сурово взглянул на нее. Ясные голубые глаза были очень холодными. В них теперь было меньше смерти, чем раньше – она знала это наверняка – но все равно холодными. – «Мое место – рядом с тобой, душа моего сердца. Сейчас и навсегда».
Найнив собрала всю свою храбрость и цеплялась за то, что сумела собрать, так сильно, что это причиняло физическую боль. Она хотела, чтобы слова выплеснулись быстро, до того, как храбрость кончится, но заставила себя говорить спокойно и даже размеренно: «В Приграничье говорят, я сама слышала однажды это от тебя – „смерть легче перышка, долг тяжелее горы“. Мой долг – оставаться здесь, убедиться, чтобы Аливия не убила Ранда. Но я доставлю тебя в Приграничье. Твой долг лежит там. Хочешь оказаться в Шайнар? Ты упомянул короля Изара и Шайнар. И эта страна рядом с Малкир».
Лан долго смотрел на нее с высоты своего роста, но, наконец, мягко вздохнул, и напряженность покинула его руку. – «Ты уверена, Найнив? Если уверена, то да, лучше в Шайнар. Во время Троллоковых Войн Тень использовала Тарвиново Ущелье для переброски полчищ Троллоков. Так же, как несколько лет назад, когда мы искали Око Мира. Но только, если ты полностью уверена».
Нет, она не была уверена. Ей хотелось заплакать, крикнуть ему, что он дурак, что его предназначение сражаться рядом с нею, а не умирать в бессмысленной личной войне с Тенью. Только она не могла себя заставить сказать ничего подобного. Даже не принимая во внимание ее брачные узы с Ланом, Найнив чувствовала, что тот внутри разорван надвое. Разорван между своими долгом и любовью к ней. Разорван и истекает кровью, словно ему нанесли удар мечом. Она не могла причинять ему новые раны. Однако, могла помочь ему выжить. – «Стала бы я предлагать, если бы не была уверена?» – сухо сказала она, сама удивившись, насколько спокойно это прозвучало. – «Мне не нравится отсылать тебя прочь, но у тебя свой долг, а у меня свой».
Обняв, Лан прижал Найнив к своей груди. Сначала мягко, потом сильнее, пока ей не показалось, что он может полностью выдавить из ее легких весь воздух. Но Найнив было все равно. Она обняла его в ответ, также отчаянно, и ей пришлось с огромным нежеланием оторвать руки от его широкой спины, когда им, наконец, пришлось разомкнуть объятия. Свет, как ей хотелось разрыдаться. Но она знала, что нельзя.
Пока он упаковывал свои седельные сумы, она поспешно переоделась в зеленое с желтыми разрезами шелковое платье для верховой езды. Натянув крепкие кожаные башмаки, Найнив скользнула прочь прежде, чем Лан успел окончательно собраться. Библиотека Алгарина представляла собой просторную квадратную комнату с высоким потолком, забитую рядами книжных полок. Полдюжины расставленных в беспорядке уютных кресел, длинный стол и высокий шкаф для карт довершали обстановку. Камин оставался не разожженным, а в железных светильниках не горело пламя, но она быстро направила, чтобы зажечь три из них. Лихорадочные поиски обнаружили необходимые ей карты в отделении шкафа, имеющем форму алмаза. Они были такими же древними, как и большинство книг, но все же ландшафт не должен слишком сильно измениться за каких-то двести-триста лет.
Когда Найнив вернулась в комнату, Лан был в гостиной с седельными сумками, перекинутыми через плечо, и в меняющем цвет плаще Стража. Лицо неподвижно словно каменная маска. Ей понадобилось время лишь на то, чтобы нацепить собственный плащ из голубого шелка с бархатным подбоем, и вот они уже идут в тишине – ее правая рука слегка сжимает его левое запястье – к смутно освещенным стойлам, где содержались их лошади. Воздух здесь пах сеном, лошадями и их экскрементами, как в любой другой конюшне.
Худощавый, лысеющий конюх, чей нос, видимо, был неоднократно сломан в прошлом, вздохнул, когда Лан приказал ему оседлать Мандарба и Любовницу. Седая служанка занялась крепкой бурой кобылой Найнив, пока трое пожилых мужчин седлали высокого вороного жеребца Лана.
«Я хочу, чтобы ты мне пообещал», – спокойно произнесла Найнив, пока они ждали. Мандарб гарцевал по кругу так, что полный конюх, пытавшийся накинуть седло на спину жеребца, был вынужден бежать следом. – «Поклялся. Именно так, Лан Мадрагоран. Поскольку мы больше не наедине».
«В чем ты хочешь, чтобы я поклялся?» – спросил он осторожно. Лысеющий конюх позвал на помощь еще двух слуг.
«В том, что прежде, чем войти в Запустение, ты заедешь в Фал Моран и позволишь любому, кто этого захочет, присоединиться к тебе».
Губы Лана сложились в слабую и грустную улыбку. – «Я всегда отказывался брать кого-либо в Запустение, Найнив. Было время, когда люди следовали за мной, но я не стану…»
«Если люди следовали за тобой прежде», – оборвала его она, – «то они могут потупить так снова. Клянись, или я обещаю, что тебе придется проделать весь долгий путь до Шайнара верхом». – Женщина уже застегивала подпругу Любовницы, в то время как трое мужчин все еще сражались с жеребцом, чтобы положить седло на спину Мандарба, и помешать ему скинуть наземь попону.
«Насколько далеко ты собираешься меня оставить на юге Шайнара?» – спросил Лан. Когда Найнив ничего не ответила, он кивнул. – «Прекрасно, Найнив. Если это то, что ты хочешь. Клянусь тебе в этом под Светом и моей надеждой на спасение и возрождение».
Ей оказалось очень трудно удержаться от вздоха облегчения. Найнив сумела справиться, не прибегая ко лжи. Она пыталась действовать так, как требовала Эгвейн и придерживаться Трех Клятв так, словно уже произнесла их на Клятвенном Жезле. Но очень трудно общаться с мужем, если ты не можешь лгать даже тогда, когда это абсолютно необходимо.
«Поцелуй меня», – сказала она ему, торопливо добавив: – «Это не приказ. Я всего лишь хочу поцеловать своего мужа». – Прощальный поцелуй. Потом для него не останется времени.
«На виду у всех?», – спросил он со смехом. – «Ты всегда была так застенчива».
Женщина почти закончила с Любовницей, а один из конюхов удерживал на месте, повиснув на нем, Мандарба, в то время как двое других поспешно застегивали подпругу.
«Они слишком заняты, чтобы глазеть по сторонам. Поцелуй меня. Или я начну думать, что это ты…» – Губы Лана не дали ей закончить. Ноги Найнив подогнулись.
Спустя некоторое время, она стояла, восстанавливая дыхание, положив голову на широкую грудь мужа, а Лан поглаживал ее волосы. – «Возможно, в Шайнаре мы сможем провести последнюю ночь вместе», – шептал он тихонько. – «Может пройти какое-то время прежде, чем мы снова окажемся вместе, и я начну скучать по царапинам на спине».
Ее лицо стало горячим, и Найнив пихнула его в грудь. Конюхи уже завершили свою работу и весьма настойчиво рассматривали покрытый соломой пол. Они стояли достаточно близко, чтобы все слышать! – «Думаю, нет». – Она была горда тем, что сумела ответить спокойно. – «Не хочу надолго оставлять Ранда наедине с Аливией».
«Он доверяет ей, Найнив. Я не понимаю – почему, но это так. И это все, что действительно важно».
Она фыркнула. Будто мужчины способны понять, что для них лучше, что хуже.
Ее кобыла тревожно заржала, когда они ехали мимо тел мертвых Троллоков к клочку земли неподалеку от конюшни, который Найнив знала достаточно хорошо, чтобы сплести Врата. Мандарб, обученный боевой конь, не реагировал на кровь, зловоние и гигантские трупы. Теперь, когда Лан сидел у него на спине, черный жеребец казался таким же спокойным, как и его всадник. Что Найнив нисколько не удивляло. Лан и на нее имел такой же могучий успокаивающий эффект. Обычно. Иногда эффект оказывался прямо противоположным. Ей стало жалко, что у них не будет еще одной ночи вместе. Лицо опять стало горячим.
Спешившись, она зачерпнула саидар, не пользуясь ангреалом, и соткала Врата высотой, которой едва хватало, чтобы провести сквозь них Любовницу на луг, покрытый пунктиром зарослей черных буков и других деревьев, которых Найнив не могла распознать. Золотой шар солнца стоял лишь чуть ниже зенита, но воздух был значительнее холоднее, чем в Тире. Настолько, что она закуталась в плащ. На востоке, севере и юге возвышались горы, чьи заснеженные вершины купались в облаках. Как только Лан прошел через Врата, она позволила плетению рассеяться. И тут же соткала вторые, побольше, одновременно поднимаясь в седло и вновь расправляя плащ.
Лан провел Мандарба несколько шагов на запад и всмотрелся вперед. Не более чем в двадцати шагах от него земля внезапно обрывалась, оказавшись пропастью, а дальше, вплоть до горизонта расстилался океан. – «Что за шутки?» – удивился он, поворачиваясь к ней. – «Это – не Шайнар. Это Край Мира – Салдэйя. Самое отдаленное от Шайнара место в Приграничье».
«Я сказала тебе, Лан, что доставлю тебя в Приграничье, и так и сделала. Помни данные клятвы, душа моя, потому что я, конечно, свои не забуду». – С этими словами она ударила пятками кобылу, и живая стрелой полетела сквозь распахнутые Врата. Она слышала, как он прокричал ее имя, но позволила Вратам захлопнуться у себя за спиной. Она даст ему шанс выжить.
* * *
Время едва перевалило за полдень, и в большой зале Копья Королевы оставалось занято менее полудюжины столов. Большинство клиентов составляли хорошо одетые мужчины и женщины с приказчиками и охранниками, почтительно стоявшими за их спинами. В основном это были покупатели и продавцы ледяных перцев, дававших неплохой урожай в предгорьях обращенных к морю склонов Баниканских гор, многими в Салдэйе называемых Морской Стеной. Вейлин Алдрагоран перцами не интересовался. Морская Стена рождала и другой урожай, гораздо богаче.
«Это моя последняя цена», – заявил он, махнув рукой над столом. Все его пальцы унизывали перстни. Камни были не особенно велики, но только превосходного качества. Продавец драгоценных камней обязан их рекламировать. Он торговал и другими вещами – мехами, редким деревом для краснодеревщиков, оружием и доспехами высшего качества, иногда и другим товаром, сулящим хороший барыш – но, как бы то ни было, драгоценные камни приносили ему основную часть прибыли. Изумруды, огневики, сапфиры и, в наибольшей степени, алмазы. Несколько принадлежавших ему были достаточно крупными, чтобы заинтересовать даже королей, и ни одного мелкого. К тому же, все они были без изъянов. Безупречность камней Вейлина славилась по всему Приграничью. – «Соглашайтесь, или за вас это сделают другие».
Младший из двух иллианцев, сидевших напротив него, гладко выбритый малый по имени Павил Геранеос, сердито приоткрыл рот, но старший из покупателей, Джеорг Даментанис, чья пронизанная сединой борода подрагивала от волнения, положил свою пухлую руку поверх руки компаньона, и предостерегающее посмотрел. Алдрагоран не потрудился скрыть улыбку, показав мелкие зубы.
Он был еще сосунком, когда Троллоки смели Малкир, и не помнил ту землю. Даже мысль о ней редко посещала его голову. Но, хотя та страна давно лежала мертвой и разоренной – он радовался, что позволил своим дядям вручить ему хадори. За соседним столом Манаган шумно торговался со смуглой тайренкой в кружевном воротнике, носившей в ушах довольно низкосортные гранаты. Парочка почти заглушила молодую женщину, игравшую молоточками на цимбалах, разместившись на низком помосте возле одного из высоких, сложенных из камня каминов. Худощавый юноша как и Горенеллин, который приходился Алдрагорану ровесником, отказался от хадори. Горенеллин вел тяжелые переговоры с парой темнокожих алтарцев, один из которых носил в левом ухе неплохой рубин, и на его лбу даже выступил пот. Никто не посмеет кричать на мужчину вроде Алдрагорана, носящего с мечом и хадори. И постарается не доводить его до пота. Подобные люди имели репутацию склонных к внезапному и непредсказуемому насилию. Хотя ему редко приходилось использовать свисавший с бедра меч по назначению, окружающие знали – в любой момент он готов им воспользоваться.
«Согласен, Мастер Алдрагоран», – сказал Даментанис, искоса бросая на своего компаньона предупреждающий взгляд. Не заметивший его Геранеос обнажил зубы в том, что, как он, вероятно, наделся, Алдрагоран примет за улыбку. Алдрагоран не стал придавать этому значения. В конце концов, он купец. Репутация хорошая штука, когда усиливает твою позицию на торгах, но только дурак напрашивается на поединки.
Приказчик иллианцев, седой и худосочный малый, тоже иллианец, отомкнул укрепленный железными полосами денежный сундук. Происходило это действо под острожными взглядами двух охранников – здоровенных мужиков с такими же странными бородками, оставлявшими выбритыми верхнюю губу. Они носили кожаные куртки с нашитыми на них стальными дисками. У каждого на поясе был меч и крепкая дубинка. За спиной Алдрагорана стоял собственный приказчик, выглядевший свирепым салдэйец, но не способный отличить одного конца меча от другого. Он никогда не пользовался охранниками. Что добавляло еще крупицу к репутации. И, естественно, избавляло от потребности их иметь.
Даментанис сделал передаточную надпись на двух векселях и передал три толстых кожаных кошеля с золотом. Алдрагоран пересчитал монеты, но не стал их взвешивать; какие-то из этих полновесных крон десяти различных государств наверняка чуть легче остальных, но он соглашался с неизбежными издержками. Иллианцы бережно собрали камни, сортируя их по замшевым мешочкам, и отправили их в сундук. Он предложил им еще вина, но дородный мужчина лишь вежливо поклонился, и они удалились вместе с охранниками, вдвоем схватившимися за скрепленную железом ношу. Как они, отягощенные таким бременем, будут способны защитить хоть что-то – было вне его понимания. Кайацун не тот город, в котором царит беззаконие, но повсюду развелось больше разбойников, чем можно было припомнить. Больше разбойников, больше убийц, больше поджигателей, больше преступников всех видов и мастей. Не говоря уже о таких безумствах, о которых нормальному человеку и помыслить-то не хочется. Однако, пусть иллианцы сами теперь беспокоятся о своих драгоценных камнях.